Том

Том всегда считал себя смелым. Дерзким, может быть, даже чокнутым, способным на любые глупости просто потому, что этого хотел. Именно поэтому он собрал "Север", поэтому неистово летел навстречу любому кулаку, потому что ничего в этой жизни не боялся. Однако, стоило ему, одурманенному оргазмом, прекраснейшим из тех, что он получал, услышать тот голос, все внутри его словно вмиг заморозилось от ужаса: он представил, как она, кто бы она не была, срывается с места, летит вниз и громко, отчаянно кричит: "Томашевский пидрила! Максим Ковнер мерзкий урод!" Тому было откровенно плевать на себя, если все отвернуться, у него всегда будет он сам, а вот Макс... Он отлично помнил то, с какой болью он рассказывал о своих прошлых отношениях, о том, как стеснялся, как волновался и скрывался. Поэтому, неловко подтянув штаны, он отпихнул растерянного Ковнера в сторону, соскальзывая с постели и, почти слепой, с кружащийся нещадно головой, ринулся к двери. К его облегчению, Наташа (а это была она), застыла с открытым ртом, смотря на них широко распахнутыми, черными глазами, не шелохнувшись, когда он подскочил к ней и схватил за плечи. - Ты чего тут забыла? - спросил он хрипло, а она медленно перевела взгляд с притихшего Макса на него. - Том... Что вы тут делали? Вы... - она наморщила лоб, словно пыталась отчаянно сложить три и два, а получить четыре. Рома неловко почесал затылок, глупо улыбнувшись, хотел уже наплести ей, что они страдали хернёй, что ей показалось, но, вдруг, собрался, щуря глаза от волнами накатывающей головной боли, после чего отпустил ее плечи и сказал: - Я его люблю. Слова повисли в воздухе, словно сигаретный сизый дым, Макс позади, Том слышал, задержал с силой дыхание, словно хотел совершить таким образом самоубийство, а Наташа посмотрела на него внимательно, нахмурив брови. - А зачем прикидывался? - спросила она сухо. Том сглотнул вязкую кислую слюну, сгорбив плечи. - Так, засмеют же... - он погрустнел. - Не знает никто. - И, давно это у вас? - спросила Наташа, переводя сосредоточенный взгляд с Макса на Тома и обратно. - С последнего звонка, - сказал он решительно. - Наташ... Она вскинула на него дерзкий взгляд. - Ты поступил со мной, как последняя сволочь, Томашевский, - сказала она грозно. - Я могу сейчас пойти вниз и всем рассказать, что он, - она кивнула в сторону софы, на которой Ковнер сидел, ни жив, ни мертв. - Дрочил тебе в комнате Настюхиной бабки, а ты стонал, как баба. Том расправил плечи, сунув руки в карманы и посмотрев на нее прямо. - Можешь... - сказал он так невозмутимо, как только мог, а Наташа поджала губы. - И они вас сами изобьют так, что мало не покажется... - она покачала головой. - Ага... - протянул Том, послушно кивая. Наташа посмотрела на него, задирая подбородок. - А девчонки... - начала было она, но Рома ее перебил: - Наташ, чего ты хочешь? - спросил он просто и так спокойно, что она на мгновение растерялась, заморгав длинными светлыми ресницами. Помолчала несколько мучительно долгих минут, в которые Тому хотелось схватить ее за волосы и оттаскать во все стороны, лишь бы она заговорила. Наконец, на ее лице появилось какое-то подобие кривой усмешки, от которой Роме стало ещё паршивее, а девушка уперла обе руки в бока и посмотрела на него дерзко: - Извинись. Том растерялся. - Чего? - спросил он, помотав головой, словно ослышался, уже готовый к пыткам времён инквизиции. - Извинись, - повторила Наташа. - При всех. Скажи, что ты вел себя, как последний паршивец, играя со мной. Том нахмурился. - И это все? Наташа пожала плечами, бросив взгляд на Макса, а потом снова переведя его на парня. - Да, - сказала она просто. - Ты мне нравишься, хоть и бесишь, порой, я могла бы в тебя влюбиться, если бы не... - она сделала пространное движение пальцем между ними. - Но я уважаю чужой выбор, даже, если его не понимаю, а вы, ребята, судя по всему, по уши друг в друга втюрились. Том нервно засмеялся, разом растеряв свой гонор и чувствуя, как усталость лишает мышц силы: он глухо выдохнул, оседая на пол, как старая кукла, а Макс в два прыжка оказался рядом, подхватывая его под руки. - Ром! - позвал он взволнованно, а Наташа, вздрогнув, присела рядом. - Ему в больнице лекарств дали, вообще ума не приложу, как он на ногах стоит, не говоря уже об остальном... - сказал он печально, заботливо уложив обмякшего Томашевского себе на плечо. - Нормальные такие колеса... - пробурчал Том, словно пьяный. - Вижу я... - отозвался Макс с напускным недовольством. - Тебе спать давно пора, а ты все приключения ищешь... - Так, ты и сам был не против... - начал было Том с осоловелой насмешкой, а Ковнер закрыл ему рот