Домашние правила:
Никаких драк или дуэлей.
Все остальное остается на усмотрение администрации.
Беллатрикс незаметно передала мужчине что-то, спрятанное в ее ладони. Гермиона попыталась разглядеть, но взгляд мужчины подсказал, что это было принято с одобрением. — Добро пожаловать в «Черную шелуху», — объявил он, раздвигая занавески, чтобы они могли войти. Наблюдая за посетителями, бездельничающими с напитками и сигарами, до Гермионы дошло, что они зашли в подпольный бар. Струйки белого дыма вились в воздухе, образуя абстрактные формы и, порой, откровенные изображения женского тела. Она последовала за темной ведьмой. Даже со всеми доступными запахами в этой комнате, девушка уловила и почти ощутила на вкус только то, что презирала больше всего: аромат Беллатрикс. Она задавалась вопросом, что было более отравленным, то, что могли ощущать прямо сейчас ее ноздри, или ядовитый дым, наполняющий комнату. Миниатюрные огоньки, крошечные, как кончик ее мизинца, заключенные в бесформенные кристаллы, сияли с разной интенсивностью. Все они плавали под потолком. Звезды Ориона были названы так из-за их способности имитировать любой участок ночного неба и любые созвездия. На стенах песочного цвета было множество эклектичных украшений, от анимированных портретов и фотографий до баннеров команд по квиддичу. Ассортимент старинных метел, квоффлов и бит для битья украшал верхние этажи. Гермиона огляделась по сторонам, ища любопытные глаза, устремленные в их сторону. Группа гоблинов сидела за столиком недалеко от входа. Злобные ублюдки, подумала девушка, даже когда они улыбаются, на их лицах не видно ни капли счастья. Они курили трубки и сигары, а их стол был заставлен кружками. Она никогда не любила гоблинов и никогда им не доверяла, их природа делала это невозможным. Вероломные твари, наносящие удар в спину. В лучшем случае они были готовы пойти на компромисс в сделке, от которой выигрывали обе стороны. В худшем, и чаще всего, их сделки заканчивались тем, что гоблины забирали львиную долю, оставляя другой стороне крохи. Их опыт в накоплении средств был причиной того, что они преуспели в управлении Гринготтсом. С другой стороны была группа существ, скрытая под шляпами волшебников. Они казались людьми, но девушка не была уверена, поскольку их лица были не видно. Гномы сидели за столом возле того, что казалось небольшой сценой, не обращая внимания на окружающее. От их стола исходила большая часть клубящегося дыма. Внезапно над ними начала формироваться туманная фигура. Белые линии, похожие на паучий шелк, приняли форму женщины. Любопытная девочка не могла оторвать глаз от волшебного явления. Фигура опустилась на стол коленями. В мгновение ока жадные руки пробежались по телу, касаясь ее обмякших конечностей, обхватив ее груди и нижнюю часть тела. Гномы разразились смехом с похотью в глазах. Гермиона мгновенно отвела взгляд, чувствуя, как тепло приливает к лицу, а тошнота подступает от похотливой демонстрации и хриплого смеха. Она ускорила шаги, не желая, чтобы Беллатрикс заметила значительное расстояние между ними. В дальнем конце зала лестница вела на верхние этажи, но, чтобы подняться, нужно было пройти мимо стойки бара. Мужчина с татуировками на руках и шее обслуживал несколько плавающих бокалов, наполняя их из бочонков с этикеткой, которая затронула знакомую струну в памяти девушки — на этикетке был символ, происхождение которого ускользнуло от нее. Наблюдая, как Беллатрикс кладет белую карточку на поверхность бара, Гермиона отметила быстрое кивание головой бармена. Он взял карточку и показал пальцами цифру четыре. Что все это значит? Беллатрикс повернулась и схватила Гермиону за локоть. — Сядь сюда, — прошептала она ей на ухо, затем подтолкнула ее к железным табуреткам, выстроенным в ряд рядом с баром, — Опусти голову. Ни на кого не смотри. Ни с кем не разговаривай. Ты поняла? И снова в ее голосе прозвучала сталь. В нем даже близко не было слышно одной из тех насмешливых интонаций, которые были так присуще ее характеру. — Куда ты идешь? Страх в животе вернулся. Гермионе никогда не нравилось оставаться в неведении о чем бы то ни было. На самом деле, незнание всегда было ее проклятием. Тот факт, что женщина ничего не рассказала о своем плане, вызвал у нее крайние подозрения. — Что мы здесь делаем? Заостренные ногти вновь встретились с затылком, служа молчаливым напоминание о ее месте. Разве она до сих пор не поняла? Беллатрикс мало заботили ее расспросы. — Скажи мне, что все понимаешь, глупая девчонка! Опусти голову, ни во что не вмешивайся, никуда не смотри, ни с кем не разговаривай. Ты поняла? — настаивала женщина, в ее глазах таилась опасность. Карие глаза искали любой признак обмана. Почти черные глаза наполнились настойчивостью, алебастровые черты омрачились суровостью. Если здесь скрывалось предательство, Гермиона могла бы сказать, что не заметила ни намека на него. Точно так же, как ты не ожидала, что Дамблдор предаст тебя. Радостно парировал уродливый голос. Горький опыт отточил ее способность видеть то, что выходит за рамки того, что бросается в глаза. Гермиона не могла до конца понять, какое отношение имеет к ней Волан-Де-Морт. Но было разумно предположить, что ее сохранение имело значение для Темного Лорда, ответственность за это возложена на его помощника. Беллатрикс не стала бы действовать против воли темного волшебника, не так ли? — Я поняла. Настороженные глаза следили за тем, как темная ведьма поднималась по лестнице, вероятно, на четвертый этаж или, возможно, в четвертую комнату. Гермиона послушно села, ее рука дернулась вдоль бока и зарылась в сумку. Одна хорошая вещь вышла из того, что девушку оставили в покое. На ее ладони лежали голубоватые флакончики, которых осталось всего два. Она старалась не беспокоиться о последствиях. Вместо этого она закрыла глаза и сосредоточилась на симптомах — тянущем ощущении, гудении ее магии, страстном желании — все это безжалостно струилось по ее венам, груди и занимало переднюю часть ее сознания. Я могла бы принять один сейчас, чтобы немного притупить ощущения. Но два флакона сразу полностью облегчат мою боль, оставляя меня ни с чем, если мы в ближайшее время не вернемся в поместье. Она побарабанила пальцами. …Мне было бы легче принять решение, если бы я знала, что произойдет дальше. Ее карие глаза блуждали среди бутылок с ликером, как будто в этом зрелище она могла найти ответ на свою дилемму. Над обширной витриной с напитками были насажены головы волшебных зверей — драконов, черного келпи, людоеда, банши. В другое время демонстрация трофеев показалась бы ей жуткой. Сегодня она не могла собраться с мыслями по этому поводу. Беллатрикс продемонстрировала, что она не из тех, у кого есть план. Она со всем справляется в соответствии со своими непостоянными прихотями, просто импровизируя. Их задача на Северных островах могла бы быть намного лучше, если бы не поспешные решения Беллатрикс и сокрытие информации. Учитывая их текущее положение, Гермиона была готова к чему-то подобному сегодня. Не говоря уже о том, что она использовала меня как чертову приманку… Как только она обдумала эту мысль, копье ужаса пронзило ее грудь по всему позвоночнику. Брюнетка закрутила головой с невероятной скоростью, выискивая любой признак того, что тот же опыт может повториться прямо сейчас. Параноидальные глаза сканировали посетителей. Гномы продолжали создавать из дыма непристойности, с другой стороны, гоблинов стало больше, чем раньше, они, казалось, были поглощены своими напитками и сигарами, а волшебников было невозможно разглядеть под этим углом, не встав. Бармен усердно оттирал грязь с одного места на поверхности бара, занимаясь своим делом и не обращая особого внимания ни на