Силверфорт

      Вэй Ину казалось, что весь его мир вмиг ушел из-под ног. Слова, сказанные Цзян Чэном, все еще эхом отдавались в ушах, но юноша отказывался принимать их за правду. Ноги стали ватными, и ему казалось, что он вот-вот рухнет вниз. Краем глаза Вэй Ин заметил, как Цзян Чэн сделал резкий рывок к нему, чтобы поймать. Несмотря на слабость в ногах и бешено долбящуюся кровь в ушах, которая перекрывала почти все остальные звуки в комнате, парень облокотился рукой о рядом стоящий шкаф и мотнул головой. От резкого движения в глазах потемнело, но он с силой зажмурился, проясняя зрение. Вокруг него звучали голоса, Вэй Ин различал Цзян Чэна и Лань Сичэня, но разобрать сути не мог. Да и не хотел.              Мозг продолжал проигрывать лишь эти слова:              Ее больше нет.              Больше нет.              Думал ли Вэй Ин о том, что ему придется столкнуться со смертью дорогих людей лицом к лицу снова? Временами он старался подготовить себя к подобному: Вэй Ин рассматривал вариант того, что он просто не встретится со своей семьей. Но не знать, что с ними и где они или же точно знать, что они мертвы − не равносильные вещи. Во втором случае, боль настолько сильная, настолько всепоглощающая, что, кажется, сердце вот-вот разорвется на куски. Попытка вздохнуть отозвалась во всем теле острой болью, − непроизвольно Вэй Ин схватился за ткань кофты на груди, стараясь унять дрожь, но понимал, что у него не выходит. Легкие отказывались пропускать кислород, а глаза жгло от потока слез, − самый светлый человек, которого Вэй Ин когда-либо встречал, умер, и его не было рядом, чтобы помочь. Да и мог ли он?              − Вэй Усянь? − донесся до парня голос, − Вэй Ин, п-посмотри на меня.              Собравшись с силами, Вэй Ин зажмурился, подождав пару секунд, чтобы прогнать слезы и не дать им скатиться по щекам, а потом поднял голову. Цзян Чэн сидел перед ним и был абсолютно разбит. Сейчас его младший брат словно вновь стал подростком, который переживал об очередной ссоре родителей, − такой беззащитный и уязвимый.              − Я… − Цзян Чэн запнулся, закусил губу, пока во рту не почувствовал металлический вкус крови, но продолжить не смог.              Как бы сильно он не смыкал зубы, пытаясь прогнать слезы болью, уходить они никак не хотели. Парень, разозлившись, поднял руку и со всего размаха ударил себя по ноге. Цзян Чэн был уверен, что за месяцы жизни с Цзинь Лином научили его держать эмоции под контролем. Он старался не выдавать своих истинные чувства, не показывать, насколько ему больно, и насколько он ненавидит сам себя за слабость, чтобы это не ощутил его племянник. Пятнадцатилетнему Цзинь Лину едва ли стало хоть немного лучше со дня смерти матери. Несколько дней назад он стал говорить, но пока только с дядей − Цзян Чэном, а остальных просто игнорировал. Ваньинь страшился, что мальчик окончательно замкнется в себе, так и не сумев справиться с болью потери. Хоть и самому Цзян Чэну было тяжело, он старался не показывать это племяннику, говорил с ним, старался отвлекать от негативных мыслей, которые порой поглощали его, и просто быть рядом.              − Ваньинь, − шепотом позвал его Сичэнь, касаясь места, который юноша ударил минуту назад, − прошу, успокойся.              Нежные поглаживания успокаивали саднящую кожу, и Цзян Чэн старался взять себя в руки. Он с благодарностью посмотрел на Сичэня, глаза которого были наполнены болью и волнением, и перевел взгляд на брата. Но как только он снова увидел заплаканные серые глаза, обычно искрившиеся весельем и безудержным позитивом, полностью померкшими, все снова пошло под откос. Опустив голову, он так и не смог разомкнуть губы, чтобы попросить прощение. Да и он понимал, что Вэй Ин его сейчас слушать не будет − он видел, как брат сжимает кулаки и закусывает губу, где уже виднелась кровавая ранка.              