Том

... - Настюха предлагает купить водки, Вано говорил, что знает, где продадут, - Вова семенил следом за Ромой по коридору. - В парке заброшка есть... Там Ольга нас точняк не спалит... - Это последний звонок, Вов, все учителя в курсе, что мы будем пить, - заметил Том, почесав затылок. - Ты ж ее знаешь, - покачал головой Дмитриев. - Они с Софой, как Церберы, ни шагу ступить не дают. - Они несут за нас ответственность, вспомни, как в девятом ты ужрался так, что дверь в сортир сломал... - Ну, и что, что дверь... - На пароходе, блять, Вован, тебе ж тринадцать было! - засмеялся Рома, а Вова насупился. - Мы все тогда нажрались... - заметил он. - Только мы дверей не ломали и не ссали с кормы, - Рома хмыкнул. - Ой, да, пошел ты, можешь и не пить! Рома хлопнул друга по плечу. - Заброшка, это около старой конюшни, что ли? - спросил он, переводя тему. - Ага! - глаза Вовы вновь вспыхнули. - Будут наши, девчонки принесут чипсов, посидим, поболтаем, отметим... Подготовка к последнему звонку была масштабная: праздник пришелся на конец мая, в воздухе уже чувствовался летний жар, выпускные экзамены были впереди, но их предвкушение не могло испортить жаждущим отдохнуть подросткам вечер. Рома ответственно относился к таким мероприятиям, в идеальном костюме с белой рубашкой с еле заметным голубоватым оттенком, безупречно подчёркивающим его крашенные в блонд волосы и электрические глаза, с крошечным колокольчиком в петлице с мягкой поволокой в глазах, он был божественно привлекателен и затмил всех, кого только мог. Девушки в вечерних нарядах млели, повисая на его плечах от восторга, парни с деловым видом пожимали руки, а учителя игриво подхватывали под локоть, стоило ему оказаться рядом. Звонок, трогательно последний в их школьной жизни, прозвенел днём, после чего всех выпускников собрали в кучу и отвели централизованно в парк, где на сцене уже голосили местные исполнители, всюду летали воздушные шарики, сыпались улыбки и слышались призывы "потанцевать". Здесь были все: два выпускных класса из 126-ой, три - из 1101-ой, несколько классов из соседних школ района, все гудели, восторгались свободой, кто-то уже успел выпить и весело краснел щеками и поступками. - Прощай, школа! - громко кричал Вова, втихаря, в туалете, уже накатив вместе с Ромой, Саней, Дэном и Пашкой немного коньяка, который они нагло увели из ящика стола историка. - Дебил, ещё же экзы! - Саня залепил ему подзатыльник, а неунывающий Вова лишь счастливо улыбнулся, отмахнувшись. - Отвали, придурок, у меня последний звонок! - Он у всех последний, - хмыкнул Димон, закуривая очередную сигарету и стоически выдерживая на себе яростный взгляд учительницы по английскому. - Иванов! - ее голос, чуть в нос, слышно было издалека. - Софа задрала... - буркнул Дима, затушив бычок о фонарный столб рядом и язвительно разведя руками. - Так? - она лишь коротко кивнула, а он сплюнул на асфальт. - Уродина старая... - Забей, - отмахнулся Рома, кивая в сторону кустов. - Пройдем через танцпол и валим, а то девчонки, небось, уже все выпили... - Бля, Настюха уже третью смс настрочила, давайте, реально, погнали, - заторопился Вова, и они, вереницей, направились через танцпол у сцены, окружённый учителями, как полицейским кордоном, следом, по одному, исчезая в кустах за ней. - Не палимся, не палимся, - шипел громким шепотом Вова, когда они торопливо продирались сквозь ветки к старому заброшенному зданию за бывшей конюшней. Его часто использовали посетители парка, как бесплатный туалет, поэтому, тут не слишком приятно пахло, однако, школьники было достаточно пьяны, чтобы не замечать этого вовсе. На месте было уже много народу, все весело щебетали, обмениваясь новостями, девушки обсуждали наряды и парней, а парни - девушек. Играла музыка, из динамиков мобильных телефонов гремел "Король и Шут", смешиваясь с группой "Рефлекс" и "Иванушками", в зелёной, свежераспустившейся листве прятались солнечные зайчики, а на лицах подростков мелькало такое