Светлячок

      Хотару открыл глаза и его взгляду предстал совершенно белый матовый потолок с точечными светильниками по периметру комнаты, серые стены которой были не похожи на те, где он жил последние две недели. Он скосил глаза — рядом на придвинутом вплотную журнальном столе стояло два стакана: в одном, судя по цвету, апельсиновый сок, в другом — просто вода. Рядом со стаканами лежала круглая таблетка. Такого разбитого и поганого состояния Нишигори ещё никогда до этого не чувствовал. Болела ли голова? …да, она адски болела, было больно даже глазам, во рту пересохло, и казалось, будто всё покрылось какой-то премерзкой плёнкой. Хорошо что в помещении стояла тишина, за исключением редкого бряцания посуды где-то совсем рядом, которое отдавалось в голове гулким эхом, но не сильно. Принимать вертикальное положение не хотелось от слова совсем. Пока он лежал вот так, не двигаясь, жизнь была ещё более-менее сносна.       Понемногу приходя в себя, Хотару начал составлять цепочку событий, что произошли вчера. Они пришли в клуб, и, в целом, ему понравилось. Он танцевал, они выпивали, расслабляющая атмосфера, красивые девушки… девушки… И в этом месте сознание японца забуксовало.       Вроде бы вспомнилось, как хорошо было с Катей, но перед закрытыми глазами почему-то отпечаталось лицо Никитина и глаза, которые пожирали его огнём желания. Это было невероятно, волнительно и… сексуально? Витя в этот момент был словно личный демон-искуситель, что забрал душу. От этих воспоминаний внутри японца всё скрутило, и сладко и болезненно. Он вспомнил, по какой причине кончил — спустил прямо в штаны. Он помнил, как Витя выгнал грубо, кажется, с матом, девушек из помещения ВИПа. Это было совсем не похоже на молодого улыбчивого русского — он в один момент преобразился в серьезного мужчину, от которого несло опасностью. В нем явно проглядывалось что-то пугающие. Где-то уже на грани сознания он помнил, как Никитин нервно закурил и сквозь закрывающиеся глаза и ускользающее сознание Хотару ощутил лишь, как Витя склонился над ним и убрал с лица прядь волос, заправляя за ухо. Хотелось протянуть руки к нему, запустить пальцы в волосы, притянуть к себе и поцеловать… именно этого хотелось тогда. Это было желание, зудящие и не дающие покоя. Настолько неправильное, иррациональное, но вместе с тем — самое яркое. Японец попытался сглотнуть, но во рту пересохло окончательно. С кухни, что находилась практически в этом же помещении квартиры-студии, доносится запах готовящегося наваристого бульона. У Никитина было, видимо, хорошее настроение, потому что Хотару услышал, как тот чуть слышно что-то напевает на русском. Японец вымученно улыбнулся.       Лёжа вот так, на половинке дивана, он только сейчас понял, что раздетый… и ладно бы была снята только верхняя одежда: футболка и джинсы… но он лежал под одеялом совершенно голый. Стоило подумать о том, что Витя раздевал его пьяного, чего он совершенно не помнит, как японца бросило в жар. От стыда, что он предстал перед ним в таком виде, хотелось провалится на месте. И как теперь в глаза смотреть Никитину…? Хотя и без этого стыдно и как-то неловко. Ещё и этот внезапный предательский стояк… — Оу, самурай, ты уже не спишь? — Витя совсем незаметно подошел к дивану. — Как ты себя чувствуешь? Ты отключился вчера. — Я… я… все хорошо, Витья. — краснея, Хотару пытался не пересекаться взглядом с русским. — А, ну раз хорошо, тогда вставай. Надо перекусить и отвезти тебя на квартиру. — японец был благодарен, что Витька не затрагивает то, что было в клубе, и обошел скользкую тему стороной. До этого Хотару не чувствовал неловкости в присутствие Никитина, но сейчас… он посмотрел на Витю. Тот отошел к небольшому шкафу-купе. Совсем не стесняясь, Никитин бродил по дому в одних шортах, без майки. Он был невероятно хорош: стройное, спортивное тело, высокий рост… японец снова засмотрелся.       Очень захотелось прикоснуться, почувствовать запах его тела и тепло, чтоб как ночью в клубе смотрели на него эти серо-зеленые омуты. Где-то внутри стянуло узлом и заныло. Нишигори никогда не замечал за собой каких-то гейских наклонностей, но отрицать было сложно, ему очень нравился Витя, к нему тянуло… ни к одной девушке в жизни так не тянуло, как к этому русскому. Загадочный, и такой разный. И на самом деле японец давно понял, что за внешней простотой и маской весельчака скрывается сложная и многогранная личность. И с каждой гранью хотелось соприкоснуться и познакомиться. Так, зависнув в своих думах, он и сидел, пока в японца под крик: «Держи, самурай!» не прилетели чистые новые трусы, футболка и полотенце. — Спасибо, Вик-сан, умеешь ты вернуть на землю с небес! — буркнул себе под нос Нишигори. Взял в охапку вещи, закутался в плед и пошлепал голыми ногами по холодному полу в ванну, приходить в себя, и совсем не заметил, каким взглядом проводил его Витя.

