***
— Ты сказал, что тебя прислал Адриан? — Робера обожгло это имя, и он вспомнил, что именно про него говорила Матильда в тот день, когда они приехали в Равиат. Она напилась и говорила Роберу про какого-то Адриана, который один её понял. — Да. — Пьетро сидел в соседнем кресле. Мало того, что этот «священник» помогал гвардейцам Адгемара расправляться с убийцами, так он ещё и пил вино наравне с Матильдой. — Думаю, Эсперадор уже мёртв. — Мёртв?! — Матильда поставила бокал на столик, её глаза стали мокрыми и жестокими одновременно. Пьетро склонился к Матильде и оглянулся на Робера, но та спокойно мотнула головой, будто давая понять, что не станет ничего скрывать. — Эсперадор почувствовал себя плохо вскоре после вашего отъезда. Всем было понятно, что он вот-вот умрёт. Я помогал ему в некоторых делах, и он вызвал меня к себе. — Священник, или ненастоящий священник, ещё раз оглянулся на Эпинэ. — Он попросил меня защитить вас, если в Равиате случится что-то страшное, и отправил меня за вами, Ваше высочество. — Адриан попросил вас защитить меня? — Матильда залпом осушила бокал вина и стала наливать себе ещё. — Он не просил ничего передать? — Нет, Ваше высочество. Значит, Матильда любила Эсперадора? У Робера в голове не укладывалось. Ясно, что это наверняка было совсем давно, в далёкой молодости. Матильда была ещё алатской принцессой, только что бежавшей из отчего дома, а Адриан не был никаким Эсперадором. Но всё равно ведь был духовным лицом, а Матильду это не остановило. Сколько тайн за один вечер… Стражники открыли дверь, и в покои Матильды вошёл Адгемар. Он выглядел перепуганным, но достаточно собранным, чтобы говорить. — Ваше высочество, господа. Я прошу у вас прощения за произошедшее на свадьбе. Я только что выгнал из замка всех слуг, поэтому несколько дней нам всем придётся пожить в скромности, пока мне не пришлют новых. Я не могу доверять никому из них после того, что случилось. — Он остановился на несколько секунд и тяжело посмотрел на Матильду. — Дейнерис не умрёт, Ваше высочество. Обещаю вам это. — Ваше величество. — Матильда встала и поправила окровавленное платье. — Я должна спросить… Что с принцессой Этери? — Она в своих покоях, под надёжной охраной. — Точнее сказать, под стражей, подумал Робер. — Так как Дейнерис была отравлена подарком Этери, моя дочь некоторое время посидит взаперти. Я должен выяснить, причастна ли она к отравлению вашей воспитанницы. — Робер удивился, как спокойно он говорит о заключении собственной дочери. — Теперь вы в безопасности, господа. Отдыхайте. — Адгемар развернулся и вышел, а Матильда вернулась в кресло. — Мы с Робером подозревали, что Этери и Баата что-то скрывают. — Матильда мягко взяла Пьетро за руку. — Спасибо, что защитили нас, Пьетро. — Я поклялся Эсперадору охранять вас и продолжу делать это, где бы вы не находились, Ваше высочество. — Этот монах собрался жить с ними и не отходить от Матильды ни на шаг? — Но не думаю, что дети Адгемара причастны к отравлению и резне. Адгемар был по-настоящему напуган, когда всё началось. Кажется, он бросил вас поэтому, а не из-за стремления как можно быстрее вызвать стражу. Баата вынес принцессу Дейнерис из зала на руках, вряд ли он хотел ей смерти. Я не видел только принцессу Этери, не знаю, что делала она, когда всё началось. — Вы мне понадобитесь, Пьетро. Я принимаю вас на службу. — Матильда вздохнула и снова осушила бокал. В её глазах что-то блеснуло. — А куда делись музыканты и певцы, присланные Этери? — Они пытались бежать, но стража расправилась с ними. Роберу стало не по себе. Нет никакой уверенности, что певцы были причастны к этому хаосу, зачем же сразу убивать? С другой стороны, почему