рукой. - Наташа, прости, что ты так обо всем узнала, - голос Макса звучал вежливо, но искренне. - И, извини его и меня, за то, что так некрасиво вели себя с тобой, мы не хотели тебя обидеть. Наташа внимательно посмотрела на Ковнера, сидя рядом и кивнула. - Хорошо, твои извинения, Максим, я принимаю, - сказала она решительно. - А его, - и кивнула в сторону тихо сопящего в полудрёме Тома. - Нет, пока они не станут публичными. Макс кивнул. - Он дал слово, - сказал он, пыхтя и принимаясь поднимать парня с пола. - Давай, Ром, надо лечь... Рома, пожалуйста... - его голос сделался, вмиг, бархатным, теплым, низким и проникновенным, а Наташа, поднимаясь следом, невольно покраснела. Том приоткрыл один хитрый глаз, бросив на девушку электрический взгляд, после чего хмыкнул: - Теперь понимаешь, о чем я? - спросил он тихо, неуклюже перебираясь на софу, поддерживаемый Максом. - Он невероятный... - Ром, замолчи, пожалуйста... - ...волшебный, я его только увидел и втюрился без памяти... - продолжал заплетающимся языком Том, совершенно не соображая, в какой реальности находится: голова то крутилась, то меняла траекторию движения, перед глазами все плыло, голос звучал, то изнутри, а то, откуда-то сверху. - Рома, не нужно... - ...мне, иногда, хочется вопить о том, какой я влюбленный, а, иногда, плакать, что я, блять, рассказать никому не могу... - Том шмыгнул носом, прикрыв глаза. - Можешь мне рассказывать, - неожиданно подала голос Наташа, смущённо покраснев. Макс вскинул на нее удивленный взгляд, укладывая заботливо Рому на подушку. - Ну... Парой мы не стали, так, хоть, друзьями быть сможем? - она посмотрела сначала на Тома, но тот был почти в отключке, а потом на Ковнера. - Ты не против, Максим? Тот медленно покачал головой и, вдруг, мягко улыбнулся, наклонив голову и смотря на нее тем самым ласковыми синими глазами, от каких сходил с ума Том. - Это было бы чудесно, Наташ, - сказал он проникновенно, а она зарумянилась ещё сильнее, поднимаясь с софы и легко коснувшись ноги Тома ладонью. - Береги его, он такой дебил, - сказала она с задиристой улыбкой, после чего заторопилась прочь из комнаты. - Значит, теперь я могу целовать тебя, когда захочу? - пробормотал Том, поворачиваясь на бок и притягивая к себе Макса, уткнувшись в его бедро носом, а тот лишь взъерошил светлые волосы, мечтательно улыбаясь. ... Голова болела так, словно он выпил литр водки, закусил мутными колесами и выкурил семь пачек сигарет подряд: каждая мысль жужжала в мозгу, как муха, от чего хотелось залезть туда пальцами и переловить их всех. Глаза болели, мышцы болели, рана, которую вчера доблестно зашили, вероятно, полученная краем разбитой пивной бутылки, болела, болели все синяки, какие были, отчего Тому казалось, что, куда проще сдохнуть, чем проснуться. - Доброе утро! - Рома на мгновние зажмурился, с силой втягивая носом воздух. - Ты как, живой? - голос Наташи звучал бодро. - Я вчера много хуйни наговорил? - спросил Том, пряча глаза за сгибом локтя и краснея, как школьник. Наташа усмехнулась. - Это было почти мило, - сказала она хитро. - Бля, только не говори, что Макс тоже слышал... - Само собой, он же рядом был, - с охотой подтвердила девушка, а Томашевский протяжно застонал. - Брось, Том, пойдем завтракать. Он выглянул из-за руки, прищурив глаз. - Меня щас сблюет, если встану, какой завтрак... - он, вдруг, осмотрелся и нахмурился. - А где Макс? - Он всю ночь с тобой нянькался, ты сначала отрубился, а потом вскочил посреди ночи и устроил стриптиз с песнями и плясками... - засмеялась Наташа, а Том рывком встал в постели, окидывая себя быстрым взглядом, обнаружив, что ещё вчера он был в футболке и штанах, а теперь только в трусах. - Бля-ять... - выругался он, снова краснея, а Наташа улыбнулась. - Максим за тобой носился, как мамаша, - сказала она довольно. - Он, конечно, совершенно очаровательный, я и не думала. Он казался мне странным сначала, а потом, я поняла, что все совершенно иначе, - она убрала прядь рыжих волос за ухо. Том посмотрел на нее внимательно. - И тебе не противно? - спросил он напряжённо. Наташа сделалась вмиг серьезной и помотала головой. - Любовь, она ведь разная, Том, - сказала она спокойно. - Ваша - такая, у Вовки с Настей - другая. - Узнай Вован, какая у меня любовь, его, наверняка, блевать будет неделю без остановки, - с горечью протянул Рома, качая головой. Наташа пожала плечами. - Мне кажется, он и без того знает, что Максим тебе дорог, - сказала она задумчиво. - С чего вдруг? Я всем всегда говорил, как он меня бесит, дрался с ним постоянно, а теперь вот... - С того, болван, что ты, стоило ему пострадать, летел на всех парах, даже не заметил, что