многообразие эмоций, что казалось, будто это палитра не эмоций, а Пантон. - Ну, наконец-то, Томочка, мы уже думали, вы нас кинули! - Настин голос звучал, словно, чуть замедлленный, она неприятно растягивала слова и мотала пухлыми руками. - Давайте, проходите, Дин, дай им выпить! Вокруг парней засуетились, откуда ни возьмись, в руках их появилось пиво, на вкус не только теплое, но и щедро разбавленное водкой. - Томочка, ты как всегда! - с придыханием заметила Настя, вжимаясь в его локоть, обтянутой коричневым платьем, с бензиновым отливом, грудью. - Подаришь мне свой звоночек? - это прозвучало так многозначительно, в купе с сальной улыбкой, что Роме стало не по себе. - Я маме на память оставлю, - сказал он, выдергивая руку и протягивая бутылку Вове, чтобы чокнуться. - Вован? То с охотой прислонил свою выпивку к его горлышком, улыбаясь в 32 зуба, никак не в силах сфокусировать на друге взгляд. - Насть, ты, вон, Вовке помоги, а то он ориентир никак не найдет, - Рома посмотрел на девушку снисходительно, а та лишь фыркнула. - С какого перепугу мне ему помогать? - огрызнулась она недовольно, а Рома наклонился к ее уху. - Ну, потому что, я попросил, - прошептал он жарко, а девушка покраснела и заулыбалась. - А ещё, потому что он считает тебя супер-секси, - он дёрнул бровью. - А ты? - с надеждой спросила она. - А я отлить, - сказал насмешливо Рома, отходя от нее в сторону, толкая лучшего друга в ее объятия и вытаскивая из его рук бутылку. - Развлекайтесь! Он с веселой улыбкой направился чуть в сторону, с охотой залпом выпивая почти половину своей бутылки и чувствуя, как приятно кружится голова, как покалывает язык и становится жарко. Петляя между деревьями, Рома на ходу допил пиво, бросив его в сторону и снял пиджак, закинув на плечо, закатывая рукава рубашки. Он плутал ещё несколько минут, прежде, чем допил и Вовину бутылку, выходя к старой сцене, отколотым полукругом стоящей чуть в стороне от общего веселья. Чувствуя, как кружится голова, он залез на деревянный помост, обходя высокую загородку кулис и, нос к носу, сталкиваясь со своим ,некогда, врагом. - Ты что тут забыл? - буркнул он с напускным возмущением, а Макс смерил его внимательным взглядом. - Тебе рассказать о всех моих нуждах? - спросил он с насмешкой. - Ну, расскажи, - Рома криво усмехнулсяв ответ, сложив руки на груди и посмотрев на парня с вызовом. Макс наклонил голову набок. - Ты пьяный? - спросил он с некоторой досадой, а Рома фыркнул. - Так, выпил немного... - он дёрнул головой, отчего еле удержался на ногах, схватившись за Макса двумя руками. - Ага, немного, - протянул тот, напрягаясь в его хватке, а Том, вдруг, зачем, сам не в силах объяснить, наклонился ближе, продолжая держать парня за плечи. - Рома, ты бухой, не нужно, - голос Макса звучал грустно, но жёстко, кажется, даже разочарованно. - Не нужно что? - задиристо вскинул бровь Том, настырно заглядывая парню в лицо. - Отпусти меня, пожалуйста, - сказал Макс твердо. - А то, что? - Рома фыркнул. Ковнер посмотрел на него строго, нахмурив соболиные брови. - Я могу скрутить тебя, как тогда в "Квадрате", - сказал он беззлобно. Рома хмыкнул. - Или поцеловать, как хотел у меня в комнате? - спросил он задиристо. Макс побледнел, резко дернувшись, словно от удара, выскальзывая из его хватки и посмотрев с напряжением. - Ты о чем? - спросил он сухо, потирая плечо. - О том, как ты почти засосал меня, не? - спросил Рома заплетающимся языком. - Ты пьяный, - покачал головой Макс, сделавшись строгим. - Иди домой. - Проводишь? - усмехнулся Том, а тот лишь огорчённо вздохнул. - Не пори чушь, - он попытался обойти парня стороной, но Рома настырно преградил ему путь, уперев руку в деревянную стену. - А то что? Макс смерил его удушающим взглядом, после чего резко приблизил свое лицо к его, отчего Рома разом растерял всю свою браваду. - А то что, Ром? - спросил он с нажимом, буравя его яростными глазами. Рома испуганно заморгал, метаясь взглядом по лицу Ковнера и