и Христос простит эти кости, которые я прячу
ни от кого успешно
—
Оклэнд не двигается. Его пистолет всё ещё поднят, снят с предохранителя, но плечи поникли. Мужчина так быстро сокращает расстояние между ними, но Оклэнд просто стоит. Внезапно Милпорт оказывается слишком далеко, чтобы что-либо предпринять, а между ними находятся другие зомби. Он использует рукоятку своего пистолета, чтобы ударить зомби наотмашь, затем стреляет ему один раз в лицо, но другой уже нападет, и Милпорту просто не хватает места, чтобы пошевелиться. Он вынимает из ножен оружие, которое дал ему Оклэнд, — то, к которому он никогда не прикасался. Он обращается с ножом так, как учил его отец: безжалостно рубит, попадая очередному зомби в яремную вену. Оклэнд всё ещё не шевелится. — Эндрю! — кричит Сан-Хосе с другого конца комнаты, Беверли-Хиллз отталкивает зомби со своего пути и стреляет в грудь нежити. — Блять, сделай что-нибудь! На них надвигается толпа. Четырёх тел определённо недостаточно, чтобы справиться с таким количеством зомби, но это лучше, чем если бы их было трое. Но Оклэнд даже не осознаёт, что сказал его брат. Он просто смотрит на человека, приближающегося к нему. Находящегося в паре десятков сантиметрах от него. Милпорт знает, что должен что-то сделать. Он отмахивается от другого зомби на своём пути, расчищая дорогу назад к Оклэнду. Два выстрела эхом разносятся по гостиной. Слишком близко. Милпорт резко оглядывается, думая, что Оклэнд наконец-то начал действовать. Но когда он поворачивает голову, то видит, как мужчина лежит, истекая кровью у ног Оклэнда, но тот всё ещё стоит на месте, лишь его взгляд движется, чтобы следить за движениями. На другом конце комнаты пистолет Сан-Хосе поднят и направлен в их сторону. Милпорт выпускает в мужчину ещё одну пулю, просто для того, чтобы убедиться (для подобных ситуаций существуют правила) и обхватывает рукой локоть Оклэнда. Оклэнд отшатывается, выдёргивая руку из хватки Милпорта. В его глазах читается дикость. И страх. Милпорт достаточно раз видел это выражение на своём же лице, чтобы знать, каково это: быть настолько напуганным. — Мы должны убираться отсюда, — тихо говорит он. Сан-Хосе начинает расчищать путь. Беверли-Хиллз прикрывает его спину. — Здесь небезопасно. Оклэнд не отвечает. Не кивает. За последние пару месяцев Милпорт запомнил все сигналы Оклэнда. Язык его тела. Теперь он — чистый лист. Он просто ещё раз смотрит на мужчину у своих ног и обводит взглядом комнату. Оценивает ущерб. Беверли-Хиллз и Сан-Хосе к настоящему времени почти справились с зомби. Милпорт стреляет в парочку, задерживающуюся в непосредственной близости от него, и в тех, что помедленнее. Те, вероятно, обратились первыми. С ними легко справиться. Сан-Хосе, наконец, добирается до Оклэнда с Милпортом. — Эндрю, — повторяет он, и Оклэнд вздрагивает. — Не называй его так, — говорит Милпорт, голос звучит резче, чем он хотел. — Не указывай мне как, блять, разговаривать с моим братом, — огрызается Сан-Хосе. Оклэнд не замечает присутствия близнеца. Он сжимает кулаки. И поворачивается к Милпорту. — Зачисти остальную часть дома. Его голос звучит хрипло. Тихо. Милпорт ловит себя на том, что кивает, но на самом деле не хочет покидать Оклэнда вот так. Но у них есть долг. Другие зависят от них. Это меньшее, что он может сделать. — Эндр… — снова начинает Сан-Хосе, но Оклэнд прерывает его быстрым движением, прикрывая рот брата ладонью. Мгновение они смотрят друг на друга, Оклэнд глядит предупреждающе, а Сан-Хосе полон беспокойства. Сообщение принято. Когда Оклэнд опускает ладонь, он обходит их всех, вылезая из того же окна, через которое они вошли, и направляется в сторону Мазерати. Сан-Хосе следует за ним со всё ещё мягким взглядом. Беверли-Хиллз следит за ними, а затем поворачивается обратно к Милпорту, подняв брови. Она качает головой, её волосы свободно струятся по плечам. — Счастье то какое, что я единственный ребенок в семье, — говорит она.—