тебя порезали. А, в машине, почти в отключке, все стонал - Макс, Макс, как Макс, где Макс... - она развела руками. - Я уже молчу, что, когда вы в бутылочку устроили концерт, многим ваши... Кхм... Отношения стали очевидны, девочкам, по крайней мере. Том побледнел. - Кому "многим"? - уточнил он тихо. - Ну, Кристина точно что-то поняла, - пожала плечами Наташа. - Вот, блять... - Том обреченно уронил голову, потерев глаза и застонав. - Бля-я, Натах, ну, что за ебань? Девушка хмыкнула, похлопав его по плечу. - Выдохни, Том. Вы не палились же как-то до этого, с чего сейчас это делать? Скоро в Москву обратно поедем, а там, у каждого своя жизнь, универ, новые люди... Том вздохнул, поднимая на нее усталый взгляд. - Он такой... Ранимый, Наташ, я каждый раз боюсь, что сейчас сделаю какую-нибудь херню, а он страдать будет, как с тобой вышло, - он смутился. - Я не думал с тобой играть, но так понравилось, что он ревнует, прям башню к хуям снесло... Как остановиться было, когда меня так никто раньше не ревновал? Наташа посмотрела на него задумчиво. - А тебе было бы приятно, если бы Максим так себя вел? Знал, что ты ревнуешь и делал бы назло? - спросила она спокойно. - Я б его разъебал. И того, к кому он бы кадрился, - признался честно Том. - Но я другой. Если бы он мне вмазал, разозлился, я бы понял, а тут... - он развел руками. - Он как печальный принц, сидит, глазками своими невозможными моргает, вздыхает томно, а потом такой весь грустный мне тихо выдает всякие сокровенности, - его щеки зарумянились. - И я теряю вообще контроль, кукуху сносит в момент. Наташа мягко улыбнулась. - Попроси его быть откровенным без ревности. Скажи, что хочешь знать о нем больше не из-за того, что ему больно, а просто так, - она пожала плечами. - Вы, наверное, когда наедине, и не говорите? - она засмеялась, а Том хмыкнул в ответ. - Какой там, - отмахнулся он. - Мы так редко вдвоем, что отлипнуть друг от друга не можем... - Вот отсюда и проблема, - сказала с уверенностью Наташа. - Находите время болтать, а не трахаться, чтобы потом не пришлось страдать, - она поднялась с края софы, поманив его пальцем. - Идём. Максим все уже приготовил, и, небось, придумал себе невесть что. - А народ? - с сомнением протянул Том. - Они на озеро пошли, будут они тебя сидеть ждать, - усмехнулась Наташа, направляясь к двери. - Наташ, - окликнул ее Том, поднимаясь с кровати и подхватывая со стула рядом шорты. - Спасибо тебе. Мне очень нужен такой друг. Она коротко хмыкнула, кивнула и заторопилась прочь. Погода стояла такая же чудесная, как и вчера: игристое солнце, длинные горячие лучи, пробивающиеся сквозь густо зелёную листву, наступившая с полуднем жара и тихий пересвист лесных пташек. Том потянулся длинным телом, спускаясь с высокого крыльца, смотря, как Наташа и Макс сидят на веранде за столом, сделал несколько шатких шагов в их сторону и криво улыбнулся, будто натягивая по привычке на лицо удобную маску. - Надо было вам тоже на озеро идти, а не меня ждать, я ж не маленький, - сказал он, подходя ближе и ловя на себе внимательный взгляд Макса, пробежавший по голым плечам, груди, рельефному животу и выступающим мышцам, скрывающимся за низкой резинкой шортов. - Меня устраивает такой расклад, - ответил Макс медленно, поднимаясь из-за стола и направляясь на кухню. - Я кашу сварил, садись давай... Том послушно плюхнулся на табуретку рядом с Наташей. - А ты? Он-то ладно, не плавает, а тебе какая охота тут торчать? - спросил он с насмешкой. - Буду следить, чтобы вы разговаривали, а не сексом занимались! - ответила Наташа дерзко, показав ему язык, а Том засмеялся. - Извините-извините, товарищ надсмотрщик! - он поднял ладони в воздух. - Слышал, Макс, сегодня никакого секса, Натаха запретила! Ковнер вышел из кухни с дымящейся тарелкой, с таким непроницаемым выражением лица, что Том даже усомнился, а смешно ли он пошутил? - Дебил ты, Том, - девушка шлепнула его по голой спине, а он лишь неловко попытался увернуться, зашипев от боли в боку. Макс, с грохотом поставив тарелку перед ним, взглянул на парня взволнованно. - Врач таблетки дал, сегодня и завтра, - сказал он напряжённо. - Чтобы не болело. - Ага, щас, я опять буду обгашеный в край, нести всякую чушь... - покачал головой Том. - Потерплю. Макс с жалостью посмотрел на него. - Ты уверен? - Уверен, Ковнер, уверен! - Рома решительно выхватил у него ложку из рук и, зачерпнув побольше каши, сунул ее в рот. - Выключи няньку, ты ж мой парень, а не мамка, - добавил он довольно, а Макс мгновенно покраснел, отводя в сторону синие глаза. Пока остальные проводили время на пляже, наслаждаясь теплым солнцем и прохладной водой, Том, Макс