никак не в силах увидеть там те глубокие, задумчивые притягательные черты, которые его так будоражили. - Придурок, - не в силах вынести его полного злости синеглазого взора, он резко толкнул парня в грудь, разворачиваясь и так стремительно уходя прочь, чувствуя, как к щекам приливает краска. Макс остался позади, молчаливый, осуждающий и такой незнакомо холодный, что, впервые за тот год, что Рома был с ним знаком, он не мог его узнать: Ковнер всегда был очень сдержанным, лишь где-то далеко в синеве его глаз плескалось что-то дикое, когда они дрались на стрелках, однако, он никогда не позволял даже толике этого показаться так откровенно. Оттого, его реакция оказалась до того отрезвляющей, что Роме разом стало тошно и стыдно. Он ударил по сцене рукой, спустякаясь торопливо со ступеней, чувствуя, как к горлу подступает рвота. На лбу выступила испарина, в глазах потемнело, он неловко пошатнулся, понимая, что майская жара вкупе с пивом, замешанным на дешёвой водке, залитым на ранний завтрак, действует, как самый опасный из ядов. Неловко застонав, Рома схватился за край сцены, мир вокруг моргнул чернотой, кружась с такой бешеной скоростью, что ему показалось, будто он уже в космосе. Горло сдавил спазм, длинное стройное тело согнулось пополам в болезненном приступе, когда его с мерзким звуком вывернуло. Рома надеялся, что ему станет легче, однако, желудок скрутило болью, он не в силах был разогнуться, а черные кляксы в глазах застилали взор, отчего он вновь протянул слепо руку, силясь нащупать хоть какую-то стену, дрожа всем телом. Колени подогнулись, а из глаз невольно брызнули досадливые слезы, когда чьи-то сильные руки подхватили его под локоть. Тело скрутила боль, его вновь вывернуло, после чего он кулем осел на землю, а голос, прозвучавший рядом, показался ему голосом не то ангела, не то демона: - Черт, тяжёлый... Голова кружилась, Рома отчаянно зацепился за протянутые руки помощи, слепо вращая глазами, заливаясь постыдными слезами и размазывая пот по лбу. - Прости... - проскрипел он виновато, чувствуя, как вновь жжет веки. - Прости меня... - Забей... - голос Макса звучал отстранено, от чего Роме, вдруг, стало совсем паршиво. - Идти сможешь? - он кивнул коротко, притихший, испуганный, не в силах вымолвить ни слова. - Тогда давай... Куда и сколько они шли, Рома сказать не смог бы даже под пытками: они плутали по лесу, ноги не слушались, его ещё несколько раз сильно вырвало, а от стыда и смущения кружилась голова. В прохладном подъезде ему показалось, что он может видеть. В душном тесном лифте ему приводилось, что он, вновь, слышит. А, оказавшись за коричневой кожаной дверью в небольшом коридоре, он и вовсе почти пришел в себя. - Ванна там, давай пиджак, - сказал сухо Макс, протягивая руку, а Рома только сейчас понял, что все ещё судорожно сжимает его похолодевшими пальцами. Когда он оказался в маленькой ванной перед зеркалом, ему захотелось его разбить: бледные губы, бескровное лицо, красные глаза с дорожками слез на щеках, взъерошенные волосы. Кое как пригладив их водой и пальцами, он тщательно умылся, прополоскал рот, после чего вышел в узкий коридор осматриваясь: налево располагалась небольшая кухня, где, у старой плиты, стоял спиной к нему Ковнер. Рома, виновато опустив грешную голову, зашёл в помещение, откашлявшись. - Садись, сделаю тебе чай... - голос Макса звучал отстранено, отчего Роме стало не по себе. - Слушай, я... - начал было он, но увидел, как напряглись плечи парня, как тот втянул в них шею, и стыдливо затих. - Э-э-э... - Ты сказал все, что хотел, я тебя не виню, - отозвался Макс глухо, не оборачиваясь. Живот Ромы скрутило от нервов, ему, вдруг, стало не по себе от того, каким чужим в этот момент был Ковнер. Как никогда прежде. Нервно пригладив волосы, Томашевский сделал шаг к нему навстречу, но, парень словно почувствовав его приближение, вздрогнул, покачав головой. - Не нужно, - его голос звучал глухо. - Послушай, Макс... - снова начал Рома, а тот