игра.

М о с т.

«Июнь. — Нини, какие игры ты любишь? Чонин уже видел этот сон, хотя, зная его беспорядочное мышление, будет уместнее сказать «слышал». И каждый раз, проваливаясь в это светлое и теплое место, он на время забывал о том, какую жизнь жил в моменте. — Я люблю... — он задумался, взглядом изучая кубик Рубика в своих маленьких ладошках. В этом сне он еще ребенок, в этом сне он еще не был Ян Чонином. Он был Нини. — Я люблю игры, — Чонин начал нервничать, теряя мысль. Он заерзал на месте, кусая губы и хмуря брови, крепче сжимая кубик в своих руках. От него требовали ответы, которые он не мог дать. Слишком много отвлекающих факторов, чтобы Ян так быстро и легко сконцентрировался на чем-то одном. — Игры, где нужно думать! Часть кубика отвалилась из-за того, что Чонин слишком сильно сжал его. Ян дрогнул, когда крупица головоломки упала на землю. Теперь пространство вокруг начало обретать знакомые детскому сердцу краски. Он сидел на детской площадке, куда часто сбегал со школы во время обеденных перерывов. — Почему? Ян был готов заскулить. Он действительно любил думать, но ненавидел вопросы, ответы на которые ему казались очевидными. На лбу появилась испарина, и он вновь задергался на месте. — Ты любишь что-нибудь еще? Что главное в играх, Нини? Голос становился все громче и громче, из-за чего Чонин не выдержал и выронил кубик, руками закрывая уши. Он чувствовал дыхание шеей, холод, окутавший со спины. Ему было страшно оборачиваться. — Процесс, — зажмурившись, испуганно ответил он. — Неправильно, Нини. — Победа. — Правильно, Нини. Каждый раз, прислушиваясь к голосу, Чонин пытался угадать его хозяина, но не получалось. В его голове образовывалась дыра яркими и расплывчатыми пятнами с белым шумом. Мозг возвращал его в этот сон с завидной периодичностью, словно пытался напомнить о чем-то важном. Что-то забытое, повлекшее за собой неизбежное, заставившее Чонина стать тем, кем он стал. Что-то случилось десять лет назад на этой площадке. Что-то, что принуждало его попадать в эту цикличность, переживая заново и заново неясные сознанию мучения. Он потянулся пальчиками к шее, касаясь пестрых резиночек, пытаясь слегка ослабить хватку. — Но побеждать больно, — и Ян решил дать отпор иллюзии в своей голове. Аура медленно начала распыляться по площадке, погружая её в густой туман. — Почему ты так считаешь? — теперь голос доносился ото всюду. — Я не знаю, — рассеяно ответил. — Я ничего не знаю, пожалуйста, перестань меня спрашивать. — Ты все знаешь, Нини, — голос вновь начал слышаться отчетливее и ближе. — Ты уже отвечал мне на этот вопрос. — И что же я ответил? — не выдержал ребенок, наконец-то находя в себе смелость обернуться назад. Ему становилось тяжелее дышать с каждым мгновением в этом чертовом сне и, решая задохнуться окончательно, он возжелал заглянуть своему страху в глаза. Черное мерцающее пятно с двумя оранжевыми фонарями вместо глаз. Он вздрогнул, вставая со скамейки на ноги. — Ты сказал...». Чонин подскочил на постели, крепко пальцами сжимая одеяло. Он шумно вдохнул воздух и широко раскрытыми глазами принялся осматривать собственную комнату, пытаясь зацепиться за что-то, что поможет ему прийти в себя как можно скорее. Грудь его тяжело вздымалась, по лицу стекал пот, и он пытался прийти к отчаянному — к дурацкому и болезненному зову. Он хотел позвать отца. — Черт, — в голове запищало, и Чонин приложил руку к виску, чтобы немного унять боль. Шепот чужих мыслей заполнил его сознание, и Ян постарался отвлечься от него, сильнее сминая податливую ткань. — Папа, не сейчас. Потом, пожалуйста. Дыхание стабилизировалось, головная боль утихла, и ошметки минувшего сна наконец-то перестали мельтешить перед глазами. Чонин больше ничего не видел и практически ничего не помнил, стараясь как можно быстрее отмахнуться от ненужных сердцу мыслей. — Юн, вставай, — Ян головой упирался в колени, одной из рук пытаясь дотянуться до футона рядом. Беспорядочно стуча по мягкому материалу, он так и не смог схватить любимого младшего брата за ногу. Наконец-то выпрямившись и повернувшись в сторону чужого предположительного расположения, Чонин приоткрыл рот, понимая, что в комнате он оказался