Восстание маленьких злодеев

Николай Леонидович все-таки разбил стекло. Ему бы броситься бежать, бежать, без оглядки, подальше, туда, где его любимые обезьяны сделали бы его своим королём. Или хотя бы к домам коллег, прося помочь по старой дружбе. Он мог сделать все, что угодно. Но он ворвался к нам. — Ну конечно, Валера, только тебя тут не хватало для полного счастья! — и, кажется, даже не удивился тому, что дяде удалось выбраться… — Конечно не хватало, Коля, но я был несколько занят окучиванием кучки секретных идиотов, поэтому на моё место позвали бездарного дублёра, — дядя наконец выпрямился в полный рост и театрально, словно револьвер в старом вестерне, стянул с пояса ремень, болтавшийся там явно только на такой вот случай. Николай Леонидович криво усмехнулся, похоже, не воспринимая дядин жест всерьёз. А вот я… Почему-то ощущал себя даже слишком заинтересованным. Дядя мне всегда нравится, всегда, но когда он угрожает другим, в нем появляется нечто совершенно особенно восхитительное. — Вот как ты это называешь, да? Зря беспокоишься, с бытием злостным преступником он справляется. Я бросил на него холодный взгляд, но, зная, что ждёт Николая Леонидовича, не мог слишком волноваться о его словах. И ничего ему не сказал. — Что поделать, Коля, когда-то и я надеялся, что воспитаю из тебя человека, но, видимо, просчитался, — дядя с будто бы неподдельным сожалением пожал плечами. — Под «человеком» ты подразумеваешь кого? Вора? Предателя? Злобное существо? Когда ты его забрал, мы были уверены, что творить глупости тебе надоело. Но ты… — Николай Леонидович всплеснул руками. — Чуть не убил целую семью. Эта семья, конечно, ему была важнее. Хотя он никого не знал из неё! — Под человеком, Коля, я подразумеваю того, кому истинное положение дел важнее его репутации, или хотя бы кого-то способного принимать последствия своих поступков, вместо того, чтобы уползать с своим мартышкам и аспиранткам, которых хрен отличишь друг от друга, или заливать шары, делая вид, что шланг в форме человека в углу комнаты уж точно не при делах! — Мне интересно, о чем ты говоришь, Валера. Мы ведь его никуда не дели, голодом не морили и даже не сдали на руки бабушке. А ты сам просил отдать тебе. Ну да. Так оно и было, формально. Только вот это их «никуда не дели» привело к тому, что я сам пытался от них сбежать. Чудо, что в одну из таких попыток меня поймал именно дядя. И что он… Не захотел оставить все так. — Да кто ж сдаст бабушке бесплатную горничную, на которую можно ещё и безнаказанно орать! — дядя решительно двинулся к Николаю Леонидовичу. — О, ну с этим обращайся к Кристине, — может быть, за неделю плена инстинкт самосохранения у Николая Леонидовича отключился, а может, он так и не понял, что дядя больше не его брат, на котором можно висеть, ноя о своих несчастьях. Во всяком случае, он не попытался отступать. — И что хорошего ты видишь в белоручках, а, Валера? — Примерно то же, что ты на дне бутылки, — пропел дядя прежде чем удивительно ловким движением схватить Николая Леонидовича за ухо, потянуть вниз и огреть ремнём по спине. Но хотя крик Николая Леонидовича был бессовестно-громким, что-то мне не понравилось. Вместо попытки вырваться, он сунул руку в карман… — Дядя!.. — что-то блестящее только показалось наружу. И, то ли услышав меня, то ли поняв всё самостоятельно, дядя… Потерял равновесие, театрально отставив ногу, и свалился на плечи Николая Леонидовича всем своим весом, заставив его распластаться по полу как раздавленного таракана. — Вот бессовестный… Я первый это придумал! И так как дядя говорил это так легко, я почти не ощутил беспокойства за его сохранность. Николай Леонидович от возмущения даже не смог ничего ответить, только вскрикнул болезненно: очевидно, осколок вместо дяди порезал ему руку, лишив ненадолго способности думать про сопротивление. — Просто из вас двоих вся совесть досталась тебе, дядюшка… Как и