Осколки песни

      Да где же эта эссенция, он точно её собрал, попросил еще Соласа запечатать так, чтобы образец не растекся по всей походной торбе. Лавеллан бессмысленно злился, поднимаясь по ступеням в библиотеку, чтобы сдать все найденные во Внутренних землях экспериментальные образцы на изучение. Злился на торбу, в которой никогда ничего не найти, злился на извилистые переходы Скайхолда, в которых Алларос всегда терялся, злился на себя. Он ведь предпочел уехать сразу же, как только понял, что постоянная реставрация замка, когда одни комнаты утром открыты, а к вечеру перекрыты вместе с коридором, утомляет его до того, что первое время, не найдя свои покои, он спал в пустой гостевой. Первой, которая попалась на глаза. А потом в одно утро Инквизитор обнаружил, что гномьи умельцы перекрыли весь этаж, и спускаться ему пришлось по стене Скайхолда, давя самые гнусные эльфийские ругательства на языке.       Легче было выследить огнеязыкого сцинка среди камней, чем запомнить все маршруты замка. Великая Митал, он же долиец, а не пухнущий от собственного достоинства член Орлейской аристократии.              Они столкнулись на этаже. В нос ударил запах гвоздики и кардамона, с оттенками сандалового дерева — пряный и глубокий, непривычный лесному эльфу. Лавеллан не знал никого, кто носил бы такой запах. Он знал, как пахнет железо, помнил запах тонкого цветочного букета, хмеля, нагретой солнцем нажьей кожи, но не этот. Вскинув глаза, Лавеллан встретился с насмешливым взглядом подведенных углём глаз. Узнавание острой иглой прошило виски, как тогда, в Убежище.       Он все еще здесь? Остался?       — Прошу меня извинить, — голос непослушно допустил излом, и Лавеллан скользнул дальше вдоль книжных полок, выше на лестницу. Затылком он чувствовал тяжелый острый взгляд, провожающий его путь. Может, лишь чудилось. Но обернуться и проверить Алларос не желал.       Нужно было к Лелиане. Он отстутствовал неделю, и у него скопились вопросы.       «Инквизитор! Мы исследовали бурую трясину…», «Моя дорогая леди посол! Мы с маркизой Бриалой…», «Граф де Мурье и маркиза Куртеманс. Оба сорят деньгами. Кто из них?» — свитки шуршали, прыгали непослушными буквами, нагромождаясь друг на друга. Лавеллан всегда читал внимательно, укладывая в голове новые просьбы, незнакомые имена, названия мест, в которых никогда еще не бывал.       Но не в этот раз. Может быть, морозный ветер, запутавшийся в волосах после скачки по горным дорогам, еще кружит голову. Может быть, в памяти еще не смолкли песни предрассветных птиц, которые он слушал, лежа в походной палатке. А может быть… Запах гвоздики и кардамона.       — Тевинтерец в библиотеке, — тихо произнес Лавеллан, не поднимая взгляда от свитков. Он не хотел, чтобы Тайный канцлер увидела хоть тень смятения в его глазах.       — Да. Альтус Дориан Павус, сын магистра Галварда Павуса, — спокойно откликнулась Лелиана. Конечно, её врасплох ничто не застанет. Даже если бы она провела неделю в походе вместе с Лавелланом, вряд ли в Скайхолде случилось бы хоть что-то, что вызвало её удивление.       — Кажется, он планирует остаться?       — По прибытию в Скайхолд он изъявил желание присоединиться к отряду Инквизитора. К сожалению, в тот момент вы уже отправились во Внутренние земли.       Изъявил желание? О, тевинтерцы всегда свои желания именно изъявляют. Лавеллан признавал, что прошли века с порабощения империей эльфийского народа, и Тевинтер изменился, в большинстве своем, под влиянием своих же пороков. Но любой свободный эльф чувствует нервные мурашки на загривке, когда имперец, пряча яд за вуалью слов, предлагает свою помощь.       — Собери сведения о нем, я хочу знать, что понадобилось тевинтерскому магу в Инквизиции.       