что другое. Она снова оглянулась на посетителей. Все выглядело нормально. Из ее горла вырвалось тихое ворчание. Вот почему она ненавидела оставаться наедине со своими мыслями. Ее разум унесся в мириады бесконечных сценариев того, что может произойти дальше. Она редко позволяла себе такие праздные моменты, как этот. Она избегала их точно так же, как избегала Беллатрикс, когда они были вне тренировок. Ничего хорошего не вышло бы из обеих перспектив, если бы она позволила им случиться. Шелест бумаги вернул ее внимание к бармену, который откинулся на спинку дивана, просматривая номер «Ежедневного пророка». Гермиона предприняла тонкую попытку мельком увидеть заголовки из газеты. Газеты были для нее чем-то вроде роскоши, ее смерть означала, что к ней они перестали поступать, и скорее пойдет крысиный дождь, чем она попросит их у кого-нибудь в Мэноре. После нескольких взглядов она обнаружила, хотя и не смогла прочитать заголовки, фотографию своего предыдущего поступка. Мерлин, что я делаю? Старая война внутри нее начала просыпаться: закралась неуверенность в себе, подрывая основы ее новообретенной решимости. Всего за три месяца она совершила множество ужасных, подлых поступков. Что бы подумали о ней ее родители, если бы они были…? Нет! Мне нужно двигаться дальше и не оглядываться назад. Ее взгляд сосредоточился на флаконах. Что сделано, то сделано. Это все его вина. Не моя. Я должна двигаться вперед, потому что пути назад больше нет. Это путь, который я выбрала и я обещала сделать все, что в моих силах, чтобы добиться справедливости. Гермиона откупорила зелье и поднесла его к губам. За твое здоровье, Беллатрикс. Спасибо тебе за то, что сыграла ключевую роль в разрушении всей моей жизни. Ура. Люпин, возможно, и зарядил ствол черным порохом, но именно Беллатрикс подожгла фитиль, положив начало нынешней цепочке событий. Когда последняя капля зелья скатилась по ее горлу, отравленный воздух заполнил ее ноздри. В нем чувствовался горелый, но странно сладкий аромат, напоминающий сахарную вату или подгоревший зефир. Гермиона уже не была свободным человеком. Она не выбирала ни становиться оборотнем, ни формировать связь с Беллатрикс — это были простые факты, которые диктовали правила ее существования. За пределами поместья у нее не было никакой власти над собственной жизнью. Быть умершей означало постоянно скрывать свою личность и полагаться на магию Волан-де-Морта, чтобы прятать ее магический след. Она теперь должна всегда служить его интересам и никогда своим собственным. Временами она чувствовала себя пленницей в Малфой Мэноре. Хорошо, что это вскоре изменится. Еще пара недель, и эта неуловимая свобода станет немного более ощутимой, чем простая иллюзия. А пока ей просто нужно было набраться терпения.***
Небо внезапно изменилось — яркие звезды Ориона потускнели, удлинились тени, которые вырисовывались на стенах. Гермиону вывело из состояния задумчивости изменение атмосферы в помещении, и она обратила внимание на огни, которые уменьшались, почти растворяясь в бескрайнем небосводе над головой. Радужное сияние затопило ее зрение, отражаясь в бутылках за стойкой бара, создавая калейдоскопическое зрелище. Заинтригованная, она обернулась, чтобы определить источник. Это исходило от фей, запертых в тесной клетке, подвешенной в центре маленькой сцены. Но феи светились только в брачный период или когда собирались большими группами, ничего из этого сейчас не происходило. Их принудительное свечение наводило на мысль о том, что их принуждали: неистовые движения внутри клетки намекали на агонию. На сцену вышла молодая женщина в безупречно белой шляпе, украшенной алым пером. Грациозно подойдя к краю, она сняла шляпу и положила ее вверх ногами на пол. Из нее она извлекла большой струнный инструмент — волшебное клише, которое вызвало улыбку у Гермионы. Женщина обвела взглядом, вероятно, самую скучную и тусклую публику, внимательно наблюдая за каждым зрителем. Ее глаза заискрились множеством оттенков, когда она улыбнулась с явным удовольствием. Гермиона не могла понять, было ли все это частью ее представления или это было подлинное счастье. Тем не менее, она поймала себя на том, что отвечает на ее действия легкой улыбкой. Высокая и светловолосая исполнительница излучала естественную элегантность, надев изумрудное свободное платье, оставлявшее открытыми ее плечи и длинные ноги. Оттенок наряда идеально дополнял ее ярко-рыжие волосы в тон накрашенным красным ногтям. Эти алые пряди ниспадали на изгиб ее груди и струились каскадом до талии. Назвать ее красивой было бы преуменьшением. Гермиона решила, что ее создали сами боги. И всего на долю секунды их взгляды встретились. Девушка почувствовала мгновенную связь, и она могла поклясться, что то же самое произошло и с леди. Необъяснимое, едва уловимое покалывание шевельнулось в глубине сознания Гермионы: ощущение, словно вселенная пытается передать что-то глубокое и значимое. Длинные пальцы исполнительницы прижались к незнакомому струнному инструменту, напоминающему мандолину или бузуки. Без какого-либо словесного вступления музыка полилась мягкими, гармоничными волнами. «Vieni, vieni O mio dilleti.» Мелодичные звуки наполнили зал, лаская слух у всех присутствующих. В то время как большинство посетителей склонили головы, занимаясь своими делами, некоторые украдкой бросали робкие взгляды на женщину. Но для Гермионы музыка, казалось, заманивала ее в ловушку — это океанское течение затягивало ее все глубже. «Se di noi due uno solo potesse ricever l'amor del mondo.» Голос женщины был очаровательным — ровным и чистым, изысканно мелодичным, но не приторным. Он обладал успокаивающим свойством, которое не поддавалось описанию, одновременно убаюкивая ее и наполняя неописуемым трепетом. Несмотря на все предостережения, Гермиона соскользнула со стула. Она почувствовала необходимость приблизиться. В одежде цвета полуночного неба, она подошла к сцене. Гермиона не могла оторвать взгляда. Как она могла даже подумать о том, чтобы не обратить внимание на такую трансцендентную женщину, поющую, как нимфы, с ее очаровательной внешностью, которой соответствовал этот мелодичный чарующий голос? Нет, она никогда бы не простила себя за то, что не стала свидетелем этого момента. «Io sarei felice di donarlo a te.» «Accettalo senza esitazione, te ne prego.» Сладкий тон голоса певицы ощущался на ее коже как соблазнительные ласки. Она ни на мгновение не остановилась, чтобы задуматься, откуда возникло это внезапное увлечение… Но не было необходимости размышлять! Это была однозначно любовь с первого взгляда! Не могло быть другого объяснения бабочкам в ее животе, испарине на ладонях, непреодолимому желанию приблизиться и насладиться такой возвышенной красотой. «Io ti stringo dolcemente nell'abbraccio del mio amore più sincere» «Dai, chiudi gli occhi.» «Oh luna, fai risplendere lieve la tua luce» Подождите, эта женщина только что улыбнулась ей? Пьянящее влечение, сродни пчеле, привлеченной нектаром, захлестнуло ее. Само присутствие певицы было более пленительным, чем оазис в пустыне для измученного путешественника. «Sulle sue guance rosee, sui suoi occhi chiusi.» «Nella notte piena di silenzio.» Отвечая на аплодисменты аудитории лучезарной улыбкой, жест женщины вызвал что-то неприятное в Гермионе, когда она поняла, что была не единственной, кому эта улыбка досталась. Сегодня был первый, но, конечно, не последний раз, когда она испытала ядовитую ревность. И на мгновение она почувствовала что-то неладное. Казалось, ее разум витал где-то далеко, в вихре, далеком от ее осознанной реальности, в тускло освещенном и недостижимом. Две точки соприкосновения были разделены глубокой пустотой. Певица приближалась к