Оставшись одни в доме, Милпорт и Беверли-Хиллз вместе перемещаются по комнатам, не желая разделяться в темноте, где по углам может прятаться ещё больше потенциальных угроз. Все враги уничтожены, но они замечают шприцы, разбросанные по шкафам и столовой, где находились зомби. Здесь есть и другие тела — людей, которые не дожили до трансформации и были разорваны на части своими же союзниками. Они разбивают флаконы с ярко-синей жидкостью. На всякий случай. Затем поднимаются наверх, но там нет ничего примечательного. Милпорт замечает, что Беверли-Хиллз кладёт в карман тушь для ресниц и помаду в ванной комнате главной спальни. И немного краски для волос, предположительно для Луиз. Единственное место, где ещё можно поискать, — это подвал. Они смотрят в темноту, оба в нерешительности. Подвалы пугали Милпорта ещё до того, как у него появилась на то причина, но он был свидетелем слишком многих вскрытий живых людей в доме своего отца в Мэриленде, чтобы когда-либо по-настоящему избавиться от этого ощущения, когда волосы встают дыбом у него на затылке. Они с матерью много раз прятались в подобных местах в бегах, но никогда не чувствовали себя в безопасности. Когда вокруг лишь отчаяние и темнота. Беверли-Хиллз направляет фонарик вниз по лестнице, медленно освещая каждый сантиметр. Свет слабый. Им скоро понадобятся новые батарейки. Милпорт поднимает луч своего фонарика рядом с ней, освещая только тёмный ковёр. Ступени скрипят под их ногами во время спуска, но ковер по-прежнему плюшевый. Их ноги утопают в материале. Лестница ведёт в большую гостиную с телевизором с плоским экраном, диваном и баром. Беверли-Хиллз окидывает пространство равнодушным взглядом. — Следовало догадаться, что это будет чисто мужская пещера. Она направляется прямиком к бару, оценивая бутылки, чтобы понять, какую выпивку она может принести остальным. По ходу дела она оценивает их вкус как дешёвое спиртное. Милпорт быстро осматривает помещение, не находя ничего необычного. На мебели скапливается пыль, свидетельствующая о том, что к ней давно не прикасались. В дальнем конце комнаты, напротив бара, есть дверь, вероятно, шкаф. Он направляется к нему, надеясь, что там может храниться что-нибудь полезное. Туалетная бумага. Чистящие средства. Батарейки. Они должны выйти из этого дома с чем-то подобным, чтобы всё это того стоило. Он поворачивает ручку и с удивлением обнаруживает, что дверь открывается внутрь, ведя в ещё одну спальню. Апартаменты на цокольном этаже. Стены увешаны плакатами с женщинами в бикини и нижнем белье. Они наблюдают за его движениями. В углу бонг и электрогитара. Возможно, именно так выглядела бы его комната в другой жизни. Другой реальности, с другими родителями. Милпорт не задерживается на этой мысли. У него есть лишь карты, которые ему раздали. Жизнь, которую он живет. Лучше не представлять, что могло бы быть. Это неофициальное правило. Не унаследованное от его матери, но которому он всё равно следует. Позади него раздаются возгласы Беверли-Хиллз. Наклонившись, чтобы выглянуть за дверь, он видит, что она держит в руках бутылку чего-то дорогого на вид. По крайней мере, старшекурсники смогут повеселиться сегодня вечером. Когда он снова