***
Все знали, что произошло в ту ночь, когда Ремус Люпин столкнулся с Петтигрю. Он забыл выпить свое аконитовое зелье и в итоге превратился в оборотня на глазах у троих друзей. Чтобы обеспечить какую-то защиту для троицы, которая со страхом и недоумением наблюдала за разворачивающейся сценой, Сириус Блэк обратился в свою анимагическую форму и сделал все, что мог, чтобы держать оборотня подальше от детей. Гарри и Гермионе удалось убежать в сторону леса с Люпином на хвосте. Но как раз в тот момент, когда Люпин собирался ударить Гермиону, из ниоткуда появился Клювокрыл, гиппогриф, чтобы спасти их. И это была история, в которую верили многие в Ордене. Потому что она была единственной известной им. Хотя история была в основном правдивой, она была не совсем точной. В ту ночь Клювокрыл появился секундой позже, после того, как Люпину удалось вонзить свои клыки в лодыжку Гермионы. Потом всё произошло в мгновение ока. Гермиона, хотя и не была серьезно ранена, была доставлена в больницу Святого Мунго. Целители делали все, что было в их силах, чтобы противостоять инфекции. Если начать лечение на ранней стадии, болезнь не распространится полностью по ее телу, и она будет в безопасности от превращения в оборотня каждое полнолуние. Они следили за ней всю ночь. Целители были уверены, что с помощью зелий, которые они использовали, у Гермионы будет нормальная жизнь. Но они не сработали. Ремус Люпин отказался от своей должности учителя не потому, что его болезнь теперь стала достоянием общественности. Правда заключалась в том, что он не мог вынести позора своей чудовищной ошибки. Он больше не мог смотреть в глаза этой девушке. Для него пришло время уйти и попытаться забыть то, что он никогда не забудет. Единственными, кто знал о новом состоянии Гермионы, были Дамблдор, Сириус, Гарри, Рон и, конечно же, Люпин. Как объяснил Дамблдор, чем меньше людей знает, тем лучше. Если бы об этом стало известно и дошло до родительского совета, они немедленно потребовали бы исключения Гермионы. Что касается ее самой, вначале она просто хотела умереть. Она чувствовала, что ее жизнь была закончена. В столь юном возрасте на ее плечи легло огромное бремя. Потребовалось много утешений и подбадривания от обоих её друзей, чтобы понять, что всё не было окончательно разрушено. По крайней мере, не так сильно, как выразился Рон, а затем заслужил укоризненный взгляд от Гарри. Они пытались убедить ее, что ничего кардинально не изменилось, что она по-прежнему была самой собой, и это было то, что действительно имело значение. Это был первый раз, когда Гермиона увидела жалость в глазах своих лучших друзей. Она ненавидела это. Пока у нее с собой было аконитовое зелье, вероятно, все могло быть терпимо, подумала она несколько месяцев спустя. С помощью Дамблдора достать ингредиенты для зелья было не так уж сложно. Самое сложное было сделать его. Гермионе потребовались долгие часы ежедневных тренировок, чтобы освоить правильный способ его успешного приготовления. Потратив много времени и усилий, она медленно научилась жить с ликантропией. Добросовестно храня большой запас аконитового зелья, куда бы она ни пошла. Гермиона знала, что ни для кого не представляет опасности. Каждое полнолуние она запиралась в одном из подземелий, предоставленных Дамблдором и проводила там всю ночь до следующего утра. Первый раз её трансформации был болезненным и травмирующим. Ничто никогда не могло заставить ее забыть звук трескающихся костей или ощущения как ее кожа разрывается на части, когда ее тело изгибается, принимая новую форму. Дамблдор сделал все, что было в его силах, чтобы помочь ей облегчить трансформацию. Он был с ней на каждом этапе, накладывая обезболивающие чары во время процесса. Директор всегда