Так значит, беглый сын семьи Павусов… Лавеллан закусил губу и устало откинулся на спинку кресла, глядя за витраж окна. Подкрашенные цветным стеклом, горы на солнце блестели карминовыми, лазурными, изумрудными оттенками, будто являлись не живыми твердынями, а иномирным творением искуссного художника. День шел к закату, баюкая Скайхолд и его постояльцев, но Лавеллан не чувствовал вечерней неги, мысли роились в голове, перекрикивая друг друга нестройным хором.       Ученик Алексиуса, магистра, который пытался разгадать тайну времени и приручить его себе. Как много об этом знает Дориан? Сможет ли он быть им полезен?       О, а уж то, какой скандал разыгрался в Тевинтере после его внезапного отъезда… Судя по тому, что он прочитал, судачили о взорном отпрыске в столице еще долго. Старшему магистру Павусу можно было только посочувствовать. Лавеллан имел лишь примерные представления о культуре тевинтерской знати, но мог себе представить, какой позор испытал глава знатного рода.       Семьи в Тевинтере — оплот стабильности. Особенно, семьи знатные, уходящие своими корнями в века. Они культивируют магию внутри рода, иногда — без особой любви, иногда даже при взаимной ненависти. Но если ребенок будет способен на магическую силу, впитавшую в себя дар обоих родителей, то можно стиснуть зубы и съесть ненависть, не поморщившись. Имперцы не терпят лишних эмоций там, где голова должна оставаться холодной.       Причина отбытия Дориана из Минратоса в отчете Лелианы не указывалась. Видимо, семейство Павусов умеет держать шкаф с семейными скелетами на крепком замке. Хотелось бы поверить, что помыслы тевинтерского мага чисты, как стекло витражей в его кабинете. Да и он лично явился к Убежищу, предупредить об опасности. Что это: проявление участия, холодный расчет, или он решил, что лучше скрываться от прошлого именно среди Морозных гор?       И насколько прошлое Дориана Павуса может стать угрозой для Инквизиции?       Темнота коридоров Скайхолда была холодной и неприветливой. Шкрябает морозными пальцами по позвонкам, поднимается мурашками, заставляя напрячь острые плечи. Она скрадывала его шаги, давая возможность оставаться незамеченным для любопытных глаз тех, кто не смог найти свои сны. Глупый каприз — не надевать сапог, выходя из своих покоев в стылую ночь. Да и зачем он пошел сейчас? Неужели он правда думает, что Павус может найтись в читальном зале, где они встретились утром? Можно же было подождать, уложить все вопросы в голове, но Алларос Лавеллан всегда отличался желанием получить нужное здесь и сейчас. Тактика, стратегия, ожидание лучшего момента — для всего этого у него были Советники.       Жаль, они не присутствовали в момент решения выйти заполночь вскрывать надежный панцирь Дориана Павуса, чтобы вызнать всю правду.       Чутье не подвело Лавеллана — Дориан оказался на своем месте, в неуютном видавшем лучшие годы кресле, среди книжных полок у окна. На полу, на столе, на каменном подоконнике были разложены раскрытые старые фолианты, сухие скрученные свитки, записки и заметки. Хотел бы Лавеллан скинуть свой плащ из сумрачной тени, скользнуть к плечу и прочитать, что Дориан так старательно выводит пером на желтых потемневших страницах блокнота. Но решимость, с которой он выходил к библиотеке, истаивала внутри, скукоживалась до размера ржаного семечка, приморозив босые ноги к дощатому полу библиотеки.       Стоило признать — Дориан был красив, как древнее божество. Лавеллан невольно засмотрелся на то, как неровный свет свечи золотится на его коже, играет бликами и очерчивает острый профиль. Глаза раскосые, подведенные углём, а в зрачках такая тьма, от которой мурашатся руки.       И что ж ты молчишь? Ты же хотел ответов на свои вопросы, Инквизитор. И вот он сидит перед тобой, ты можешь застать его врасплох. Все карты у тебя в рукаве, но, кажется, ты их растерял еще на пороге.       