откашлялся. - Не будем, ладно? Рома разозлился. Шагнул ещё, резко схватив Ковнера за плечо и рывком разворачивая к себе. Он хотел было сказать, как ему жаль, что он нес пьяный бред, что ничего между ними нет, что это все он сказал просто, чтобы спровоцировать его на конфликт, но, стоило ему взглянуть в синие глаза, наполненные такими бурными эмоциями, каких он не встречал никогда прежде, Рома забыл обо всем мире разом. Втянул носом воздух, сжал на мгновение губы, а потом с шумным выдохом накрыл ими губы Ковнера, прикрывая глаза, потому что не хотел видеть больше ничего вокруг, лишь чувствовать. Макс на мучительно долгое мгновение застыл. Рома боялся пошевелиться, прижавшись к его губам, как желторотый мальчишка, который целуется в первый раз, затаив дыхание, но все ещё с силой сжимая дрожащие пальцы на его плече. Он слышал нестерпимый стук своего собственного сердца, когда, сквозь оглущающее биение крови в ушах, до него донёсся измученный стон, а, в следующее мгновение, Макс схватил его за щеки, вовлекая в жаркий танец языков с таким изяществом, пылкостью и дурманящим безумством, что Рома не в силах был сопротивляться. Он раскрыл губы парню навстречу, а тот резко прикусил их, вырывая из груди хриплый стон. Рома обвил шею Макса одной рукой, запуская длинные пальцы ему в волосы, в то время, как Ковнер настырно вторгся языком ему в рот, сплетаясь с его собственным в удущаюшем страстном танце. Рома чуть отстранился, а Ковнер в тот же миг отскочил, смотря на него испуганно, словно вор, застигнутый врасплох. Он был до того прекрасен в своей страстной панике, что Томашевский невольно залюбовался распухшими от поцелуя губами, горячим черным взглядом, мутным от желания, проступившим на высоких скулах румянцем. - Я не... - начал было Ковнер, а Рома вновь приблизился, вжимаясь в парня изящным телом и подхватывая его подбородок. Он с мягкой улыбкой провел по его губам языком, а из груди Макса вырвался до того яростный, хриплый стон, что Рома понял - ещё немного, и он позорно кончит в трусы. Но, не успел он пристыдиться этой мыслью, как Ковнер пошел в наступление, прижимая его к столу, вынуждая чуть раздвинуть ноги и касаясь умелыми пальцами живота. Из груди Ромы вырвался невольный хрип, а губы Макса, настырные, хищные, горячие, мазнули по его губам, задев их зубами, он потянул Тома за волосы, запрокидывая голову, и проводя ими по шее. - Харэ... - просипел Рома, понимая, что в штанах сейчас будет взрыв. Его руки невольно схватились за плечи парня, как за спасательный круг, впиваясь в них ногтями. - Нет уж... - голос Ковнера, глубокий, порочный, тот самый, услышанный им впервые на Стройбане баритон, вонзился в мозг, посылая в пах такие мучительно-сладкие импульсы, что Рома невольно заерзал на краю стола. - Я хочу тебя. Белая вспышка ослепила его так неожиданно, что Рома громко вскрикнул, теряясь в ощущениях. Он не понимал, как можно кончить просто от этих слов. Не мог объяснить, как можно кончить от поцелуев другого парня, которому он весь год мечтал разбить лицо, которого ненавидел всей душой. Не мог объяснить себе многого, но, в этот момент, чувствуя пульсацию между ног, бешенный стук сердца и сбивчивое дыхание на своей шее, перемежающееся с сладкими, тягучими поцелуями, Рома и не хотел искать объяснений. Голова закружилась, он неловко ухватился дрожащими пальцами за край стола, запрокидывая подбородок и с наслаждением подставляя шею для новых и новых поцелуев. Макс с трудом оторвался от него, вновь притягивая к себе, лаская языком губы, когда Рома робко коснулся его джинсов рукой, чувствуя совершенно откровенное ответное возбуждение. Макс зажмурился, ранимый, открытый, застигнутый врасплох, и, от этого зрелища Том снова почувствовал, как напрягаются мышцы, как набухает член в штанах, словно он не кончил минуту назад. Рома поймал губы Ковнера своими, другой рукой притягивая его за подбородок, целуя нежно, томно, смакуя его сладкий аромат, второй рукой неторопливо лаская