***
— Современно для древнего города, который видел несколько эпох… — восторженно присвистнул Йо, осматривая стеклянно-зеркальные стены вокзала Киото, когда сапсан Токио-Киото прибыл на конечную станцию, а Асакура с Пино присоединились к старосте и остальным. — В экскурсионной программке, которую мне дал Силва-сан, сказано, что это футуристическое здание вокзала было построено в 1997-м году архитектором Хироши Хара. С самого начала проект здания вызвал множество протестов. Киото — очень древний город, и люди в нем очень ревностно относятся к своей истории, традициям и обычаям. Тем не менее Хироши Хара категорически отказался использовать традиционные мотивы при строительстве здания. Архитектор хотел, чтобы его вокзал глядел в будущее, а не в прошлое, чтобы он стал своего рода футуристическими воротами в древний город. И несмотря на все недовольства, смог отстоять свою точку зрения, и завершить строительство здания, — прочитал Лайсерг текст программы. — Да, я бы никогда не подумал, что вокзал одного из древнейших и самых традиционных городов Японии будет выглядеть так, словно это какое-то далёкое от нас будущее… Похоже, Киото настолько устал от стереотипов, которыми оброс за все многочисленные годы своего существования, что разрушает их сходу… Какое же это здоровое здание! Да тут целый город! — восхищённо отметил Рю, оглядывая зеркальные своды высоких потолков. — Кстати, весь комплекс вокзала — длинной 470 м и площадью 238.000 квадратных метров, — в тему прочитал данные с программки Лайсерг. — С ума сойти… — изумлённо выдохнул Йо, — не завидую тем, кто потеряется здесь… — Ну, все ведь записали мой номер? Думаю, нам не стоит опасаться потеряться здесь, тем более, что всегда можно обратиться за помощью к сотрудникам вокзала, а они, наверняка, владеют и английским, и японским, — безмятежно улыбнулся староста, — но лучше не отходите далеко от нашей группы без предупреждения… Так, сперва нам нужно заселиться в рёкан, а для этого добраться до него на автобусе. Благо, автобусная остановка здесь практически на выходе из вокзала, только немного нужно пройти пешком… Идёмте, ребята! — весело позвал Лайсерг. — Хорошо, что среди нас есть такая башня-небоскрёб, как Рю… Если потеряемся, легко сможем найти своих по Умемии и его ультрастранной причёске, — подметил Пино, двигаясь со стаей одногруппников и обращаясь к Канне. В шуме многочисленных голосов, которые эхом разносились по вокзалу отражаясь от его многочисленных стеклянных поверхностей вместе с гулкими раскатами объявлений об изменениях в расписании, тонули и терялись обрывки слов старосты: — …Киото имеет уникальную и отличную от большинства городов архитектуру, согласно которой достопримечательности не концентрируются в центре, а разбросаны по окраинам… — прочитал англичанин. — И так как цель нашей туристической поездки — ознакомление с традициями и культурой Японии, мы будем жить в рёкане, — объявил Лайсерг, когда группа покинула шумный вокзал и необходимость перекрикивать окружающий шум исчезла. — Это что такое? — скучающе хмыкнула итальянка. — О, Марион-сан, очень хорошо, что Вы задали этот вопрос! Рёканы — возможно, старейшие гостиницы в мире: как полагают, они возникли в VIII веке. В них всё строится на принципах омотэнаси — традиционного японского гостеприимства. Обстановка помещений сохранила ностальгическое очарование и по сей день. Пребывание в рёкане наверняка окажется незабываемым и подарит уникальный культурный опыт, — так написано в программе… Звучит интересно, не правда ли?.. — восхищённо с придыханием проговорил Лайсерг. Стайка студентов неспеша двигалась по небольшой тихой улочке в сторону остановки вслед за своим «вожаком» — Дителом, — замирая у цветущих сакур, которые встречались буквально на каждом шагу или красных фонариков из рисовой бумаги. Невысокие миниатюрные домики, каналы с чистой водой, цветущие сакуры с крупными нежно-розовыми цветками, под тяжестью которых изящные ветви деревцев клонились к земле, — да, этот город поистине пропитан атмосферой и культурой Японии. Правда, из-за желания полюбоваться всей этой тонкой и хрупкой красотой группа студентов двигалась довольно медленно: — Зелёнка, мы можем остановиться? Мари и Мати хотят сфотографироваться! — в очередной раз спросила Канна у одной из сакур. — Мы останавливались по этой же причине два метра назад у прошлой сакуры! Девушки, нам ещё столько всего нужно успеть!.. — страдальчески простонал англичанин, закатывая глаза к небу. — Пино, сфотографируйся со мной, пожалуйста! — попросила русская студентка. — Зоря, и ты туда же?.. — простонал ирландец. — Да ладно тебе, Пино, она же твоя девушка, тем более, что у Зори скоро День Рождения… — мягко постарался уговорить ирландца изменить своё хмурое настроение Йо. — Иду, солнце… — простонал Пино, двигаясь к девушке, которая уже примостилась под одной из сакур. — Хе-хе, никогда не видел нашего Пино таким покорным и мягким… — усмехнулся Кадимахид, обращаясь к Асакуре, когда Грэхэм приобнял Зорю за талию и изобразил более-менее искреннее подобие улыбки. — По-моему, это смотрится мило и так по-доброму… — отозвался Йо с улыбкой, — всё-таки, этот город цвета сакуры оказывает своё влияние даже на нашего вечно хмурого Пино, это замечательно! Но не все прониклись этой миролюбивой атмосферой… — Сука! Сраные цветы! Пфф… Да блять, как они вообще попадают мне в лицо?! Лежите спокойно на земле, ублюдочные ромашки!.. — взбешённо вскрикнула вспыльчивая немка. — Канна-сан… Простите, но это не ромашки… Это сакура, — один из символов Японии… И ещё, Вы в общественном месте… — осторожно проговорил староста. Было в Канне что-то, что заставляло его опасаться одногруппницы и стараться избегать открытых столкновений с ней. — И что с того, умник? Что с того, что я в общественном месте?.. — прорычала Бисмарк, испепеляя разъярённым взглядом своих холодных глаз несчастного сжавшегося старосту. — Ну… Вы курите, а в общественных местах курение запрещено… — робко отозвался молодой человек. — Бля, зелёнка, будешь таким душнилой, — помрёшь задротом-девственником… Ща, докурю эту, и больше не буду до этого… До гостиницы, короче, а то задушишь меня окончательно… — усмехнулась девушка, выпуская пыльное облачко дыма, но всё же убирая сигареты. — Спасибо, Канна-сан. Просто мне сложно переносить табачный дым… Аллергия… — как бы извиняясь, несмело выдохнул Лайсерг. — Сука, Дител, и почему я не удивлена?.. Чувствую себя рядом с тобой, как Ричи Тозиер рядом со Стэнли Урисом… Вечно у тебя, сука, какие-то проблемы… — раздражённо-устало прорычала Бисмарк, а Лайсерг замер. Это намёк?.. Метафоричное завуалированное иносказание?.. Скорее всего, ведь Канна-сан слишком холодная и величественная, чтобы сказать напрямую… Благо, ему знаком сюжет этой книги, и потому он понял намёк гордой немки. Но это, разумеется, неточно. Надо ещё посоветоваться с ребятами во избежание роковой и позорной, нелепой, ошибки… Но это он сделает, как только они доберутся до рёкана, тем более идти осталось всего ничего. Уже меньше, чем через десять минут они придут в гостиницу… За это время он успеет обдумать своё отношение к ситуации, если догадка о Канне оправдается. Канна… Ну, она, определённо, красивая девушка. У неё строгое, словно выточенное из мрамора педантичным скульптором, правильное лицо, сногсшибательная атлетическая, но не грубая, крепкая, но не мужская, фигура и стальной характер. Такой, какой у девушек, про которых говорят «железная леди», а ещё она, как и многие её соотечественники, очень педантичная и пунктуальная, ответственная. В общем и целом, родители Лайсерга, наверное, одобрили бы. Однако, есть при всех этих достоинствах один недостаток… — Канна бывает слишком суровой и жёсткой, настолько, что Дител не был уверен, что Бисмарк вообще умеет улыбаться, что её умиляют такие вещи, которые нравятся остальным девушкам, вроде шоколадок и пушистых котят…***