ней. Гермиона моргнула, прогоняя смущающее чувство, и улыбнулась, сияющая и обнадеженная. Все казалось таким правильным, совершенно гармоничным. Рыжеволосая женщина поклонилась девушке с актерским талантом, в то время как ее кокетливый взгляд оставался прикованным к мечтательным глазам Гермионы. — Эй, тебе понравилось представление, да? — она наклонила голову, ее тон был нежным. С пылающими щеками брюнетка почувствовала прилив эмоций от любопытного и благодарного отношения женщины. — Это было так изумительно, — потерявшись в этих серых глазах, брюнетка не заметила возвращения света и рассеивания растянутых теней в комнате, — Совсем как ты… — призналась она без сдержанности. После комплимента перед глазами Гермионы сверкнул ряд жемчужных зубов. Женщина обеими руками сжала руку девушки. — Спасибо, ты будешь удивлена, как редко я это слышу, — она захлопала ресницами, отчего сердце Гермионы пропустило удар, — Я сама написала эту песню. Тебе понравились слова? Гермиона ответила с сожалеющей улыбкой: — Я не говорю по-итальянски. Давление на ее руку усилилось, когда женщина объяснила: — Это неважно. Мои песни не следует понимать умом, их можно понять только сердцем. Певица положила руку на грудь брюнетки. Прикосновение этого прекрасного существа было непохоже ни на что, что она когда-либо испытывала: оно вызвало мурашки удовольствия, пробежавшие по телу. — И я думаю, что тебе понравилось, этот факт делает тебя самой чувствительной душой в этой комнате. Я люблю тех, кто может чувствовать мои песни, а не просто слушать. Ее голос был подобен меду. Гермионе стало интересно, были ли ее губы на вкус такими же сладкими, как этот сочный нектар. Аромат роз ударил ей в ноздри, заставив колени ослабеть. — П-правда? Я имею в виду, да, конечно. Я знаю… — У тебя есть имя? Если бы брюнетка не была так потеряна в этих шпинелевых глазах, она бы услышала нетерпение в вопросе. — Я… Да, меня зовут… Гермиона. — Гермиона, какое необычное имя, — брюнетка могла поклясться, что даже ее имя звучало так возвышенно из уст этой женщины, — Красивое имя для красивой девушки. Я уверена, что мое ты уже слышала раньше: меня зовут Катрина. Гермиона была готова поцеловать ее и быть поцелованной ею, и сделать все для нее… — Боже, у тебя глаза и волосы, как у зингареллы,— Катрина наклонила голову вперед, сделала глубокий вдох и сказала, — Твои духи очень приятные. Жимолость и… кофе? Довольно интересное сочетание. Девушка слегка нахмурилась. — Нет, на самом деле это жимолость, жасмин и кофе… и это не… это не духи. Я думаю, запах принадлежит моей… Это не духи… и они не мои. Они принадлежат… Что-то отозвалось в глубине ее сознания, словно далекий голос, говорящий резким шепотом, неразборчиво, словно бормотание молитв в церкви. Голоса настойчиво пытались передать что-то, жизненно важную тайну. Жимолость вместо цветов в… Жасмин для… и кофе… Она не понимала причем тут кофе. Ей не нравились ни кофе, ни его цвет. Он был черным и горьким и не напоминал ни о чем, кроме… Кому принадлежит аромат…? Ее брови еще больше нахмурились, удивляясь, почему она не может вспомнить что-то, что кажется таким знакомым. Ответ вертелся у нее на кончике языка, но он ускользал от нее, как и попытка вызвать далекое воспоминание, окутанное дымкой. — Послушай, Гермиона, красавица, зингарелла. Не хочешь пойти со мной в мою комнату наверху и мы сможем продолжить этот разговор, м? Очнись! Очнись! Настойчивый шепот становился все громче. Ее тело словно скрутили неясные толчки в животе и голове. Ее магия казалась отключенной, ослабленной, почти сюрреалистичной. Она высвободила руку из хватки женщины, делая шаг назад. — Я чего-то жду. Я не — я не могу. — Что? Соблазнительное выражение лица Катрины дрогнуло, на мгновение она показалась оскорбленной, но в следующую секунду вновь обрела самообладание. Ее кокетливый взгляд сверкал, ресницы заманчиво хлопали. — Ты уверена, что не пойдешь со мной? Я бы хотела провести с тобой еще немного времени, — сладко взмолилась она, и аромат роз усилился, ослабляя решимость Гермионы. Да… Да, я хочу, пожалуйста, возьми меня с собой. — Да, я… Внезапно, из ниоткуда, быстро и незамедлительно, точно так же, как ее нападение на Брокдейлском мосту это произошло. Только что она смотрела на соблазнительную женщину, а в следующее мгновение была вынуждена уставиться в пол: ее затылок сжимали в тиски, ногти, похожие на когти, впивались в кожу, как будто она была добычей, пойманной в ловушку орлом. Волна страха рассеяла густой туман в ее голове, а боль начала вытеснять ложные убеждения, внедренные в нее. Когда поток сознания начал течь, она заметила черную мантию и острые каблуки, находящиеся с левой стороны от нее. Пока страх все еще бушевал в ее теле, магия внутри взыграла, посылая искрящиеся огоньки в пальцы. Но прежде чем она смогла сопротивляться хватке на затылке, яростный голос пресек ее намерения. — Испытай меня, и я уничтожу тебя прямо на месте, безмозглая грязнокровка. Гермионе не нужно было дальнейших предупреждений, сильное чувство стыда захлестнуло ее. Железная хватка Беллатрикс, которая тащила ее по лестнице, как непослушную собаку, взятую за шкирку, заставила Гермиону почувствовать головокружение. Она ощущала, что ее голова вот-вот отделится от тела, если она не будет поспевать за сердитой походкой темной ведьмы. Следующее, что она осознала, это то, что ее насильно втолкнули в комнату. Дверь за ними захлопнулась. Гермиона потянулась, чтобы дотронуться до своей шеи, она горела и пульсировала. Но у нее не было времени зацикливаться на этом сейчас, поскольку она столкнулась лицом к лицу с разъяренной Беллатрикс. Жгучее проклятие ударило Гермиону в живот, заставив упасть на колени со сдавленным всхлипом. Потемневший взгляд Лестрейндж, широкий и пронзительный, отражал недоверие и гнев. Она смотрела на нее так, как кто-то смотрел бы на ребенка, совершившего что-то невероятно идиотское. — Разве я не говорила тебе ни с кем не разговаривать? Разве я не говорила тебе не двигаться с места? — голос Беллатрикс напрягся, вены выступили на ее шее, — Ты что, черт возьми, глухая, грязнокровка! Я задаю тебе вопрос! Отвечай! Ей показалось, что рот набит ватой, ей было сложно говорить под кипящим взглядом женщины. — Я—я не знаю. Я была… — Разве ты не заметила, что никто на нее не смотрел? Надо быть полнейшей идиоткой, чтобы обратить на нее внимание! — Я—я не знаю. Я была… Ее воспоминания были больше похожи на сон, далекий и ускользающий, за исключением ощущения, что ее тело не подчиняется ей. — Ты, ты что?! Я сказал тебе сидеть и не двигаться! Какую часть этого твой затуманенный мозг не понял? Аура презрения обрушилась на нее, как яростные волны, разбивающиеся о скалы в океане. Одно было несомненно: Лестрейндж собиралась глупо и не без оснований снова ударить в нее заклинанием. Глубоко вздохнув, Гермиона сосредоточилась на том, что это было. Первое, что пришло ей в голову — это серия похотливых — теперь уже очень унизительных — мыслей по отношению к рыжеволосой женщине. По мере того, как она копалась глубже и всплывало все больше фрагментов, у нее возникало желание удариться лицом о стену. Как она могла быть такой чертовски глупой, чтобы назвать незнакомцу свое настоящее имя? О чем. Я. Думала. Очевидно, она вообще не думала. Ее взгляд метнулся к женщине, борясь со стыдом и нарастающим волнением, которое угрожало отразиться на ее лице, теперь она остро осознала свою идиотскую ошибку. — Глупая, какая же ты глупая девчонка, — выплюнула женщина, — У дрессированной собаки самоконтроль лучше, чем у тебя! При других обстоятельствах младшая ведьма восстала бы против грубых слов. И будь оно проклято, если часть ее не хотела обвинять Лестрейндж в своей ошибке. Если бы