*****

      Они сидели на кухне в квартире, в которой провели последние две недели. Каждый молчал и боялся нарушить тишину. Нарушить тишину — значит попрощаться. Это была пятая кружка этого чёртово зелёного чая, «заваренного сена», как выражался Витька. Но в голове вертелось: да пусть хоть десятая — уходить не хотелось. Если он уйдёт, то это навсегда, наверное? Никитин не верил, что японец захочет вернутся сюда, слишком противоречивыми и тяжёлыми были воспоминания о его пребывании в этом городе.       Витька по привычке уже подошёл к окну, распахнул со скрипом форточку с деревянной рамой. Так же по привычке присел на широкий подоконник и стал курить. Тишина…       «А что вот если я сейчас подойду и обниму его, а если поцеловать?» — Витя посмотрел на японца, который с самого утра тоже был сам не свой. Витя скидывал всё на волнение. Хотару забрался с ногами на табурет и головой откинулся на стену, чуть задрав голову к потолку. Глаза прикрыты…       «Такой красивый…» хотелось обнять и успокоить, сказать что все будет хорошо, что они обязательно встретятся снова, но слова будто застряли в горле и никак не срывались с языка. «А с какого хуя я вообще подумал, что он захочет ещё со мной встретиться? Вииииттяяя, взгляни правде в лицо, ты, быдло, нахуй нигде не тарахтел этому японцу… Чего ты себе напридумывал! Спасибо, что не ненавидит, и то хорошо.» Чем больше они сидели в молчании, тем сильнее загонялся Витя, он не понимал что сейчас делать, ведь они никто друг другу: не друзья, не враги и даже не любовники… чего он ждёт?       Тишину кухни разорвал виброзвонок телефона Никитина. Оба парня резко, почти синхронно повернулись и уставились на светящийся экран яблочного смартфона. Хотару вскинул взгляд в котором читался немой вопрос: «Кто?» — Здравствуйте, Владимир Александрович! — Витька пытался придать уверенности голосу, но она куда-то испарилась. Он ждал этого звонка, как приговора, который не подлежит апелляции. — Привет, Витенька. — голос Марченко был как всегда по-отечески мягок и участлив. — Ну, как твои дела, слышу опять куришь?! Ты это давай прекращай! — Витька аж опешил, когда услышал, «вот черт, и откуда он знает всё!». Никитин затушил сигарету в пепельнице. — Ну как ты? Как твой подопечный? — Да все хорошо, дядь Вова! Жив, здоров и почти счастлив! — парень пытался развеять атмосферу легкой шуткой, но напряжённость в голосе чувствовалась, и он сам это прекрасно понимал. — Ты можешь сегодня быть уже свободен, вечером после восьми жду тебя в Бенуа. Привези отчёт, сколько мы тебе должны за твою суету. Расплатимся, и ты свободен. Ну и расскажешь как он, японец этот. — Витя перевёл глаза с вида из окна на Хотару и поспешно натянул улыбку. — Да, буду у вас дядь Вова, постараюсь без опоздания. — Вот и славненько, Витенька. — на другом конце повисла тишина.       Витя посмотрел на часы на руке. Время шесть. Ехать отсюда до офиса прилично. И пора было заканчивать эти страдашки — лучше обрубить всё разом. — Мне пора, япошка! — русский встал рядом с табуретом, где сидел Хотару, практически нависая над парнем. — Давай прощаться.       Нишигори поднял голову и карие глаза посмотрели на Витю с таким призывом к действию, что это испугало, в них явно читалось: «Не бойся, вот он я, здесь и твой!» — но Витя сначала отступил на шаг, а потом и вовсе быстро вышел в коридор. Если он останется ещё хотя бы ненадолго… то за себя не отвечал. Так хотелось его забрать себе, спрятать ото всех, и чтоб вот так эти вишни карие смотрели на него всегда. «Витя …Витя… Витя беги отсюда, пока дел не натворил — не расхлебаешь!» — он это повторял, завязывая шнурки кроссовок и почти срывая куртку с вешалки. — Витья… Вик-сан! — Хотару выскочил на коридор, схватил за рукав. — Постой же …Витья, тебе обязательно идти? — Да, самурай, надо. Меня… меня ждут люди. Завтра днём за тобой приедут, и ты вернёшь обратно в Саппоро. Всё будет как прежде… — а в голове крутилось «не будет уже ничего как прежде, у меня — так точно». — Вик-сан… — японец замялся. — Вик-сан, напиши мне номер твоего телефона, я обязательно буду тебе звонить. Я тебя всегда буду помнить… — и снова это взгляд, и снова сердце Никитина ускоряется и бросает в жар. Он быстро огляделся, ничего не нашел подходящего, и просто оторвал свисающий кусок обоев, нацарапав прямо на нём номер мобильного. — На, держи, самурай… и я тебя не забуду. Ну пока… не люблю я этих долгих проводов. Напиши обязательно, как сможешь. — он посмотрел Нишигори в глаза и не удержался — уже привычным жестом аккуратно заправил за ухо выбившуюся прядь темных волос. — Спасибо за все, Витья! До скорой встречи, я верю в это. — Хотару натянуто улыбнулся, а внутри все разрывало. Он ведь не для этого хотел остановить его… дверь с хлопком от сквозняка захлопнулась, два поворота ключа, и вот он один в тишине стоит и смотрит на цифры на клочке обоев. К горлу подкатил предательски ком, а глаза неприятно защипало. «Вот так, однажды струсив, можно потерять всё!» — пронеслось у него в голове.