один. И эта же мысль натолкнула его проверить время, чтобы убедиться в отвратительном — он проспал. Не был прилежным учеником, не имел никаких резонов посещать то место, где его очевидно старались смешать с пылью на заднем дворе. Однако случилась игра, и каждое утро, открывая глаза, он первым делом хватал телефон в надежде увидеть новое задание. Но игра молчала. И Чонин очень сильно негодовал по этому поводу. Все застыло, остановилось, и Ян понятия не имел, когда настанет его черед ходить. Суматошное сознание догадывалось, что если уж и были фигуры, то ходили они поочередно, следовательно его ход еще не наступил. Однако же следом появлялись и мысли о том, что он «пешка», а значит, пушечное мясо. Им можно жертвовать, его запросто можно выбросить за пределы клеток шахматной доски, но игра словно желала другого. Словно Чонин был особенной пешкой, нетронутой, ожидающей своего часа. — Дерьмо, — Ян хлопнул себя по щекам, пытаясь взбодриться и осознать все свои жалкие мысли. Он прекрасно помнил о том, что сегодня ему предстояло выступить с проектом по книжке, страниц которой он даже не коснулся. Он прекрасно знал, что Ким Сынмин со своим странным и навязчивым желанием подружиться возьмет на себя всю ответственность, а Чонин хотя бы на какое-то время постарается побыть адекватным и понимающим. Стоял бы и кивал головой на все сказанное, неловко переминаясь с ноги на ногу, держа в руке пустую тетрадь. — Да идите вы... — он запнулся, когда услышал шорох за дверью. И сколько бы лет не прошло, сколько бы боли и силы не стерпели его руки, любое телодвижение в этом доме заставляло сердце дрожать в ужасе. Чонин ненавидел этот страх, бесконтрольная беспомощность со всеми вытекающими. «Почему родителям можно бить нас, а мы не можем ударить их в ответ?». Именно этот вопрос он задал школьному психологу в младшей школе. Именно после этого вопроса проблем в его жизни стало куда больше, чем было до этого. Но Чонин не жалел о том, что спросил. Не переживал из-за того, что ответа не услышал. Шум прекратился, и Ян с тяжелым вздохом поднялся со спального места, лениво потягиваясь. Минувшие несколько дней с момента начала крепкой мужской дружбы с Ким Сынмином ни к чему не привели, и это немного успокаивало Чонина. Ведь он искренне боялся, что новый одноклассник воспримет их вонючий туалетный поцелуй как нечто большее, к чему Ян не был готов вовсе, потому что «нечто большее» подходило преимущественно Хан Джисону с его крашеными ногтями и излишней манерностью. Но никак не Чонину. Ему ни разу не нравились парни, он больше предпочитал прекрасных девушек, надушенных персиковыми духами. — Сука, персики, — и Ян стукнул себя по лбу, кривя губы. Безумство началось с чертового Нинтендо, и Чонин по-прежнему не понимал, нравились ли ему такие эмоциональные игры с чувствами и противоречиями внутри себя или же все же нет. Босые ноги ступили на скрипучую половицу. Ничего от прежнего мальчика с пепельными волосами не осталось, он вновь стал ребенком из не самой благополучной семьи. Его детство затерялось в блестящих бутылках из-под алкоголя. Однажды Чонин в порыве истерики разбил их. На свету они красиво переливались и напоминали ему золотых рыбок в огромном аквариуме, которых он единожды видел в детстве. В океанариум его часто водил отец, по-прежнему обещая в один из своих выходных обучить искусству шахмат. Так и не обучил. Чонин услышал храп, характерный для уставшей матери после не самой общественно одобрительной работы. И взяв одну из бутылок, что стояла вблизи стены в прихожей, он невольно вспомнил один из самых главных вопросов, однажды сорвавшихся с его уст еще в далеком детстве. — Так почему я не могу тебя ударить? — спросил он, переворачивая бутылку, хватая её за горлышко. Вонючий спирт начал стекать по его руке, провоцируя брезгливый вздох. — Разве ты заслужила быть небитой? Телефон, спрятанный в кармане домашних шорт, характерно запищал, и Чонин, не раздумывая, бросил бутылку, клянясь себе убраться этим днем во всем доме. Не хотел, чтобы Юн видел это безобразие. И ожидая взглядом столкнуться с новым заданием, он к своему разочарованию лишь увидел поток сообщений, пришедших с незнакомого номера.