Лавеллан заметил родинку под нижней губой, иней ранней седины на висках, которая обычно не встречается у людей его возраста, упрямый разлет бровей. Да, раньше ему встречались красивые люди. Женщины и мужчины, эльфы, но этот… Дориан очаровывал одним лишь своим присутствием, на него можно было просто смотреть — этого хватало, чтобы забыться. И его запах. Лавеллан чувствовал, дышал пряными нотками незнакомого аромата, чувствуя, как под ключицами разливается предательское тепло.       — Надеюсь, вам известно, что у эльфов светятся глаза в темноте. Как у кошек, если на них правильно упадет свет. Честно говоря, до сего момента я думал, что это вздорные сказки, — прервал вязкую тишину голос с северным мягким акцентом. Лавеллан вздрогнул, будто просыпаясь.       Холодная вода в лицо, зачем так резко, так шумно. Все испортил, несносный.       — Я слышал, что ты захотел примкнуть к Инквизиции.       Чему учила Жозефина? Главное — не терять лицо. Лавеллан вышел к свету, покинув свой тайник за книжным стеллажом. Кажется, эту битву он проиграл. Но досады Дориан от него не дождется. Благо, Павус тоже отлично держался, не давая Лавеллану сгореть от стыда прямо на месте.       — Да. Хотел сказать лично, но Его милордское Инквизиторство спешно отправилось за пределы Скайхолда. Я уже думал вам отправлять ворона, — Дориан явно забавлялся ситуацией. В его янтарных хищных глазах плескался смех, но лицо оставалось серьезным. Он скомкал его титул и небрежно бросил под ноги, как одну из своих записок. Пренебрегает официозом, но держится подчеркнуто на «вы». Интересно, если он улыбнется… Это будет больше похоже на оскал?       — Мне нужно было зайти, чтобы обсудить этот вопрос. Прошу прощения, потерял тебя из виду во всей той неразберихе, — Алларос цеплялся за нейтральный официальный тон беседы, потому что только он заставлял его чувствовать себя в безопасности. Хотя, какое там. Они — на втором этаже библиотеки. До парапета, отделяющего читательский зал и первый этаж ротонды всего пара шагов. И если этот тевинтерец с неясными мотивами решит нанести свой удар прямо здесь и прямо сейчас… У Лавеллана нет шансов. Он прилетел на хищный свет, как глупый мотылек. Прямо посреди ночи. Благо, Дориан пока оставался в кресле, расслабленный и спокойный, будто ничто не может его взволновать.       — Да, я помню. Ну и шум же тогда поднялся. Брешь захлопнулась, потом явился самозванный Бог с архидемоном. О, и конечно же, получилось просто восхитительно с этим твоим: «За Инквизитора!», — приняв игру «давай на “ты”», Дориан повел рукой в ленивом жесте, видимо, изображая вскинутый меч. — Честно говоря, я бы и не поддержал тебя в тот момент, прояви ты интерес к моей очаровательной, но скромной персоне.       Павус играл словами, явно забавляясь. О, слова воистину были его стихией, он оплетал ими, сбивал с толку, расчерчивая упрямую складку меж бровей Инквизитора. Лавеллан так не умел. Он старательно учился, глядя на Жозефину и Вивьен, но Дориан был настоящим мастером завуалированных намеков, насмешек и полумасок, куда уж долийцу, с его наивной прямотой, тягаться с выходцем из Тевинтера.       — Поэтому, я пришел, как только, гхм, смог найти время, — проговорил он, уже на половине фразы чувствуя, насколько она нелепа. Дориан вдохнул с почти читаемым восхищением, будто пораженный его искренней неловкостью; скулы остро проступили на смуглом лице.       — Чу́дно. А я уж подумал, после нашей сегодняшней короткой встречи, что поймал инквизиторскую немилость.       — Немилость? С чего бы?       Кажется, он сюда пришел, чтобы задавать совсем другие вопросы.       — Ну как же. Я ведь тогда не пел про рассвет. И, прошу милостиво меня извинить, колено не преклонял.       Лавеллан вспыхнул мгновенно, чувствуя, как задыхается возмущением. Дориан обвиняет его… в гордыни? Но поймав его взгляд, Лавеллан осекся. Лукавый, мягкий, будто приглаживает вздыбленный загривок. “Я перегнул?” — “Нет, зву-чи”.       