Лестрейндж была более конкретна, я была бы более осторожна… К счастью, чувство самосохранения предостерегло ее от высказывания подобных мыслей разъяренной ведьме. — Прости! — Гермиона нашла в себе силы встать, — Я сделала то, чего ты мне говорила не делать. Я посмотрела и поговорила кое с кем. Я знаю это! — стон сорвался с ее губ, — Просто… Когда я… Я посмотрела на нее, что-то произошло и… Она запинались и не могла точно сформулировать свои мысли. Слишком много смешанных чувств бурлило в ее теле: смущение от того, что ее тащили таким унизительным образом, растерянность от непонимания ее поведения, болезненный стыд от того, что она из-за своего невежества попалась на ошибке, которую сама же и сотворила. — …Я не знаю, как это произошло: в один момент я смотрела на нее, а в другой мне захотелось… — Поцеловать ее? — явное отвращение женщины заставило Гермиону поежиться под ее осуждающим взглядом. Она скрестила руки на груди, пытаясь скрыть свой дискомфорт. Я хотела поцеловать ее, не так ли? — Может быть, даже позволить ей трахнуть тебя, — ее тон сочился презрением, она отступила назад, как будто близость к Гермионе вызывала у нее отвращение, — Ты хотела этого, не так ли, маленькая девиантка? Ее лицо обдало обжигающим жаром. При виде реакции брюнетки презрение Беллатрикс сменилось жестокой, насмешливой улыбкой. — Неужели тебе когда-нибудь так повезет, грязнокровка… — Хватит! Я не знаю, что… — Гермиона сжала губы, пытаясь унять дрожь, — Это была не я… что-то изменилось внутри меня, и я потеряла контроль! Я ничего не могла поделать. Слова Беллатрикс не должны были беспокоить ее так сильно, как они беспокоили. Незаметно для женщины, она сотрясла одну из хрупких стен внутри девочки. Гермиона не могла вспомнить, когда в последний раз кто-то искренне улыбался ей, не имея за душой никаких дополнительных намерений, без сомнения в глазах или страха, маскирующегося под заботой. Чтобы кто-то заинтересовался ею, хотя бы на мгновение, ей захотелось заново познакомиться с маленькой частичкой того, что такое дружба. Повезет ли ей когда-нибудь снова обрести это? Повезет ли ей когда-нибудь настолько, что кто-нибудь когда-нибудь проявит к ней интерес? Будь она проклята, Лестрейндж ни черта не знает… — Я не знаю, что произошло и почему я сделала то, что сделала. Я едва помню, что происходило в моей голове в тот момент. Я… я чувствовала… — Ты действительно понятия не имеешь, что это было, не так ли? — перебила женщина, наблюдая за ней с некоторым недоверием из-за ее очевидной глупости. Сбитая с толку, девушка нахмурилась. — …Ты говоришь о той женщине? Ее вопрос, казалось, еще больше разозлил Беллатрикс. — Она не женщина, ты, идиотка! Она чертова Лонгана! Гермиона никогда так быстро не просматривала свою ментальную энциклопедию — даже когда ей приходилось спасать Рона, Гарри и себя от непосредственной опасности, ее разум не работал так быстро, как сейчас. Она пролистала сотни названий зверей, описаний и фотографий. Ничего не приходило на ум. — Какая жалость. Твое молчание красноречиво говорит о твоем невежестве, — усмехнулась Беллатрикс, явно оскорбленная её неопытностью, — Не слишком ты всезнайка сегодня, грязнокровка? Сжав кулаки и вздернув подбородок, Гермиона огрызнулась в ответ: — Поздравляю! Ты знаешь что-то, чего не знаю я! Ну и что с того?! Ярость отразилась на мраморном лице женщины. — Я знаю еще много такого, чего не знаешь ты! И это! — она указала пальцем на этаж ниже, — Это то, что ты должна знать! — ее крик, похожий на визг банши, вероятно, слышали все посетители внизу, — Не дерзи мне, девочка, или ты пожалеешь об этом. По причине, которую Гермиона не хотела анализировать, у нее заболела грудь. Ее ноги приросли к ковру, она перевела взгляд на шкаф, который являлся резным и старым, с вмятинами от угля. Уродливый цвет и дизайн, но наблюдать за ним гораздо менее больно, чем за осуждающим взглядом Беллатрикс. Темная ведьма бросила на нее еще один презрительный взгляд, прежде чем повернуться спиной и быстро нарисовать в воздухе четкие фигуры своей палочкой. Первое заклинание было незнакомо надутой девушке, но второе было мгновенно узнаваемо — комната теперь была защищена Муффлиато. После применения защитных чар пожилая ведьма скинула свой плащ, небрежно бросив тяжелое одеяние на ближайший стул. Затем Гермиона заметила изношенное и грязное состояние одежды женщины. Ей захотелось дать себе пощечину: Лестрейндж оделась в соответствии с обстоятельствами. В то время как сама она одевалась как кто-то, кто работал в Министерстве. Действительно, ее здравый смысл достиг нового минимума. Брюнетка опустилась на диван в нескольких шагах позади нее. Она помассировала глазницы, с трудом осознавая, что хуже: быть одураченной волшебным существом и позволить ей воспользоваться своей волей, или что Беллатрикс была той, кто помог ей, или как насчет того факта, что этой женщине удалось также заставить ее почувствовать себя маленькой и жалкой. Лестрейндж устроилась в кресле, ближайшем к первому окну, ее настроение сменилось с сердитого и хмурого на более бесстрастное. Ее волшебная палочка лежала на коленях, а внимание было сосредоточено снаружи. Еще один вздох сорвался с губ Гермионы, когда она вспомнила время, проведенное в Хогвартсе, когда она преуспевала практически во всем. Она нравилась учителям, пользовалась уважением среди сверстников на факультете, а ее интеллект был почти непревзойденным — особенно после того, как она заразилась ликантропией. Но куда все это делось? Она была самой умной ведьмой своего поколения, как говорили люди. Правда заключалась в том, что она уже довольно давно не чувствовала себя умной. — Лонганы — это подвид суккубов. Их дальние родственники, как говорят некоторые, — голос Беллатрикс прорезал воздух, низкий и нейтральный, безразличный, но успешно завладевший вниманием Гермионы, как будто она не просто говорила, а кричала, — Ты можешь обнаружить некоторых из них в этих краях. Они — малолетние по своей природе кочевники, которые никогда не задерживаются дольше нескольких дней в одном городе. Это усложняет задачу аврорам по их поимке. Их настоящее место происхождения находится в Кадоре, на севере Италии. Горы, окружающие волшебный город, служат убежищем для этих сосущих магию тварей. Посторонним вход воспрещен: они довольно скрытный вид. — Сосущих? Ты хочешь сказать, что они крадут магию? — спросила Гермиона, на мгновение отбросив свое негодование и замешательство, чтобы сосредоточиться на этом новом знании. — Они питаются магией, — заявила Беллатрикс, бросив на Гермиону осуждающий взгляд, — И заткнись, не перебивай меня! Она скрестила ноги и руки, снова сосредоточив свое внимание на улице. — Считается, что они являются потомками Пана и Суккуба, другие утверждают, что это что-то между суккубом и Нимфой. Честно говоря, мне наплевать кто они, даже если они исходят из коровьей пизды. Важно то, что магия, наш тип магии — это то, ради чего они живут. Они поглощают ее от волшебников, пока полностью не насытятся. Если Лонгана — жадная сука, жертва умрет из-за значимой потери жизненных сил. Если они будут соблюдать осторожность и не станут высушивать его или ее, то их добыча, вероятно, поправятся после недели постельного режима. — Поглощают магию… — Гермиона содрогнулась, осознав, что могла стать следующей жертвой. — Самым глупым человеком в комнате, — заметила Беллатрикс, почти незаметно приподняв верхнюю губу и бровь, — Минуту назад была ты. Брюнетка съежилась, чувствуя, что ее снова ругают. — Они создания Фейри. Они поют и танцуют под музыку, уходящую корнями в их традиции. Их тексты всегда имеют магический вес. Мелодии, как своего рода колыбельная, убаюкивают жертву. Если человек уже слишком