Первая и последняя весна моей юности

VI «Мы играли с огнем вот в какую игру: то ли он умрет, то ли я умру». (с) Сугуру с трудом разлепил глаза, и поморгав несколько раз, огляделся вокруг. Сколько дней и часов прошло с тех пор, когда он вот так лежал в отключке? Сделав глубокий вдох, он резко принял сидячее положение, о чем незамедлительно пожалел. Голова кружилась, сознание было мутным, а тошнота подступала к горлу. Схватившись за голову, он попытался удержать равновесие, но обессилено откинулся обратно на подушку. – Сатору… – если слышно просипел он, различая отголосками сознания грохот посуды на кухне. – Боже мой, – обеспокоенный Годжо, забывший оставить половник на кухне, вбежал в спальню, и бросив его на прикроватную тумбочку, сел на край кровати, трогая лоб Гето, – наконец-то ты очнулся. Капельница, которую поставила тебе Сёко, сработала. Температура спала. – На сколько меня вырубило? – Дай-ка подумать, – блондин кинул задумчивый взгляд в потолок, – где-то трое суток, я полагаю. Но не волнуйся, я все это время был рядом и присматривал за тобой, – словно послушный песик, ожидающий похвалы, он лучезарно улыбнулся. – Мне чертовски хреново… Бля, – простонал Сугуру, закрывая глаза рукой, – мне надо поблевать и в душ. И наверное, поесть. – Давай, – Сатору осторожно обхватил его талию руками и придерживая спину, помог принять сидячее положение, – у тебя может сильно кружиться голова, поэтому я буду тебе помогать. – Нет уж, – Гето спустил ноги с кровати, прощупывая опору, – просто доведи меня до туалета, я сам проблююсь. Не хочу, чтобы ты видел меня таким. – Хорошо, – ответил Годжо, закидывая его руку себе на плечо и вставая, – но в ванную я пойду с тобой. Я очень боюсь, там скользко и ты можешь шлепнуться. – Извращенец, – хмыкнул Сугуру. – Эй, – блондин состроил театрально обиженную гримасу, – я вообще-то, о тебе забочусь. – Ладно, ладно. Пойдем уже. *** – Это что еще такое? – вскинув бровь, поинтересовался Гето. Ванная комната была наполнена ароматом морской соли и лаванды, а вместо привычной лампы вокруг были расставлены небольшие свечи, тускло освещающие помещение. – Я добавил в воду соли с лавандой, это поможет тебе расслабиться и чувствовать себя лучше. Раздевайся. – Отвернись. – Боже, неужели я там что-то не видел? – усмехнулся Годжо, продолжая пялиться на покрасневшего Гето в упор. – Отвернись, говорю. – Окей, ладно, – чуть с досадой произнёс он, – залезай первым. – Что значит первым? – раздался шелест одежды, плавно спавшей на пол, а затем всплески воды о бортики ванной. – Я с тобой. Помогу тебе помыться, – без всякого стеснения ответил Годжо, попутно снимая с себя все. – Тебе не обязательно для этого залезать сюда, придурок. – Не думаю, что ты против. Подвинься вперед. Обреченно вздохнув, Гето послушно двинулся и Сатору оказался прямо за его спиной. Вытянув длинные ноги, он скомандовал: – А теперь, подвинься ко мне. Сугуру, не разворачиваясь, руками придвинулся ближе, и тут же оказался захваченным в цепкую хватку паучьих рук, пододвинувших его вплотную, так, что его спина и теплая грудь Сатору соприкоснулись. Устало выдохнув, Гето откинул свою голову ему на плечо, не открывая глаз. Сугуру был лжецом, в первую очередь, самому себе, ведь ему действительно нравилась вся эта ситуация, сколько бы он не пытался обманываться. Ему нравилось все, начиная от заботы, которую проявлял Шестиглазый, заканчивая его упругим, мускулистым телом, прижимавшим его к себе. Запах, исходящий от его