откровенную выпуклость. Макс заметался в его любви, попытался перехватить инициативу, притягивая к себе Ромино лицо и углубляя поцелуй, но тот настырно отвернулся, хватая губами мочку его уха, растянутую тоннелем и с силой втягивая ее в рот. - Черт... - выдохнул Макс хрипло, вжимаясь в его руку членом, в полном безумии от ощущений потираясь им, словно кот, а Рома жарко выдохнул носом ему в ухо, сильно сжимая пальцы. - Ром... Я... Я... - Ковнер отчаянно пытался сдерживаться, жмуря глаза и извиваясь всем гибким телом в его объятиях, когда Рома отпустил мочку, проводя языком по ушной раковине, кончиком очерчивая каждый ее изгиб, и прошептав с таким бесстыдством, какого от себя не ожидал: - Кончи для меня, - с удовлетворением понимая, что Макс в то же мгновение срывается в пропасть, бурно извергаясь себе в штаны и утыкаясь носом ему в плечо. Его дыхание было рваным, сиплым, он исступлённо качал головой, уперевшись руками по сторонам от Роминого тела, а Томашевский лишь продолжал мягко ласкать пальцами его ширинку, чувствуя, как от восторга колотится сердце. Они молчали, но не ощущали неловкости. Страсть стихла, а сырость в трусах начинала доставлять неудобство. Ковнер оттолкнулся от стола, подхватывая Рому за руку, мягко, но настойчиво сжимая его пальцы своими, после чего потащил за собой в комнату. - Раздевайся, - сказал он хрипло, когда за ними закрылась дверь, а Рома растерянно посмотрел на парня, краснея щеками. - Снимай штаны, я дам тебе чистое белье, - пояснил Макс, хмуря брови и смотря на него строго. - Не буду я тебя насиловать. Рома покраснел ещё сильнее. - Да, я и не думал... - начал он, стыдливо пряча глаза, а Макс покачал головой. - Не делай из меня дурака, - сказал он с досадой и добавил после паузы. - И извращенца. Рома нахмурился, после чего с вызовом вскинул подбородок, уверенно хватаясь за пуговицу на брюках. Он видел, как вспыхнули чернотой синие глаза, как сжались губы и заходили желваки, когда он медленно стянул с себя штаны вместе с мокрым бельем, оставшись в рубашке с таким очевидным возбуждением, что сомнений в том, что он думал о большем, не оставалось. Макс покраснел, но не в силах был отвести взгляда, а Рома выпрямил спину, медленно расстегивая мелкие пуговицы на рубашке. - Рома, что ты делаешь? - спросил Макс хрипло, внимательно, словно хищник, наблюдая за его неторопливыми движениями. Том вскинул бровь, наслаждаясь звуком своего имени в его губах. - Раздеваюсь, ты же сам сказал... - Я сказал... - начал было Ковнер, а Томашевский решительно стянул с плеч рубашку, отбрасывая ее в сторону и смотря на парня с вызовом. - Ром... - его голос звучал жалобно, он отвернулся, потерев переносицу дрожащими пальцами. - Стрем? - повторил он сказанные Максом на крыше слова, а лицо того вспыхнуло от ответных воспоминаний. - Ты потому телишься? Макс поморщился, выпрямляя спину. - Нет, я... - начал он, а Рома сделал решительный шаг в его сторону. - Ну, так чего встал? - он поднял бровь, а Макс вскинул на него внимательный взгляд, лишь на мгновение коснувшись им внушительного возбуждения, которое было красноречивым объяснением всех чувств, витавших в воздухе. Макс медленно стянул через голову черную рубашку, так выигрышно подчеркивающую его бленую кожу, расправив плечи и чуть покраснев. Все его тело было покрыто шрамами и татуировками, казалось, словно одни растут из других, и, Рома ничего не мог с собой поделать - это зрелище лишь сильнее распалило в нем желание. Он сделал шаг навстречу парню, тот напрягся всем телом, сжимая губы, когда проворные пальцы Томашевского коснулись ремня на черных джинсах. По его краю шла еле заметная татуировка, игриво скрывающаяся за поясом брюк, и Рома облизнулся в предвкушении увидеть ее продолжение. - Ром, ты... - Макс, казалось, не дышал, коснувшись руками его пальцев, но Том лишь пренебрежительно отбросил их в сторону, и, опережая его разочарование, проворно расстегнул ремень, проникая длинными пальцами Ковнеру в