они запели ту страшную песню? И солнечным блеском стали замрёт сердце подлое вновь, а звёздные воины пали, отдав Четверым свою кровь. — Эта песня… — Робер поставил бокал. — Там пелось… «Отдав Четверым свою кровь». Четверо — это Повелители? — Думаю, да, маркиз. Песня о Повелителях. — Пьетро не выглядел удивлённым. — Вы уже слышали эту песню? — Нет. — Кажется, будто её сочинили специально для этого ужаса. — Робер посмотрел на Матильду и увидел в её стеклянных глазах подлинный страх. — Чтобы напугать? — Думаю, Адгемар и его дети не связаны с произошедшим, — заговорил Пьетро. — Это сделал кто-то извне. Подсунул Этери отравленное ожерелье и этих странных певцов. — Если кто-то хотел убить Дейнерис, зачем устраивать резню? Отравленного ожерелья было бы вполне достаточно. — Матильде явно не понравилось объяснение монаха. — Возможно ли, что ожерелье и слуги-убийцы не связаны между собой? — Всё возможно, — ответил Пьетро, молча посмотрев на Робера. — Завтра я допрошу Этери и узнаю, где она нашла ожерелье и певцов. — Матильда теперь выглядела решительной. — Я пойму, если она причастна к этому.***
Дени почувствовала, что лежит в чужой кровати, и открыла глаза. Комната расплылась перед глазами. Дени заморгала, чтобы привести зрение в порядок. Это помогло: она смогла рассмотреть красную драпировку на окнах, картины в дорогих рамах и сидящего в кресле человека. — Баата? — собственный голос показался ей чужим. Принц, видимо, проснулся и подошёл к ней. Он сел на край кровати, и Дени почувствовала, что от него пахнет свежими розами. — Не так мы должны были провести первую брачную ночь. — Дени присмотрелась и заметила, что он очень бледный. Покрасневшие глаза смотрели на неё с огромной усталостью. — Матильда и Эпинэ живы, с ними всё хорошо. — Сколько прошло времени? — Два дня. — Усталые глаза смотрели на неё, не отрываясь. Баата осторожно поднёс ладонь к её лицу и смахнул прядку волос, от жара прилипшую ко лбу. — Прости меня. — Он резко отстранился. — Я должен был защитить тебя, ведь ты теперь моя жена. — Кто это сделал? — Дени вспомнила песню, предсказавшую резню, и медленно поднесла руки к шее. Царапины от ногтей были глубокими, и Дени стало не по себе. — Этери? Её ожерелье… — Нет! Она не виновата! — Баата встал с кровати и отступил к окну. — Кто-то подбросил ей ожерелье, и… тех певцов! — Он заходил по комнате в разные стороны, взявшись руками за голову. Дени поняла, что он сам до конца не верит в свои слова. — Это всё… Двери открылись, и в спальню вошёл Адгемар. Дени резко привстала в кровати, увидев его бешеные, наполненные злостью глаза. — Эта чертовка не хочет признаваться! — Он стукнул кулаком по спинке кресла, в котором недавно сидел Баата, и направил на сына гневный взгляд. — Если вы… — Будто опомнившись, он умолк и уставился на Дейнерис. — Отец! Это ты сделал?! Ты? — Дени поднялась с кровати и встала рядом с Баатой. Его глаза страшно сверкали огнём, и она не решилась взять его за руку и успокоить, а только отошла в сторону. — Ты убил их? — Я никого не убивал, Леворукий тебя побери! — Адгемар подошёл вплотную к сыну и стал смотреть на него с такой злостью, что Дени испугалась за Баату. — Я никого не убивал! Никого! Не убивал! Сколько раз тебе повторять? — Ваше величество, давайте успокоимся и во всём разберёмся! Вместе. — Дени всё-таки схватила Баату за руку, боясь, как бы он не ударил собственного отца. — Вы все взволнованны и обвиняете друг друга в случившемся. — Она говорила первое, что приходило ей в голову. — Но что, если никто из вас не делал этого? Огонь в глазах Бааты потускнел, и Адгемар отшатнулся к двери. — Вечером поговорим, — сказал он сыну, прежде чем выйти из спальни.