был рядом с ней. Его доброта глубоко тронуло ее в то время. Однажды ей в голову пришла гипотеза. Возможно, Дамблдор чувствовал себя очень виноватым из-за ее состояния, ведь в конце концов, инцидент произошел на территории школы. Часть ответственности лежала на нем. Это объяснило бы, почему он всегда снабжал ее ингредиентами для аконитового зелья и помогал ей проходить через трансформацию. Однако она никогда не осмеливалась выразить это вслух. Со временем в ней действительно произошли некоторые едва заметные изменения. Ее рефлексы стали острее. Ее способность запоминать информацию усилилась. Книги, которые она прочла год назад, все еще были свежи в ее памяти. Она чувствовала себя более энергичной, ничего радикального, но в то время это давало ей преимущество в подготовке к тестам. К счастью, никто не заметил этих изменений. Все просто предположили, что она была еще более занудной, чем обычно. Она была благодарна Гарри и Рону за постоянную эмоциональную поддержку, но, несмотря на это, брюнетка не могла не видеть настороженность в их глазах каждый раз, когда приближалось полнолуние. Это ранило ее так же сильно, как и оскорбляло. Это навело ее на мысль, что они думали, что настанет случай, когда она забудет выпить аконитовое зелье, как это сделал Люпин, и причинит им вред или даже убьет их. Разве они не знали ее? Они никогда не допустила бы подобную ошибку, она не была настолько беспечной и невнимательной. Тем не менее, она отмахнулась от этих мыслей, убеждая себя, что это не то, на чем стоит заострять внимание. Жизнь в Хогвартсе продолжалась настолько нормально, насколько это было возможно. Все было хорошо. Пока кое-что не произошло. В ту ночь в Отделе тайн, мягко говоря, все полетело к чертям. Все видели, как Беллатрикс Лестрейндж бросила смертельное проклятие в Сириуса Блэка, как его тело прошло через древний проем, исчезнув за завесой. Это была душераздирающая сцена для всех, но больше всего для Гарри. И все видели, как Гарри, ослепленный яростью и движимый жаждой мести, немедленно бросился в погоню за Беллатрикс, которая безумно хохотала над своим поступком, насмехаясь и кидая оскорбления. Гарри быстро догнал ее. Он поднял свою палочку и в неудачной попытке попытался нанести женщине Круцио. Вместо невыносимой боли, вызванной проклятием, Беллатрикс почувствовала лишь легкое покалывание игл, пронзающих ее кожу, что только заставило ее упасть на колени и рассмеяться еще сильнее. Гермиона и остальные ее друзья быстро отправились вслед. Все они наблюдали за сценой, разворачивающейся между мальчиком и ведьмой. И все же никто не осмеливался приблизиться к ним. Что-то произошло в Комнате Пророчеств. Гермиона не знала, что именно, но определенно с ней было что-то не так. Это началось, когда они увидели Пожирателей Смерти. Легкая боль в груди, будто веревка, обвязанная вокруг ее грудной клетки, куда-то тянула. Это было очень странное ощущение. Ей хотелось верить, что это был побочный эффект атаки Долохова, однако это было невозможно, поскольку все началось еще до сражения. И теперь, видя сцену перед своими глазами, она чувствовала себя еще хуже. Это напряжение распространилось по всему ее телу, когда она увидела Беллатрикс во власти Гарри. Что-то темное и извращенное родилось в ее груди, к ней пришло иррациональное и сильное побуждение защитить эту женщину. Сказать, что она была встревожена этим внезапным чувством, было бы преуменьшением. Гермиона даже не успела понять, что с ней происходит, когда ее разум завопил, требуя напасть на Гарри. Воплощенное безумие и непостижимые эмоции, которых раньше в ней не было, поселились внутри. Тяга становилась почти невыносимой, как будто что-то хотело выползти из ее тела. Незнакомые боевые инстинкты побуждали ее