Рёкан «Ugento» с порога встретил студентов-моряков атмосферой крепких традиций, которые читались в деталях интерьера, в домашнем уюте и доброжелательности персонала. Молодых людей попросили расположиться в холле, пока их комнаты готовят, и ребята расселись на комфортных кушетках, которые стояли в холле на первом этаже рёкана, и теперь с восхищением, интересом и удивлением изучали детали традиционного японского интерьера. Особенный интерес внутреннее убранство рёкана вызывало, закономерно, у иностранцев: — А это что за хрень? Вас, японцев, прикалывает рисовать загогулины, да? — иронично спросил Пино у Йо, обращая внимание на полотна с каной, что висели по стенам, сдержанно и лаконично вписываясь в минималистичный интерьер. — Нет, это настенное полотно с каной, — просто объяснил Йо, уже привыкший к насмешливо-пренебрежительному отношению приятеля к Японии и её культуре. Асакура не осуждал ирландского одногруппника, хоть ему и было не очень приятно, но, с другой стороны, сам японец не знал, как бы он вёл себя на месте Пино, да и вообще осуждать людей было не в правилах японского студента. Грэхэм скользнул скучающим взглядом по цветным гравюрам, изображавших вулкан Фудзияму, который парень проморгал в сапсане. — «Перевал Мисимагоэ в провинции Каи. Кацусика Хокусай. Тридцать шесть видов Фудзиямы.», — прочитал название гравюры на стене ирландец, — тц, и что здесь особенного? Какая-то детская мазня, как по мне… — О, Пино-сан! Приобщаетесь к японской живописи?.. Мне жаль Вас отвлекать, но сотрудники рёкана сообщили, что ещё один номер уже готов, так что, Вы можете располагаться там. Он на втором этаже, я Вас провожу, пойдёмте… — уведомил подошедший к ирландцу староста. — А почему ты именно мне предлагаешь заселиться в готовый номер? — настороженно спросил Пино. — Дело в том, что я решил, что из соображений рациональности следует сначала устроить иностранных студентов, а из наших заграничников незаселённым остались только Вы, — просто объяснил англичанин с постоянной безмятежной и доброжелательной улыбкой. — Ну пойдём тогда, — согласно выдохнул Грэхэм. Молодые люди поднялись по узкой лесенке на второй этаж и подошли к сёдзи одной из комнат. Пол номера был выстлан особыми циновками — татами, в центре небольшого помещения стоял низенький столик тёмного дерева, аккуратно уставленный чайными принадлежностями. Но первое, на что обратили внимание вошедшие студенты, — это женщина в традиционном кимоно, сидевшая на татами и вскочившая, как только молодые люди вошли. Женщина поклонилась и проговорила: — Добро пожаловать в рёкан «Ugento»! Меня зовут Фудзико. Я здесь, чтобы помочь Вам освоиться в нашем рёкане. По всем вопросам касательно этого номера или окрестностей Киото, можете обращаться ко мне. Если Вы позволите, я расскажу, где и что в этом номере располагается и какой распорядок в нашем рёкане, — неспеша проговорила женщина на японском языке. — Да, я буду очень благодарен, Фудзико-сан, — поклонился Пино. И женщина начала рассказывать о распорядке в рёкане: — Питание двухразовое, и оно включено в стоимость Вашего номера. Дверь в рёкан запирается в одиннадцать вечера. Спать