Ты говоришь ругаться буду Я говорю я Будда Я больше не поддамся Сюжетам твоих танцев Я знаю, что ты дура Вернется бумерангом Все то, что ты кому-то Делала когда-то
Вспомнить всё: Йо и Анна провели вечер в гостях у семьи Юсуи, по итогу которого Хорокей воспользовался Анной, но Йо ничего не сделал, когда от самого синеволосика узнал об этом, только задружился с ним на основе общих морских интересов, чем очень обидел Анну. А ещё Йо сказал, что Кёяма ему не девушка, а просто подруга, поэтому ему самому не очень важно то, что произошло между Анной и новым знакомым. Асакура попытался извиниться перед подругой по пути домой, но вместо или в качестве извинений только поцеловал её, и продолжил путь домой, а дома… Бесконечный день подходил к концу, а на устах Йо таяло тепло мягких губ Анны. Чёрт… Он же ещё раз убежал от ответственности в тот момент, когда решил, что поцелуем просто решит все вопросы между собой и подругой, но так он только заставил молчать девушку, но никак не свою совесть. Им нужно поговорить, отчаянно нужно поговорить. Иначе он просто с ума сойдёт, и пытка молчанием продолжится… Хорошо, что уже стемнело, пока он провожал подругу. По мраку идти всегда немного приятнее, может, оттого, что темнота укрывала его моральное уродство? Погружённый в такие невесёлые мысли, Асакура не замечал ни окружающей прохлады, ни мириад звёзд-алмазов, безмолвно и слегка отстранённо наблюдавших за ним сверху, ни времени, которое неумолимо шло вперёд так уверенно, что уже через двенадцать часов ему предстоит пытаться бессовестно содрать самостоятельную по навигации у Лайса, но это будет слишком нескоро, чтобы переживать сейчас. Сейчас важнее то, что Йо почти доплёлся до дома… Вот уже хорошо знакомый дуб под которым они с Микихисой собирали жёлуди для очередного кулинарного «шедевра» Кейко…***
Одно из воспоминаний Йо.
Скупое осеннее солнце, как ни странно, смогло высушить землю, и теперь листва приятно шуршала под ногами, щедро отдавая свежему воздуху тёплый и вкусный прелый аромат, и юноша жадно вдыхал такую приятную смесь запахов свежей земли и листвы. — Ну и что мама на этот раз хочет приготовить? — уныло и без энтузиазма простонал Микихиса, шаря руками в сухой листве, которая мгновенно превращалась в неприятную колкую крошку в его руках. — Кажется, она что-то говорила про кофе… — отозвался младший. — Кофе? М-да… Полный мрак… Стесняюсь спросить, чем её не устраивает обычный кофе из магазинов… Недостаточно горький, потому что при его сборе и выращивании и сборе люди мало страдали?.. — невесело усмехнулся мужчина, — шаримся здесь, всё утро, как боровы! — Не знаю, вроде как этот, из желудей, гораздо менее вредный обычного, но смотри при ней так не пошути… — предостерёг Йо, аккуратно опуская в мешочек свой первый жёлудь. До обеда отец и сын-таки продрогли до костей, но домой вернулись с чувством выполненного долга, которое подкреплялось мешочком желудей.Окончание флешбека. Возвращаясь к Йо на пути домой.