мозг, — протянул я. — А вот чувства самосохранения у нас обоих нет в базовой комплектации, — вздохнул дядя, выколупывая осколок из-под ладони брата, — Ещё немытый небось… — Не твоё дело! — Николай Леонидович тут же попытался вывернуться, но вместо этого лишь благополучно ударился подбородком о ножку стула. — Если очень хочешь, можешь забрать обоих себе, только не надейся, что Академия об этом не узнает! — Я не надеюсь, Коленька, я знаю, — дядя по-дружески похлопал его по ягодице. — Пятачок, неси ру… То есть, Яся, неси верёвку! — Сейчас, дядюшка. Но это простое, казалось бы, действие почему-то заставляло меня дрожать от возбуждения. Кажется, так я себя чувствовал только когда дядя сбежал в первый раз, перед встречей… Но все-таки, принести верёвку мне удалось довольно быстро, хотя я никак не мог стереть с губ улыбку или сказать хотя бы ещё одно слово. — Спасибо, — руки Николаю Леонидовичу дядя скрутил поразительно резво, будто вспомнил давно зазубренный со школы стишок. — Ты надеешься, что мои коллеги не развяжут меня уже через полчаса после того, как вы уйдёте?! — Николай Леонидович ещё храбрился, но все-таки очень побледнел, несмотря на жару. — Смотря кто тебе сказал, что мы уйдём, — легко вскочил на ноги дядя. Я постарался ничем не выразить своего удивления. То, что говорится для врага и то, что есть в действительности часто не совпадает. Но все же, оставаться здесь так не хотелось бы… — Вы же не можете оставаться здесь?.. — наконец, всерьёз забеспокоился Николай Леонидович. — Ну, это смотря как решит партия, но осведомляться о здоровье Истребительской кукухи и приносить тебе мартышкиного корма раз в три дня — вполне… Николай Леонидович снова попытался вырваться, но это не удалось, к сожалению, в этот раз без всяких последствий. Затем он закричал, похоже, потеряв надежду выйти из этой ситуации не опустившись в глазах коллег. — Нольди, ружьё!.. То есть яблоко! Правда, от медленно сползающего под стол от смеха Нольди пользы было мало… — У нас тут только бананы, дядя, — поэтому, я решил снова прийти на помощь. Правда, бананы были ужасно нагреты солнцем и не очень приятны на ощупь… — Не пойдёт, — задумчиво цокнул языком дядя, примеряя банан ко рту Николая Леонидовича то так, то эдак. — Если только… — и очень натурально сделал вид, что собирается заткнуть Николая Леонидовича в самом неприличном смысле слова. Я был почти заинтригован, и поэтому заметил, что Николай Леонидович дернулся лишь боковым зрением и едва успел отскочить, впрочем, от бессмысленной попытки укусить. — Хочешь, ботинки его принесу? — Нет, они слишком вкусные… — дядя оценивающе взглянул на откусанный банан. — Все-таки пустим в ход «редкие минералы»? — Достаточно резинового мячика, мы не хотим травм ещё на два срока. — А, — я ненадолго задумался. Нам играть никто не предлагал, само собой. Но вот мартышкам… И, кажется, у Николая Леонидовича даже был запас, разноцветных. На этих ему ничего не жаль… — Сейчас найдём. Пойдём, Нольди, потом отсмеешься, — я потянул его за руку к комнате Николая Леонидовича. — Ну ладно, — с давно позабытой леностью протянул он, тем не менее, вполне охотно следуя за мной. — Да не надо мне тебя убивать, только унизить! — раздался голос дяди за нашими спинами. — Того, что ты уже сделал, конечно же, мало!.. Я тихо вздохнул, отчасти потому, что хотел наблюдать грядущую сцену хоть немного в ясном уме. Чтобы запомнить. Чтобы она имела полный вес. Поэтому, уже не так быстро шёл поиск мячиков. Но все-таки они легко нашлись. Николай Леонидович очень уж сильно любит обезьян. — Представь, что ты у стоматолога, — устало вздохнул дядя прежде, чем мастерски всунуть мячик между челюстей брата. Все-таки он слишком его жалеет. Николаю Леонидовичу самому никого не жаль! И дядю в том числе, а дядя все… Так что, устраиваясь на стуле рядом, я улыбался даже почти с усилием. Нет уж, пускай это будет намного-намного хуже, чем у стоматолога.