внушаем, Лонганам нужно только похлопать ресницами в ответ, может быть, показать сиськи или задницу. Это никогда не перестает привлекать идиотов, которые начинают вести себя так, словно напились прямо из фонтана Амортенции. Амортенция, любовное зелье. Гермиона читала о нем и понимала опасность такого инструмента. Оно крало свободу воли, делая свою жертву послушной, как ягненок. — Если они такие опасные, почему один из них внизу? — Без если, — раздраженно поправила Беллатрикс, — Они опасны… И действительно, почему? Так таверна платит им за развлечения, которые они предлагают, девочка. Лонганам не нужны деньги. Пиявки не знали бы, что с ними делать. К ней пришло понимание. — Получается, таверна расплачивается с клиентами, избавляя себя от необходимости создавать обычные развлечения. Ее черные глаза на мгновение встретились с глазами Гермионы, прежде чем вернуться к окружающему пейзажу. Она щелкнула зубами. — Верно, хороших развлечений мало, поскольку они дорогие, но помимо этого, трудно что-то организовать, когда твой бизнес технически не существует. Гермиона скривила губы, соединяя точки в том, что казалось идеальной аферой. — Они снимают здесь комнаты, не так ли? Место, куда Лонгана забирает своих жертв… — И если человек выживет, ему придется заплатить за комнату. Потому что, как я уже сказала, у Лонганы нет денег. Наконец, увидев полную картину, брюнетка заметила: — Домашние правила: никаких драк или дуэлей. Все остальное они решат, приемлемо это или нет… — Да. Владелец не несет никакой ответственности. Темные глаза приобрели кошачий вид, когда в окне появилась фигура в капюшоне, которая прогуливалась по аллее. Женщина изучала, быстро оценивая человека на предмет возможной угрозы. Гермиона подождала, пока пройдет момент, прежде чем спросить: — А если Лонгана случайно убьет человека? — …Они избавились бы от тела. Легче всего это сделать ночью. — Просто аппарировать в ближайший лес, сбросить тело, и к тому времени, когда его найдут… — …Авроры будут ломать голову над тем как это произошло, и как только они выяснят причину, Лонганы уже не будет, — Беллатрикс говорила об этом так, как будто уже видела это раньше, заставляя Гермиону поверить, что это правдоподобный сценарий. Не только идеальная афера, но и идеальное преступление. После нескольких минут молчания Беллатрикс заговорила снова. — Есть кое-что еще, — сказала она, с легким интересом подняв голову, — Звери обычно предпочитают мужчин-волшебников. Было заявлено, что их магия им нравится больше, поэтому они часто избегают женщин, — Лестрейндж положила одну руку на подлокотник и склонила голову на костяшки пальцев, медленно, с наслаждением приближаясь к своей цели, — Если Лонгана голодает, она приложит все усилия, чтобы привлечь любого, обладающего магией, независимо от гендера. Но иногда, если ведьма, о которой идет речь, предпочитает представительниц слабого пола, очарование волшебной присоски так же эффективно, как если бы она взывала к волшебнику. Она сделала паузу, позволяя своим словам укрепиться в сознании Гермионы. — Что из этого, маленькая грязнокровка? — ее черные глаза дразнили девушку, словно голодная гиена смотрит на невежественную газель, — либо Лонгана была очень, очень голодна, либо ты предпочитаешь компанию ведьм? Хм? Сначала Гермиона ничего не сказала, решив выпрямить спину и сохранить отсутствующее выражение лица, несмотря на то, что была глубоко встревожена этим открытием. Ее разум подсказывал ей не вступать в бой, поскольку это только дало бы Беллатрикс больше рычагов воздействия, чем у нее уже было. Но ничего не делать и хранить молчание означало бы сделать что-то сродни признанию. — Она пригласила меня в свою комнату… И я отвергла ее. Какая-то часть меня сопротивлялась ее притяжению. О чем это тебе говорит? Беллатрикс внимательно наблюдала за ней со своего места, выискивая ложь. — Неужели? — Да, — ответила Гермиона, вспоминая момент и сосредотачиваясь на точных деталях, — Я помню, что хотела быть рядом с ней, узнать ее получше. Но мне кажется, что ее чары на мгновение ослабли, потому что мой разум перестал быть таким мутным. Это позволило мне отвергнуть ее ухаживания. Я думаю, это было после… …После того, как она упомянула мои духи. К ней пришло еще одно воспоминание. Жимолость, жасмин и кофе… О, нет… Сила тяжести с каждой секундой становилась все сильнее, глубже погружая ее в диванные подушки. Нет, нет, нет. Она почувствовала на мне запах Беллатрикс. Как… Как это возможно? Осознавая, что беспокойство растет, она попыталась остановить этот ход мыслей. — Я… Ну, я уверена, что сказала ей, что не хочу идти с ней. Сначала она казалась удивленной моим отказом, — она нахмурилась, — Затем она снова улыбнулась мне и еще раз настояла на своем, и… — И потом? — Беллатрикс слегка склонила голову набок, выглядя скучающей. Я собиралась сказать «да»… Гермиона сглотнула. — Появилась ты.***
После ее размышлений о потенциальных последствиях, вытекающих из возможного выполнения просьбы Лонганы, пришло неприятное осознание: Беллатрикс спасла ее от мучительной участи. Это загадочное спасение вызвало в Гермионе странную смесь благодарности, замешательства и растущего любопытства к мотивам этой женщины. Тем не менее, пока она боролась с этими противоречивыми эмоциями и собиралась с духом, чтобы выразить благодарность, брюнетка увидела, что Беллатрикс вернулась к своему спокойному состоянию, снова игнорируя ее присутствие. Со слабым вздохом она мягко откинула голову на спинку дивана, ее взгляд поднялся к куполообразному потолку, украшенному простыми канделябрами. Гермиона оглядела комнату, ища что-нибудь, что могло бы отвлечь ее от пульсирующих мыслей в голове. Магические нагрузки дня уже поставили ее в оцепенение, нет необходимости разжигать еще больше провокационных и обременительных спекуляций. На стенах комнаты не было знамен или портретов, вместо них были узорчатые ковры и голова оленя, чьи миниатюрные рога отбрасывали тени в пространство. Последнее, чего она хотела, это думать о том, что значит быть окутанной ароматом Беллатрикс, и возможных предположениях, стоящих за этим феноменом. Прямоугольное пространство было обставлено различными стоячими предметами, создавая довольно своеобразное расположение. Два кресла цвета лайма стояли рядом с несколькими маленькими столиками. Их изношенный и бугристый вид отражал стареющий диванчик, который она в настоящее время занимала, создавая непривлекательный контраст с остальным декором комнаты. Гермиона потянулась к подолу верхней одежды и несколько раз принюхалась. Комната находилась на уровне улицы, что могло означать только то, что в здании были установлены многочисленные расширяющие чары, из-за чего оно выглядело более просторным, чем было на самом деле. Потолок внизу был довольно высоким, но то короткое время, которое им потребовалось, чтобы подняться по лестнице, не соответствовало реальной высоте. От ее одежды пахло сигаретным дымом, подгоревшим зефиром и слабым ароматом душистого мыла. Рядом с уродливым шкафом стояла невысокая книжная полка, на которой вместо книг было выставлено множество беспорядочно движущихся статуэток персонажей, которых Гермиона не узнала. Только небольшая стопка книг занимала часть нижней полки. Она потеребила локон волос и несколько раз понюхала. Ни кофе, ни жимолости, только запах шампуня и, опять же, подгоревшего зефира. Пол из полированного дерева был украшен отвратительным фиолетовым ковриком с изображением пикси, резвящихся на цветущем лугу, что привело взгляд Гермионы к другой двери в комнате, вероятно, входу в туалет. Ее взгляд неохотно переместился на женщину с растрепанными волосами, темными и яркими, как воронье крыло. Это потому, что Лонгана — волшебный