«Ты заболел?».

«У нас сегодня совместное выступление. Ты не придешь?».

Чонин задумался над тем, откуда у Сынмина оказался его номер, ведь такой роскошью обладал лишь Хан Джисон.

«Я попрошу перенести наш доклад. Надеюсь, у тебя все хорошо».

Это было непривычно. Настолько непривычно, что кожу обожгло от странных чувств. За Чонина всегда беспокоился только Джисон, а думать о тех годах, когда он учился в прежней старшей школе, вовсе не хотелось. Там он никому не нужен был, и эта ненужность, спровоцированная общественным равнодушием, однажды уже довела его. Джисон его услышал. А теперь и игра. Он нужен был этой игре. — Ты на кой черт шумишь?! Я спать легла! — недовольный голос послышался весьма близко, но Чонин не вздрогнул. Все его внимание было приковано к, казалось бы, обыденным сообщениям, которые принято получать со стороны беспокоящихся друзей. Но все еще непривычно. Приятно непривычно. — Порядки навожу, отъебись, — плюнул он матери, не смотря в её сторону. Удар рукой по щеке никакой физической боли не причинил, лишь задел эго маленького Нини, но Чонин с этим справится. — Иди спать, ты воняешь. И равнодушие к ударам и чужим словам добило женщину. Её тоже никто не хотел слышать, даже родной сын. Сдержавшись и воспротивившись желанию закатить утреннюю истерику с нравоучениями, она со скомканным: — Ты такой же, как и твой отец. Удалилась прочь, оставляя Чонина в шатком положении. Все, что удерживало его от желания воплотить ответ на детский вопрос в реальность — сообщения Ким Сынмина.

***

И раз день выдался свободным, Чонин тоже разрешил побыть себе свободным. Он больше не боялся игры, а значит, следовало бы потратить заработанные деньги. И это решение означало неизбежное и правильное — он не бросит играть. Было странно стоять в магазине одежды в окружении незнакомых людей. Странно было слышать надоедливую музыку торгового центра и взглядом скользить по мягкой на вид футболке. Он не помнил, когда в последний раз покупал себе одежду сам, а не забирал её с отцовских полок и не принимал с рук Джисона. Деньги было страшно тратить, но вовсе не из-за шага в неизвестность. Ему было боязно потратить что-либо на себя, разрешить себе купить вещи первой необходимости, позволить себе порадоваться. Однако стоило только померить обычную белую футболку, стоя в примерочной, как от былой тревоги не осталось и следа. Чонин не любил смотреться в зеркало, но в приятном освещении тело со следами минувших драк казалось ему впервые привлекательным. Поправив на себе ткань, Ян не смог воспротивиться навязчивому желанию оттянуть её назад, чтобы взглядом оценить масштаб его добровольного отказа от еды в целях экономии средств. Взглядом изучая непривычно узкую для мужского тела талию, Чонин в моменте словил себя на странной мысли. Ему такой поступок показался слишком гейским. Следом за футболкой проследовал мягкий розовый худи. Чонин вообразил себе вечерние прохладные прогулки с сумасшедшим речным ветром, представил, как согреваться будет в плюшевой и нежной ткани. Однако худи был розовым, и все вновь показалось слишком гейским. — Черт, — неоднократно сталкивался с подобными предрассудками, неоднократно тянулся к подобным вещам. Украшение на своей шее аргументировал желанием выглядеть грозно, но общество считывало это немного по-иному, тем самым раздражая. Чонин не знал, как ощущалась свобода от этих порочных мыслей, но искренне хотел её испытать. Потому, стоя на кассе, сминая в руках белую футболку, розовый худи и прикольную черную кепку, он неловко пялился на милую девушку за кассой, вновь чувствуя жар на своих щеках. Каждый раз нервничал, когда дело доходило до общения с противоположным полом, но ничего поделать с собой не мог. Он стеснялся. И если бы таким стеснительным его увидел Джисон, то образ местного пса или же загадочной пешки вмиг бы разбился об плитку шмоточного магазина. Когда деньги, выведенные из игры на свой личный счет, красиво испарились, и Чонину пришло оповещение от банка, он испытал давно позабытый восторг. Глазки заблестели, губы поджались в довольной улыбке, и он потерял себя окончательно. Нашел