Восстание маленьких злодеев

Снова было воскресенье. Другие учёные уехали в город. К сожалению, нас Николай Леонидович считал неуправляемыми чудовищами, себя кремнем, а своих коллег недоумками, поэтому никого не попросил сидеть с нами вместо него. Но мы решили за это ухватиться. Сидели на кухне, глядя в глубину кружек с холодным чаем. — А я тебе говорю, — резко и громче нужного выплюнул я. — А я тебе не верю, — крайне противно и ядовито, и так же громко отозвался Нольди. — Потому что ты с ним никогда не жил! — «разозлился» я. — А сейчас я что делаю?! — Так! — Николай Леонидович, разумеется, не замедлил явиться, разумеется, с видом тяжело страдающего человека. — В чем дело? У вас что, много лишней энергии, а? — У нас много лишних вопросов, — холодно ответил я, и заглянул ему в глаза. — А вообще-то мы говорим о том, что вы не хотите нам помогать. Нольди тяжело вздохнул, но тоже посмотрел на него, укоризненно. — Что значит «не хочу»? — Понимаете, — мягко заговорил Нольди, будто извиняясь за мою грубость, — мы заметили, что вы слишком строги к нам. Как будто мы плохо ведём себя и отказываемся работать. — Что?.. — потрясающе, он даже не понимает. Ну вот кто сказал Истребителю, что этот человек хоть что-то смыслит в воспитании? — Вы используете только кнут, — выплюнул я. — А пряников мы не видим от вас с тех пор, как сюда попали. Вот у зла есть печеньки, а у вас только злость. Вы нам ничего не предлагаете хорошего. — Я предлагаю вам быть хорошими людьми! — А зачем? Если это значит, что у нас больше в жизни не будет ничего хорошего, зачем нам это? — грустно спросил Нольди, опустив взгляд на пол. — Ради… Того чтобы спать с чистой совестью, — он так и не принял наши слова всерьёз. — Меня совесть не мучала. — Это очень плохо! — Так плохо или высшее благо, ради которого вы хотите, чтобы мы работали? Николай Леонидович тяжело вздохнул. — Ну и что вы хотите? — жертва шантажа не могла бы быть такой несчастной и усталой. — Награду, — твёрдо и требовательно ответил я. — За работу. Что-нибудь сладкое. Николай Леонидович оскалился на миг и уставился на меня так, будто я ему предложил удавиться. — Награду? Ты хочешь награду, при своём поведении? Ты… Я вскочил с места, опрокинув стул. — Ну конечно! — выкрикнул я, вложив в этот крик почти настоящее свое возмущение. — У вас всегда тысяча условий, а если одно нарушишь, не то что награду, ещё и чего-нибудь своего лишишься! У вас зимой снега не выпросишь! — и я, пылая праведным гневом, бросился к дверям в нашу с Нольди комнату. — Ярослав! — конечно же, Николай Леонидович попытался меня настигнуть. — Подождите, подождите, дядя Коля! — но тут, наконец, вмешался и Нольди, и голос его звучал так жалобно и грустно, что трудно было не послушать… Хотя у Николая Леонидовича талант. — Пожодите, ну… У меня вот с отцом прекрасные отношения, я могу дать вам совет! В такое никто бы не поверил. И даже Николай Леонидович, но по глупой причине. — Твой отец — преступник! — Но я люблю его не за это! Я захлопнул дверь. Слушать этот разговор мне совершенно не хотелось. Я подошёл к окну и как можно тише его раскрыл. Выждал. — Мы с Валерой уже в вашем возрасте… Я выскочил на улицу. Знаю. Знаю, что они с дядей в нашем возрасте остались одни. Но это уже ничего не изменит. Мы успели стащить пару невидимок у погруженной в науку с головой коллеги Николая Леонидовича. Вернее, не столько стащить, сколько стянуть с земли до того, как она сама их нашла. К счастью, окна кухни выходят не на остальные домики, так что можно было бежать почти не скрываясь — скрыться было бы не за чем. Замки тут несложные, нужны, в основном, чтобы природа не преподнесла сюрпризов, а вовсе не для защиты от таких, как мы с Нольди. Я не спешил. Спешка всегда создаёт шум и привлекает внимание. А переживать было особенно не о чем. Схема была простая: сначала кухня, затем спальни, затем — ванные. Я имел представление о том, как могут прятать алкоголь в доме, поскольку не раз в детстве натыкался случайно. Но учёные, кажется, совершенно не имели оснований так сильно стараться. Уже во втором домике я нашёл бутылку прямо в холодильнике. Что ж, будет повод рассорить коллег, особенно хорошо, если они разозлятся именно на Николая Леонидовича. Спрятать бутылку слишком надёжно у меня возможности не было, но я все же засунул её под футболку и бросился назад. Было тихо. Я забрался в комнату. И вдруг дверь распахнулась. — Ты! — Николай Леонидович был в такой ярости, что впервые выражением лица был хоть немного похож… — Ты несносный, неисправимый, ужасный мальчишка! Ты недостоин зваться моим сыном! Я, определённо, убью Нольди…