Со стороны послышалось шуршание, а потом Сичэнь присел перед диваном, протягивая два стакана воды, − пить Вэй Ину не хотелось, но рука невольно потянулась к прохладной жидкости. Осушив его полностью, облегчение к нему не пришло.              А на что он надеялся?..              − Господин Вэй, я и представить не могу, что вы сейчас чувствуете, − уверенным голос начал Сичэнь, но Вэй Ин уловил в нем дрожь, − но прошу, давайте оставим этот разговор на то время, когда вы отдохнете. Вы истощены. И Цзян Чэн сейчас… не в состоянии что-либо Вам рассказать. А я знаю, как для него важно сделать это самому. Позвольте я отведу Вас…              − Нет, − резко перебил Цзян Чэн, — я сам отведу его. Пожалуйста.              Сичэнь сжал губы, но кивнул. Отпускать их вдвоем было рискованно, но Сичэнь доверял Ваньиню и был уверен, что даже в таком состоянии он доведет брата до безопасного места. Мужчина проследил, чтобы двое парней встали с дивана без происшествий, придерживая обоих за предплечья. Сичэнь искренне удивлялся такой реакции, − было видно, как сильно ударила по Вэй Ину новость о сестре, но то, как он перенес это известие − превозмогая боль, кусая губу до крови, но при этом стойко держась. В этом они с Цзян Чэном были похожи.              − Я доложу, как только мы доберемся, − тихим, словно не своим голосом, прошептал Цзян Чэн.              Сичэнь постарался подбодрить его, но уголки губ отказывались складываться даже в подобие улыбки. Видеть Цзян Чэна таким, когда он только начал возвращаться к жизни, было нестерпимо мучительным. Парню пришлось приобнять Вэй Ина за плечи, чтобы удержать того на ногах, спина была ровная, словно скала, но в то же время Сичэнь мог ощущать, как Усяню физически тяжело держать ее так.              Сичэнь смотрел им вслед до тех пор, пока они не завернули за угол коридора. Его сердце обливалось кровью вдвойне, ведь никакие слова и действия не могли помощь этим двум измученным душам.              Цзян Чэну, медленно идя по коридору, было тяжело. И не из-за навалившегося на него тела старшего брата, который едва мог сам передвигать ноги, но все еще упорно это делал, − а из-за того, что был повинен в таком состоянии. Ему и самому хотелось утонуть в своем горе и просто скорбеть, но такого позволить Цзян Чэн себе не мог. Не имел на это право. Особенно теперь, когда Цзинь Лину нужна была его поддержка и присутствие почти все время. А теперь и Вэй Ину. Его старшему брату, которого он в тайне, но оберегал. Прекрасно осознавая все риски его тела и сердца, он старался отгораживать парня от всех опасностей, пусть чаще всего он и прикрывался грубостью, − Вэй Ин знал его наизусть и был ему благодарен.              Сейчас он придерживает старшего брата, ведя того к его комнате скорее интуитивно, едва видя что-то перед собой. Вэй Ина все еще потряхивало, и Цзян Чэн мог ощущать это: там, где он держал его, проходила волнами дрожь. Когда таблички с номерами на дверях стали отсчитываться от двухста, Цзян Чэн понял, что скоро они прибудут на место. Сичэнь сказал, что номер комнаты Вэй Ина был сто тринадцать, поэтому за следующим поворотом, они должны были увидеть уже нужную дверь.              Выходя из кабинета Лань Хуаня, Цзян Чэн был уверен, что соберется с силами и заговорит с Вэй Ином, но слова отказывались складываться в понятные предложения. Он бросил это дело. На сегодня.              