двигаться, действовать, напасть на него. От нее потребовалась вся ее воля, чтобы оставаться на месте, чувствуя, что если она пошевелит хоть одним мускулом, то сразу же разразится проклятиями в сторону Гарри. Следующие две минуты Гермиона наблюдала за ними как в замедленной съемке. Чтобы заклинание сработало, ты должен говорить искренне… Ты знаешь его. Убей ее. Гарри слышал голос Волан-де-Морта в своей голове, убеждающий его. В его словах был тонкая насмешка, подразумевающая, что у мальчика не хватило бы сил. Именно в эту секунду Темный Лорд решил появился позади Гарри. Мальчик был недостаточно быстр, чтобы защититься, и Волан-Де-Морт обезоружил его одним движением пальца. Пока разворачивалась встреча Гарри с Волан-Де-Мортом, Гермиона краем глаза увидела, как Невилл пересекает атриум так незаметно и быстро, как только может. Он направлялся к Беллатрикс, которая была очарована сценой, разворачивающейся между ее Господином и мальчиком. Гермиона больше не могла сопротивляться давлению в груди. Оно становилось слишком болезненным, чтобы его игнорировать. Она пошевелилась. Там, где Гарри потерпел неудачу, Невилл воспользовался возможностью. Он искал случая отомстить с тех пор, как был маленьким мальчиком. Это была его давняя цель. Если он не сможет вернуть своих родителей, то, по крайней мере, отомстит за них. И станет известен как мальчик, который победил Беллатрикс Лестрейндж. Когда он подошел достаточно близко к ведьме, весь гнев и боль, которые он перенес из-за этой женщины, проявились в изгибе его запястья. Резким взмахом палочки Невилл наслал самый мощный Ступефай, который когда-либо у него получался. У маленького мальчика не было возможности убить женщину, которая была без сознания и просто лежала в нескольких метрах перед ним, потому что кто-то позади него крикнул «Экспульсо» сразу после нападения. Последовавший за этим взрыв отбросил его к передней стене, отчего он полностью потерял сознание. Вкус мести и возмездия так и не пришел к Невиллу. Вместо этого он получил перелом носа, нескольких костей и порвал мышцу на спине. Гарри увидел это, все ее друзья увидели это, даже Дамблдор мельком увидел это, прежде чем окончательно вступить в схватку с Волан-Де-Мортом. Все стали свидетелями этого. Они увидели, как Гермиона стояла потрясенная, застыв на месте, а ее палочка указывала на истекающего кровью Невилла.***
— И что произошло потом? — Подожди, ты не хочешь узнать почему я атаковала Невилла? — Несмотря на то, что это крайне редкий случай, ты не первая и, возможно, не последняя, — сказал он скучающим тоном. До сих пор этот мужчина не проявлял никаких существенных эмоций на протяжении всего ее рассказа. — Под случаем ты имеешь в виду нечто похожее на легенду, не так ли? — Не спеши пренебрегать легендами, Грейнджер. Под ними скрывается истина. Девушка была слегка озадачена его склонностью верить слухам и сказкам. Она посмотрела на него так, словно он был головоломкой, которую нужно разгадать. Северус был очень умен, эрудирован в области зелий, очень сообразителен и, без сомнения, был хорошим дуэлянтом. Он бы не дожил до этого времени, если бы в его теле была хоть капля глупости. Что же он здесь делал, слушая её рассказ? Он сказал, что ему нужны ответы… Но для чего? Что он замышлял? — Хорошо, — сказала она, обхватив руками скрещенные ноги. Отложив на время эти мысли в сторону, девушка продолжила свой рассказ, — Как ты, должно быть, уже знаешь, Волан-Де-Морт и Дамблдор вступили в поединок. Честно говоря, я едва помню, что произошло, — ее взгляд был прикован к белому ковру, — Я помню, как Гарри тряс меня за плечи, спрашивая несколько раз: «Зачем ты это сделала?» и «О чем ты только думала?». Бедный Гарри, он был убит горем из-за смерти