Seekrankheit (Морская болезнь)

      Пусть Хао и числился студентом Морского Университета Иокогамы, устройство субмарин не проходил, ведь данный материал только предстояло изучать молодому человеку на следующем, — пятом, — курсе. По этой причине Додзи чувствовал себя неуверенно, спускаясь по трапу в люк. Холодные перекладины отрезвляли от растерянной прострации, в которую впал с непривычки японец. Ну вот и всё, он спускается в люк подводной лодки, чтобы потом умереть на дне океана… — даже в собственной голове эта мысль звучала нереально и как-то ватно. Когда три метра лесенки были оставлены наверху, а руки уже начинали отзываться неприятной болью от потирания о перекладины, ноги, наконец, почувствовали твёрдую поверхность пола. Как странно… — Хао почему-то всегда казалось, что внутри субмарины должна стоять тишина, но здесь слышался какой-то ворчливый ритмичный и весьма частый шум.       — Осматриваешься, mi amigo? — вполне дружелюбный мужской голос с не знакомым молодому человеку акцентом заставил задумавшегося, прислушиваясь к шуму пока не ясного генеза, Хао, вздрогнуть.       Сзади подошёл молодой человек явно старше него, лет тридцати на вид весьма яркой наружности: смуглая кожа выдавала в нём иностранца, а ярко-зелёная прядь волос — явно творческую личность, или, что вероятнее, человека настроения.       — Да я просто пытаюсь понять, что это шумит, а Вы… — начал несмело Хао, не сводя испуганно-пришибленного взгляда с внезапного дружелюбного незнакомца, который не переставал радушно улыбаться.       — Боцман этой субмарины, Пейот Диас, привет, — поздоровался какой-то слишком уж дружелюбный и улыбчивый мужчина.       — Мне говорили, ты студент Морского Университета, да? Разве вы не проходили устройство подводных лодок? Постой-ка, а на каком ты курсе? Не против, что на «ты»?       — Нет… Конечно, не против… К Вам мне обращаться на «Вы», правильно? — пришибленно пролепетал Хао, не ожидавший такой фамильярности от человека, которому, видимо, просто не знакомо такое понятие, как «субординация», но при этом фриковатый тип понравился Додзи своей непосредственностью и простотой.       — Eres correcto, mi amigo! — восторженно воскликнул боцман, который, — догался Хао, — был испанцем, судя по обрывкам восклицаний того.       — Я на четвёртом курсе учусь, а подводные лодки проходят на пятом, — объяснил Додзи.       — Понял-принял-обработал, ну значит по ходу разберёшься, будешь разбираться в этом похлеще преподавателей… — улыбнулся мексиканец.       — Хе-хе, хорошо было бы… Так что это за шум? — вернул разговор в нужное русло Хао.       — Что именно? Вот этот ритмичный звук? Тук-тук-тук-тук-тук-тук… Ты про это? — Пейот вкрадчивым шёпотом воспроизвёл мерный стук.       — Да, что это за шум? — кивнул японец.       — Это работающие гребные винты, опреснители воды и генераторы кислорода, а ещё, если прислушаться, можно услышать, как переворачиваются камни на дне, как проплывает мимо косяк рыб, как плескаются волны… Словом, занимательно это. Но пойдём я покажу тебе, какие отсеки есть в подводной лодке, устрою экскурсию, так скажем, а ты мотай на ус по ходу, тебе это пригодится. Сколько тебе лет, говоришь? — ответил Пейот.       — Двадцать, а что? — осторожно протянул Хао.       — Эх, мне бы в мои двадцать показали подводную лодку, — я прыгал от восхищения… — уныло заметил мексиканец, а у Додзи, который смерил боцмана скептическим взглядом, особенно задержавшись на зелёном чубе, пронеслась в сознании насмешливая мысль: «Да ты бы и сейчас тоже мог».       Пейот повёл молодого человека по субмарине, рассказывая об устройстве и предназначении каждого помещения, которые [помещения] здесь назывались «отсеками». И первый отсек представлял собой крайне тесное помещение, заваленное, до кучи, чем-то, что можно по ошибке и незнанию принять за груду ржавого гаражного хлама. И Пейот рассказывал:       — Всего на подводной лодке семь отсеков, мы находимся в первом — торпедном. Видишь эту дорожку? Сейчас она свободна, но когда-то именно в этом месте располагались спальные места матросов. И поэтому говорят, что они засыпают в обнимку с торпедами. Но, если с матросами всё понятно, то торпеды спят не с матросами, а располагаются в специальных ложементах. Ложементы распределены по обоим бортам лодки, в три ряда по три торпеды на каждый ряд. Общее количество торпед составляет двадцать четыре штуки: восемнадцать на ложементах и еще шесть — в самих торпедных аппаратах. Для перемещения торпед по отсеку используются шесть лебёдок. Каждая торпеда имеет длину восемь метров, идентично длине торпедного аппарата, соответственно, и этот снаряд можно запустить вручную, либо с помощью аппаратуры. Первый способ занимает гораздо больше времени — примерно два часа. Дальность пути, — до двадцати километров. Выстреливают торпеды потоком сжатого воздуха. И даже несмотря на то, что снаряды эти были изготовлены полвека назад, уже тогда они создавались «умными», то есть в них встроены датчики, которые обнаруживают цель по тепловому излучению и магнитному полю.       — Блин… Птичий язык какой-то… а как вообще этих дур затащили сюда, они ж по две тонны весом! — удивился японец.       — А для этого, mi amigo, лодка оборудована наклонным торпедопогрузочным люком, — мексиканец похлопал по одному из многочисленных тоннелей, который Хао даже не сразу заметил на фоне всего пыльного хлама в этом отсеке.       — Да чёрт, всё равно не понимаю! Даже если пользоваться этими люками, по-любому торпеду надо как-то поднять, и как здесь быть? — недоумённо возмутился Додзи.       — Ты прав, amigo, на самом деле представить этот процесс сложно, ведь невероятное количество труда и отточенная, слаженная работа личного состава требовались для выполнения данной операции.       — Окей, это всё понятно, а тут что за жмурик, матросиков пугать? — спросил Хао, с улыбкой хлопнув по плечу манекену, которого нарядили в водолазный костюм.       — Это не жмурик, а манекен, — Джонни, и он тут не чтобы, как ты забавно выразился, «пугать матросиков», а потому что из всего экипажа лучше всех выполняет своё предназначение: дает понять вторую немаловажную функцию данного отсека. Дело в том что первый отсек помимо боевой задачи может выполнять и спасательную, именно поэтому он называется «отсеком живучести». Спастись можно как через носовой люк расположенный рядом с торпедопогрузочным, так и через торпедный аппарат. Именно для этого тут и представлен данный манекен, вот только у него не хватает одной важной детали. Невозможно было бы покинуть лодку без дыхательного аппарата под названием «Ребризер». Ну, и раз уж зашла речь, думаю, самое время провести небольшой инструктаж о том, какие существуют угрозы жизни при нахождении на подводной лодке. Итак, есть две опасности на подводной лодке: пожар и пробоина. Но, если ликвидировать возгорание, известно даже школьникам, единственное, что необходимо чётко понимать, — на субмарине может гореть всё, и даже то, что не должно, будут образовываться токсичные для человека продукты горения, освещение отключится, и останется лишь тусклый аварийный свет, от которого и толку нет, то с пробоиной так очевидно просто разобраться, скорее всего, не выйдет, — и возникнет необходимость эвакуации экипажа. Для этого: надевают гидрокостюм, в который наряжен Джонни, — наш манекен, — и далее по трое заходят в торпедный аппарат, и самый молодой, он же — самый сильный, — выталкивает буй-вьюшку. Зацепившись за него, можно всплыть, но всплывать нужно постепенно, чтобы предотвратить такую пренеприятную вещь, как кесонная болезнь. Когда всплывёшь на вьюшке, открути на нём верхушку, — внутри лежит телефон, с которого можно подать сигнал SOS ближайшим судам. Когда аварийно-спасательное судно обнаружит подводную лодку, спустят к нему шлюпбалку, вместимостью от десяти до четырнадцати человек, на которой можно успешно эвакуироваться. На этом инструктаж окончен, а то ты и без того, кажется, не всё понял и запомнил… Вопросы есть? — тяжело выдохнул боцман. Даже у мексиканца Пейота устал язык тараторить инструктаж.       Хао тоже облегчённо, с усталым стоном выпустил воздух из лёгких. Голова уже распухла от обилия новой информации, а сохранять сосредоточенность и вникать в смысл слов Диаса было не так уж просто с учётом постоянной необходимости уклоняться от маханий крыльями, которые совершал эмоциональный мексиканец по мере проведения инструктажа. Пространство отсека и без этих телодвижений было не то чтобы свободным, а от активной жестикуляции Пейота Хао даже пострадал, когда Диас дважды, ненароком, правда, его задел рукой по лицу.       — Как можно быстро и маневренно перемещаться между отсеками, если я с трудом даже спокойно хожу здесь? Тут же слишком узкие проходы! — капризно выдохнул Хао.       — Не скажи, mi amigo, требуется только ловкость, и ничего более. Довелось мне служить как-то раз гидроакустиком в составе экипажа флота. И… Santa María! Клянусь, я не поверил бы сам, если мне рассказали об этом: с нами служил один мучачо под центнер, но он так ловко шастал между отсеками, — San Pedro! — как ему это удавалось с его-то весом, до сих пор не понимаю! Клянусь, над этим весь экипаж ломал голову, но только никому не удалось его обойти…       — И ещё вопрос: расскажи мне про капитана, а то я даже имени-то и не знаю… — попросил Хао.       — А… Капитан у нас — доблестный макаронный Марко, но оборзевшие, вроде меня, называют его четырёхглазым припадочным. Попозже сам поймёшь, почему, — Пейот усмехнулся и ребячески подмигнул Хао, а японец только окончательно утвердился в том, что не только «субординация», но и «профессиональная этика», — явно не знакомые эмоциональному мексиканцу термины.       — Ладно, а этот, который руководит тут всей замутой? Фамилия у него ещё такая… Ну, язык сломаешь… Имя нормальное, а вот с фамилией не повезло… — Хао пытался забить эфир мексиканцу, лишь бы тот не решил рассказать что-нибудь ещё про устройство подводной лодки.       — Сеньор Тео, что ли? — спросил Диас.       — Да, этот… Он что за чёрт? И у кого взял такую любопытную фамилию? — кивнул японец.       — Он просто из Греции, вот и фамилия соответствующая… М-м-м… Греческая, по-другому не скажешь. Он… Ну, учёный есть учёный, тут ни дать ни взять… — медленно протянул Пейот.       — Тронутый, что ли? — прямо спросил Хао.       — Я бы не стал выражаться так грубо… Учёный, просто увлечённый учёный, — выдохнул Пейот с лёгкой спокойной улыбкой, склонив голову на бок.