Выудив из кармана ключ, Цзян Чэн стал отпирать дверь, параллельно придерживая Вэй Ина за плечи. Тот шевельнулся и попытался отстраниться:              − Ты же знаешь, что я могу идти сам, Цзян Чэн, не нужно, − произнеся лишенным каких-либо эмоций голосом, Вэй Ин прислонился к стене, прикрывая рукой глаза, − я в состоянии пару секунд постоять без поддержки.              Цзян Чэн хотел было огрызнуться, начать лекцию о том, что Вэй Ин опять делает то, что ему в данный момент не по силам, но уперто твердит об обратном, но успел вовремя прикусить язык. Сейчас не время для ссор, да и Вэй Ину не до нравоучений. Юноша промолчал и теперь вставлял ключ в скважину.              Все комнаты в убежищах были почти одинаковыми, отличалось лишь то, что хозяева этих комнат делали сами: у кого-то оставались фотографии своих семей в разбитых рамках, кто-то успел унести из домой вещи или понравившиеся предметы декора с вылазок.              В комнате была кровать, шкаф в углу, пару тумбочек по обе стороны от постели, а в некоторый на стенах даже висели картины. Цзян Чэн оглянулся, − по счастливому стечению обстоятельств одна их них висела прямо над заправленной кроватью. Перед тем как войти в комнату, принято снимать обувь − убирались раз в неделю, но объем работы значительно уменьшался, если люди не расхаживали в ботинках там, где собирались спать.              Сняв обувь самостоятельно, Цзян Чэн втащил Вэй Ина внутрь, все еще опасаясь, что он может упасть. Парень слегка толкнул Усяня к стене, чтобы тот облокотился на нее, а потом принялся расшнуровывать чужие шнурки. Вэй Ин если и хотел возразить, был остановлен ледяным взглядом брата.              Кое-как выпутавшись самостоятельно из своей куртки, Вэй Ин рухнул на кровать. Он не хотел двигаться, что-то говорить, − провалиться в беспамятство было просто прекрасной идеей, глаза слипались, но почему-то Вэй Ин был уверен, что не заснет так просто. Как бы сильно не хотел.              В комнате царила тишина, Вэй Ин лишь краем уха улавливал тихие шаги Цзян Чэна, его неровное дыхание, словно он боялся слишком громко сделать вдох. Они оба уже были в такой ситуации − в один из дней, когда после очередной терапии Вэй Ину было особенно плохо, Цзян Чэн понимал это и боялся сделать что-то, что могло как-то ухудшить состояния парня. Он буквально ходил на носочках, не язвил и предпочитал сидеть, выражая немую поддержку своим присутствием.              Усянь почувствовал, как с краю кровать прогнулась под чужим весом. Вэй Ин повернулся набок, пытаясь уложиться удобнее, но в итоге просто слегка подвинулся в сторону и замер − больше сил не было.              − Поспи, А-Сянь, − прошептал юноша, − завтра мы поговорим.              Вэй Ин приоткрыл один глаз, всматриваясь в фигуру брата и постарался улыбнуться, но, скорее всего, вышло у него плохо. Его младший брат был заметно напряжен, все в нем выдавало его волнение, − Усянь, хоть и не полностью, но постарался его успокоить:              − Несмотря на все, я очень рад, что нашел тебя, А-Чэн, − слова подействовали на Цзян Чэна.              Он выдохнул, а его обычно напряженные губы поднялись в улыбке. Вэй Ин, устало прикрыв глаза, не успел заметить, как сильно парень сжимает покрывало, как белеют его костяшки в попытках скрыть дрожь.              Спустя несколько минут дыхание Вэй Ина выровнялось, морщинка между бровей разгладилась, придавая лицу юношеские черты, − исчезли все последствия месяцев скитания, стресса и страха. Таким и запомнил Цзян Чэн своего брата.              Смотря на него, Цзян Чэн не сдержался. Первый всхлип сорвался с его губ, а все последующие уже невозможно было остановить. Парень медленно сполз с кровати, упираясь коленями в пол. Пальцы прошлись сквозь пряди, зарываясь и оттягивая их до тех пор, пока не почувствовал жгучую боль.              