поворачивается лицом к комнате, его фонарик освещает другую дверь, на этот раз слегка приоткрытую. В щели он видит раковину и душ. Он толкает дверь ботинком, петли скрипят. Луч от фонарика падает на зеркало, свет заполняет небольшое пространство. Его сердце замирает. Дыхание прерывается. «Мы гордимся тобой, Младший!» — выведено на зеркале красным. Буквы стекают по стеклу, перетекая друг в друга, становясь почти нечитаемыми. Он думает о телах наверху, только что вспоротых, всё ещё кровоточащих. Он думает о толстом плюшевом ковре, который так тщательно скрывает пыль. Он думает о тонких подвальных окнах и о том, как легко кто-то мог проскользнуть внутрь и выйти незамеченным во время хаоса наверху. Бесшумным в пустом доме. Его желудок скручивает. Милпорт следует взглядом за каплями с зеркала к раковине, где они немного скапливаются. Сток заткнут полотенцем. Там, на раковине, разложены фотографии, очень похожие на те, что Элмвуд хранит в своём номере. Милпорт делает шаг вперёд, тяжело дыша. Его руки дрожат, когда он опирается на холодную столешницу. Там, фотография за фотографией, его собственное лицо, размытое из-за темноты и расстояния. Но это безошибочно он. Милпорт уходит с поля после обеда. Милпорт стоит на парковке за несколько минут до смерти Бруклина. Милпорт на пассажирском сиденье Мазерати с пистолетом в руке. Милпорт заходит в Лисью башню. Милпорт грабит продуктовый магазин с полными руками консервных банок. Милпорт на крыше с Оклэндом. Но на фотографиях не только он. Есть такая же коллекция с Кевином. С Оклэндом. Все трое образуют странное созвездие. Все они являются объектами бизнеса его отца. Бизнеса Мориям. — Куда, черт возьми, ты делся? — из гостиной доносится голос Беверли-Хиллз, и Милпорт дёргается. Даже несмотря на ковёр, он слышит шарканье её ботинок по спальне. Он бросается за фотографиями, засовывая их за пояс брюк. Они ощущаются холодными на его влажной коже. — О, фу, — говорит она, стоя в комнате. — Да, я бы тоже спрятала своего ребёнка в подвале, если бы у него были такие вкусы. В зеркале Милпорт видит, как она поворачивается к нему. Видит замешательство на её лице, когда стоит к ней спиной. Когда не смеётся над её комментарием. Когда она видит кровь. — Какого хрена. Беверли-Хиллз подходит и встаёт рядом с ним. Милпорт не чувствует себя лучше рядом с ней, потому что уверен, что после этого уже никогда не сможет чувствовать себя лучше, но он рад, что находится тут не один. Его всё ещё немного трясет. Милпорт пытается взять себя в руки. — Какого хрена, — повторяет она. Беверли-Хиллз наклоняется, чтобы провести пальцем по крови, но он ловит её за руку раньше, чем она успевает это сделать. — Кто такой Младший? — задаёт вопрос Беверли-Хиллз. — Это не один из моих. Думаешь, это Пальметто? Он качает головой. Он почти уверен, что Кевин — это просто Кевин. — Кто-нибудь из твоих? Милпорт снова качает головой. — Я не знаю их настоящих имён. Правила Зомбилэнда. Он не добавляет, что теперь они оба знают настоящее имя Оклэнда, которым воспользовался и мужчина наверху, и его близнец. Она приподнимает бровь, глядя на него. — Ты ведь не Младший, да? Слишком хорошо выглядишь для такой херни. Милпорт знает, что она пытается поднять настроение. Пытается снять напряжение. Пытается сделать их унылое существование немного ярче. Чтобы оно немного стоило того. Но Милпорту с каждой секундой становится всё труднее оправдывать то, что он собирался остаться в живых, засиживаясь в Пальметто. — Нет, — наконец лжёт Милпорт, и в его голосе слышится горечь. — Может быть, это тот мудак, — он указывает большим пальцем назад в комнату. Беверли-Хиллз лишь качает головой. — Хуёвенькое имя, соответствующее его хуёвенькому вкусу. Она смотрит на кровь ещё мгновение, наблюдая, как она капает и заслоняет ещё большую часть их отражения. — Давай убираться отсюда. Мне жесть как жутко.—