Асакура остановился у могучего дерева. По идее, оно должно сейчас цвести, но в темноте эта мысль не могла бы найти подтверждения. Йо погладил шершавую кору, царапая об неё руки до лёгкого жжения. Полезно это иногда — пообщаться с природой, пошептать ей о своих тревогах, отпустить беспокойства. Йо бы обнял дерево, да только ствол у дуба больно массивный. Пообнимавшись с мудрым растением, словно спрашивая у него совета, минут десять, Асакура, наконец, счёл, что пора бы уже и честь знать и окончательно и бесповоротно двинулся к своему дому. А на первом этаже, на кухне, так уютно и призывно-тепло горит свет… Но спокойно-умиротворённое впечатление это было обманчиво, потому как… — Асакура Йо! Ты видел время?! Я уже обзвонила все больницы, все морги! Ты представляешь вообще, как мы с папой волновались?! Я всё понимаю, ты уже взрослый, но мог бы хотя бы предупредить! Ушёл гулять с Анной три часа назад, телефон, видимо, презираешь, раз уж не считаешь нужным отвечать на мои звонки! Да что это вообще такое?! Анна-чан уже давно дома, а ты только что нос назад сунул! Ещё раз такое повторится, и я посажу тебя под домашний арест! Нет, ну это надо, — не отвечать на звонки матери и явиться домой к полуночи! — неистовствовала уже с порога Кейко, распекая сына так увлечённо, что даже не сразу заметила горькое расположение духа, в котором пребывал молодой человек. Отрезвить женщину смог лишь Микихиса: — Тише-тише, дорогая, всё ведь хорошо… Йо вернулся, я тоже с тобой… Пойдём ужинать? А то я с голода скоро умру уже! — мужчина мягко приобнял жену, уложив свою голову на её плечо так, что щетина покалывала нежную кожу женщины, но, тем не менее, Кейко прижала голову мужа покрепче к себе и спокойно выдохнула: — Да, пойдём… А ты… — Кейко перевела на сына строгий взгляд суровых, но тем не менее красивых, карих глаз, замявшись, но всё же мягко закончила на выдохе, — ты тоже давай мой руки и за стол, а то наелся опять всякой мерзости, наверное… Йо кивнул и прошёл в дом, чтобы, помыв руки, сесть за стол. Есть совершенно не хотелось, да вообще ничего не хотелось. На душе скребли кошки от мысли о том, какой он мудак. Но Йо просто не знал, как отнестись к услышанному, а врать ни себе, ни окружающим парень не любил и потому не умел. Вот и отреагировал так, как отреагировал. Ничего себе заявление… «Я случайно изнасиловал твою девушку»… И такое признание на второй минуте знакомства! Да… Да тут кто угодно растеряется! Но самое паршивое — то, что растерялся не кто угодно, а именно он, и именно ему жить и разбираться с этим комом самотерзаний и обвинений себя, комом, что стоял поперёк горла и тянул неподъёмным грузом на душе. Все проблемы из-за его малодушия. Надо меняться. И первым делом найти в себе силы поговорить с Анной, не прибегая к кокетству и заигрываниям, ведь так он только больше нивелирует её трепетные чувства к нему. Погружённый в подобные мысли, Йо уныло ковырял палочками в тарелке с удоном, что не укрылось от Микихисы: — Сын, ты себя плохо чувствуешь? Не мучай несчастный удон, он ни в чём не виноват, иди полежи в своей комнате, а когда станет получше, поужинаешь. — Думаешь, он перепил?.. Перегара не было… — шепнула Кейко, когда сын, уныло поблагодарив за ужин, который едва-едва клюнул, покинул кухню. — Не знаю, что с ним, может, просто заболел… Я попозже поднимусь к нему, — мрачно ответил Микихиса, слабо-ободряюще улыбнувшись жене. Завершив ужин, Асакура-старший, как и собирался, поднялся к сыну…***
Чуть позже тем же вечером. Комната Йо Асакуры.