Контролировать свое дыхание он уже не мог, − Цзян Чэн задыхался, но через поток рыданий с губ срывались слова бессмысленных извинений − Вэй Ин не мог его слышать, он спал и не был свидетелем того, как Цзян Чэн казнил самого себя. Дав слабину сейчас, он признался, что не выдерживает. Не выдерживает уже давно, но старался держаться до последнего. Ради племянника. Ради Вэй Усяня.              − Я не смог уберечь ее, не смог, − голос был заглушен покрывалом, Цзян Чэн кусал до крови губы, чтобы хоть как-то стать тише, − я… после того как мы потеряли тебя, я изо всех старался защищать их, Цзинь Лина, шидзе, которая не находила себе места.              Тело Вэй Ина вздрогнуло, но Цзян Чэн сквозь пелену слез едва ли заметил это небольшое движение. Он продолжал:              − Не уследил… − очередной всхлип, − не уследил за ней, А-Сянь. Какая-то минута моей слабости стоила ей жизни. Никого не смог уберечь… ни маму, ни папу, ни тебя, даже шидзе… Как мне теперь смотреть тебе в глаза? Я не смог уберечь нашу семью, А-Сянь.              Руки накрыли голову, словно закрываясь от внешнего мира. Его тело содрогалось от рыданий, и Цзян Чэн больше не был в состоянии что-либо сказать. Ему казалось, чем больше он выливает все это брату, который даже не слышит его, тем сильнее он зарывал себя.              Рыдания потихоньку сходили на нет и теперь сменялись тихими всхлипами, но вскоре и они прекратились. Вэй Ин все это время изо всех сил старался не дышать слишком громко, слишком быстро, чтобы не выдать себя. Он ждал, когда Цзян Чэн, вымотанный слезами и стрессом, заснет.              Поднявшись на локтях, Вэй Ин окинул взглядом своего брата и представил, как тяжело ему было все это время. По его собственным щекам текли слезы, но он зло вытер их рукавом.              Почему же получилось так, что жить в неведенье легче, чем встречаться с последствиями этой разлуки?

✧ ✧ ✧

             Несмотря на усталость, сон Хуа Чэна отказывался быть спокойным и крепким. Как только ему удалось уснуть, впервые за долгое время, он проснулся от внезапно пришедших к нему кошмаров. Он уже и забыл, каково это было. Раньше, когда он только распрощался с приютом, сон для него стал мечтой − как только юноша закрывал глаза, к нему приходили ужасающие картинки, наполненные холодом и всепоглощающим ужасом. И дело было даже не в воспоминаниях из раннего детства − Хуа Чэн ничего почти с тех времен не помнил − а в том, какие чувства они вызывали. Вскакивая посреди ночи, все тело одолевала слабость, а внутри было непонятное чувство пустоты.              Сейчас сны уже не казались такими страшными. Да и прежние негативные эмоции вызывали их не с такой силой, но состояние все равно после них было паршивое.              Хуа Чэн тяжело выдохнул, понимая, что придется ходить так весь оставшийся день. Который и без того обещал быть трудным. Потерев ладонями лицо, мужчина несколько секунд просто сидел и пытался собраться с мыслями. В комнате было прохладно, что удивляло − окон в помещениях не было из-за расположенности убежища, − но в то же время не было недостатка света или ощущения, что ты находишься глубоко под землей.              Почему-то перед закрытыми глазами Хуа Чэна предстал Се Лянь. Надо признаться, что этот человек один из немногих, кто заставил мужчину восхититься, − не только невероятной красотой и изяществом, но и силой. Он походил на тех Богов Войны, книжки о который они с Хэ Сюанем читали в детстве. Там, эти божественные существа были похоже на ангелов, но и с тем могли своей мощью превратить целые города в руины. Хуа Чэн невольно провел параллель с Се Лянем. Образ перед ним заставил сердце на долю секунды сжаться, но он поспешно проигнорировал это странное неизведанное чувство и встал с кровати.              