Сириуса. Следующее, что я помню, был момент, когда мы на мгновение укрылись в особняке Гриммо. Невилла отправили в Сент-Мунго сразу после нашего приезда. Мальчики были злы на меня, — она невесело усмехнулась, — Я никогда не видела их в таком гневе, — она сделала паузу, воспоминание оживило старые чувства, — Теперь, когда я думаю об этом, я не уверена, что они были в ярости только по той причине, что я напала на Невилла, мне кажется, что источником их гнева был скорее тот факт, что я лишила их возможности подбить Волан-Де-Морта, убрав его лейтенанта. — Остальная часть Ордена была в курсе произошедшего через несколько часов. Одни подумали, что я сошла с ума. Другие верили, что Беллатрикс или Волан-Де-Морт наложили на меня проклятие Империус. Именно тогда мне сказали, что им удалось сбежать, — даже в то время какая-то часть ее почувствовала облегчение от информации, что Беллатрикс Лестрейндж в безопасности, — Мерлин, я думала, что схожу с ума, беспокоясь о благополучии убийцы. — С этого момента все пошло наперекосяк, — она сглотнула, пытаясь подавить кислый привкус во рту, — Три дня спустя, после инцидента, Дамблдор вызвал меня к себе в кабинет. Как и ты, он всё понял сразу же, как только увидел произошедшее.***
— Гермиона, пожалуйста, присаживайся, — Дамблдор приветствовал ее теплым отеческим голосом, который был ему свойствен. Небесно-голубые глаза смотрели на нее с беспокойством, — Сначала я хочу извиниться, я как раз собирался с тобой поговорить. Однако в эти дни работа занимала большую часть моего времени. Мне жаль, — он поставил перед ней чашку теплого чая, — Скажи мне, дитя. Как ты? — спросил он, потягивая свой чай. Несчастная, такая уставшая и встревоженная. — Я в порядке, — сказала брюнетка, пожимая плечами. Дамблдор скептически посмотрел на нее, но не стал настаивать дальше. — Гермиона, я хочу поговорить о том, что произошло в Отделе тайн, — его голос был мягким и успокаивающим. Тем не менее, Гермиона все же заметно вздрогнула при упоминании об этом, — Не волнуйся, в этом нет ничего плохого, ты не сделала ничего ужасного. И это то, что я позже объясню твоим друзьям. Гермионе захотелось расплакаться при упоминании её друзей. Она задавалась вопросом, действительно ли они все еще были ее друзья. Их отношениям был нанесен тяжелый удар, и в такие моменты, как этот, она задавалась вопросом, смогут ли они вернуться к тому, что было. Единственной, кто не хмурился, глядя на нее, была Луна, но она тоже старалась близко не приближаться. Некому было утешить ее. Рон и Гарри избегали ее последние три дня. Хотя они ничего не сказали ей прямо в лицо после Гриммо, было очевидно, что они относились к ней более чем настороженно. Если судить по сегодняшней ссоре, то они уже начали отдаляться. Несмотря на предоставленную ей возможность оправдаться, она не смогла объяснить то, чего даже не понимала. Естественно, они ей не верили. Это причиняло глубокую боль. Ее губы задрожали, а горло сдавило от разочарования и боли. Гермиона быстро вытерла навернувшиеся слезы. — Я думаю, у меня есть ответ, который прояснит то, что ты сделала с юным Лонгботтомом, было выше твоих сил. Позволь мне объяснить, — сказал волшебник, протягивая ей носовой платок, — Есть некоторые побочные эффекты, которые могут проявляться у людей, страдающих от проклятия Ликантропии. Видишь ли, у некоторых может быть более острое обоняние или слух, ничего экстраординарного. В то время как другие, когда испытывают страх, имеют непреодолимое желание зарычать или даже залаять. Однако в твоём случае, согласно записям, произошло нечто ещё более редкое, — он слегка откашлялся, голубые глаза сочувственно заблестели. По непонятной причине ее желудок опустился на дно. В последней попытке обуздать свои чувства