Эта боль во мне режет по живому Эта боль во мне — атомная бомба Эта боль во мне накроет с головою Эта боль во мне не даёт покоя
Лучше бы у них не пересекались пути.
В городе, в котором никогда не гаснут огни.
Они встретили друг друга, разорвав себя на куски…
Какой, однако, удивительный феномен — Стокгольмский синдром… Насильственные действия одного человека в отношении другого становятся своеобразным зародышем психологической связи между этими людьми, и не просто связи, — зависимости, самым иррациональным, самоубийственным влечением сродни наркотическому. А Хао уже стал наркоманом, что бы он ни затирал Мохаммеду про то, что с одной дозы зависимость не вырабатывается… Если не вырабатывается, то почему сейчас его шаги отдаются глухим топотом в этом пустынном красном коридоре клуба? Чёртовы двери все на одно лицо, и как тут сообразить, какая из них — нужная?.. Нет, играть в угадайку слишком опасно. Остаётся единственный и, увы, далеко не стопроцентный вариант. — уповать на неожиданную, но очень своевременную встречу с ним в малом зале, или хотя бы с кем-то, кто подскажет верное направление. И Хао старался достичь заветного малого зала как можно скорее и без нежелательных встреч, но, как обычно, жизнь вносит свои коррективы, и, как это часто бывает, изменения эти неожиданны. Хао осторожно шёл по пустынному коридору, благодаря высшие силы, в которые, откровенно говоря, не очень-то и верил, за то, что пока ему не попалась Блюбелл или другие знакомые модели. Всё-таки, никто, кроме Алана не догадывался о давнем намерении Додзи слиться из клуба… Видимо, какие-то высшие силы, всё-таки существовали, потому как молодой человек уже потянулся к ручке двери в малый зал, когда его окликнул до боли знакомый голос, которому бы парень обрадовался в любых других обстоятельствах, но не сейчас, потому что в любых других обстоятельствах в оклике этом сквозила бы хоть какая-нибудь радость или ласка. Додзи замер, как громом поражённый с гулко отдающимся в ушах ватным биением собственного сердца, когда услышал: — Хао?.. Что… что ты здесь делаешь?.. — так странно: обычно уверенный Алан настолько растерялся, что начал заикаться, увидев парня перед собой. Уолкер смерил «новичка» таким взглядом, словно Додзи был, как минимум, приведением или трупом, и продолжил, — …если ты пришёл за дозой, то уходи и лучше никогда больше не появляйся здесь, — вдруг выдал американец неожиданно холодно и даже враждебно. — В чём дело? Алан… Что… что у тебя с лицом, почему оно будто припухло?.. — выдохнул Хао, мягко приближаясь к Уолкеру, чтобы лучше рассмотреть, действительно, пострадавшее лицо. — Уходи, Хао. Тебе не стоит приходить сюда больше. Дозу и ничего другого не дам, — холодно повторил американец. — Да скажи мне, в чём дело! — всплеснул руками Хао на грани настоящего опустошающего отчаяния. Горло уже начинали душить предательские и такие жалкие слёзы. Нет, нет, нет, нет, это не может быть реальностью! Не бывает так, чтобы жизнь была настолько неблагосклонна к одному человеку, ну не может быть! — У брата своего спроси, — холодно и жёстко, словно обрубая всю связь, что тонкими нитями похоти и разврата связала их в грязи и неверном неровном свете Красной Панды. — Че… чего?.. У какого ещё брата, Алан?.. У меня нет братьев… Ты что-то перепутал… — растерянно пролепетал Додзи, прислушиваясь к нутру, которое испуганно билось в судорогах нервного срыва и разворачивающейся бури бушующей паники. Сначала Ами, а теперь Алан? Почему люди, которые в хаосе обычной жизни стали для Хао островками спокойствия и уюта, один за другим отказывались от него? Что за сюр творится вокруг?.. — Ну тут уж не знаю, я только говорю о том, что услышал от того мудака. Может, это и был твой парень, м? Он так за тебя беспокоился, и так злился, когда пришёл ко мне поболтать тоси-боси о любви… М-м-м… Не знаю я, что за пассажир это был, да и нет мне до этого дела, главное, — больше не приходи сюда. Меня и так грозили уволить, если ещё раз придёшь, Хао, а мне нужна эта работа, и я не готов её потерять из-за тебя, — жёстко и даже озлобленно выдохнул Уолкер, не удостаивая собеседника взглядом за всё время их диалога. — Объясни мне, в чём дело и почему ты так строг и неласков ко мне. Что случилось и почему тебя хотят уволить? — слабо выдохнул Додзи надломившимся голосом. — Ко мне недавно пришли две какие-то чурки, Хао. Просто поговорить, ну вот — поговорили… Один