Кажется, несносный маг остался доволен произведенным эффектом.       — В общем, если Его милейшее Инквизиторство позволит, я буду рад оказаться полезным. В конце-концов, дорога от Редклиффа до Убежища была не самой приятной прогулкой. И мне не хотелось бы думать, что я прошел этот путь ради того, чтобы только посмотреть на архидемона да почитать книжки в библиотеке. К слову сказать, ассортимент здесь до печального скудный.       — Зачем тебе Инквизиция? — Лавеллан схватился за возможность перевести тему, как за спасительную соломинку. — Ну то есть. Я знаю, что ты из Тевинтера… Мне казалось, что магистры далеки от всего здесь. Всего мирского.       Дориан если и изменился в лице, то резкие тени от огарка свечи скрыли это от внимательного взгляда Лавеллана. Тевинтерский маг выдохнул с выражением терпеливой усталости, поставил локти на стол и сложил пальцы в замок, проникновенно глядя на эльфа снизу вверх.       Ничуть не умаляя ощущения, что остаётся выше.       — Магистры не видят ничего, дальше своего носа. И их волнует то, что непосредственно перед ним. К сожалению, это то, что не первую декаду ведет мою родину по очень скользкому пути. Я давно уехал из Минратоса, оборвав все связи с семьёй и прошлым. К сожалению или к счастью, моё положение для любого тевинтерца было бы сродни безумию — совершенно свободен, имею неограниченное время при столь же неограниченных способностях. К тому же, до меня дошли слухи, что Алексиус встал вам костью в горле. Я учился у него долгие годы, из которых последнее время мы работали над тем, что казалось немыслимым. А теперь он играет со временем, как избалованный глупый ребенок. — Последние слова он выплюнул едва ли не с отвращением. Лавеллан почувствовал, что его непроницаемая маска дала брешь, и что-то настоящее проступило на поверхность. Но прошел миг, и лицо Дориана приняло привычное самодовольное выражение.       Свеча на столе, истаявшая до скудного огарка, задрожала пламенем, зачадила и потухла в расплавленном воске. Вокруг них капканом сомкнулась тьма.       Лавеллан мог бы зажечь огонь, он же, черт возьми, маг. Но как-то забылось всё, потому что все его существо вслушивалось в ночной мрак, чтобы поймать любое случайное движение в его сторону. Шорох одежды был едва различим, Лавеллан дернулся было, но через мгновение перед его глазами возникло лицо Дориана, освещенное магическими всполохами. В глазах, несмотря на холодный свет, плясало пламя.       Слишком близко. Что ты себе позволяешь? Пахнешь гвоздикой, скалишься лукаво, смотришь так, будто что-то знаешь. Несносный тевинтерский маг. Прогнать бы тебя, сказать, что комнат нет, соврать пусть даже нелепо, чтобы понял.       — Я думаю, Инквизиции будут полезны все твои навыки, — почему-то непослушный рот сказал вовсе не то, что хотел Лавеллан. И в горле пересохло. Запах гвоздики, запах сандала. Он дышал полной грудью, впитывал в себя, будто не мог надышаться пряностями.       — Как только увидел тебя, Инквизиторское величество, так и подумал, что ты умеешь ценить прекрасное. — Дориан усмехнулся, и усмешка криво расчертила его лицо в тенях. — Кажется, сам Создатель намекает нам, что пора спать. Но, боюсь, что в темноте можно запросто навернуться, спутав лестницу со строительными лесами. Гномы ужасно легкомысленны в вопросах порядка. Позволишь, я провожу?       Алларос протянул ладонь к магическому огню, что играл на пальцах Павуса, и, едва коснувшись, забрал часть света себе.       — Благодарю, альтус. Но я всё еще маг, — мягко отказался он, чувствуя, как снимает себя тонкую незримую цепь, которую Дориан искусно накинул ему на шею. Он еще может мыслить здраво, не вспоминая снова и снова, как Дориан смотрел на его губы, когда он позволил себе улыбку.       Он еще может свободно дышать. Жаль только, что запах гвоздики и сандала истаивает, стоит ему подойти к двери своих покоев.