мы Вам предлагаем на традиционном для Японии футоне. При входе в номер следует снимать обувь. Это — токонома, и при необходимости Вы можете разместить здесь свои вещи. Также в нашем рёкане мы просим гостей уважительно относиться к другим постояльцам и стараться не шуметь после одиннадцати часов вечера, — рассказывала женщина, неторопливо обхаживая комнатку. — Спасибо большое, Фудзико-сан, — поклонился Пино, осматривая токоному, в которой висел Какэмоно с изречением: 魚心あれば水心, и стояла икебана, невзрачная композиция которой представляла из себя три камня разных форм размеров и оттенков от крупного тёмного коричневого булыжника до круглого гладкого камушка ровного серого цвета; за самым крупным камнем размещался аккуратный минималистичный букетик белых хризантем и раскидывалась, словно паутинкой, тонкими изящными побегами сухая ветка; позади этой веточки скромно примостились бархатистые серебристо-зелёные листочки растения с причудливым названием — цинерарии приморской. — Располагайтесь, пожалуйста, и хорошего отдыха… Я принесу Вам сашими, — поклонилась женщина, поднимаясь с места и покидая номер. — Благодарю, — ответил ирландец. — О, Пино-сан, Вы знаете, что такое сашими? Надо же, я, признаюсь, несколько удивлён… — одобрением в голосе выдохнул англичанин. — Хех, да нет конечно… Все эти сусими-масими из уст японцев звучат одинаковой свистящей кашей, — усмехнулся Грэхэм. — Пино-сан! Прошу Вас, говорите тише! Если Ваши слова услышит какой-нибудь японец, получится крайне невежливо… — взмолился староста. — Тц… Дител, ну и ханжа же ты, тоска просто!.. Никто не услышит, успокойся, — беззаботно-насмешливо протянул ирландец. Пока молодые люди вели этот неоднозначный диалог, Фудзико вернулась с небольшим деревянным подносом с различными морепродуктами и ломтиками сырого рыбного филе. Из всего представленного разнообразия обитателей морей и океана ирландец однозначно определил морских гребешков и кальмаров с осьминожками. Также на подносе женщины аккуратно красовалась светло-зелёная субстанция жгучей японской приправы васаби и тёмно-коричневая жидкость в небольшой чёрной пиалке — соевый соус. Красно-розовый имбирь Грэхэм узнал без труда, потому как в памяти было живо воспоминание о том, как он сам на спор с Кадимахидом съел пять порций жгучей пряности, недооценив эту коварную вещь. Фудзико также поведала иностранному постояльцу, что, несмотря на распространённый стереотип о том, что роллы и суши следует есть с помощью палочек, это не совсем правда, и справедливо лишь для мужчин. Но абсолютно точно позволено есть суши и роллы руками, и ни в коем случае нельзя обмакивать объект в соевый соус рисом, а запивать следует не пивом, не лимонадом, но исключительно саке, которое Фудзико также принесла на своём подносе. — Простите, Пино-сан, я забыла сказать о искусственном прудике этажом выше, советую обязательно посетить его при возможности, потому что это не просто прудик, — таинственно посоветовала Фудзико с загадочной улыбкой. — Конечно, спасибо. Но что же такого мистического в этом прудике?.. — с лёгкой скептической усмешкой спросил Грэхэм. — В нашем прудике обитают священные карпы кои. Мы верим, что эти животные приносят счастье и любовь, поэтому и советую Вам не пренебрегать такой возможностью, — твёрдо улыбнулась женщина, — но Вы всегда можете вызвать меня, если что-то понадобится, ведь я закреплена за Вашим номером. Просто позвоните на ресепшн, а сейчас могу я Вас оставить, Пино-сан? У нас через час заселение, и я должна ещё приготовить три комнаты… — проговорила женщина. — Да, конечно, спасибо за всё, Фудзико-сан, удачного дня! — попрощался молодой человек, поднимаясь с места и кланяясь.