и Наташа разложили покрывала прямо на траве, нежась в лучах увядающего августа, неторопливо болтая обо всем и понимая, что, теперь, их связывает нечто большее, чем общая тайна. Макс первое время был смущен и замкнут, больше молчал, на вопросы отвечал коротко и не так красноречиво, как всегда, отчего Том лишь загадочно улыбался, касался его пальцев своими и игриво проводил носом по шее, когда девушка на них не смотрела. Наташа много рассказывала о себе: о семье, о школе, об увлечении музыкой и театром, о мечте стать музыкантом. Том видел, как загорелись глаза Макса, когда она рассказывала им о музыкальной школе и том, как познакомилась там с Настей, как с замиранием сердца он слушал про фортепьяно, гаммы и скрипичные ключи, про Чайковского, Баха и Рахманинова. Том следил за ним внимательным электрическим взглядом, дышал порывисто, стоило тому облизать в запальчивости губы или сверкнуть синевой глаз. Наташа совершенно бесхитростно делилась всем: как была влюблена в бестолкового повесу в школе, как встречалась с молодым солдатиком, который только и думал, что залезть к ней в трусы, как настойчиво убеждала подругу Настю, что влюбленность в Тома не стоит свеч и, как сама, только его увидев, поняла, что полюбить его совсем не сложно. - Втюрилась? - насмешливо посмотрел на нее Том. Наташа пожала плечами, отпив пива из бутылки. - Ты показался мне классным, - сказала она спокойно. - Общительный, весёлый, дерзкий... А ещё, красавчик, что греха таить? - она усмехнулась. - Ты была уж очень настырной, - сказал Том откровенно. - Не мой формат, - он улыбнулся, кивнув в сторону Макса. - Я стеснительных люблю, которые вечно во всем сомневаются. Ковнер посмотрел на него строго. - В отношении тебя я ни секунды не сомневался, - заметил он серьезно. - Ага, только, вот, ни в какую не хотел отвечать, забыл? - Том поднял бровь. - А как у вас началось? - спросила с интересом Наташа. - Кто первым признался? Том закинул руки за голову, зажмурив от солнца глаза, растягиваясь, словно огромный кот, на покрывале, а Макс, напротив, подтянул к себе согнутую в колене ногу, посмотрев на девушку внимательно. - Я признался первым, - сказал он медленно. - Но, если бы Рома не поцеловал меня, я никогда не позволил бы себе этого сделать. Это было... Как надежда, что ли... Словно он сказал "да" ещё до того, как я спросил. И я благодарен ему за это, потому что мне было невероятно паршиво от мысли, что мы не сможем быть вместе. - Так, ты ж сам меня и послал... - заметил Том спокойно. - Мы, главное, целовались, страсть, все дела, просто безумие, а потом он такой, вот, мол, дверь, нам лучше продолжать бить друг другу морду. Вот я тогда психанул, ты бы слышала! - он хмыкнул, а Макс вздрогнул от горечи воспоминаний. - Хотел ему морду разбить, как мне досадно было, я то думал, сейчас будет любовь-морковь, романтика, а мне в нос - извини, Томашевский, выкуси. - Я... Растерялся... И не был уверен, что для тебя это что-то значит, а пятнать твое имя своим не хотел, - сказал с грустью Ковнер, а Том открыл глаза, приподнимаясь на локтях. - Что значит "имя пятнать"? - спросил он, хмуря брови. - У тебя своя жизнь была, друзья, девушки, увлечения, заботы... - вздохнул Макс, отводя смущённо взгляд. - Я в это во все не вписываюсь, а что было бы, если бы об этом узнали? Володя, Кристина... Что, если бы об этом узнал кто-то другой, не такой, как Наташа? - он серьезно посмотрел на Тома, кивнув в сторону притихшей девушки. - Тебя бы унижали, тебя бы гнобили, поверь, лучше порвать свое сердце, чем чужое. Рома насупился. - А ты меня не хотел спросить? - он поднял бровь. - Я знаю, каково это, - покачал головой Макс. - Я это испытывал на себе... - Ты любитель все решать за других, Ковнер, такая черта поганая, - наморщил нос Том. - Я, вообще-то, тоже чувства испытываю, любовь там, знаешь, сомнение. Я себя полгода уверял, что, блять, это не мои гейские мечты, а просто так совпало, а потом, когда, наконец, самому себе рискнул признаться, ты меня отшил. Вот что было настоящим унижением, а не друзья мои, - он жёстко сжал челюсти, посмотрев на парня хмуро. - Мои друзья те ещё придурки, но они за меня горой. При любых обстоятельствах. Макс посмотрел на него с тоской. - Даже, когда ты кровью истекаешь? - спросил он тихо, а Том поджал губы. - Ты понял, о чем я, - отрезал он, поднимаясь с места. - Пойду прогуляюсь, - и направился решительно к калитке, раздувая ноздри. Его раздражала упертость Макса, бесило, что он продолжает упрямится, продолжает искать повод скрытничать, а ведь сам Том осторожным был отнюдь не всегда. Да, и не хотел им быть вовсе, он так радовался окончанию школы и