только через три часа под парикмахерской. Дымчато-синие волосы, два пакета с одеждой, чупа-чупс во рту и пиксельные очки на кончике носа просто потому, что они показались забавными. Чонин чувствовал себя придурком, чувствовал себя так, словно жить ему осталось один день и все накопленное за несколько школьных злодеяний ему необходимо было потратить в одночасье. Чувство возможности позволить себе что-то, что ранее казалось недосягаемым, творило с ним невероятное. И это самое невероятное побудило позвонить лучшему другу и договориться о встрече в ближайшей кофейни с соблазнительно важным и громким: «Я угощаю!». — Ян Чонин, — Хан сидел за столиком, нервно трубочкой помешивая лед в своем стакане с холодным кофе. Он пытался не слишком ярко демонстрировать свое удивление, но получалось плохо. Одного его взгляда было достаточно, чтобы Чонин почувствовал себя в этот день особенным. Особенно-крутым и особенно-нужным. Однако весь былой задор пропал, когда Ян уличил друга в немного другом удивлении. Хан то и делал, что нервно поглядывал в экран своего телефона, постоянно проверяя на наличие новых уведомлений. Чонин на время забыл про то, каким путем ему достались потраченные деньги и новая шевелюра на голове. Совсем упустил тот факт, что оказался в финансовой азартной ловушке, а человек напротив едва ли её не создал, вовлекая. — Какое у тебя задание? — напрямую спросил Ян, меняясь в лице. Самодовольная улыбка пропала, когда Джисон вздрогнул из-за озвученного вопроса. — Я же вижу, что у тебя задание. Я уверен, что в игре есть последовательность и сейчас твой ход. — Никакого задания нет, — отмахнулся Хан, тут же начиная осушать содержимое своего напитка. Теперь они поменялись местами, теперь Чонину приходилось вытягивать из друга слова. — Нужно позвать одного парня в игру. — Так ты зазывала, — Джисону казалось, что Ян взбесится либо вновь потеряет контроль над собой. Однако голос его в тот момент почудился мягким, словно игра больше не вызывала такого ажиотажа. Это настораживало и успокаивало разом, ведь Хан по-прежнему корил себя за то, что втянул своего пса во все это. — И кого на этот раз? — а вот теперь слышалось легкое раздражение. Джисон не был уверен в том, что Чонин бы отказался играть, если бы он напрямую его попросил. Однако Хан поступил подло и против воли загрузил злосчастное приложение в чужой телефон. Однако у Джисона в тот день не было выбора. Что-то подсказывало ему в тот вечерний час, что если не он пригласит Чонина в игру, то это сделает кто-то вместо него. Хан взвалил на себя слишком много. — Не хочешь взять какой-нибудь десерт? Я могу тебя угостить, — он тепло улыбнулся, пытаясь крайне очевидно сменить тему. Глаза его сощурились из-за натянутой улыбки, а ноги застучали по полу, расшатывая весь мир вокруг. Он не был способен лгать Чонину. — Хан Джисон, — та самая твердость в голосе напомнила Яну его родного отца. Против воли в голове всплыли утренние слова матери, посему пришлось затрясти головой в надежде отмахнуться от назойливых мыслей. Глаза друга округлились, когда в кофейню зашла очередная игровая жертва. Чонину следовало бы догадаться раньше, почему Хан выбрал заведение поближе к школе, а не поближе к торговому центру. И это вновь обидно укололо его в самое сердце, ему хотелось осуждать Джисона за то, что он во всем старался найти выгоду для себя и для игры, однако Чонин был таким же. Осуждать самого себя не хотел. — Его, — беззвучно и губами, но этого было вполне достаточно, чтобы Чонин обернулся и уставился на того, кому неделями ранее едва не сломал фотоаппарат и не разбил лицо. Чонин успел забыть про эту немаловажную фигуру в их конченом кинематографе. Ли Феликс определенно выглядел не как игрок, но и приписать ему роль создателя либо же правой руки того же создателя не получалось. Он отличительный, он слишком «желтый» для таких простых пешек, как они все. — Не будет, — уверенно произнес Ян, кривя губы. Отчего-то догадывался, что Феликса уже забила бригада «мы против игр», а еще хуже — перетянула его на свою сторону. Очень удобно иметь в арсенале человека, которому только