кожи, такой приятный, чистый, комфортный, смешанный с солью и лавандой. Успокаивающий голос, соприкосновения друг с другом. – Я чувствую себя виноватым за твое нынешнее состояние, – тихо проговорил Сатору, аккуратно поглаживая пальцами выпирающие ключицы, – прости, что повел себя, как ребенок. – Я понимаю, почему ты так сделал. Ведь я тоже точно так же сбегал от тебя. Но потом я понял, что бежал не от тебя, а от самого себя. Кончики ушей Годжо заметно покраснели, а пальцы перестали вырисовать узоры. Он замер. – В чем дело, Сатору? – Объясни мне, что это значит… Я… Я не понимаю. – Не заставляй меня произносить это вслух, черт возьми. Ты и так все знаешь. – Нет не знаю. – Правда не знаешь? – Сугуру поднял голову, уставившись на него раздраженно-смущенным взглядом. То ли горячая вода, то ли эти разговоры заставили его бледные щеки зардеть. – Ну… – их лица были слишком близко, губы Годжо дрогнули в попытки выдавить из себя что-либо связное, – ты же ничего не чувствуешь ко мне, я для тебя друг и не более того… – Друзья, как минимум, не принимают ванную вместе, вот так, – Гето впустил пальцы в его волосы, чуть сжимая их на затылке, заставляя его поддаться вперед, – наша дружба давно перешла все границы, Сатору. – Ты слишком близко, прекрати, – взгляд блондина затуманивался, он кое-как сдерживал себя от желания впиться в эти губы, нашептывающие всякого рода странности. – Серьезно? Ты сейчас говоришь мне прекратить? Твой член мне упирается в спину, Сатору, – едва коснувшись губами его губ, он спустился ниже, оставляя короткие, едва ощутимые поцелуи на подбородке и острых скулах. – Ты болеешь, мы не можем вот так — Годжо ничего не успел договорить, потому что Гето развернулся к нему лицом и впился зубами в шею, а затем в плечо, ключицу, грудь, оставляя багровые следы. – Целуй меня, чертов суккуб, – прошептал Сугуру, хищно смотря в растерянные васильковые глаза. И вновь, словно пес, сорвавшийся с поводка, Сатору рывком поддался вперед, расплескивая воду за бортики ванной, жадно проникая языком в любимый рот, посасывая, покусывая, издавая прерывистые стоны прямо в губы. Годжо был настолько сексуален, что это выходило за все рамки понимания. Его шлюшьи, похотливые стоны, рваные, ненасытные поцелуи, мягкая, словно у юной девицы кожа и при этом мужественное, грубо очерченное точеными мышцами тело сводили Гето с ума, лишая его здравого рассудка. Не разрывая долгого поцелуя, Сугуру опустил руку на член Сатору, от чего тот громко ахнул. Обхватив ствол, мягкими, неумелыми, осторожными движениями он принялся надрачивать ему. Годжо, в свою очередь, обхватил член поглотителя проклятий, синхронизируясь с его движениями. – Черт, да ты просто с ума меня сводишь, – разорвав поцелуй, сквозь стоны, чуть охрипшим голосом прошептал Гето. – А ты меня сводил с ума все эти ебаные годы, так что, теперь, твоя очередь, – оскалился Сатору, ускоряя ритм. Сугуру перемещает руку на заднюю сторону шеи блондина, сокращая расстояние между их лицами, чтобы вновь прильнуть к теплым, мягким, словно клубничный зефир, губам, в секундном перерыве прошептав в них: «я согласен». С каждым порывистым вздохом, с каждым поступательным движением, тягучее ощущение внизу живота все сильнее хочет вырваться наружу у них обоих. Первым кончает Сугуру, а следом за ним, Сатору. Повсюду расплескавшаяся вода отражает в своих бликах тусклый свет потрескивающих свечей. Запах лаванды и соли смешался с запахом адреналина, страсти и секса. Они громко