тому, что их отношения теперь будут другими, что никому ничего не нужно доказывать, объяснять, а можно просто ставить перед фактом, заявляя громко и во всеуслышание: мы пара, он мой, у нас любовь. И решать вопросы с чужими людьми, которым не страшно дать в нос, не обидно послать нахуй, не досадно отказаться от дружбы, потому что они все равно останутся чужими. Но, в своем упрямстве, Макс выглядел и звучал так, словно он все равно боится гласности, будто его пугает перспектива любить друг друга открыто, а будущая учеба в универе ему видится не райскими кущами, а восьмым котлом ада, где им так же придется скрываться, бояться и ныкаться по углам. Со злостью и досадой пиная камни, Том дошел до калитки, ведущей в лес, в конце улицы, когда Макс догнал его, остановив за предплечье. - Ром... - позвал он жалобно, а Том лишь с силой отпихнул его руку, сунув сжатые кулаки в растянутые карманы шортов. - Что? - грубо ответил он, а парень сжался, как от удара. - Ром, я... - Да, хватит уже мямлить, Ковнер, ей Богу! - вспылил Томашевский раздражённо, сверкая светлыми глазами. - Все сопли жуешь, куда ты мужика нормального подевал, а? - Макс застыл, побледнел, опустив руку, все ещё протянутую в сторону Тома, а тот, раздухарившись, никак не мог замолчать. - Ты Димону челюсть выбил дважды, блять, Пашка до сих пор сыкует, что ты ему врежешь, а ты развел не пойми что, как баба... Макс поджал губы, смотря на Тома не мигая. - Что замолчал, Пушкин? Нечего сказать? - Рома раздражённо сплюнул на землю. - Как выводы за других делать, ты мастак, а как ответить за базар, так молчишь, хорошо устроился... - Что ты хочешь услышать? - голос Макса звучал отстраненно, холодно, а лицо сделалось непроницаемой маской. - Что мне жаль? Это так. Что я не могу простить себе того, как с тобой поступил тогда? Это бесконечно так. Что ещё я должен сказать? Как я должен перед тобой извиниться, Рома? - между строк Том отчётливо услышал какую-то кровавую боль, от которой ему стало так тошно от самого себя, что он смутился. - Да, я каждый Божий день думаю о том, как не подставить тебя, потому что боюсь. Боюсь, что ты обвинишь меня в том, что я своим выбором сломал тебе жизнь, в том, что я не смог дать тебе того, чего ты хочешь, и в том, что ты зря потратил на меня столько времени, - на глазах его заблестели слезы. - Меня не представишь друзьям, меня не познакомишь с родителями, меня нужно прятать в самый потайной карман, как ворованную побрякушку, потому что быть мной - стыдно, а любить меня, и того хуже, - он тяжело дышал, руки его дрожали крупной дрожью. - Ты сейчас окрылён чувствами, слеп в них, но потом, спустя время, ты посмотришь на меня иначе и поймёшь, как ошибся, а я очень боюсь, потому что не смогу пережить этого снова! - его голос нервно сорвался, когда Макс сделал шаг вперёд, выставив вперёд обе руки ладонями вверх. - Ты хотел знать о значении моих татуировок? Вот тебе ещё парочка. Та, что на левой руке, первая. Ее посоветовал мне сделать приятель, чтобы не было видно шрамов, - он горько хмыкнул. - Только не тех, что по всему телу, а тех, которые я сам себе оставил. А тут, на правой, пришлось сильнее закрывать, потому что моя слабость, как бы это глупо не звучало, оказалась сильнее меня самого. Сорок один шов, - сказал он жёстко. - Сорок один шов разделил мою жизнь на "до" и "после", когда я понял, что не смогу так жить. Том менялся в лице всю его речь: вначале, ему стало стыдно, потом горько, следом, он конкретно испугался, а, в конце, ему стало так тошно, хоть волком вой. Дрожа всем телом, Ковнер так и стоял перед ним с вытянутыми руками, смотря, не отрываясь, полными боли и отчаяния синими глазами. - Я не смогу тебя переубедить, верно? - спросил Том тихо. Макс сглотнул. - Не думаю, - сказал он осипшим голосом. - И ты каждый раз будешь думать об этом? - его голос превратился в шепот. Макс поджал губы и кивнул. Том порывисто вздохнул, в горле встал ком, а голова закружилась. Он выпрямился в полный рост, смотря на парня в упор, после чего кивнул коротко. - Значит, единственный способ прекратить эти мысли - расстаться, - сказал он так невозмутимо, как только мог. На лице Макса вмиг отразился такой ужас, смешанный с удивлением, словно он увидел гриб ядерного взрыва в десяти метрах перед собой. С его лица сошла последняя краска, даже губы побелели, глаза несколько раз с силой моргнули, смахивая черными ресницами слезы, а дрожащие руки безвольно повисли по бокам. - Ты... Ты серьезно? - спросил он не своим голосом, скрипучим, словно с того света. - Ты не оставляешь мне выбора, - развел руками Том. - Ты страдаешь в отношениях со мной, я этого не хочу. Но исправить