дай повод подслушать чужие разговоры и застать жалкие панические атаки объективом дорогой камеры. Джисон никак не отреагировал на слова друга, он продолжил пялиться на Феликса, заказывающего напиток. Чонин бы мог свести излишнее любопытства Хана на желание поскорее разобраться с заданием, да вот что-то во взгляде лучшего друга было не то. — Твою мать, — Ян испуганно пощелкал пальцами перед лицом Джисона, но никакой должной реакции на свою дешевую уловку не получил. Как только Феликс обернулся в их сторону, Хан тут же опустил взгляд, сдвинул колени вместе и спрятал руки под столом, пальчиками впиваясь в ткань узких джинсов. — Блять, только не говори мне, что из всего тестостерона нашей вонючей школы твой маленький член встал на эту крысу. — Нини, — жалобно. — Сука, я тебе уже десять раз простил твою ориентацию, — Чонин прикусил нижнюю губу, понимая, что прозвучал уж слишком гомофобно и неправильно, однако поток агрессивных мыслей уже было невозможно приостановить. — Я бы понял, если бы у тебя задница потела при виде Минхо или того же Хенджина, да даже при виде какого-нибудь ублюдка из параллели, ну, те самые шпалы под два метра ростом с мячом в голове вместо мозга. Но, — он вобрал побольше воздуха, стараясь после заговорить как можно тише. — Но, сука, из всего набора Кенов-пидорасов ты выбрал этого петуха? — Он не петух, — Джисон боязливо посмотрел в сторону Феликса, что вновь возобновил свои ленивые и скучные разговоры с бариста. Хан знал, что Ли частый гость этого заведения, ведь неоднократно сталкивался здесь с ним во время обеденных перерывов. — Он цыпленок. Чонин слишком громко взвыл, привлекая внимание всех гостей кофейни. Он вцепился в свои мягкие после тысячи шампуней и масок волосы, чтобы потянуть их в разные стороны, стараясь таким мазохистским способом удержать себя от желания выплеснуть свою неприязнь. Он понятия не имел, какого это быть влюбленным в парня. Не видел он в них ничего привлекательного, ведь все, на что он был способен, это тайно восхищаться некоторыми личностями, но не изгибами их тел. — Я уверен на сто процентов, что хуй у него размером с мой мизинец, Джисон. Это проигрыш, это поражение, это выбывание из игры и позор на весь твой род. Если я узнаю, что этот член побывал в твоем рту, я всем расскажу, чтобы тебя застыдили за такой ничтожный выбор. Джисон не был настолько терпеливым, насколько полагал Чонин, потому было совсем не удивительно, что последний через пару минут оказался со своими пакетами и смешными очками на улице. Ян границ порою не видел, ранил словами сильнее ножа и забывал, что в их отношениях он в первую очередь подзаборный пес, а не авторитетная личность на одном уровне со своим хозяином. — Ну и пошел в задницу, — Чонин скривил губы, чувствуя легкий приток вины к щекам. Возможно, действительно иногда перегибал палку и обижал Хана весьма серьезно. Однако он не умел по-другому. Он не знал, как нужно дружить. Он не помнил. Избитая привычка жалеть себя, будучи виноватым в очевидном конфликте, дала о себе знать, потому Чонин задумался, почему так сложилась его жизнь. Почему, будучи будущим выпускником старшей школы Мьёджи, он не смог завести себе достойных друзей, способных разделить его чувства и взгляды на жизнь? Как бы Ян не старался, он навсегда останется псом и неадекватным, помешанным и поехавшим, ведь в детстве его не успели обучить шахматам, не успели рассказать о том, как именно следует общаться с людьми, как именно их любить. В очередной раз стало неприятно от мысли — нужно возвращаться домой. К своему удивлению, вместо злости на Джисона он в груди испытал чувство ностальгии и сожаления. Невольно вспомнил те деньки, когда Хан не отлипал от него, обнимал, игнорируя удары и бесконечно трепался о всяких гейских штучках, забывая про весь мир. И в то время это спасало Чонина, это отвлекало его от того шаткого положения, в котором он находился слишком долго. Однако теперь появилась игра, вполне способная заменить Яну весь мир вокруг. Он хотел в это верить. — Тяжело, — прошептал Ян, оборачиваясь ко входу в кофейню. Через окно он увидел сидящего друга, мило