дышат, положив головы друг другу на плечи, изнеможденные приятной усталостью. – Вставай, Сугуру, я тебя помою. – Да… Сейчас. *** – Давай, открой ротик, а-а-а, – Сатору протянул ложку к губам Гето, на что тот раздраженно фыркнул, отбирая ее и пододвигая к себе тарелку с супом. – Я не беспомощный ребенок, сам могу поесть. – Ну вот, – раздосадованно протянул Годжо, – я просто хотел тебя покормить. – Я не инвалид, у меня есть руки, – он отчерпнул ложку, и распробовав на вкус, удивлённо поинтересовался, – что это? Реально вкусно. – Это «самгетан», корейский традиционный суп. Утахимэ сказала, что это блюдо помогает быстрее встать на ноги и оправиться от болезни. Поэтому, пока ты был в отключке, я тренировался в его приготовлении, – блондин смущенно опустил глаза, разглядывая в кружке пенку от кофе. – Ты так старался ради меня? – Ну а ради кого еще… Мне хотелось, чтобы ты быстрее поправился. – Эй, Сатору, – парень поднял глаза, отозвавшись на свое имя, – спасибо тебе. Я ценю твою заботу, – грубая мужская ладонь коснулась белобрысой макушки, одобрительно погладив ее. На самом деле, все эти дни Сугуру замечал, в каком тяжелом и бешеном ритме шла жизнь Сатору. С утра до позднего вечера он был на тяжелых миссиях, просыпался как только всходило солнце, чтобы приготовить еды для Гето на целый день, постоянно убирался, потому что знал, что Сугуру ненавидит бардак, мыл его, делал за него домашние задания, хотя был сам тем еще проебщиком в этом плане, разводил ему лекарства, а после обессилено плюхался на постель рядом с ним, моментально отключаясь в той же позе, в которой и лег. Гето знал, как сильно он старается, насколько ему тяжело и как он чертовски устает. На обычно молодом, свежем лице стали появляться заметные темные круги под глазами, что символизировало о банальном переутомлении, каким бы сильным человеком он ни был. Все это заставляло Сугуру испытывать неловкость, смущение и глубочайшую благодарность. – Сатору. Когда я окончательно поправлюсь, сходим куда-нибудь вместе? Возьмешь выходной? – Правда? – васильковые глаза засияли яркими искорками воодушевления и радости, – ты приглашаешь меня на свидание? – Ну, типо того, – криво улыбнулся он, – давай отдохнём вместе. – Я очень, очень хочу! – Годжо подорвался со стула и крепко обнял его за шею, обхватив смоляную макушку руками. – Придушишь, прекращай, – искренне рассмеялся Сугуру от такой детской наивности сильнейшего. *** Последние дни больничного Гето подходили к завершению. Слабость и тошнота все еще имели место быть, но тем не менее, он уже мог самостоятельно ухаживать за собой без присмотра Годжо. – Тебе обязательно туда идти? – Сугуру крутил между пальцами карандаш, взявшийся в руках неясно откуда, внимательно осматривая блондина, застегивающего жемчужные пуговицы на белоснежной рубашке. – Увы, придется. Это день рождения детишек одного из друзей моего отца, – Сатору поправил ворот и отряхнув невидимые пылинки, уставился на шамана в отражении зеркала, – чего ты нервничаешь? – Не хочу, чтобы ты ходил туда. Все эти тусовки разрушают тебя. Хуй знает, в каком состоянии ты вернёшься. – Не волнуйся, пожалуйста, – усмехнулся он и указал пальцем на циферблат настенных часов, – сейчас одиннадцать. Я вернусь максимум в два. Эта вечеринка – всего лишь формальность. – Ладно, вали уже, – пробурчал Гето, поджавши колени и облокотив на них подбородок. – Все будет хорошо. Посмотри пока какое-нибудь кино, – Сатору ласково чмокнул его в макушку, после чего