*****

      Витька припарковал свою ауди за полчаса до назначенной встречи около бизнес центра «Бенуа». Первый рабочий день после майских праздников у офисного планктона уже закончился. Скорее всего в офисе кроме охраны и Марченко никого не было, ну, возможно, ещё Григорий Аркадьевич.       Никитин решил, что тянуть время бесполезно и пошел внутрь. В самом бизнес центре на первом этаже было ещё много народу: рестораны, кафе и магазины работали вовсю. Он быстрым шагом пронесся к пустому лифту, пока тот стоял на первом этаже, заскочил в кабинку и тот медленно поднял на нужный этаж.       В холе приемной, как он и ожидал, никого не было. Охранник лишь поднял глаза, видимо был предупрежден о его визите. Витя махнул рукой в приветствии, тот сухо кивнул. Ковролин приятно приглушал мягкие шаги кроссовок Никитина, можно было подумать, что он не идёт, а крадётся, настолько это было бесшумно. Шаг за шагом он приближался к приемной Марченко. В самом помещении приемной было темно, лишь тонкий луч света пробивался сквозь не до конца закрытую дверь кабинета Владимира Александровича. В кабинете шёл разговор. — Володя, милый мой человек, таки я тебе до этого говорил — во всей этой истории со строительством не чисто, но когда ж ты меня слушал. Всегда несешься впереди паровоза.— в этом голосе Никитин узнал старого еврея. Видимо, обсуждали дела. Никитину стало как-то не по себе — получается, он подслушивает. — А я вот тебе сразу говорил, Гриша, валить азиатов надо, а мы тут ещё с ними нянчимся. — было слышно, как на стол поставили стакан, со звоном полетел лёд и раздался плеск наливаемого напитка. — Я не просто так летал и все эти праздники разруливал ситуацию. Это большие бабки Гриша, огромные, и терять не ты, не я, не они не хотят. Нас стравливают между собой эти чертовы ушлые узкоглазые! — было слышно, как Владимир с шумом отпил. — И, видит бог, я эти интриги и подковерную возьню и так долго терпел, но больше не собираюсь. Послезавтра лично всех завалю. Вот этими руками. Сотру память о них, пущу на корм рыбам в Татарском проливе! — внутри Вити все оборвалось и рухнуло куда-то вниз. Одновременно бросило в жар и холод. Мурашки табунами понеслись по спине. Получается, японца хотят убить вместе с отцом в момент передачи. В голове загудело, мысли лихорадочным вихрем понеслись по кругу. Его-то за что? Он просто танцор балета, ни к бизнесу, ни к мафии отношения не имеет. Эта ромашка таракану домашнему зла не желает, и… вот так… убить? Внутри Вити все вскипало и грозило взбунтоваться. Дальше даже слушать не хотелось. Ему надо было успокоится и ехать на квартиру к Хотару. Хватать и увозить из города, из региона… подальше из Питера, подальше от Марченко… его хотят убить. Его карие вишни… его вишню.Его, блядь, нежную сакуру! Внутри сменялась ярость и липкий ужас. А если бы он не узнал?! Витя тихо, не создавая лишних звуков, вышел из приемной. Проходить снова мимо охраны не стоило. А вот дойти до санузла надо, и привести себя в порядок.       Витька заскочил в ярко освещенный туалет. Подошел к столешнице с рядом раковин. Открыл воду. Она с шумом потекла. Оперевшись руками, он стоял и думал под шум идущей воды.       «Они собрались их убить, он точно слышал… завалить, и на корм рыбам! Если он убежит сейчас, не вернув ключи и не отчитавшись — как пить дать привлечёт внимание. Тогда Владимир Александрович позвонит и спросит, где он… а он будет улепетывать с Хотару подальше — другого варианта он просто не видел. Нет. Надо успокоится, Витя, с холодным рассудком подойти к решению задачи. Есть условия — найдутся и решения. Сейчас надо успокоиться и вернуться, дать отчёт. Да и деньги не лишними будут. А уж потом — к Хотару. За ним приедут завтра, не раньше обеда. Если всё пойдёт без эксцессов — к этому времени мы будем в Ярославле. Да, так и надо, Витя… ты правильно все решил. Своё никому нельзя отдавать!». Вот только с чего он решил, что японец — его, и когда он это решить-то успел! Умывшись холодной водой, он насухо вытер лицо бумажным полотенцем. Натянул на себя дежурную улыбку и как можно более спокойно пошёл в кабинет Марченко. Теперь уже ступая шумно, он включил свет в приемной, чтобы старшие уж точно заметили его приближение. — Витенька, это ты? — крикнул из кабинета Владимир. — Заходи, дорогой мой, присаживайся. — и как же быстро этот мужчина умел менять настрой. Он посмотрел на Витьку, окинув внимательно с ног до головы. — Как-то Витя, ты осунулся. Не заболел?       Марченко был как всегда с иголочки одет. Только волосы, поблескивающие сединой, были в лёгком беспорядке и двухдневная щетина непривычно смотрелась на лице мужчины, но нисколько его не портила. Он, прищурив проницательные глаза, посмотрел на парня с хитринкой, улыбнулся и кивком головы пригласил присесть на кресло напротив. Тут же в кабинете сидел Фельцман. Насколько они отличались друг от друга — просто небо и земля. Если бы еврей вышел на улицу, он бы за секунду слился с толпой. — Добрый вечер, и вам добрый вечер, Григорий Аркадьевич. — Витя протянул руки поочереди мужчинам. — Не обращайте внимания, дядь Вов! Просто не выспался, на кресле-кровати не очень удобно было. — Ну ничего, сегодня выспишься, и завтра. Давай твои авансовые отчёты. И сколько мы должны ещё тебе? — Марченко пробежался глазами за пару минут по бумажке с прикрепленными чеками, особо нигде не заостряя внимания. Кинул на стол. Взял телефон, набрал в пару движений и Никитину прилетела смска. — Я могу идти, Владимир Александрович? — Витька состроил устало-умирающую физиономию. — Устал очень, и по квартире своей соскучился. — Да конечно, иди. — Владимир уже было отпустил парня, он развернулся и спешил уйти. — Виииитенька… — раздался протяжный мягкий голос Фельцмана, от которого у Никитина мурашки быаали побольше чем от злости Марченко. — Витенька, ты кое-что забыл отдать.       Витька повернулся и с недоумением посмотрел на мужчин, кося под дурака. — Что? — Никитин состроил деланое удивление. — Ключи, Витя, ключи от квартиры. — напомнил ему старый еврей. «Вот черт еврейский, все помнит». Никитин развернулся и вытащив из кармана ключи, положил на стол. — Будь на связи, новая работа будет тебе. — уже в приемной услышал Витя… — Вов, что-то не нравится мне настроение Вити. Что-то не то… — сказав это, Григорий Аркадьевич всё смотрел на дверь, в которой только что исчез Никитин. — Везде ты подвох видишь, Григорий Аркадьевич, тебе не угодить! Витю я давно знаю, он парень честный и прямой. Врать не умеет… — Вот именно, поэтому мне и не нравится, какой он сегодня… ты разве не заметил? Дерганый… что-то не то… — повторив, мужчина прикрыл глаза, потер подбородок, и чуть призадумался. — Надеюсь, я ошибаюсь.