Как вчера сказал Се Лянь, душевые были общие − на каждом этаже по несколько помещений, и как такового четкого времени посещений не было, что не могло не радовать. В шкафу лежала не только сменная одежда, но и предметы первой необходимости: зубная щетка, два полотенца, даже расческа, − увидев это, мужчина удивленно приподнял брови. Случайно ли она оказалась здесь или кто-то намеренно положил ее, обратив внимание на длину его волос?              Как только Хуа Чэн вышел из своей комнаты, то направился в сторону душа. Как он и предполагал − сейчас комната пустовала. Середина дня, и большинство людей находились сейчас на работе, поэтому мужчина мог спокойно, но все равно быстро, помыться.              После душа, как обычно и бывало, Хуа Чэн почувствовал себя лучше. Некоторые мышцы в теле побаливали из-за неудобной позы сна, но это стало привычным делом. В коридорах стояла абсолютная тишина − местами Хуа Чэн мог слышать голоса, но они были далекими и, скорее всего, доносились из столовой или комнаты отдыха, которую они с Хэ Сюанем вчера проходили.              Привычка прислушиваться к каждому звуку еще долго будет преследовать его, даже будучи в безопасном месте. Иногда Хуа Чэн уставал от этого, но прекратить никак не мог. Да и в нынешнем мире этого делать было нельзя. Если хочешь остаться в живых, по крайне мере.              Как только дверь в комнату закрылась, Хуа Чэн приступил к расчесыванию своих волос, − в таких условиях ухаживать за ними было сущим адом, но отрезать мужчина их не хотел по только ему известным причинам. За прошедшие дни они успели здорово запутаться, и даже после мытья они были в плачевном состоянии.              Выругавшись себе под нос, когда расческа в очередной раз застряла в одной из прядей, он готов было уже выдернуть раздражающую штуковину вместе с волосами. Уже приготовившись испытать боль от рывка, Хуа Чэн замирает, когда в дверь стучатся. Мужчина так и оставил расческу висеть в волосах, а сам направился узнать, кто к нему пришел. Когда дверь открылась, перед ним стоял Се Лянь − его глаза оживленно сверкали, а на губах играла привычная мягкая улыбка.              − Гэгэ! − Хуа Чэн внутренне поморщился от того, насколько радостно это прозвучало.              Но Се Ляня это ничуть не смутило, казалось, он даже немного удивился такой бурной реакции.              − Добрый день, А-Чэн, − мужчина отошел в сторону, пропуская гостя внутрь, − я надеюсь, ты чувствуешь себя лучше?              Хуа Чэн секунду колебался, но потом кивнул. То, что он чувствовал себя лучше и живее, чем до сна − не было ложью.              − Все хорошо, спасибо, гэгэ, за волнение, − протянул он, и наклонил голову в бок, − ты собираешься отвести меня куда-то?              Взгляд Се Ляня проскользил от макушки Хуа Чэна и остановился где-то в районе скул. Он несколько секунд молчал, забавно наклонив голову, и выглядел так, словно пытался разгадать какую-то сложную загадку. Он промычал что-то утвердительное, а потом неожиданно рассмеялся.              − Что с твоими бедными волосами? − Хуа Чэн какое-то время был ступоре, а потом вспомнил в каком виде открыл дверь. Его лицо исказилось, и он поспешил отвернуться.              − Гэгэ так жесток. Я так долго мучился с этими волосами, а ты смеешься надо мной, − Хуа Чэн состроил самое грустное и обиженное лицо, на которое был способен.              Смех Се Ляня резко прекратился, и он постарался принять серьезный вид. Но мужчина хорошо видел, как уголки губ подрагивают, снова наровясь сложиться в улыбку. Смотря на попытки сдержать новый порыв смеха, Хуа Чэн за этим и не заметил, как начал невольно улыбаться сам.              