о чем-то беседующего с Феликсом. У Хана щеки красные и улыбка смущенная до самых ушей. Он живой, настолько живой, что Чонину впервые ревниво и больно, потому что Джисон слишком давно не улыбался «так» рядом с ним. Смирившись с мыслью, что Хан дуться будет недолго и все это безобразие разрешится мирным путем через диалог и банку колы на двоих, Ян с легкой детской обидой решил направиться к остановке, борясь с желанием заказать такси. Однако рейсовый автобус чуть вскоре был упущен, а лямки пакетов начали неприятно резать кожу на запястьях. В этот день Чонин хотел почувствовать себя свободным. В этот день он не пошел в школу, чтобы уделить время себе впервые за долгие годы. В этот день он решил побыть со своим лучшим другом за пределами давящих на их души стен, решил угостить его и обсудить все на свете, но забылся со своей напускной наивностью и оказался один среди толпы баранов на остановке. Ненавидел эти моменты воодушевления, презирал себя за то, что порою опрометчиво надеялся на что-то хорошее. Его злило, что игра не давала ему никакого задания. Ему очень сильно хотелось бесконечно играть и забывать собственное имя с каждым ходом, погружаясь в любимое состояние безумной эйфории. Она обволакивала его тело, придавала ему сил, лишала рассудка и давала то, чего бы никто другой дать не смог. Погружаясь с каждой минутой в какофонию из собственных рассуждений, игнорируя нарастающий шум толпы возле него, Чонин не сразу почувствовал легкую вибрацию в кармане своих штанов. За все часы походов по магазинам он так и не надумал купить себе что-то новенькое на ножки, а потому продолжал разгуливать в школьных брюках. Не сразу понял, что ему звонили. Взяв в другую руку разъедающий покрасневшую кожу пакет, Чонин уставился на незнакомые ему цифры. Он боялся, что ему трезвонили из школы, но настроение было поганое и, возможно, легкая ссора с учителем ситуацию не испортит. — Чего надо? — грубо и без приветствий, потому что сразу принял решение нарваться. У него брови свились к переносице, ноздри при тяжелом выдохе раздулись. Приготовился драться словами и вымещать свою агрессию. — Ты сейчас такой смешной с этими пакетами, — голову Чонина словно током пронзило, тут же ликвидируя все заготовленные изречения. Он замолчал, пока не услышал знакомый смешок, тут же узнавая личность незнакомца. — Так сильно заболел, что решил весь школьный день посвятить шоппингу? Очки выглядят стильно. — Сынмин, — без угрозы, лишь со смущенным негодованием. — Где ты меня уже выцепил, а? Чонин не мог сказать самому себе — неприятно, что именно в этот момент с ним на связь вышел Ким, и именно потому он молчал, стараясь ни о чем больше не думать. — Если сейчас ветер подует, то ты в одну сторону завалишься и упадешь с этими пакетами, я уверен, что это будет смешно, — продолжал легко рассуждать Сынмин, после делая шумный глоток кофе через трубочку. Он причмокнул губами, со вкусом выдыхая. — Хотя смотря с какой стороны подует ветер. — Откуда ты меня видишь? — Чонин начал смешно озираться по сторонам, стараясь не думать о том, что происходящее принялось забавлять его, превращая в дурачка. Джисон тоже любил подшучивать над ним, но это, как правило, влекло за собой только негативные последствия. То, что сейчас делал Сынмин, заставляло сердце Чонина отзываться несколько по-иному, по-непривычному. — А ты угадай, — и пока Ян принялся копировать детские карусели, кружась на одном месте и дергаясь с пакетами, Сынмин продолжил попивать свой кофе. — Я думал, что ты в постели лежишь и от температуры помираешь, поэтому не ответил мне. С докладом я выступил сам, но для тебя попросил оценку. Наплел, что ты всю информацию нашел, — Ким слишком громко хохотнул, когда Чонин в процессе поисков врезался со всей силы в мимо проходящую девушку. Он принялся извиняться и кланяться, тут же роняя с макушки очки на землю. — Ты уже домой собрался? — Я пропустил из-за тебя автобус, — гневно ответил Чонин, тут же сдаваясь и бросая пакеты на землю, привлекая еще больше внимания. Он поднял очки, надел их и прикусил губу, пытаясь успокоиться. — Из-за меня? — с улыбкой уточнил