Йо чувствовал себя отвратительно. Последним дерьмом на этой планете, и виноват в этом сам. Это самое гадкое, — осознание собственной вины, вины за то, что до смерти обидел своим равнодушием едва ли не единственного человека за пределами семейного круга, который полюбил тебя и который привязался к тебе. А потом ещё и втоптал её чувства тем пренебрежительным поцелуем, словно Иуда, что продал Иисуса за жалкие тридцать серебряников… Но Йо был синтоистом, и об Искариоте знал настолько мало, что вернее было бы сказать «ничего». Вот так размышлял парень о своём предательстве, слушая во мраке собственной комнаты, в которой не хотел включать свет, арктических мартышек и задумчиво крутил в руках Флаундера, подпевая таким точным и болезненно близким словам песни: (Do I wanna know?) If this feeling flows both ways? (Sad to see you go) Was sort of hoping that you'd stay (Baby, we both know) That the nights were mainly made for saying things that you can't say tomorrow day Crawling back to you Ever thought of calling when you've had a few? 'Cause I always do Maybe I'm too busy being yours to fall for somebody new Now I've thought it through Crawling back to you Именно в таком состоянии: в полной темноте и шёпотом подпевающим песне в наушниках с Флаундером в руках, застал сына, поднявшись в его юдоль печали, Микихиса. Первым делом мужчина включил свет, несмотря на протесты Йо. Асакура-старший прошёл к фктону младшего и, присев на краешек рядом с молодым человеком, выдохнул: — Что за бунт жителей подземелья?.. Нормально себя чувствуешь? — Микихиса старался держать шутливый и несерьёзный тон, но беспокойство нет-нет, да вырывалось наружу. — Да, всё хорошо, не переживай… — парень пытался сделать голос весёлым, но получалось, если не сказать «совсем никак», из рук вон плохо. — Да ты что? Йо, я вижу, что что-то не так. Да… Да всё не так! На тебе лица нет! От ужина отказался, молчишь, сидишь в комнате мрачнее тучи, ни разу не улыбнулся… И это не из-за угрозы мамы посадить тебя под арест… В общем, давай поговорим как отец и сын? Йо, мы с мамой беспокоимся о тебе, — выдохнул Микихиса. — Ты ничего не сделаешь с тем, что твой сын последний мерзавец, который не ценит собственных друзей… Ладно, в общем… Мы с Анной пошли сегодня в гости к семье её подруги, и нам нужно было притворяться, что мы встречаемся, только не спрашивай, зачем, — я сам не знаю, просто так сказала Анна… Вот… И мы пришли к ним, держась за руки и изображая парня и девушку… Я… я для правдоподобности пару раз чмокнул её, но у Анны ещё случаются панические атаки в местах большого скопления людей, а я… а я где-то промахивался в это время… Ну и так вышло, что уже в доме мы разошлись с ней, и… и когда я нашёл Анну, она мне сказала, что хозяин вечера, — Хорокей, — он её… ну… того… — скомкано вещал Йо. Ком в горле и мыслях мешал излагать события по порядку и внятно, вразумительно. Микихиса слушал вдумчиво, внимательно, кивая по ходу рассказа сына: — Что — того?.. — напряжённо уточнил мужчина. — Ну, пап… Из… Воспользовался… — сдавленно ответил Йо. — И ты винишь в этом себя? — Ну… в том-то и дело, что я… я не виню себя и понимаю того парня — Хоро! Он просто… Он моряк, и… и вдобавок… только вернулся после многомесячного рейса… Конечно, ему нужно было снять напряжение, а Анна… Она… Ты просто её не видел… Она правда выглядела очень… очень… впечатляюще… Ещё Хоро выпил, у него всё смешалось, и… ну в общем вот… А потом он сам ко мне подошёл, думая, что я парень Анны, и обо всём рассказал, попросил у меня прощение… Мы пожали друг другу руки, я сказал ему, что всё в норме, я не злюсь, ведь Анна только моя подруга, а не настоящая девушка… А потом я провожал её домой, и… ну в общем, не знаю, что произошло, мне, наверное, захотелось как-то её поддержать… В общем, я идиот, знаю, но