ничего не могу. Так, что мне делать? - Б-бросить м-меня? - заикаясь, повторил Макс, сделавшись, вмиг, похожим на маленького мальчика. Том насупился. Шагнул ему навстречу, взял за руку и повел в сторону Настиного дома, молча перебирая ногами. У самой калитки, нервно пережевывая травинку за травинкой, стояла Наташа. - Том, что там... - начала, было, она, но лишь посмотрела на парней и замолкла. - Извини, Наташ, на сегодня разговоров достаточно, - сказал жестко Рома, обойдя ее сбоку и потащив, словно заледеневшего, Макса за собой. В доме было нестерпимо жарко, а, на втором этаже, и вовсе пекло. Том решительно закрыл за собой дверь, щёлкнув предусмотрительно замком, после чего повернулся к парню. - Значит так, Ковнер, - сказал он сухо. - Я не могу дать тебе никаких гарантий, только Бог может. Я не могу обещать тебе ничего, потому что завтра мне на голову кирпич упадет и все, хана обещаниям. Я не могу убедить тебя в обратном, потому что ты своими хуевыми выводами себе уже всю башку заморочил. Я могу тебя кинуть, - Макс посмотрел на него пронзительно, раздув ноздри. - Но я тогда, скорее, сам вздернусь, потому что я без тебя себе жизни не представляю. Хочешь скрываться - будем. Хочешь молчать - помолчим. Хочешь никому и никогда о нас не говорить, я не скажу больше не слова. Но это не будет значить, что я с тобой согласен. Ты не побрякушка, ты не повод для стыда, ты человек, которого я люблю. И, вопреки твоему мнению, мне срать на всех с высокой колокольни по поводу того, что они там про нас думают. Если я захочу представить тебя маме, то представлю. Если захочу познакомить с друзьями, то познакомлю, - он сделал решительный шаг к затихшему парню, стягивая с него футболку. - Я не трачу на тебя свое время, я наслаждаюсь тем временем, что провел с тобой и жалею лишь об одном, что этого времени так мало, - он скинул одежду на пол, смотря Максу в глаза. - Я не позволю тебе больше набить ни одной татуировки, потому что каждая из них на твоем теле значит боль, - он наклонился, касаясь губами его губ, едва различимо, но так, чтобы Макс понял, каких усилий ему стоит эта речь. - Для всех вокруг мы можем быть гомиками, Ковнер, но для тебя я хочу отчаянно быть собой. Макс вскинул дрожащие руки, обхватив щеки Тома холодными пальцами и притягивая его к своим губам, выстанывая в них все, что засело занозой глубоко в сердце. Он горел ему в поцелуй, с ревом, с отчаянием, вся боль, татуировками, шрамами хранящаяся у него внутри, вырывалась наружу рыданиями, которые Том ласково сцеловывал с его, мокрых от слез, губ. Ему было одновременно горько и радостно за Макса, потому что он понимал, как тому было страшно все это время, и как намного легче станет теперь. - Прости меня, Ром... - он морщил нос, а из синих глаз текли без остановки крупные слезы. - Рома, пожалуйста, прости меня... Я... Я не хотел говорить тебе таких ужасных слов... Я не хотел тебя огорчить... Я так люблю тебя, Ром... Я безумен от тебя... Я... Я дышу тобой, мое сердце бьётся только потому, что слышит твое сердце... Прости, пожалуйста, Ром, я не смогу без тебя... - он отстранялся и снова бросался с воем в поцелуй, его колотило с ног до головы, а все напряжение, которое он хранил бережно ещё со времён своего первого опыта, словно, пробившая плотину, горная река, неслось горьким слезами по щекам, капала горячими каплями на испещренную шрамами грудь. Том, отстранившись, обхватил ладонью его затылок, прижав к себе, поцеловав коротко в макушку, а Макс все продолжал сотрясаться, уткнувшись мокрым носом ему в плечо. Том не знал, сколько они вот так стояли. Всхлипы стали совсем редкими, его поглаживания - настойчивыми, они спустились с затылка на шею, потом на плечи, а, потом, пробежав по спине, коснулись поясницы. Макс задушенно вздохнул, выгибаясь Тому навстречу, а тот осторожно нырнул рукой под резинку черных шортов, касаясь чуть грубоватой кожи на бедрах. Макс густо застонал ему в плечо, прикусывая его зубами, а Том осмелел, сжав ягодицу парня широкой ладонью. - Ром, я... - Замолчи, пожалуйста, - сказал невозможно порочным голосом Том, сам себе удивившись. Будто он был не зелёным сопляком, а умудрённым опытом мужчиной. Макс, видимо, тоже это почувствовал, притих, тихо постанывая себе под нос. Вторая рука, до этого придерживающая Макса за плечо, нырнула к первой, и он с наслаждением сжал задницу парня в ладонях, притягивая его к себе, с решительной силой вжимая его в свое возбужденное достоинство. - О-о, - выдохнул удивлённо Макс, чуть отстраняясь, а Том быстро прильнул к его губам поцелуем. - Ром... - только и успел протянуть он прежде, чем горячий язык настрыно раскрыл его