Се Лянь подошел к мужчине, который снова принял страдальческий вид и сощурил глаза.              − Прости, прости, − все еще посмеиваясь, произнес он, − могу я помочь? Я знаю, каково это, когда волосы путаются, и уже приноровился распутывать самые запутанные узелки.              Хуа Чэн удивленно уставился на мужчину в белом, а его сердце пропустил удар. Как только он представил, что эти пальцы будут трогать его волосы, возможно, нежно поглаживая, он готов был упасть от восторга. Собрав свою оставшуюся волю, Хуа Чэн кивнул и прошел к кровати, опускаясь на ее краешек. Се Лянь, поняв, что это было немое согласие, поспешил подойти к Хуа Чэну, вставая у него за спиной. Волосы и правда были сильно запутаны, но лишь на кончиках, поэтому по мнению генерала, ситуация не была уж такой ужасной. Иногда после миссий за стенами убежища, его волосы находились в таком ужасном состоянии, что приходилось прибегать к ножницам. И именно поэтому теперь он заплетал волосы в низкий пучок во избежание повтора.              Се Ляню казалось, что Хуа Чэн перестал шевелиться и вообще дышать − генерал уже испугался, что сделал больно, но потом понял, что мужчина перед ним просто не привык к подобному. Се Лянь не знал, как до этого жил Хуа Чэн, но Хэ Сюань рассказывал об их совместных днях в приюте. А жизнь в приюте не может быть простой, а насколько она была тяжела, Се Лянь даже не догадывался. Он старался не делать резких движений, напевая какую-то песенку себе под нос. Ловкие пальцы уже интуитивно распутывали локоны, пока пряди снова не стали струиться по спине.              − Вот и все, − закончив, Се Лянь еще раз прошелся по волосам расческой и гордо оглядел результат, − было больно?              Хуа Чэн какое-то время молчал, но потом повернулся к генералу лицом и улыбнулся, хитро прищурившись:              − Нет, гэгэ. Твои пальцы по истине могут творить чудеса, спасибо.              Се Лянь смутился от такой формулировки, но догадался, что этот чертенок перед ним этого и добивался. Генералу пришлось постараться, чтобы сохранить свое лицо бесстрастным. Но по взгляду Хуа Чэна, в котором плясали хитрые искорки, понял, что его поймали.              − И кто еще из нас жестокий, − буркнул генерал, отворачиваясь в сторону двери.              Послышался звонкий раскатистый смех.              − Прости, прости, гэгэ. Я больше не буду тебя дразнить, − Се Лянь не поверил. Ни разу, − на самом деле, ты можешь звать меня Сань Ланом.              Увидев вопросительный, но в то же время заинтересованный, взгляд мужчины, Хуа Чэн поспешил продолжить:              − Я был третьим по старшинству в приюте, поэтому меня иногда назвали Сань Ланом. Но сейчас уже никто так не делает, да и некому больше. Но гэгэ может, − несмотря на то, что Хуа Чэн улыбался, сердце Се Ляня сжалось. Он так спокойно говорил об этом, но генерал был уверен, с каким трудом ему это далось.              − Хорошо… − ответил Се Лянь, − Сань Лан.              Удовлетворенный ответом Хуа Чэн полностью развернулся к мужчине:              − Ты хотел мне что-то сказать, гэгэ, или отвести куда-то?              И тогда Се Лянь опомнился. Он пришел сюда не просто так, но за разговорами совсем забыл о своей первоначальной задаче. Спохватившись, генерал выудил из кармана небольшое устройство − оно было выполнено в форме браслета черно цвета с квадратным экранчиком посередине — это изобретение помогало функционировать убежищу и не быть уничтоженным в хаосе.              − Вот, дай мне свою правую руку, − мужчина в красной футболке послушно протянул руку. Се Лянь быстро отрегулировал ремешок под толщину запястья и перевернул экран вверх, − это специальные часы, которые имеют все жители убежища. С помощью них ты сможешь проходить в некоторые места Силверфорта, а некоторые будут для тебя закрыты.              Хуа Чэн задумчиво промычал, осматривая устройство на руке.              − А с чем связано это различие?              Се Лянь поднял указательный палец вверх, давая понять, что сейчас начнется объяснение. Но как только Се Лянь начал было говорить, резко замолчал − его взгляд прошелся по фигуре Хуа Чэна и остановился на его красной футболке.              − Ты уже оделся? Пойдешь так? − Хуа Чэн нахмурился и быстро начал оглядывать свою одежду, − нет, нет, все хорошо, Сань Лан! Я просто уточнил, чтобы если нужно, дать тебе время на переодевание. А еще…              Генерал замялся, но вскоре продолжил:              − Тебе может быть холодно в такой легкой футболке. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли еще толстовку. Красный цвет пойдет, я полагаю? − Хуа Чэн на это улыбнулся и кивнул. Его любовь к этому цвету была очевидна, − хорошо, дай мне секунду.              Он что-то ввел на своих часах, словно писал кому-то сообщения, а затем нажал на кнопку, и экран вновь потух.              − Эти часы также могут использовать для передачи сообщений. Необходимо только ввести вот в это окошко, − экран загорелся, показывая строку поиска, − специальный пароль, который человек придумывает самостоятельно. Так он выведет тебя в окно сообщений, и вы сможете обмениваться просьбами или мыслями.              Хуа Чэн изо всех сил старался успевать обрабатывать всю свалившуюся информацию и, к счастью, у него пока получалось. Когда Се Лянь понял, что мужчина осознал сказанное, и можно продолжать, он поспешил так и сделать:              − Твои часы включены. Осталось придумать пароль. Есть идеи? − Хуа Чэн задумчиво смотрел на экран, по-прежнему молча.              Се Лянь его не торопил и терпеливо ждал. В какой-то момент по лицу мужчины начала расползаться ухмылка, а в глазах запрыгали дьявольские огоньки. Се Лянь на секунду забеспокоился, но продолжал с интересом рассматривать, как ловкие пальцы вбивают пароль на маленьком экране.              − Готово, − Се Лянь, вздрогнув от резкого возгласа, посмотрел на лицо Хуа Чэна и в ожидании замер, − гэгэ хочет добавить этого Сань Лана, чтобы общаться с ним в любое время дня и ночи?              − Конечно, скажи мне свой пароль, − стараясь игнорировать озорной блеск в глазах, ответил Се Лянь.              Хуа Чэн же не стал говорить пароль во всеуслышание, он поднял палец вверх и поманил Се Ляня к себе, словно хотел поведать ему тайну. Когда губы мужчины приблизились к уху генерала, последний вздрогнул от горячего дыхание, но не отстранился.              Как только пароль слетел с губ Хуа Чэна, Се Лянь поспешно отскочил от него, закрывая горящие щеки ладонями.              − Сань Лан! − Хуа Чэн залился смехом, − какой ты бесстыдник!              Продолжая смеяться, Хуа Чэн произнес:              − Прости, гэгэ! Не злись на этого Сань Лана, он не со зла, − Се Лянь старался укоризненно посмотреть на этого демоненка, но взгляд никак не хотел становиться злым, и он бросил эту затею.              − Заставил меня краснеть. Тебе должно быть стыдно, − Хуа Чэн прекратил смеяться и теперь походил на брошенного щенка, − но я не злюсь!              − Сань Лану очень стыдно, − самым искренним голосом заверил мужчина.              Но Се Лянь не мог не улыбнуться.              − Вруша, Сань Лан, ты такая вруша, − покачал головой генерал.              