я подумал, что поцеловать её вместо извинений — это отличная идея… Вот так… Поэтому я вернулся так поздно, ещё и перед Анной виноват очень сильно… И всё бы не так страшно, если я не знал, что она влюблена в меня, но… в том и дело, что я прекрасно знал об этом… И просто заткнул её поцелуем, сбежал от ответственности за собственное поведение… И что мне теперь делать, — я без понятия… Никогда мне не было так паршиво… — горько и с трудом, тяжело обхватив склонённую голову, выдохнул парень. Микихиса молчал какое-то время, и Йо прекрасно понимал отца. Что тут можно сказать?.. Разве только отказаться от сына, хотя и в детдом-то уже не примут двадцатилетнего Йо… Но Микихиса выдохнул совсем неожиданное заявление: — Сын, я понимаю твои чувства. Я тоже испытывал подобное отвращение к себе… И знаю, как это тяжело. Иногда… иногда чувства и эмоции берут над нами верх, и мы совершаем ошибки. Никто не станет тебя судить так строго и безжалостно, как ты сам… — Правда?.. — удивлённо выдохнул Йо. Как-то не верилось, что его отец, лучший отец на свете, самый мудрый и самый правильный, честный, тоже ошибался. — К сожалению… Может, ты не поверишь, но у меня тоже не всегда были мозги, а мужчины, особенно молодые, каким я тогда был, думают не головой, а другим местом, которое обычно замазывают по телевизору… В общем, мы тогда с мамой только-только поженились… А после свадьбы съехались. Кейко переехала ко мне. И началось… Скандал на скандале… Никогда прежде мне не приходилось уворачиваться от расчёсок, тарелок и плоек… В общем, мы попервам часто скандалили, и… Знаешь, я до сих пор очень жалею об этом… В общем, я не выдержал. В те доисторические времена у нас с Камелем была общая подруга, — Асаноха. Камель сох по ней, как мальчишка, но Асанохе нравился я. Не знаю, как она пережила мою свадьбу с Кейко. Помню лишь, что всю церемонию она провела в туалете, в слезах. Её успокаивала ещё одна наша общая подруга. В общем, я ушёл из дома и пошёл к Асанохе, смалодушничал, откровенно говоря. Я убежал от проблем семейной жизни к ней, — призраку моей беззаботной холостой юности. Провёл с ней ночь, но наутро вернулся к Кейко. И отнюдь не горжусь этим поступком… Я тоже поступил бесчестно по отношению к обеим, только всё гораздо серьёзнее… Что было потом с Аснохой, я не знаю, я вообще не пытался больше с ней связаться после того… А ты тут беспокоишься из-за неправильной реакции на услышанное от этого паршивца с идиотским именем… — весь рассказ Микихиса излагал мрачнее тучи, сдавленно и угрюмо, так, что на усталом лице мужчины красноречиво обозначались сожаление о содеянном и отвращение к себе. — А мама что? Она знает об этом?.. — осторожно спросил Йо после нескольких секунд вдумчивого молчания. — Мама? Конечно, знает. Я сам ей рассказал. Нет вещей, которые Кейко обо мне не знает. На самом деле, Йо, Кейко очень сильная женщина. Она смогла меня простить за измену, но заплатила за это своим спокойным сном… Она очень переживала, пока мы тебя сегодня ждали. Знаешь, почему? Кейко боится, что когда-нибудь ты тоже уйдёшь так же, как ушёл однажды я. Но разница в том, что твой уход закономерен и нормален, естественен, ведь все дети покидают родительский дом, чтобы создать свою семью и построить счастливую жизнь. Ладно, что-то мы слишком заговорились и загрузились… Ты есть пойдёшь сегодня? Пойдём, хоть повеселеешь… — задумчиво ответил Микихиса. — У меня не будет семьи, — серьёзно отозвался Йо. — М-м-м… Слишком громкое и поспешное заявление… Ты только-только начинаешь жить. Кто знает, с кем столкнёт жизнь… — философски заметил Микихиса. — Мне почему-то кажется, что я просто не создан для нормальных отношений… Я ведь даже дружить не умею… — уныло и тихо проронил Асакура-младший. — Это потому что ты голодный, вот и начинаешь чепуху нести… — выдохнул Микихиса.