трусы. - Ох, черт... - он шокировано прикрыл глаза, запрокинув голову от наслаждения, а Рома нащупал ладонью член парня, чуть влажный от спермы, но такой горячий и твердый, что, сомнений у него не оставалось - Макс, несмотря на смущение и вежливость, хочет его. - Ты твердый... - прошептал Рома ему в шею, а Макс хрипло усмехнулся. - Ты тоже... Томашевский поймал его губы своими. - Я не гей, - сказал он в поцелуй, а Ковнер что-то нечленораздельно промычал, выцеловывая на губах парня причудливые иероглифы страсти. - Но... Я... - Рома застонал, когда тот спустился с поцелуями ниже, сладко посасывая кожу на шее. - Но я хочу тебя с того вечера в клубе, - ему с трудом далось это признание, но желание сейчас было таким сильным, что он уже мало что соображал. - Ты тоже это почувствовал? - спросил Макс тихо, зажимая кожу на шее зубами и зализывая укус языком. - Я думал, с ума сойду... Она пела, - он перемежал слова с засосами. - Ты смотрел... А я хотел сделать все это с тобой. От жара, который исходил от его слов, Рома почувствовал, как он снова приближается к оргазму, хотя Макс даже не трогал его член. - Ч-что хотел? - просипел он, запинаясь, неловко продолжая ласкать достоинство парня в штанах. - Хотел провести языком по твоей шее, - его рот, словно повинуясь словам, исполнил сказанное. - Хотел попробовать твою кожу на вкус... - Рома зажмурился, открываясь для ласк, а Макс неторопливыми нежными укусами спустился к его плечу. - Хотел коснуться тебя... - его сбивчивое дыхание выражало полное безумие, а пальцы пробежали по груди, цепляя ногтями сосок, после чего двинулись по животу вниз, очерчивая каждый кубик идеального пресса, лаская мягко свежий шрам над пупком. - Хотел услышать, как ты будешь стонать, когда я буду тебя ласкать, - он накрыл ладонью его член, а Рома хрипло выдохнул, невольно подаваясь вперёд. - Хочешь? Томашевский, забыв про стыд, задвигал бедрами, теряясь в ощущениях и не в силах отказаться от наслаждения. Понимая, что, ещё немного, и он снова кончит, он решительно приспустил с Макса штаны, хватая его член рукой и притягивая к своему, их пальцы переплелись, достоинства соединились, а стоны стали настолько безумными, что превратились в один продолжительный хриплый звук страсти. Рома прислонился лбом ко лбу невольного любовника, они оба тяжело дышали, жмуря глаза от восторга, когда пальцы сжались сильнее, а из груди вырвался сладострастный вскрик, непонятно кому принадлежащий. Никогда прежде Томашевский не кончал вот так: сжимая в руках два члена, свой и совершенно распутного, бесподобного парня, который рвано дышал ему навстречу, пульсируя в его пальцах, изливаясь одновременно, постанывая от пережитого восторга. Они медленно оторвались друг от друга, сбиваясь на вздохи, Макс стоял с нелепо спущенными штанами, а Рома и вовсе голый. - Иди, душ прими, - просипел Ковнер, опуская глаза в пол. - Там на крючке синее полотенце. А я тебе белье приготовлю. На дрожащих негнущихся ногах Рома направился в ванную, щёлкая замком и протяжно выдыхая. - Черт возьми... - прошептал он, залезая в ванну и прикрывая шторку, а горячие струи казались ему обжигающе морозными, метеоритным дождем окрапляя спину. Он тщательно вымылся, становясь мокрыми ногами на резиновый коврик, подхватил полотенце, накидывая его на голову и с силой вдыхая знакомый аромат. - О, нет-нет-нет... - зажмурился он, простонав жалобно себе под нос, когда понял, что начинает снова возбуждаться. - У тебя все нормально? - послышался встревоженный хриплый голос за дверью. - Блять, - выругался торопливо Том, обматывая мокрое полотенце вокруг бедер и проводя рукой по волосам. - Д-да... Да, все норм! - крикнул он, откашлявшись. Когда замок щёлкнул, и Рома воровато выглянул в коридор, Макс уже переместился на кухню, вероятно, чтобы его не смущать. - Я оставил вещи в комнате, переоденься и иди пить чай, - сказал он мягко, кивнув подбородком в сторону. Том криво усмехнулся, заторопившись в указанном направлении, чувствуя, как