Они находят близнецов в Мазерати на их обычных местах. Ни один из них не поднимает глаз, когда подходят Милпорт и Беверли-Хиллз, но Оклэнд поворачивает ключ в замке зажигания. Ни один из них не комментирует, что они возвращаются с пустыми руками, если не считать оружия, с которым они вошли. Увидев кровь, они решили оставить свои трофеи. Не могли обещать, что те были не поддельными. Все молча возвращаются в кампус. На этот раз Оклэнд не утруждает себя парковкой за пределами кампуса. Он подъезжает прямо к Лисьей башни. Никто из них не выходит. Даже в зеркале бокового вида Милпорт видит пустой взгляд Беверли-Хиллз. В конце концов, Оклэнд глушит машину и выскакивает на улицу. Он хлопает дверью так сильно, что сотрясается вся рама, и топает прочь, внутрь здания. Сан-Хосе наклоняется вперёд и опускает голову на руки, закрывая ими лицо. Его вздох наполняет машину. Когда он, наконец, толкает дверь, в нём нет той силы или гнева, что у его брата. Он лишь немного разбит. Беверли-Хиллз и Милпорт следуют за ним по пятам, не желая оставаться ночью в одиночестве дольше, чем это необходимо. Беверли-Хиллз направляется прямиком в свою комнату, готовая к допросу, но Милпорт следует за Сан-Хосе в их номер. Глаза Колумбии расширяются, когда они входят, Сан-Хосе проходит мимо него, не говоря ни слова. Он запирается в ванной, но вода не включается. Колумбия выглядит так, будто собирается что-то сказать, но Милпорт опережает его. — Оклэнд здесь? Колумбия качает головой, и Милпорт обходит его, направляясь глубже в комнату. Кевин склонился над книгой, как и каждый вечер. Иногда это что-то связанное с экси. Иногда это какой-нибудь скучный учебник истории. Он не откладывает его, когда Милпорт подходит ближе. Милпорт достает фотографии из штанов и выкладывает их на страницу, на которой остановился Кевин. Кевин мгновение смотрит на них, переваривая увиденное. Его руки немного дрожат, когда он сгребает стопку, просматривая снимок за снимком. Его лицо бледнеет. — Мы уезжаем, — наконец говорит Милпорт. — Ты и я. Сегодня вечером. Сейчас они нацелились на Оклэнда. Следят за ним. Кевин качает головой. — Я не могу, — его голос дрожит. — Почему, сука, нет? Слишком напуган, чтобы взглянуть в лицо собственной реальности? Кевин сильно хмурится. Он кладёт фотографии на тумбочку рядом с собой и закрывает книгу. — Они пришли за Оклэндом сегодня вечером, — продолжает Милпорт. — Они привели кого-то, кто его знал. Кто его пугает. Он, блять, замер там. Его могли укусить. Кевин лишь смотрит на свои руки. — Кевин… — начинает Милпорт вновь, но Кевин, наконец, поднимает на него взгляд. — Не называй меня так. — Это твое имя. — Больше нет, — говорит он, и его голос звучит сильнее и вызывающе, чем Милпорт когда-либо слышал, даже до того, как стал Милпортом. — Теперь я просто Пальметто. — Почему? — спрашивает Милпорт, и вопрос вырывается прежде, чем он успевает себя остановить. Это не то, ради чего он пришёл сюда. Это не имеет смысла. — Почему вообще из всех мест ты выбрал это? — Больше было некуда идти, — его голос снова стал тихим. — Это было единственное место, о котором я мог подумать. — Чушь, — возражает Милпорт. Он сам даже не догадывался об этом месте. Сначала нет. Пока не был на полпути к Калифорнийскому университету и не