скрылся из помещения. Стрелка часов неумолимо шла вперед, но от чего-то Сугуру не мог найти себе места. Он слонялся из кухни в зал, в спальню и обратно. То сидел, то лежал, то курил одну за одной сигарету. Поел отвратительно приторных саторовских мармеладок. Включил кино. Не смог сконцентрироваться. Выключил. Попытался разыграть пару гитарных партий. Отложил гитару в сторону. Попробовал поспать. Ворочался, стянул всю простынь к чертовой матери. – Да блядь, – он глянул на часы, стрелка которых перевалила за пол третьего, – какого хрена он до сих пор там? Он набрал давно знакомый номер, но на том конце трубки раздалось лишь «абонент не отвечает или временно недоступен». – Сёко? Подкинь мне адрес вашей тусовки. Хочу заглянуть на огонек, – сказал он по мобильнику подруге, попутно натягивая на себя черное кашемировое пальто. *** Вечеринка этого неизвестного типа имела поистине грандиозные масштабы: огромных размеров коттедж с отдельными барными стойками и обслуживающим персоналом, приглашенный ди-джей, известный по всей Японии, яркие огни стробоскопов и светомузыки. Вокруг то танцевали, то бухали, то чуть ли не трахались пьяные люди. Вся эта атмосфера напоминала Гето какой-то шабаш, от смешанного запаха алкоголя, пота и похоти к горлу подкатывал мерзкий, тошнотворный ком. В очередной раз он подметил для себя, насколько же ему противны столь низменные мероприятия, не имеющие никакого смысла, и непонимание того, как Сатору столько лет варился в этой жиже разврата и беспредела, чувствуя себя при этом, словно рыба в воде. Наконец, он отыскал глазами белобрысую макушку, выделяющуюся из толпы своим огромным ростом. Подобравшись поближе, но не подходя вплотную, он заметил, как блондин мило беседует с каким-то здоровым, но довольно жеманным качком. Годжо лучезарно улыбался, а расстояние между ними было непозволительно маленьким. Этот тип явно флиртовал с ним, то и дело похихикивая и хлопая глазами. Зрачки Сугуру сузились до предела, когда огромная, мужицкая ладонь скользнула по спине Сатору а затем, словно невзначай, прогладила упругие ягодицы. Блондин хотел было отдернуть его руку, но реакция Гето была куда быстрее. Рука была перехвачена за запястье. – Эй ты, пидарас, умереть захотел? Куда это ты свои ручки опустил? – Сугуру рывком дернул его за запястье, злостно уставившись прямо в глаза, – я сломаю твои ебаные пальцы, один за одним. Вокруг них уже собралась толпа зевак, одаривая перешептываниями и испуганным девчачьим визгом. – Эй, Сугуру, пойдем отсюда, –абсолютно растерянный Годжо схватил его за другую руку в попытках оттянуть его от незнакомца, – пойдем, черт возьми, я тебе что, диснеевская принцесса чтобы за меня заступаться?! – Помолчи, – злобно оскалился во все тридцать два Гето, не сводя взгляда с неизвестного паренька, – я сейчас сломаю ему кости и мы пойдем, чтобы неповадно было. – Черт тебя дери, – шикнул Сатору, в ту же секунду перехватывая его руку и разрывая цепкую хватку, – я не хотел тебе делать больно, но ты нихуя не понимаешь. Пошли, говорю. *** – Какого хуя твой телефон был выключен? Ты время видел вообще? – скидывая с себя пальто и обувь, Гето, показывая каждым движением свою раздраженность, направился в зал, прикуривая сигарету. – У меня села батарейка. Я не уследил за временем, потому что мне пришлось пиздеть со всеми этими идиотами, – Годжо облокотился о стену, скрещивая руки, – что блять с тобой такое? – Это так у такие у тебя разговоры, да? – усмехнулся Сугуру, злобно