зверь? Может ли она обнаружить отпечаток? Гермиона внутренне вздохнула, признавая, что она в очередной раз уступила своей навязчивой натуре. Как правило, магические звери имеют лучшее обоняние. Беллатрикс должна была быть рядом со мной, чтобы ее запах остался на мне? От меня исходит какой-нибудь аромат? О, Мерлин… Возможно ли, что Беллатрикс может его учуять? Ей хотелось зарычать от разочарования из-за того, как мало информации у нее было обо всем этом. Вейлы так и делают. Они часто посылают тонкие сигналы аромата своим парам, чтобы стать для них более привлекательными… Но я, черт возьми, не Вейла! Этот принцип неприменим… Правда? До сих пор Беллатрикс не проявляла никакой реакции в сторону моего отпечатка. Я хочу верить, что проклятие одностороннее. Острый взгляд Беллатрикс уловил пристальное внимание, которое девушка уделяла ей, вызвав краткий вопрос, пропитанный характерным для нее презрением. — Что у тебя на уме, Грязнокровка? — ее тон прорезал воздух, проникнутый обычной для нее жесткостью. — Ничего, — ответила Гермиона, скрывая свой дискомфорт за маской безразличия. В каком контексте, с горьким юмором подумала Гермиона, могла бы она когда-нибудь спросить Беллатрикс, чувствовала ли она что-то другое, когда они были ближе. Так, чтобы это не прозвучало подозрительно или просто странно. И тот факт, что она придерживалась такого хода мыслей, был достаточно идиотским. В последний раз обидевшись на ситуацию, она отпустила ее. Однако выражение ее лица изменилось, искра осознания зажгла новую линию расследования. — Подожди, на самом деле, есть кое-что, — Гермиона выпрямилась, приняв более спокойную позу, — Что именно мы здесь делаем? Почему мы не возвращаемся? Острая челюсть женщины сжалась, рот стал тонким, а линии неровными. — Авроры. Как я уже говорила ранее, они ищут нас, девочка. Имя моей сестры всегда стоит первым в списке, когда мы совершаем что-то неприличное. Вот почему мы здесь. Обычно мы где-то ждем, пока уляжется пыль. Я думаю, через пару часов эти паразиты поймут, что в Мэноре нельзя найти ничего компрометирующего. Как только они уйдут, мы сможем вернуться. — Мэнор — единственное место, на которое они обычно нацеливаются? — Конечно, нет. Мэнор Крэббла и Гойла, а также их близкие родственники становятся мишенью. Любой, имеющий прямые или косвенные связи с Пожирателями Смерти, о которых известно Аврорам, подвергается проверке. Не говоря уже о том, что патрули на улицах стали дежурить чаще и в большем количестве, — она бросила взгляд в окно, — Однако я не думаю, что все осядет в ближайшее время. Особенно после сегодняшнего. Они будут более бдительными, а это значит, что мы должны быть умнее. Гермиона осознала всю серьезность ситуации. Лестрейндж была права. Волан-де-Морт и его Пожиратели Смерти собирались привести все в движение. Если все развивалось так, как планировалось, то Министерство магии вскоре перейдет к ним. Брюнетка не могла не почувствовать волнения от того, что это значило для нее. Когда Министерство станет доступным, появится слишком много вещей и возможностей. Ей было трудно расставить приоритеты, что рассмотреть в первую очередь. Среди хаоса, надвигающегося на горизонте, Гермиона лелеяла горячее желание, мольбу, которую, как она надеялась, Волан-де-Морт может удовлетворить — позволить ей ознакомиться с текущими секретными проектами Департамента тайн. Она была уверена, что департамент владеет широким спектром полезных знаний. И что более важно, у них было кое-что, что принадлежало ей. Это принадлежало ей, потому что она наткнулась на это первой, и ей нужно было получить это обратно. Да, этот агрессивный захват должен быть хаотичным. Без сомнения, это приведет к новым пыткам и убийствам. Тем не менее, гипотетические отвратительные действия не ослабили бы ее небольшого волнения по поводу возможных перспектив. — Давал ли нам Господин какие-либо конкретные приказы? Она задавалась вопросом, была ли Лестрейндж послана помочь ей по прямому приказу Господина. Было ли это потому, что, как заявил Снейп той ночью, ответственность за нее лежала на женщине? Деталь, которая до сих пор оставалась невыясненной. Беллатрикс обучала ее, и в этом заключалось все соглашение. Если то, что сказал Снейп, было правдой, означает ли это, что Лестрейндж и я стали напарниками? — Ничего, что касалось бы тебя, — Беллатрикс отмахнулась от ее вопроса взмахом руки. — Как мы узнаем, когда будет безопасно вернуться? — Это, — она вытащила листок бумаги из декольте, — вырванная страница из дневника Близнецов, Нарцисса держит его копию. То, что она напишет в дневнике, появится на этом листке. Когда все будет спокойно, она даст мне знать. Название вызвало воспоминание. Во время своего исследования, чтобы получить четкое представление о том, как работал дневник Риддла, Гермиона обнаружила, что читает о Дневнике Близнецов и его создании. — Я думала, эти дневники больше не существуют. Лигтуры были мелкокрылыми грызунами, чрезвычайно пугливыми по своей природе. Их наиболее распространенной средой обитания был Каледонский лес в Шотландии. Их трудно найти из-за их ночных привычек и склонности прятаться, когда они чувствуют более крупных хищников. Их крылья содержали небольшое количество сырой магии, которая служила различным целям, от использования в медицине до создания магических артефактов, таких как дневник Близнецов. Крылья были заземлены до состояния пыли, затем пропитаны сырьем, из которого мастера создавали дневники. Тогда были созданы две книги, связанные магией. — Нет, есть торговцы, которые все еще изготавливают их, — женщина сложила бумагу и убрала ее в узкое пространство у себя за пазухой, — Они стали реже появляться на рынке после запрета на охоту, вот и все. Десятилетия назад безжалостное браконьерство едва не привело к вымиранию волшебных зверей, что побудило Министерство ввести запрет на охоту. Парадоксально, но это ограничение только увеличило их количество на черном рынке. Запрет чего-либо не означает, что это что-то изменит. — Почему мы так близко к Министерству? — спросила девушка. — Потому что чем ближе ты к ним, тем меньше вероятность, что они могут тебя увидеть. Кроме того, здешний владелец у нас в долгу, так что я этим пользуюсь. Объяснение прозвучало не слишком обнадеживающе. Беллатрикс подразумевала, что владелец знал, кто она такая. Рискуя вывести женщину из себя, она заметила: — Твоя голова весьма ценна, Лестрейндж. По пути к пристанищу Скабиора я прошла около двадцати плакатов с твоим лицом. Ты доверяешь этому владельцу? Беллатрикс пристально посмотрела на нее. — Ты сомневаешься в моем суждении, грязнокровка? Да, иногда все именно так. Не было никаких сомнений в том, что Лестрейндж была превосходным дуэлянтом и, возможно, неплохим стратегом. Но если женщина думала, что это хорошее укрытие… — Яйца Мерлина! Ты чрезвычайно раздражающая, девочка, — простонала она с досадой, — Не было времени, вы с Долоховым были единственными, кто не успел скрыться. Авроры могли обнаружить ваш магический след и отправиться за вами, для тебя это достаточно ясно? Мы могли бы воспользоваться портключом, чтобы уйти, но у меня его нет, а у тебя? Итак, это ближайшее место, куда мы могли бы прийти и спрятаться. — Спасибо, что рассказала мне об этом, — сказала девушка, ее тон был нехарактерно мягким по отношению к женщине. Лестрейндж, если уж на то пошло, стала немного более раздраженной. — Тогда не задавай больше глупых вопросов, грязнокровка. Я не потерплю никакой формы неподчинения. Ты сделаешь так, как я сказала, и все, — заявила она со свойственными ей высокомерием и раздражительностью. Эльф выбрал именно этот момент, чтобы аппарировать в центр комнаты. Он был одет в крошечную белую тунику, закрывающую его тело до колен, босиком, с красной лентой, украшающей шею. — Добро пожаловать в «Черную шелуху», — он вежливо поклонился Гермионе и обратился к Беллатрикс, — Хотите что-нибудь заказать, миссис? В его левом ухе красовалось толстое серебряное кольцо с надписью и логотипом таверны, хотя девушка не смогла разобрать слова. — Принеси мне бутылку эльфийского вина из хранилища Малфоев. Убедись, что это именно то хранилище. Это понятно, чудовище? — потребовала Беллатрикс. Эльф послушно кивнул. — Абсолютно, мадам, — затем повернулся к Гермионе, — А для вас, мисс? — Один бокал сливочного пива, если можно. Эльф смотрел на нее со странным выражением, с которым Гермиона привыкла сталкиваться слишком часто.***
