Космическая Косатка

Дымка, окутывающая ядро кометы, спала, и стало понятно, что это космический корабль неизвестной конструкции, на котором сидела большая голограмма взъерошенного человека в белом халате. Он сказал: «Добро пожаловать на борт «Ноева ковчега». Я — капитан этого корабля, и я готов отправиться в путешествие к новым мирам. Но для начала нам нужно решить, кто будет входить в команду. Я предлагаю выбрать десять человек, которые будут управлять кораблем и исследовать новые планеты. Каждый из вас должен написать свое имя на этом листе бумаги, а затем бросить его в урну. Кто первый бросит свою бумагу, тот и войдет в команду». Мы с друзьями ошалело переглянулись. Где он тут десять человек видел? Нас меньше. Да и зачем нам на борт какого-то «Ноева ковчега», если наши корабли и так исследовательские, и предназначены для выполнения самых разных миссий в глубинах космоса? Безумный учёный, помолчав, повторил свою фразу, и мы поняли, что от этого корабля больше ничего не добьёмся. Разве что высадкой внутрь и проверкой, кто ж всё же играл с нами в кошки-мышки. Эта мысль явно пришла в голову не мне одной, и мы все посмотрели на Тома, шаттл которого был оборудован системой молекулярной транспортации, позволяющей отправить человека куда угодно и через какие угодно защиты. Том почесал в затылке: — Ребята, я не то, чтобы против, но надо сначала… Что было надо сначала, узнать никто не успел. Я взвыла о прошившей тело боли, краем глаза успев заметить, как хватается за голову Святогор, искусственный интеллект корабля Верданди. «Косатка» вздрогнула и боком, чуть подёргиваясь, поползла в сторону шаттла Тома. На других кораблях, судя по какофонии в эфире, тоже была паника, да и капитан Клён добавил несколько весомых слов, заставивших меня отвлечься от боли и вытаращить глаза: я и не думала, что он такие выражения знает, и даже ударения в словах не путает! Но размышлять над филологическими познаниями капитана было некогда, и я полностью погрузилась в соединение с нашим кораблём, чтобы понять, что происходит. Глаин на просьбы и приказы не откликалась, делая что-то своё неведомое, поэтому пришлось разбираться, так сказать, вручную. «Внутри» было муторно. Мой корабль всегда оставался изнутри чист, ведь в соединение я входила с доброжелательным отношением, что бы ни происходило у меня в душе. А сейчас бедную «Косатку» раздирало на части, и она уже почти была готова выполнять сумасшедшие приказы сущности, занявшей моё место. Оказалось, голограммой была не только фигура безумного учёного на маскирующемся под комету корабле, но и его сообщение. В словах затаился вредоносный код, который заставлял Глаин, Святогора и искусственные интеллекты других кораблей исполнять приказы постороннего судна. Иногда выныривая из соединения, я замечала, что наши четыре звездолёта то водят хоровод вокруг пятого, то играют в салочки, то кружатся попарно, как в танце, то выстраивают несложные геометрические фигуры. Ресурсы это пожирало со страшной силой, и остановить светопреставление могла только я — у других не было столь тесной, прямо душевной, связи с кораблями. Мне пришлось уйти в такие глубины соединения, где я не бывала никогда. Для уничтожения вредоносной программы нужно было избавиться от её элементарной двоичной системы хотя бы на одном корабле, но примитивные единички и нолики, мелькающие перед глазами, действовали на изначальном уровне программирования, и добираясь туда, я сполна почувствовала себя древнейшим математиком со счётами в руках. Наконец я «увидела» гадкого червя, грызущего подсистемы «Косатки». В том, чтобы его раздавить, почти не было сложностей, но вот сил у меня почти не осталось, все внутренние ресурсы организма ушли на дорогу «дальше вглубь». Я бессильно смотрела на обжору, подбирающуюся к системе жизнеобеспечения, и понимала, что у меня остался единственный вариант — отдать червю себя, свою внутреннюю суть. Я не программа, меня ему не переварить, и гад обязательно сдохнет от обилия «некачественной пищи». Но вот что будет со мной? А впрочем, не всё ли равно? Другого выхода всё равно нет. Я почти сделала последний шаг, но…