сминая окурок в пепельнице, – разговоры, в которых тебя за задницу лапают? – Слушай, блять, я с ним даже не флиртовал, – Сатору сделал несколько шагов вперед, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от него, – я не успел даже отдернуть его, как влез ты. Нахрена? Это доложат моему клану и у меня будут проблемы. К тому же, теперь в техникуме пойдут слушки о нас с тобой. Ты этого добивался? – «Даже» не флиртовал? – издав нервный смешок, Гето приблизился еще немного, – твой образ жизни и поведение нихрена не меняются. Тебе комфортно жить в этом болоте. Так на кой черт ты ко мне прицепился и изображаешь заботу, будто бы ты не та обычная шлюшка, ищущая приключений со всеми подряд? Раздался громкий звон пощечины. Годжо тяжело дышал, сдерживая подступающие слёзы. Его щеки горели от обиды и ярости. – Не смей подходить ко мне. Дверь в спальную с грохотом захлопнулась, а затем последовал звук защелкнувшегося замка. *** Время на часах было одиннадцать утра, но Сатору совсем не хотелось выходить из комнаты, он слышал шаги Сугуру прямо за стеной. Горечь от обиды никак не проходила. Ему было невдомек, чем он заслужил такие грязные слова в свой адрес, ведь он был максимально честен, первым признался в чувствах, старался повзрослеть и измениться, ухаживал и следил за ним, одаривал заботой. Сатору искренне не понимал, что же еще ему нужно сделать, чтобы заслужить доверие и любовь этого холодного человека. И почему он так легко может сделать ему больно, будто бы у Годжо нет сердца и все эти слова пройдут сквозь него, так и не задев. Он всегда так будет себя вести? Уходить, убегать, ранить словами, бросать его? Относиться к нему, как к мусору? Тяжело вздохнув, Годжо встал с кровати, и надев домашние тапочки, пошаркал в сторону ванной комнаты. Гето сплюнул остатки зубной пасты смешанной с водой в раковину и непонимающе уставился на блондина, словно он не ожидал, что он вообще сегодня вылезет из своей пещеры. – Извини, я в туалет хочу. Выйди, – непривычно пустым, лишенным игривой тональности голосом произнёс Годжо, проходя мимо него. Грубая рука осторожно перехватила тонкие пальцы. Сатору остановился, не оборачиваясь и не поднимая взгляда. – Прости меня. – Для тебя каждый раз так все просто. Втоптать меня в грязь, а потом сказать «прости». Удивительно, что ты в очередной раз не сказал мне убираться из дома, – горько усмехнулся шестиглазый. Холодая мужская ладонь легла на заднюю сторону шеи, рывком притягивая к себе. Губы с острым запахом ментола впились в губы Сатору. Сугуру разомкнул короткий поцелуй, обреченно глядя в пол. Он присел на корточки, обхватывая руками его ноги в объятия и обреченно уперевшись лбом в твердое колено. – Я сам не свой становлюсь, когда вижу, что люди от тебя с ума сходят. Ты слишком хорош для меня, Сатору Годжо. Спустя несколько минут молчания, Годжо устало выдохнул и коснулся пальцами черной макушки, ласково перебирая волосы. – Вместо этой чуши, что ты несёшь, лучше собирайся и подумай, куда мы пойдем на свидание. Это наш последний выходной. – Верно… Прости. *** VII «Если ты уйдешь, я останусь, Когда ты вернешься, я буду здесь. Словно корабль, стоящий на волнах, Я не шелохнусь даже в шторм. Я все время думаю о тебе. Я не могу оторвать от тебя взгляда» — (с) Lana Del Rey - Yes to Heaven. – Ну как, вкусно? – улыбнулся Гето, наблюдая за довольным Годжо, уплетающим пирожное «три шоколада». – Это самый вкусный тортик в моей жизни, – произнёс он довольным голосом. – Доедай