смущение пятнами растекается по щекам и шее. Они вытворяли сегодня всякую дичь, а он стесняется пройти мимо парня в набедренном полотенце. Какая чушь! Форточка на старом деревянном окне была распахнута, занавески колыхал теплый весенний ветер, озорничая вдоль потолка, когда Том прикрыл за собой дверь с интересом озираясь: в отличие от его собственной, эта комната казалась абсолютно безликой, словно принадлежащей не молодому парню, а аскету-старику - устаревшая мебель, малочисленная, широкий, но низкий шкаф для одежды с тусклым от времени зеркалом и узкая кровать с кованой спинкой, прикрытой покрывалом, на которой лежали его брюки, чистое белье и рубашка. Скинув с бедер полотенце, Рома резво натянул на себя одежду, пальцами укладывая волосы, уже стоя у двери, готовый выйти, когда увидел на шкафу гитару. Казалось, она была единственным, что могло рассказать что-то о хозяине комнаты, ни книг, ни памятных вещей, фотографий или плакатов, ничего. Только музыкальный инструмент, словно специально убранный подальше от любопытных глаз. Наклонив голову набок, Том цокнул языком, выходя за дверь и направляясь на кухню, чувствуя, как неловкость уступает место любопытству. - Я гитару видел, ты играешь? - спросил он, усаживаясь на колченогую табуретку у окна, а Макс, стоявший у плиты с чайником в руках, мелко вздрогнул. - Немного, - ответил он задумчиво, наливая кипяток в чашку и садясь напротив, внимательно всматриваясь в глаза Ромы. - А ты? Том пожал плечами. - Я ходил в музыкальную школу, но на гитаре играю плохо, - сказал он, двигая к себе ближе дымящуюся чашку и бросая на Ковнера быстрый взгляд: тот сидел, устремив на него синие глаза, переодетый в чистую черную футболку, с чуть влажной челкой и задумчивым лицом. - Я самоучка, - сказал он тихо. - Думал когда-то, что это мое призвание. Том наклонил голову набок. - Что поменялось? Макс грустно усмехнулся. - Разочаровался, - сказал он уклончиво, отводя взгляд в сторону. Том нахмурился. - Слушай, то, что случилось... - начал было он, но Макс, вскинув на него полные напряжения глаза, перебил: - Не бери в голову. Давай оставим всё, как есть, нам не нужны проблемы. Лицо Тома покраснело, а ноздри раздулись от возмущения. - Чего, блять? - спросил он раздражённо, отставив чашку в сторону и смотря на растерянного Макса в упор. - Я не хотел бы, чтобы это продолжалось, - сказал он, досадливо сжимая губы. Том прищурился. - Типа, подрочили друг другу и ладно? - он издевательски поднял бровь, а Макс поморщился, как от удара. - Твои слова, - кивнул он сдержанно. Томашевский резко вскочил, отчего табуретка, жалобно скрипнув "ножками" по линолеуму, завалилась на пол. - Пошел ты, - выплюнул он обиженно, после чего направился широким шагом к входной двери. - Ром, постой... - Макс поднялся следом, у самого выхода ухватив его за рукав рубашки и жалобно заглядывая в лицо. - Давай не так. Том с силой рванул руку, скривившись. - Отвали, педик, - огрызнулся он, а Макс застыл, смотря на него леденеющим синим океаном глаз. - Что? - выдавил он, хмуря брови. - Я сказал, чтобы ты шел нахер, пидрила, - повторил зло Рома. - И больше ко мне не приближайся! Он хлопнул дверью, готовый выбить себе мозги, будь у него дедовское деревенское ружье. Он скрежетал зубами от досады так сильно, что опасался их сломать, а рыдания, которые бурлили внутри, злыми слезами щипали глаза. Роме было обидно. Казалось, что все было так прекрасно, вот, за чашкой чая, они улыбнутся друг другу, посмотрят долго взглядами, и поделятся чем-то сокровенным, возможно, перед уходом, Макс задержит его за рукав, развернет к себе и снова поцелует, они посмеются, что не могут оторваться друг от друга, а потом все это плавно сойдёт на нет после нескольких месяцев страсти или, засохнет, когда они окончат школу. Так он себе это видел. Но Макс остановил его совсем по другой причине, они вовсе не смеялись и не целовались, ни прошло ни дня. Потому что, это оказался конец без начала.