Сынмин, завершая питье своего напитка. Ким нарочно громко выкинул стаканчик в урну, наконец-то позволяя Чонину найти его. — О, волшебные очки помогли тебе. Сынмин стоял через перегруженную машинами трассу возле другой остановки. Широко улыбался и помахивал ручкой, стараясь не смеяться с раззадоренного и, очевидно, красного из-за жары Чонина. — Что тебе нужно? Позвонил посмеяться? — и наконец-то настал час выплеснуть свою агрессию, но и здесь Сынмин преуспел, в очередной раз своим смешком угомонил все безобразие в чужой голове. — Давай я пакеты возьму, и мы погуляем. «Погуляем» эхом пронеслось в голове Чонина. Слишком давно он не слышал этого предложения. — Как друзья, — на всякий случай уточнил Сынмин. — Нет, как любовники, блять, — все же не сдержался Ян, кладя трубку. Так сильно не хотел вновь возвращаться к шаткому нежному слезливому состоянию брошенного друга, что начал в голове покрывать Ким Сынмина всеми известными ругательствами, широкими шагами перебегая пешеходный переход на красный свет. Так сильно хотел домой в свой футон, что через минуту уже стоял напротив одноклассника. Настолько сильно не желал кому-то открываться, что первым делом впихнул в руки Сынмина все свои пакеты, натягивая очки обратно на макушку. — Ты сегодня какой-то не такой, — высказал свое мнение Ким, с ног до головы оглядывая Чонина. Взгляд в какой раз зацепился за потертое жизнью перекрученное украшение, шипы которого явно больно вонзались в нежную кожу. Сынмин не смог сдержать шумного вздоха, не смог тихо сглотнуть слюну. Ян вовсе не думал об увиденной им странной реакции. Невольно вспомнил свои рассуждения в тот миг, когда Ким стал инициатором этой дружбы. Он запретил себе мечтать о прогулках, походах друг к другу в гости, посиделках в библиотеке или песнопениях в караоке. Так сильно запретил, что по первому зову нарушил правила пешехода и примчал как верный пес. — Да, на мне новая футболка, — гордо и немного запоздало заявил, после вновь опуская очки на кончик носа. — Приятно, что хоть кто-то это заметил. — Я про волосы, — с теплой улыбкой исправил Чонина Сынмин. И это было еще одной чужой гранью. Ян ни разу не видел человека напротив в смущенном или раздраженном состоянии. Сынмин всегда был спокойным, словно постоянно контролировал весь мир вокруг себя и знал, что ничего извне не помешает ему совершить задуманное. — От дирекции не достанется? — Наша школа буквально называется «кладбище», поэтому догадываюсь о том, что всем смертельно плевать, — защитился, после облизывая пересохшие губы. Он больше боялся реакции родной матери, чем осуждений классной руководительницы. — Хенджин же ходит осветленным, и этот придурок, как его там, — Ян не хотел вновь вспоминать Феликса, а следом за ним и влюбленную улыбку Джисона. — Ли Феликс. — Да, — утвердительно и негодующе закивал головой, скрещивая руки на груди. Еще минута и он начнет жаловаться на всех вокруг себя, чувствуя себя обнаженным перед чужим взглядом, беззащитным. На задворках сознания Чонину искренне хотелось понять, почему он так беззаботно и наивно решился довериться Сынмину. — У меня нет дополнительных занятий сегодня, а ты, я так думаю, никуда не собираешься. Я уже выпил кофе, но можем вновь зайти куда-нибудь и взять тебе попить. Предлагаю прогуляться пешком до какого-нибудь парка у реки, а там взять что-нибудь из киоска и перекусить. Обратно могу заказать тебе такси, все-таки деньги теперь у меня есть. Чонин привык стесняться девушек. Чонин не привык стесняться парня, который в мгновенье решил взять на себя всю ответственность за их встречу, подробно расписывая план действий, стараясь каждым пунктом угодить. Наверное, именно так ощущалась забота, непохожая на любую другую. Особенная. Особенная для человека с комплексом главного героя. — Я хочу покататься на колесе обозрения и избить какого-нибудь младшеклассника. — Ты сейчас это специально сказал, чтобы побесить меня? — Ну, а схуяли ты такой спокойный постоянно? Почему я один всегда в психозе? И вновь теплый смех, раздражающий с каждым хрипом. Чонин принял решение сдаться. Пусть теперь ходит Ким Сынмин.