и пойдем. Их первое свидание ничем не отличалось от обычных свиданий других парочек. Сначала они сходили в кино на фильм ужасов, и к удивлению Сугуру, сильнейший постоянно подскакивал и пугался скримеров и резких звуков, хватая его за руку и прижимаясь сильнее к его плечу, что не могло не забавлять. Гето очень долго выяснял, где находится кафе с самыми лучшими десертами в Токио, и, опросив добрую половину знакомых, наконец выяснил и повел туда воодушевленного Годжо. – Надо же, столько снега валит, – блондин, вышедший на улицу, поднял взгляд на вечернее небо. Наверное, это было одной из самых красивых картин, которые повидал Сугуру. Глаза Сатору цвета весеннего неба в солнечный день на фоне белоснежного пейзажа казались еще более яркими, практически неземными, нереальными. Снежинки застревали меж пушистыми, длинными ресницами, обрамляя их своим блеском. Он улыбался, милые ямочки выступали на его щеках, кружился, словно ребенок, пытался поймать снежинки ртом. – Сугуру, ты чего там застрял? – он помахал ему рукой, призывая подойти. В глаза черноволосого шамана застыли слёзы. Прижимая коробку с пирожными замерзшими руками к себе, Сугуру вдруг неожиданно понял, как сильно любил этого человека. Каждый раз, наблюдая за его ребячеством, он ловил себя на мысли, что Сатору – единственный и самый главный повод в его жизни улыбаться. В какой момент его жизни это белобрысое недоразумение стало для него поводом для света? Может, так было с самого первого дня? Гето бросил коробку на землю и подбежал к Сатору, хватая его в объятия настолько крепко, что от неожиданности блондин не удержался на ногах и они вместе повалились в сугроб. – Ты чего плачешь? – Годжо обхватил его лицо прохладными ладонями, внимательно всматриваясь в черные, как бесконечный космос, глаза. – Я кое-что понял, – Гето, не стесняясь собственных слез, капающих на покрасневшие щеки шестиглазого, заботливо поправил прядь серебристых волос. – Эй, я волнуюсь… Я никогда не видел, как ты ревешь. – Я счастлив, Сатору. Я так рад, что судьба дала мне шанс повстречать тебя. Я не знаю, сколько нам отмерено прожить, ведь жизнь магов скоротечна, сегодня мы есть, завтра нас нет. Но каждый мой день, пока я здесь, я хочу смотреть в самые красивые глаза во вселенной и видеть там только свое отражение. Я не хочу больше убегать и не хочу, чтобы убегал ты, – Гето фыркнул от смеха и ткнул двумя пальцами в лоб ошарашенного признанием Сатору, – ну и рожа у тебя, будто ты пришествие Христа только что увидел. – Это ты мне так предлагаешь стать парой? – расхохотался Годжо, и, смахнув его слёзы, нежно, почти наивно, словно это первый поцелуй, коснулся губами его губ. – Просто будь моим. Всегда. – Мне это снится, да? Гето наконец поднялся на ноги и протянул ему руку, помогая встать. Годжо заботливо отряхнул снег с его плеч и вложил большую мужскую ладонь в свою. – Пойдем домой, Сатору. Я хочу пересечь эту чертову линию окончательно. – Ты имеешь ввиду потрахаться? – усмехнулся Сатору. – Тц, как грубо, – шикнул Сугуру, – я хочу заняться любовью. Хочу полностью овладеть тобой. Мое самое сильное проклятье. – Черт побери, я и не знал, что ты такой романтик, – искренне рассмеялся Сатору. Снег медленно падал на землю, украшая полупустую улицу. Вдалеке виднелись две идущие фигуры, крепко держащие друг друга за руки. В самый лучший день в своей жизни Годжо Сатору еще не знал, что им обоим в скором времени отведено сделать лишь два последних счастливых воспоминания.