Солнечный свет струился через два окна, освещая пылинки и ворсинки, которые бесцельно парили в воздухе, точно так же, как и внимание Гермионы. Она зевнула в тыльную сторону ладони в шестой раз за пять минут, возмущенная тем фактом, что солнце все еще стояло высоко в небе. Это означало, что с тех пор, как они остановились здесь, прошло самое большее час. Для ее гиперактивного ума прошло больше десяти часов, чем один жалкий час. Разочарованно хмыкнув, она пожалела, что не захватила с собой чего-нибудь, чтобы развеять отупляющую скуку. Допив последнюю каплю сливочного пива, Гермиона поставила пустой бокал на пол. Между тем, напротив, Беллатрикс, казалось, не испытывала никаких угрызений совести из-за безделья и отсутствия умственной стимуляции. Бутылка вина была почти наполовину допита. Гермиона наклонила голову, изучая лицо женщины. У большинства людей после такого количества алкоголя был бы расфокусированный взгляд, но не у нее. Ее непоколебимое внимание было приковано к виду из окна, хотя пейзаж — пустынный переулок и высокая кирпичная стена, разделяющая комнаты, — вряд ли привлекал. Гермиона видела только двух прохожих за все время, пока они сидели здесь. Женщина вообще не шевелилась и даже ни разу не зевнула. Ножа, которым она обычно играла, нигде не было видно. Еще более странным было отсутствие у нее попыток спровоцировать Гермиону, обрушить на нее обычный шквал язвительных замечаний и колкостей — такое поведение разительно отличалось от их типичных тренировок, где оскорбления и злобные комментарии были нормой. Могло ли быть так, что они достигли ненадежного уровня комфорта между собой? Это был не первый раз, когда эта идея приходила в голову Гермионе. За исключением этого случая, она решила не пренебрегать идеей так быстро. Теперь, положив голову и ноги на подлокотники, Гермиона бессознательно приняла задумчивое выражение лица. Она клялась, что это произошло после первой недели тренировок с ней. Сдвиг в их динамике неуловим, почти незаметен для обычного восприятия. Вначале нежелание Беллатрикс должным образом обучать ее было очевидным. Та неделя была наполнена невыполнимыми задачами по использованию беспалочковой магии. С того момента, как она оставила ее висеть на дереве, до тех пор, пока Гермионе не удалось освободиться от веревок и не совсем грациозно приземлиться на землю и до других заданий, таких как найти свою обувь в лесу, используя заклинание отслеживания, пока она босиком. Или день, когда ей пришлось левитировать осиный улей над своей головой. На второй неделе Беллатрикс решила присутствовать и лично наблюдать за ее борьбой. Затем, в течение третьей недели, она начала должным образом тренировать ее без каких-либо объяснений. Гермионе нравилось верить, что каким-то образом ей удалось произвести впечатление на темную ведьму. Когда женщина ожидала увидеть, что она потерпит неудачу, брюнетка сделала все возможное, чтобы разрушить эти ожидания. Однако метод преподавания не изменился. Лестрейндж продолжала быть жестокой и резкой на своих уроках. Правая рука девушки все еще подергивалась при виде огня, а ее тело содрогалось при мысли о том, что она стала жертвой электрических разрядов. Фантомные боли были напоминанием о том, насколько плохими могут стать отношения с Беллатрикс, если она совершит ошибку. Нельзя было отрицать, что антагонизм между ними все еще существовал. Не нужно далеко ходить в поисках примера, пожалуйста, инцидента часовой давности. Она видит часть меня. Она видит мою гордость и поверхностные недостатки. И то немногое, что она видит, она умело использует, точно зная, куда нанести удар. Несмотря на язвительность Лестрейндж и едкие замечания, девушке хотелось верить, что эти смолянистые глаза не светятся ненавистью, как в начале. Среди множества предположений и спекуляций выделялась одна неоспоримая истина: она научилась чему-то у Беллатрикс. Ее внимание переключилось на женщину, которая оставалась неподвижной, наблюдая за переулком и красной кирпичной стеной в медитативном трансе. Воспоминание о плакате «Разыскивается ведьма» вторглось в ее сознание. Гермиона задумалась, было ли это тем, что Беллатрикс всегда делала в своей камере: смотрела в окно, что после стольких лет, проведенных в Азкабане, эта привычка сохранилась даже сейчас. Обычный вид на бескрайний океан из ее узкого окна с железной решеткой. Четырнадцать лет, когда нечего было делать или смотреть, кроме как на улицу, оставаться наедине со своими мыслями и быть окруженной дементорами, которые высасывали из нее всякую волю к жизни. И все это в нечеловечески маленькой камере. Или, возможно, женщине не нравилось находиться в замкнутом пространстве, поэтому ей иногда приходилось выглядывать наружу, чтобы напомнить себе, что она вольна покидать комнату, когда ей захочется. На краткий миг Гермиона почувствовала укол сочувствия к темной ведьме. Независимо от причины, которая привела ее туда, поразительно, что она сохранила свои умственные способности после столь длительной изоляции, в компании одних только дементоров. В отличие от других, которые утверждали, что находились под проклятием Империус на протяжении всей войны, Беллатрикс беззастенчиво признала свою вину, взяв на себя полную ответственность за свои преступления. Она очень громко заявила, что была верна своему Господину Волан-де-Морту. Ее гордость погубила ее. Гордая и упрямая ведьма предпочла сидеть в тюрьме, чем лгать. Гермиона не могла решить, было ли это замечательным качеством или пагубным недостатком. Будь я на ее месте… Я бы, наверное, соврала сквозь зубы. Лучше быть трусом, чем приговоренным к заключение в Азкабане. Слово «трус» не очень подходило Гермионе. Она не была трусихой, но одна мысль о том, чтобы провести время в Азкабане, парализовала ее страхом. Похоже, гордость и достоинство для нее важнее. Гермиона была вынуждена признать, что она должна отдать должное Беллатрикс. Женщина была с несокрушимым умом и невероятная дуэлянтка, ее знания и способности иногда, казалось, превосходили многих Пожирателей Смерти и, несомненно, многих авроров. Быстрый ум с более острой сообразительностью. В конце концов, у нее есть некоторые достойные черты. И все же подлинная признательность длилась очень недолго, потому что отвратительный голос в ее голове, тот, который разжигал негодование и вину, тот, который завладел ее светлыми мыслями и скрутил их в беспорядочный клубок негативных эмоций, дал о себе знать. Почему она так много думала об этой женщине? Фу, последнее, что мне нужно, это начать воспринимать Лестрейндж как нечто большее, чем ведьму-садистку, которая просто научила меня новым заклинаниям. Она указала пальцем на одну из книг, стоявших на книжной полке. Нет лучшего способа избавиться от нежелательных мыслей, чем позволить себе увлечься удовольствием от чтения. И на данный момент, сгодилось бы все, что угодно, лишь бы ее мозг заткнулся. Одна книга в стопке слегка затряслась, затем поплыла к ней в руку.«Детские стишки для изучения зелий. 2-е издание.»