из них сказал, чтобы я больше не давал тебе наркоту, а второй бил. Поэтому уходи, нас больше ничего не связывает. Это просто твоя ломка, просто поныть кому-то о своей девке, а мне нет дела до твоих чувств, но ты элементарно не хочешь это видеть. Просто уже подсел на меня, поэтому ты до сих пор приходишь сюда, но я не хренов драгдилер, так что забудь дорогу к этому месту, — Алану было не очень тяжело говорить жестокие слова, ведь это необходимо. Если он не разорвёт патологическую нездоровую связь, то либо Блюбелл, либо Зан Чин его уволят за эти благотворительные разговоры в рабочее время, а Алану нельзя лишиться работы. А у Алана больная сестра в США. — Чт… А… алан… Зачем ты так го-говоришь?.. — Хао до боли стиснул кулаки и зубы, чтобы не выпасть из такой нереальной и мутной, словно смазанный кадр, реальности. Сознание начинало уже плавиться от головокружительного калейдоскопа событий его жизни, каждое из которых [событий] наносило Хао жёсткую пощёчину прямо до крови, вышибающую сознание молодого человека навылет. Уолкер с шумом выдохнул и уронил тяжёлый взгляд в голый пол. — Хорошо, давай откровенно. Хао, я не сраная дакимакура, которую можно измазать соплями или спермой, и меня затрахало твоё отношение ко мне, затрахало то, что ты прибегаешь сюда, когда у тебя всё идёт через задницу. Ещё и прикрываешься каким-то извращённым, блять, больным пониманием дружбы. Это нихера не дружба, Хао, ты просто меня используешь, чтобы получить разрядку. Ну и что у тебя, сука, на этот раз случилось? Девка твоя залетела, и нужны деньги? Доза закончилась? Что ты, твою мать, от меня хочешь? Хотя знаешь, насрать, — иди к своему брату или хер пойми, кто он тебе, трахай его мозги, может, подобрее станет… Сюда больше не приходи, иначе я попрошу Зан Чина найти кого-нибудь в качестве охраны в это место… — Алан говорил холодно и пугающе равнодушно, по-прежнему уставившись в пол, чтобы не смотреть на Додзи. — Я… я же просто… хотел сказать, что я скоро умру… — беспомощно проскулил Хао, разбитый и потерявший любую связь с реальностью. Всё, сознание расцепило зубы, которыми держалось за воздух, чтобы не упасть, и теперь летело в свободном падении куда-то в пропасть. И Хао совсем не было страшно, напротив, — всё стало вдруг таким спокойным и безмятежным, простым и ясным… А ещё появилась тяга. Нужна доза, причём срочно, просто чтобы забыться и стереть из памяти этот жестокий день. Дозу теперь достать будет практически невозможно, придётся перебиваться таблами, которые, если повезёт, получится выцыганить у такой же наркоманки-морфлингистки Йоко-сан. Хао давно перестал замечать, как порочный круг наркотиков, алкоголя и противоестественных половых связей всё глубже затягивает его в свой больной калейдоскоп. А Алан даже бровью не повёл, услышав, что Хао скоро умрёт, лишь выдал пугающе циничное: — Ну и что? Все люди умирают, было бы странно, не происходи этого… — Но… Как… Как ты можешь так говорить?.. Неужели я для тебя пустое место?.. — беспомощно выдохнул Хао, готовый отпустить сдерживаемые слёзы — авангард той бури, что в клочья раздербанила всё внутри. — А кто ты мне, Хао, м? Парень, брат, может, друг или покровитель, а? Нас ни-че-го не связывает. Просто ноль, — никаких воспоминаний или… м-м… обязательств… Плюс перепиха с парнем — отсутствие ответственности, ведь парень не залетит от тебя. Теперь мы всё выяснили, и ты можешь умереть спокойно? — совершенно ровно и даже без интереса выдохнул Алан, а у Хао сердце разлетелось на тысячи осколков. — Ты урод, а не человек, Алан, — с болью в голосе выдохнул Додзи. — Что-то когда я тебе делал минет, тебя не особенно заботил мой моральный облик… Но знаешь, я только хочу сказать, что я ведь изначально и вообще по ходу нашего общения не пытался выёбываться перед тобой и строить из себя блядского принца, просто, как бы иронично это ни прозвучало, твой мозг обманул тебя. В сознании возникла устойчивая, как зависимость, ассоциация: Алан-наркота, и вот тебе уже плевать, какой я человек, лишь бы продолжал сосать тебе и обеспечивать приход, вот и всё… Весьма грязная реальность, правда? О таком не говорят вот так откровенно, как я сейчас с тобой. Хао… — американец замялся, раздумывая, стоит ли продолжать, но всё же закончил мысль, — …Надеюсь, когда ты увидел, какой я урод, у тебя исчезнет желание возвращаться сюда и убивать себя… — Хао показалось, или Алан тоже сжал кулаки?..