брюнетка попыталась убедить себя, что, что бы это ни было, со временем она это преодолеет. Если она научилась жить с ликантропией, тогда, что бы это ни было, она справится с этим. В любом случае, насколько хуже все могло бы стать? И если бы директор предложил свою поддержку, тогда это было бы еще более терпимо. Дамблдор сел рядом с ней. — Я полагаю, когда ты увидела мисс Лестрейндж, у тебя случилось запечатление, или, что более вероятно, твой волк нашел свою пару. …Что? — Я… я не понимаю, — ее голос дрогнул. Что, что именно он говорил? Что это такое? — Я тоже. Кажется, никто не понимает, как это работает. Эти случаи слишком редки, учитывая тот факт, что не так много людей желают изучать жертв этого прокля… — Нет! — Она закричала, что-то темное взорвалось у нее в груди, — Я хочу сказать, что не понимаю, что, во имя Мерлина, вы имеете ввиду! Она не хотела повышать голос и звучать так сердито и отчаянно. Немного устыдившись своей внезапной вспышки, Гермиона отвела взгляд в сторону, а затем спокойно сказала: — Эта штука с запечатлением. Что вы хотите этим сказать? Дамблдор не обратил внимания на ее вспышку, вместо этого он попытался ободряюще улыбнуться ей. Той улыбкой, которая говорила тебе, что все будет хорошо. Гермионе захотелось сорвать её с его лица. Чувство, которого она никогда не испытывала до сих пор. — Проще говоря, ваш волк считает мисс Лестрейндж равной себе, парой. Насколько я понимаю, это как-то связано с происхождением проклятия. Все это, конечно, лишь слухи. Никто наверняка не может проследить происхождение этого недуга. В книгах, которые у нее были, не было никакой информации о так называемых партнерах. Брюнетка выучила их все наизусть. — Темный волшебник хотел проверить пределы анимагической формы, он был волком. Им руководили рассказы о Ванагандре, отце всех волков. Легенда гласит, что он пытался создать что-то похожее на него, стать сильнее, быстрее и ходить на двух ногах. После многих лет неудач однажды ему посчастливилось добиться успеха. К сожалению, ему это удалось дорогой ценой. Когда он превратился в оборотня, он стал бешеным зверем и в ту же ночь убил свою жену. Впоследствии, опустошенный своим собственным поступком, он сошел с ума. Со временем горе превратилось в печаль. Ходят слухи, что он решил создать проклятие, чтобы заразить как можно больше людей. Тогда он больше не будет страдать в одиночестве. — Если эта история правдива, то эмоция любви, которую он испытывал к своей жене, была передана проклятию, сделав некоторых инфицированных способными к запечатлению. — При всем моем уважении, профессор. Но это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала, — она была слегка удивлена тем, с какой злобой прозвучал ее комментарий — Да, это может звучать немного глупо, — признал добрый мужчина, — Но каково бы ни было происхождение Ликантропии и ее последствий, это не делает ее менее правдивой с тем, что ты испытываешь прямо сейчас. На этот счет он был прав. Все это казалось таким обескураживающим и безнадежным. — Гермиона, пожалуйста, ответь честно. Как ты себя чувствуешь? — спросил он, очень обеспокоенный. Я чувствую счастье, в экстазе, будто я на гребаной чертовой луне… Как ты думаешь, как я себя чувствую?! Она была очень близка к тому, чтобы наброситься на мужчину. Что, черт возьми, значит быть запечатленной на Беллатрикс Лестрейндж? — Ты чувствуешь беспокойство? Ты чувствуешь себя опустошенной? Как будто вдруг чего-то в твоей жизни не хватает, но ты не можешь точно сказать, чего именно? Ты чувствуешь боль в груди? — казалось, он не хотел расстраивать ее еще больше, но из-за его расспросов ей становилось только хуже с каждой секундой. Рыдание сорвалось с её губ. — Да… — произнесла она, безмолвно рассыпаясь в прах.