Восстание маленьких злодеев

Я действительно донимал Растяпкина сообщениями. Мне нравилось заниматься этим даже и до того, как меня увезли в Африку. Это доставляло смутное, глупое удовольствие. Такое, какое приносит невинная шалость. Рыжий идиот воспринимал меня настолько серьёзно, что даже теперь мог отвлечь от общей безрадостности. «Эй, рыжий, моего дядю правда услали на Марс?» — с этого я начал. Было необычно лишь, что теперь можно было не скрывать того, откуда и с какого номера я это пишу. Теперь Академия и так знает, где я. Даже лучше, что они смогут это проверить вот так. «Да», — очень многословно. Но, если только я не придумываю, за этим «да» эмоций куда больше. Хотя бы потому, что он не отвечал так долго. Выбирал, как ответить. Удивлялся, что я снова вышел на связь. Возмущался тому, как я к нему обращаюсь. И тому, что я вообще не успокоился, хотя он-то, Растяпкин, уже радостно спит, абсолютно счастливый. «Это точно не отговорка, чтобы не признавать, что Академия с ним сделала?» — не то, чтобы я думал, что Семён знает ответ. Нет, я спросил лишь затем, чтобы об этом не думать всерьёз. Чтобы это было дурацкой шуткой. «Точно.» Надо же, будет он точки мне тут ставить. «Откуда ты знаешь?» «Истребитель сказал». «Надёжный источник», — впрочем, надо признать, Истребитель почему-то любит лгать в сторону худшего. Скорее, он сказал бы, что дядя умер, если бы в действительности он просто попал в больницу. «Что ты хочешь, Слава?» — терпение быстро стало его подводить. Поэтому я решил донимать его дальше. «Ящик гранатовой газировки, пакет мятных леденцов и голову Истребителя. А что?» «Ничего. Мне завтра вставать». «Мне тоже». «Вот и спи!» Конечно, будь я дома, я мог бы издеваться и дальше. Проблема лишь в том, что спать действительно хотелось. Не голове, но телу точно. «Ладно. Спокойной ночи тебе, и кошмаров твоему хомяку». И он мне даже не ответил. Грубиян. Но я, конечно, не сдался. Писал ему на следующую ночь, и на следующую, и на следующую. «Слава, вот скажи, почему ты мне все время пишешь?» «Номера Истребителя у меня нет, что поделать», — конечно, я бы все равно выбрал Растяпкина. Из-за его эмоций. И вообще, назвался врагом — терпи. «Я думал, у тебя нет времени». «И нормальных собеседников тоже. Одни лишения, ты подумай». «Но там же твой отец». Я хотел бы бросить телефон в стену. А лучше Семену в нос. Но его же этим не исправишь. «Да что ты о нем знаешь, рыжий?!» «Ничего… Но он твой отец. Даже Нольди сказал, что это путь к исправлению». «Слушай больше, рыжий! Он-то за свои слова уже поплатился». «Ну а почему я-то тоже должен?» «Такая твоя геройская доля…» «Вот пока мы учились, ты, между прочим, вообще со мной не разговаривал!» «Неблагодарный…» — я закатил глаза к потолку, хотя и знал, что Семён этого не увидит. — «Я, между прочим, ради тебя же это делал, рыжий. Чтобы ты не воображал себе. Чтобы не хныкал потом про предательство». «Думаешь, это помогло?..» «А это не моя вина». И вообще, не моя вина, что у меня отняли дядю. И что я не захотел с этим смириться. Моя вина, может быть, только в том, что я опустил руки в этот раз.