Не успел он еще поругать Хуа Чэна, как в дверь постучали. Се Лянь встал с кровати и открыл ее, что-то беря из рук человека в коридоре. Он улыбнулся ему, а затем поблагодарил, после чего дверь снова закрылась. В руках у Се Ляня был объемный пакет, который он развернул по дороге к Хуа Чэну.              − Вот, надень это, пока не замерз, − протянув мягкую на ощупь ткань, Хуа Чэн стянул с себя футболку. Когда он выпутывался, то краем уха услышал кашель Се Ляня, но когда его глазам уже ничего не мешало, генерал выглядел как обычно. Схватив толстовку, он быстро надел ее через голову, наслаждаясь тем, насколько мягкой была ткань.              − Нормально? Все хорошо?              − Да, отлично, гэгэ, спасибо, − искренне поблагодарил Хуа Чэн.              Се Лянь счастливо хлопнул в ладоши и начал:              − Давай я отведу тебя к своему отцу, а по дороге расскажу различия уровней часов, идет?              Хуа Чэн кивнул, следуя за генералом к двери. Как он успел понять, двери здесь никто на ключ не закрывал, потому что красть то было и нечего, да и в сложившейся ситуации было не до этого. Поэтому комнаты лишь захлопывали и спокойно шли по своим делам.              − Итак, − выйдя в коридор, они повернули в сторону душевых, − всего есть пять уровней.              Подняв руку, Се Лянь продемонстрировал раскрытую ладонь.              − Первый уровень есть у всех людей, он дает возможно ходить в столовую, отдыхать в гостиной, пользоваться душевыми, то есть самые важные комнаты, которые необходимы всем. Это даже больше не для входа, а для того, чтобы отслеживать время и место пребывания человека. В ту же душевую, ты сможешь зайти и без браслета. Дальше идет второй уровень. Это твой уровень, он дается людям, которые работают в определенной сфере. Например, тебе, как человеку в рядах армии, можно заходить на специальные склады с инвентарем, в комнату для тренировок, − Се Лянь продолжал, − третий уровень считается особым. Потому что этот уровень дается ученым, людям, которые работают в лабораториях. Только они могут входить туда, и никто больше. Их территория неприкасаема во избежание еще каких-то биологических катастроф.              Хуа Чэн кивнул. Звучало все довольно понятно. Просто нужно было время все это запомнить.              − Четвертый уровень − это люди, которые являются приближенными или доверенными лицами так называемой Верхушки. Название прижилось в убежище и теперь нас так называют. Доверенные лица − это, например, как Му Цин и Фэн Синь, которых ты видел. У них есть доступ почти во все места, но с небольшими ограничениями. В лаборатории они так же входить не могут. Насколько я знаю, у Хэ Сюаня тоже есть такой, но о нем он тебе расскажет сам, − Хуа Чэн заинтересовано приподнял бровь, сделав себе мысленно заметку: спросить у своего друга об этом, — та-а-к, и наконец-то пятый уровень. Это Верхушка − то есть я, мои братья и наш отец, Глава убежища. Вход открыт везде, секретные секции и тому подобное, но кроме…              − Лаборатории? − закончил Хуа Чэн и получил от Се Ляня одобрительный кивок, − гэгэ такой важный.              Се Лянь сразу отвернулся от улыбающегося Хуа Чэна, смущенно почесывая шею.              − Прекрати, Сань Лан. Какой же ты…              − Потрясающий? Умный? Сильный? − закидывал Хуа Чэн прилагательными, и с каждым словом улыбка становилась шире.              − Я хотел сказать бесстыжий, − закончил Се Лянь.              Хуа Чэн на это тяжело вдохнул.              − Это тоже, гэгэ прав, − прикрыв глаза в наигранной обиде, он краешком зажмуренного глаза наблюдал, как заливается смехом Се Лянь.              Возможно, прямо сейчас у него появилась новая любимая вещь − улыбка человека идущего рядом с ним.