***
Было не слишком легко дотащить Николая Леонидовича до кухни, но вдвоём мы справились. Пару раз, конечно, уронили. Привязали теперь как следует, к тому же стулу, и с особым садизмом. Благо, для работы здесь верёвки требовались почти всегда и их хватало. Унесли все ножи, а потом и вилки подальше, в чулан. Холодный чай перелили в пустую бутылку из-под молока и спрятали у себя. Добытый алкоголь перелили в бутылку из-под чая. А бутылку из-под алкоголя спрятали в комнате Николая Леонидовича. Ждать, пока Николай Леонидович очнется, нам не пришлось. По правде, он очнулся ещё до того, как мы закончили переливания, и успел проскакать по кухне пару шагов до полного краха. В общем и целом, он упал, к счастью для него, на спину. Поднимать его мы не торопились. Удобно устроились на своих местах. И с большим удовольствием подняли свои кружки, глотая чай. Затем я заговорил: — Ну что, Николай Леонидович, поговорим начистоту? Вы же хотели… Но он не отозвался, лишь возмущённо вздохнул. — Молчите, — протянул я, издевательски, — вам нечего сказать? — Ты!.. — он задохнулся. — Я. Да, я смею использовать ваши заклинания против вас. То ли ещё будет… Но вот что мы хотим узнать: вы правда нам хотели помочь? Учтите, это уже ни на что не повлияет. Николай Леонидович злобно прищурился, что в его позиции выглядело почти смешно. — Правда, — выплюнул он. — Да, правда! Я хотел сделать из вас людей! Но вы неисправимы! — Откуда такой альтруизм? Кто вас научил исправлять чужих детей? — протянул Нольди, склоняя к нему голову. Я не видел его лица спрятанного несколько длинными, почти вьющимися волосами. — Чужих!.. Я не хочу, приезжая на конференции, первым делом слышать вопрос: родня ли я преступнику Орлову! — Ммм… — протянул я, почти восторженно. Наконец-то, правда. Наконец-то! Вот в чем все дело. Всё дело! — А зачем тогда вы взяли Нольди? — Я… Не мог отказать Истребителю. Он обещал, что все упоминания о вас исчезнут. — Спасибо, дядя будет этому рад, — я улыбнулся, настолько убийственно, насколько мог. — Очень кстати. А теперь мы вас покинем. Отнесем в чулан, запрем там. Когда вас найдут, мы будем уже далеко, скорее всего, уже в России. Идём, Нольди, — я протянул ему руку. Но Нольди вздохнул с сомнением. — Здесь очень жарко, у него может быть обезвоживание… — Ничего, потерпит, — отмахнулся я. — Вода нам пригодится, возьмём с собой, все, что есть. Николай Леонидович забеспокоился. — Стойте! Вы не можете!.. — Очень даже можем, — настаивал я. — Но… Это жестоко, — протянул Нольди, как будто взволнованно. — Он заслужил. — Но… — Нам эта вода нужнее. — Хотя бы чай! — как будто «догадался» он. — Чай не подойдёт, не поможет ему. — Нет! Пусть будет хотя бы чай! — спешно крикнул Николай Леонидович. Попался. Попался. — Обойдетесь! — я повернулся к нему спиной. Конечно для того, чтобы Нольди сострадательно поднёс ему бутылку. Несколько жадных глотков. Крик. Кашель. — Что это?! — Ой, не знаю, виски?.. — невинно протянул я. — Или коньяк… Или что… Главное, что это ваш звёздный час. Сейчас мы развяжем вас… И будем фотографировать каждую глупость, которую вы совершите.Разговор начистоту
14 сентября 2023 г. в 18:27
Я вышел из комнаты, совершенно не ожидая, что найду Нольди на кухне. Зашёл туда почти бесцельно, чтобы не терзаться глупым подозрением, что пропустил, пусть и самое глупое, но возможное место.
Вначале никакого сомнения, что его там нет, не возникло. Но затем — тихий жалобный звук, резкий разворот. Нольди, ужасно бледный, сидел на одном из стульев. Привязанный. И с завязанным, даже по виду — болезненно, — ртом.
— Блять… — шикнул я. На осознание требовалось время, но развязывать я начал сразу же.
Первым же делом взялся за узел у Нольди на затылке, но сам Нольди молчал до тех пор, пока не был окончательно свободен и ещё некоторое время, дрожа и пытаясь прийти в себя.
— Что ты ему сказал?
— Ничего! Да он и не хотел меня слушать. Сказал, что сам со своим сыном разберётся и бросился к дверям. Я держал его, как мог, но… А дальше он меня связал. Чтобы я не мог предупредить.
— Я убью его, — это уже было решено и так ясно, что не требовалось даже вкладывать в эти слова угрозу.
Но Нольди вдруг схватил меня за руку, хотя собственные его ладони, ледяные и ещё слабые, дрожали.
— Нет! Не вздумай, не смей! Нас же после такого не оставят в покое ни на одну минуту! Будут искать с собаками и никогда не успокоятся!
Он преувеличивал, но его дрожащие руки, его срывающийся голос, его глаза, ставшие вдруг такими серьёзными…
Я сжал зубы.
— Кроме того, мести следует быть более жестокой, — после ещё одного тяжёлого вдоха, добавил Нольди уже другим, почти хитрым тоном.