Гласило название, зелеными буквами по центру нежно-голубой обложки. Брюнетка с любопытством посмотрела на обложку. Зачем детской книжке находиться в таком месте, как это? Она сдула несколько пылинок со страниц и открыла ее на случайной странице.Соланум дулькамара
Паслен горько-сладкий, пурпурно-желтый
С плодами красными, как помидор,
И если съешь его ты, то очень громко заревешь.
А если ма и па испортят тебе настроение,
Добавь немного им в еду
И очень скоро ты увидишь, как попадут они в беду.
Ее глаза расширились от удивления, прежде чем сузиться от подозрения. Она закрыла книгу, прочитала название и еще раз перечитала его. Ее взгляд метнулся к имени автора: Аноним. Воспоминания о ее исследованиях на четвертом курсе по применению паслена наполнили ее разум. Это был ядовитый цветок среднего уровня. Обычно используется при приготовлении простых противоядий. Если бы дети съели это, у них определенно заболели бы желудки. Однако для взрослых его воздействие было гораздо более серьезным, поскольку цветок вызывал высокую температуру, крайнее обезвоживание, и при употреблении в количестве, превышающем пять листьев, он мог привести к летальному исходу. Она перевернула страницу и начала читать другой стишок. Что за хрень…?Смертная казнь
Шапочка смерти, белая, круглая,
Съешь ее и упадешь к земле.
Люди увидят это, и их охватит ужас,
Каждый, почувствовав — сгниет на земле,
А кто-то смешает это, сварит и перегонит в зелья,
Затем нанесет на нож и кого-то убьет! Убьет! Убьет!
Что, во имя Морганы, это такое?***
— Это тушеная говядина, мадам, — Гермиона услышала, как эльф объяснял что-то подозрительной Беллатрикс, — Хозяин также присылает поднос с сортированными фруктами. За счет заведения, конечно, мадам. Гермиона оторвала взгляд от книги в руках как раз вовремя, чтобы увидеть, как старшая ведьма левитирует эльфа к себе. — Еда как-нибудь заражена? Она не могла видеть лицо хрупкого существа, хотя в этом и не было необходимости, дрожь всего его тела говорила сама за себя. — Насколько я знаю, мадам, нет. Беллатрикс внимательно посмотрела на него, ее темные радужки искали любой намек на обман. Когда угрожающий взгляд погас, она сказала: — Убирайся. Так он и сделал. Чувствуя легкое раздражение из-за ненужной демонстрации запугивания, девушка нарушила долгое молчание между ними. — Ты же знаешь, что они связаны клятвой никогда не говорить и не раскрывать намерений своего Хозяина. Как и ожидалось, Беллатрикс посмотрела на нее с легким презрением и вызывающим выражением лица. — Тебе не все равно? Девушка не решалась ответить, поскольку совесть напомнила ей о предыдущих проступках. — Все равно, — заявила она, избегая необходимости оправдываться за свои слова, и перевела разговор в другое русло, — Есть новости? — Нет… А что, ты торопишься? — насмешливо парировала темная ведьма. Спешу оказаться подальше от тебя. — Я бы хотела уже оказаться в своей комнате, — она слегка пожала плечами, — Принять ванну, потом лечь спать. Можешь ли ты винить меня? Ложь плавно соскользнула с ее губ. На самом деле ее душевное состояние нельзя было назвать спокойным, из-за высокого уровня адреналина и кортизола, вырабатываемых по утрам, она не смогла бы долго спать, даже если бы захотела. — Что ж, очень жаль. Потому что после того, как мы закончим здесь, ты встретишься с Господином. Ее брови сошлись на переносице: — …Зачем? — Ты доложишь ему обо всем. Зачем еще? Для всех было обычным отчитываться перед Темным Лордом о выполнении своих обязанностей. Лестрейндж сделала это в их первый раз, но сегодняшнее действие было полностью за ней, используя Долохова только в качестве поддержки и советника. Гермиона задавалась вопросом, будет ли темный волшебник копаться в ее мыслях, как он это сделал с Беллатрикс. Будет ли он доволен ее выступлением и количеством убитых магглов? Долохов, казалось, наслаждался разрушениями. Она сделала мысленную пометку поискать Нагайну по дороге в покои Лорда, возможно, на этот раз ей удастся вытянуть из змеи какую-нибудь информацию перед встречей с Волан-де-Мортом. — Ты сегодня хорошо поработала, маленькая грязнокровка. Господин будет доволен, — заметила Беллатрикс, возвращая внимание Гермионы к себе. В тоне не хватало признательности, но и отсутствовал сарказм, — И ты, кажется, не такая трясущаяся, как в прошлый раз, — она пнула кресло перед собой, поворачивая его под углом, тихо отдавая команду присесть мягким кивком, — Сивый был твоей первой жертвой? Все еще одетая в свой черный плащ, девушка устроилась в кресле, предложенном ей Лестрейндж, сохраняя невозмутимую позу. — Нет, — ответила брюнетка. Образ молодого человека с тонкими чертами лица и непослушными каштановыми волосами, распростертого на полу в своей гостиной, промелькнул в ее голове. Ей было интересно, сколько времени потребовалось, чтобы кто-то заметил его отсутствие и разлагалось ли уже его тело, когда он был обнаружен, — Это был Аврор. — Итак, что же это было? — темная ведьма повернула голову, как любопытная птица, — Метод? Ты пожалела об этом. Ах, метод… Все были удивлены способом убийства. Даже она, хотя и по совершенно другим причинам. — Он был очень близок к тому, чтобы убить меня. Мне невероятно повезло, что я осталась невредимой. Это никогда не было чувством вины. Она никогда не чувствовала ни капли вины за то, что убила его. Но в тот день, во время их тренировки, она была слишком ошеломлена точностью Беллатрикс, чтобы прямо отрицать это. — Это был шок, — сказала Лестрейндж вполголоса, признавая этот факт, хотя и без сочувствия, — А кошмары? «Тебе не все равно?» Ответ вертелся у нее на кончике языка. Но она знала, что последствия ее неповиновения приведут к немедленному конфликту. Кроме того, зачем утруждать себя ложью, что их не существовало, особенно когда Лестрейндж знала лучше. — …Почти исчезли. После этого темная ведьма хранила молчание, и Гермиона переключила свое внимание на большую миску тушеной говядины, стоявшую на соседнем столе и источавшую дразнящий аромат. В животе у нее заурчало. — Ты сказала, что доверяешь им, — сказала девочка, когда заметила, что женщина смотрит на нее, сцепив пальцы под подбородком и изучая ее. — Я никогда этого не говорила. — Это подразумевалось. — Тогда съешь это, — она сделала легкое пренебрежительное движение рукой. Бульон оказался приемлемым на вкус, приправленный тмином и слабым привкусом молотого кориандра. Она с жадностью набрала еще ложку, осознав, что не ела весь день. Странно, подумала она. В такие дни, как этот, ей требовалось гораздо больше времени, чтобы собраться с духом и поесть. Теперь она умирала с голоду. Еще один кусочек, и ее рот наполнился вкусом чеснока. Она слегка кашлянула, ожидая, пока уляжется горечь. Единственным грехом этого рагу было добавление других ингредиентов, которых изначально не должно было быть в рецепте. Старшая ведьма потянулась к подносу и взяла гроздь винограда. Гермиона сосредоточилась на еде, делая вид, что не замечает пристального взгляда Лестрейндж, устремленного на нее. Это было то, о чем она думала ранее, о едва заметном изменении в их поведении. Несколько недель назад они не сидели бы вместе, как раньше. И все же их взаимный антагонизм был очень живым. Она бы не удивилась, если бы в следующий момент Беллатрикс решила отбросить миску, пролив ее содержимое на пол или ей на колени, просто чтобы подчеркнуть свою правоту. Произошла перемена, нравилось это Гермионе или нет. Она задавалась вопросом, знала ли об этом Лестрейндж… — Скажи мне кое-что, девочка, — начала Беллатрикс, — Почему питомец Темного Лорда, кажется, благоволит к тебе?