вспомнил печально известную команду и её оранжевый стадион первого дивизиона. — Скажи мне правду. Кевин выдерживает его взгляд, зелёные глаза тускнеют рядом с римской цифрой, нанесённой чернилами на скулу. — Тренер Ваймак — мой отец, — наконец признаётся он. — Я думал, что с ним я буду в безопасности. Милпорт кивает, переваривая информацию. Он знает, как работает мафия. Семья превыше всего, за исключением тех случаев, когда ты принадлежишь им. И Кевин принадлежал Мориямам большую часть своей жизни. — Но потом они последовали за тобой. Кевин кивает. — Не мог встретиться с ними лицом к лицу. До сих пор не могу. Но Оклэнд сказал, что сохранит мне жизнь. Пока всё, наконец, не прекратится. Они оба знают, что этого никогда не будет. Не так, как они представляют. Милпорт не понимает мотивов Оклэнда: почему он подвергает опасности членов своей семьи, свою личную безопасность ради незнакомца. Но Милпорт знает, как выглядит человек, отчаянно пытающийся выжить. Возможно, в конце света в них всё ещё осталось немного доброты. — Почему тебя это вообще волнует? — наконец произносит Кевин, кладя один из полароидных снимков своего лица на самый верх стопки, и Милпорт готов к ответу. — Я сказал тебе правду. Кто ты для них? Он смотрит Кевину в лицо, давая ему последний шанс узнать его, но Милпорт понимает, что этого не случится. Понимает с момента их первой встречи за панелями Лисьей Норы. — Натаниэль Веснински, — имя, данное при рождении, звучит непривычно в его устах, но Милпорт сохраняет голос ровным. — Мой отец идёт за мной.—
Милпорт находит Оклэнда на крыше, свесившего ноги через край. Сигарет у них всё ещё нет, поэтому тот довольствуется щелчками зажигалки, тратя впустую ограниченный запас жидкости внутри. Милпорт останавливается в полуметре от края. — Скажи мне уйти, и я уйду, — говорит он, когда уверен, что Оклэнд знает, что он позади. — Скажи мне оставить тебя в покое, и я так и поступлю. Оклэнд просто смотрит на него сбоку усталыми глазами. Он клонит голову вперёд, приглашая Милпорта подойти к краю. Когда Милпорт устраивается рядом с ним, то замечает, что куртки на Оклэнде нет, рукава его водолазки задраны, обнажая длинные бледные шрамы вдоль и поперек предплечий. Милпорт чувствует на себе пристальный взгляд Оклэнда, поэтому поднимает голову, чтобы встретиться с ним глазами. Он не задаёт вопроса, но он есть. Оклэнд не даёт ему никаких ответов. Он просто льнёт к нему. Милпорт отворачивает голову. — Не сегодня, — шепчет он. Милпорт хочет. Хочет дать Оклэнду что-то после всего, что произошло, до всего, что будет, но не это. Вместо этого он позволяет Оклэнду уткнуться лбом в своё плечо. Милпорт зарывается носом в мягкие светлые волосы и глубоко вдыхает, пытаясь запомнить, как они пахнут. Как никотин. Как лавандовый шампунь. Как пот. Как Оклэнд. Они берут друг друга за руки, и Оклэнд крепко сжимает их. Он прерывисто вздыхает, его дыхание согревает шею Милпорта. Они остаются сидеть так полночи. Даже после того, как плечо Милпорта начинает болеть под весом Оклэнда. Даже после того, как воздух становится холоднее и Оклэнд начнет дрожать. Даже после того, как Милпорт понимает, что ему пора идти. Но он действительно не хочет отпускать. Может быть, правила его матери в любом случае не были направлены на выживание. Может быть, они были просто для того, чтобы защитить его от прощаний. От боли от настолько глубоких чувств и встречи лицом к лицу с неизбежным. С его реальностью. Его жизнь никогда не должна была выглядеть так. Но сегодня вечером, может быть, Милпорт сможет выжать из неё ещё немного.