*****

      Чёрная ауди неслась по Питеру, нарушая все возможные правила дорожного движения и скоростного режима. На красном сигнале светофора, который он за малым не пролетел, сунулся в карман. Проверил счёт карты. Владимир Александрович, как всегда, был щедр. Вместо пятидесяти шести тысяч на карту поступило аж сто. Внутри Никитина как оборвалось. Получается, он предавал его, доверие, хорошее отношение… но поступить по-другому ему совесть не позволяла. Совесть и чувства…? Ему сложно было признать, но он отдавал себе отчёт в том, что они есть, эти чувства к Хотару. До конца не оформившиеся, какая-то лютая смесь страсти с нежностью. Хотелось спрятать, укрыть, защитить. Чувство собственника… но разве такое бывает? Говорить, что человек, которого едва знаешь — твой… а хотелось, до боли где-то внутри этого хотелось. «Знать, что он мой, только мой и кто тронет моё — будет иметь дело со мной, и не хорошей стороной меня.» — от этих мыслей Витя рассмеялся как-то истерично на весь салон авто. В этот момент он почувствовал себя безумцем, который сделает плохо любому, кто захочет обидеть его япошку.

*****

      На город спускались пасмурные сумерки. Японцу до сих пор было непривычно, как тут поздно темнеет. Он сидел на кухне, на своём излюбленном месте, в углу на табуретке. Пытался отрешиться от мыслей о завтрашнем дне и будущем, но не получалось. Тревожность волной поднималась откуда-то из глубины, и грозилась поглотить его с головой.       Странный стук вырвал его из тяжёлых раздумий. Он донёсся откуда-то со стороны окна. Потом ему показалось, что он бредит, но он четко слышал голос Вити — только глухо, словно сквозь толщу воды. И снова какой-то удар. Это уже точно были не галлюцинации. Хотару так поспешил к окну, что табурет с грохотом рухнул на пол. Нишигори уставился в окно, и от удивления его челюсть едва не упала на низенький подоконник. На старой черемухе, на ветке, что ближе всего к окну, сидел Витька, на лице его растеклась улыбка джокера, близкая к безумию, но при этом совершенно счастливая от вида изумленного «япошки», как он его называл. — Ты идиот, Вик-сан! Что ты там делаешь, и почему не заходишь? — в открытую форточку проорал Хотару. — Самурай, времени в обрез. Ключей нет от квартиры этой. Собирай вещи и дай мне тонкий нож. Хотя какие у тебя вещи. Кроссы, кофту и давай быстрее…       Японец засуетился в поисках ножа, о котором говорил Никитин, показал в окно, чтобы убедиться, о том ли ноже идёт речь. Витька кивнул и ободряюще улыбнулся. — Кидай в форточку и одевайся. — Хотару посмотрел, как Никитин подтянулся на руках и в два прыжка оказался на земле под деревом, подобрал нож и заскочил в подъезд. Не прошло и пары минут, как японец услышал копошение в подъезде. Два поворота, и личинка замка рассыпалась. Ещё чуть поковырявшись, Витька распахнул дверь. — А вот и я! — с выражением безумного клоуна просунулась голова в дверной проем. Он улыбался. Сначала Хотару подумал, что русский пьян, но запаха алкоголя не чувствовалось. Витя вошел в квартиру, прикрыл дверь и облокотился на неё, подпирая собой. — Валить надо самурай! Твои предположения верны оказались. Вас с отцом скорее всего убить хотят, в момент передачи. Его — как причину проблем в бизнесе, тебя — как свидетеля, ты слишком много знаешь. — улыбка с лица Никитина слетела в один момент. Он увидел в глазах японца панику, страх, недоумение и неверие в сказанное Никитиным. — Витья, за что так со мной…? — он отшатнулся от русского. — Я-то причём тут? Я никому ничего не скажу… — Тихо, тихо самурай… я не враг тебе. Я приехал за тобой, рискую всем, можно сказать — своим именем, но по-другому не могу. — Витька медленно приближался, чтобы не напугать Хотару ещё больше. — Вик-сан, почему ты это делаешь? Мы же никто друг другу. — отступать Нишигори было некуда, он уперся спиной о стену. — Я не знаю, Хотару, сам ничего не понимаю. — Витя подошел вплотную к японцу и неожиданно для него и себя заключил в нежные объятия, пытаясь закрыть собой от всего мира. — Ну и пусть я пока ничего не понимаю, но одно знаю — если не сделаю, как задумал, я прокляну себя и жить спокойно дальше не смогу. — японец чувствовал теплое дыхание с запахом ментола и сигарет у себя на шее. — Я как пойму, разберусь — обязательно отвечу на любые твои вопросы, сакура моя…