рот, проникая в горячую влажность и пускаясь в танец страсти с другим языком. Терзая Ковнера с жаром, Том медленно стал подталкивать его к софе, пока, наконец, они не упёрлись в нее ногами, тогда, он потянул резинку от шортов, вместе с трусами, вниз, спуская их на пол и оставляя парня полностью обнаженным. Хищно облизнувшись, Том сделал широкий шаг назад, окидывая его полным вожделения взглядом, а Макс, несмотря на острое желание отвернуться и прикрыться, выпрямил спину, посмотрев в ответ с вызовом. Тем самым, с которым смотрел каждый раз, когда они встречались на Стройбане. Том застонал, чуть прикрыв глаза. - Ты мое совершенство, - сказал он хрипло, делая шаг обратно навстречу. - Ты самое восхитительное существо на свете. И я хочу каждый твой шрам, каждый твой изъян, ты понял? - он наклонился, не в силах сдерживаться. - Я мечтаю вылизать тебя с ног до головы, зная, какой ты сладкий... И я убью любого, кто посмеет уверять тебя в обратном. Его ищущие, настырные губы, наглые и дерзкие, начали покрывать влажными поцелуями шею, плечи, грудь, опускаясь ниже, касаясь гибким языком пупка, а, потом, и члена. Макс извивался под его ртом, стонал, как сумасшедший, от чего Тому окончательно снесло крышу, сладкий аромат манил его, как пчелу варенье, он, совершенно обезумевший от похоти, повалил Ковнера на софу, схватив его за колено, задирая ногу выше, в то время, как губы его без устали трудились между. Он тяжело и хрипло дышал, надрывно выпуская воздух через нос, второй рукой медленно коснувшись сжавшегося от напряжения колечка. - Ром! - вскрикнул Макс, запрокинув головуя, а Том со смачным звуком выпустил член парня из губ. - Посмотри на меня... - сказал он хрипло, а Ковнер усилием воли заставил себя опустить на парня почерневший от страсти взгляд. Том улыбнулся, медленно погрузив средний палец в рот, с наслаждением наблюдая, как расширились зрачки Макса, как он с силой прикусил губу, стараясь не закричать. - Я никогда и ни о чем не жалею, - сказал Томашевский решительно, после чего, с влажностью, отпустил свой палец из губ, а блестящая слюна похотливо протянулась от языка к руке. - О, Боже... - застонал Макс, не в силах больше выдерживать эту зрительную пытку и откидывая голову назад. Том втянул носом воздух, силясь успокоиться, потому что его собственный член уже начал болеть от напряжения. Он поморщился, неуклюже потеревшись им о софу, чтобы хоть как-то переключиться, а сам осторожно приблизил влажный, блестящий от слюны палец к сокровенному месту любовника, приставляя его к входу. - Ром... Рома, я... - заметался Макс, впиваясь музыкальными пальцами в покрывало. - Черт, я... Я сейчас... - Рано, - прохрипел Том, касаясь языком его члена, который дернулся возбуждённо в сторону, а сам, одновременно, протолкнул палец вперёд, погрузив его в горячее нутро парня на целую фалангу. Макс вскрикнул, начиная бурно кончать, а Том торопливо накрыл сочащуюся головку губами, чуть вытащив палец и погружая его вновь. Тот заметался, как раненый зверь, захрипел, а Том совершил пальцем несколько мучительно медленных поступательных движений. Казалось, Ковнер должен был уже отключиться от наслаждения, однако, его член так и продолжал гордо покачиваться над животом, и это настолько воодушевило Тома, что тот принялся с зажатым от возбуждения языком ласкать его пальцем, проталкивая его все глубже. Макс хрипел, стонал, метался под его руками, а Том, осмелев, наспех высунул, облизав ещё один палец и приставляя их к розовеющему меж ягодиц кольцу. - Ковнер, дыши, - сказал Рома хрипло, тот с шумом втянул носом воздух, когда парень надавил пальцами на вход, с шумным выдохом погружая их глубже. - Блять, ты бы это видел... - просипел он, смотря на свою собственную руку с удивлением, потемневшими глазами. - Р-рома... - захлебываясь чувствами, проскулил Макс, а Том осторожно остановился, погрузив пальцы лишь чуть-чуть. - П-пожалуйста... Не останавливайся... - его просьба, словно выстрел, прозвучала у Томашевского в голове, оставляя после себя такое горячее эхо, что он нервно сглотнул, кивнул зачем-то и, облизнувшись, принялся медленно двигать пальцами туда-сюда. - О, да... - голос Ковнера звучал так развязно, а бедра начали невольно приподниматься навстречу ласкам. - Ещё... - Том, заворожённый, протолкнул пальцы ещё дальше, чуть согнув один из них, отчего Макс задушенно вскрикнул, вновь кончая, на этот раз себе на живот. - Черт возьми, Ром, я не могу больше... Пожалуйста... Том вытащил пальцы, приподнимаясь на руках и повисая над Максом, а тот с охотой потянулся к его губам. - Скажешь что-нибудь пошлое, и я кончу даже без рук, - с кривой усмешкой заявил Рома, а Ковнер посмотрел на него долгим внимательным взглядом, приоткрыл рот, смачно облизав свою ладонь. - Бля, ну, так тоже можно... - просипел Том, когда, вдруг, рука любовника нырнула между их телами, касаясь своих собственных ягодиц и размазывая между ними слюну. - Макс, что ты... - Я хочу тебя, Ром, - сказал он сдавленно и так густо покраснел, что одни багровые пятна наслоились на другие, и добавил жалобно: - Пожалуйста. Тома просить дважды было не нужно, он до того распалился от всего, что произошло, что, смачно сплюнув себе на ладонь, торопливо увлажнил член, дрожащими пальцами прижав его к сжавщемуся анусу Макса. - Я... Я больно боюсь тебе сделать, - сказал Том виновато, а Ковнер потянулся к нему с поцелуем. - Бля, Макс, я серьезно... - Забей. Я хочу тебя. И я не девчонка, давай, - он пошевелился под ним, отчего к лицу Тома прилила кровь, голова закружилась, а губы, уверенно ласкающие его собственные, сводили с ума. От этого уверенного, строгого, твердого "давай" стало нестерпимо горячо, Том, застонав, подался вперёд, а его член втиснулся между ягодиц Макса, окружённый тугой, горячей страстью. От давящего, совершенно потрясающего чувства Рома чуть было не лишился сознания, прикусил, в исступлении нижнюю губу Макса, а тот застонал ему в рот. Оба они шокировано застыли, распахнув глаза и смотря друг другу в лицо, заливаясь потом от напряжения. - Я в тебе... - прошептал шокировано Том, хмуря брови и бегая электрическим взглядом из одного синего озера в другое. - Бля, Макс, я... Мне... Это охуенно... Макс смотрел на него так же внимательно, между бровей пролегла сосредоточенная складка, а на лбу выступил пот, он чуть дрожал, раздувал ноздри и кусал нижнюю губу. - Ты как? - Том боялся пошевелиться, чтобы не сделать парню больно. Макс коротко кивнул. - Поцелуй меня, пожалуйста, - просипел он сдавленно, а Том, чертыхнувшись, набросился на парня с таким страстным поцелуем, что тот невольно застонал. Он покусывал, посасывал, облизывал его губы, осмелившись, наконец, медленно отстаниться и, вновь, вернуться на свое место, вырывая из горла Макса такой умопомрачительный стон, что еле сдержался, чтобы не кончить. - Ещё... - прошептал, краснея, Ковнер, а Том неторопливо повторил свое действие, плавно двигая бледными бедрами. - О... Ещё... - его член стал смелее, темп нарастал, а, вместе с ним становились громче крики, и сильнее закручивался в спирали воздух вокруг. С воодушевлением шлепая бедрами о бедра, Том погружался в тугое кольцо мышц, чувствуя, как закипает в крови оргазм: он шел из самого сердца, растекался по венам, а потом начал, словно, проникать сквозь кожу и выливаться вокруг. Вся комната наполнилась его горящей кровью, перед глазами плыло, Том жмурился, и ему казалось, что кожа начинает вспыхивать, испещренная тысячей кратеров. Ковнер шептал что-то нечленораздельное, его напряжённый, багровый член тёрся о живот Тома, но тот был так сосредоточен на наслаждении, что совершенно этого не видел. Он вообще ничего вокруг не видел, только чувствал безумный сладкий аромат, обволакивающий его со всех сторон и совершенно невозможное давление. Он сам не понял, как это произошло: вот, он почти на вершине, а потом, с грохотом, оглушительно, смертоносно он несётся в пропасть, не в силах что-то сказать, лишь хрипеть, стонать и кричать от наслаждения. Сраженный, бесконечно побежденный, он скатился с Ковнера, с хлюпающим звуком вывалившись из него, не чувствуя затекших рук, шеи и спины. Он дышал так, словно его насильно держали под водой, не давая сделать спасительный глоток, топили, жестоко и проворно, но ему, все же, удалось спастись. Распахнув ледяные глаза, он шокировано смотрел в потолок, не в силах отдышаться, а рядом, такой же, отчаянно краснеющий и впечатленный, лежал Макс. - Это... Это... - прошептал пересохшим языком Том, чуть повернув голову. - Макс, это... Тот посмотрел на него в ответ затуманенным взглядом, тяжело дыша, отчего сперма с живота стекала на покрывало. Он нашел в себе силы лишь кивнуть, прикусив губу, а Том помотал головой. Он занимался сексом. С Кристиной он был совершенно потрясающим, а ее тело, таким вожделенным, что у него вставал при одной мысли о ее сиськах. Однако то, что он испытал сейчас, вообще ни шло ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Он до сих пор не мог выровнять дыхание, хотя много лет занимался спортом, все его тело было одновременно расслабленным и напряжённым, будто в каждую клетку кожи закачали безграничное наслаждение. - Я, кажется, сейчас вырублюсь, - сказал Том тихо, понимая, что комната вокруг покрывается темными пятнами, а сознание уплывает куда-то в сторону окна.