***

— Так получается... — Ян был бы глупцом, если бы отказался от какого-нибудь напитка. Сынмин был бы идиотом, если бы не купил Чонину банку пива. — Ты неместный? — уточнил, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Они шли по тротуару по мосту, заглядываясь на проезжающие мимо машины. Из головы вылетел момент, когда солнце опустилось и дало час звездному небу с потерявшейся в небоскребах луной. Телефон Чонина вибрировал несколько раз, но он должным образом не реагировал. Среагирует, когда услышит писк. — Да, я тебе уже три раза повторил, — без раздражения, все таким же спокойным голосом, но со слегка тяжелым вздохом. Сынмин старался идти со стороны спешно проезжающих машин, и пусть от неминуемой гибели их защищал небольшой забор, Ким все же ценил осторожность и чужую хрупкую жизнь. — Получается, — Чонин задумался, допивая алкоголь и пряча пустую банку в пакете, что нес Сынмин в своей руке. — У тебя двойное гражданство, раз ты родился в Штатах? — Нет, я родился в Сеуле, — повторил в какой раз Ким. — Но почти сразу моя семья переехала в Соединенные Штаты, поэтому первые тринадцать лет жизни я прожил там, а только потом вернулся сюда, — Сынмин устал быть попугаем, но самообладание успешно сохранял. Он понимал, что Чонин вел себя так из-за чертовой банки пива, но так же и догадывался, что дело было не только в этом. Извечно напряженный Ян Чонин со своим безумным взглядом и колючим холодом после пары глотков алкоголя превратился в размякшего школьника, неосторожно идущего по тротуару. Ким немного гордился своей покупкой, ведь теперь ему представилась честь познакомиться с немного другим Чонином. С, возможно, более эмоциональным и милым. — Понятно, а я родился под забором, — с грустным смешком, тут же замирая, заставляя Сынмина остановиться следом. Ян завис посреди их пути, созерцая с высоты моста блестящий город. — Не знаю английского, да и не думаю, что хотел бы, — веселый голос сменился на немного печальный. Сынмин впервые за все проведенное время вместе растерялся такой резкой смене настроения. — Зато ты хорошо знаешь корейский, — тихо возразил Ким, вновь разглядывая парня со спины. Он по-прежнему видел силуэт мальчишки, но никак не взрослого юноши. — Было бы странно, если бы не знал, — шутливо отмахнулся, характерно хмыкая. Он приблизился к ограждению, укладывая на него руки. Взгляд его опустился вниз, в густую темноту шумно текущей реки. — Три месяца назад Хан Джисон нашел меня в этом месте, когда возвращался со своей собакой домой. Он тоже любит гулять подолгу, даже не контролирует, в какие дебри заходит. Ким непонимающе склонил голову, пытаясь понять суть чужих слов. — Я стоял вот тут, — Чонин похлопал по невысокому забору. — И смотрел вниз. В горле Сынмина пересохло, а глаза его широко раскрылись. Он больше не слышал его, ведь голову заполнил необузданный страх, заставляющий крепко схватить парня за руку, сбивая его с мысли. — Ты чего? Я же не спрыгнул, все нормально, — пьяным и слегка растерянным голосом успокоил Ян, стараясь не слишком явно наслаждаться первой незнакомой реакцией со стороны Сынмина. Чонин опустил взгляд, а после брезгливо выдернул руку, потряхивая ею. — Думал тогда об этом, но не спрыгнул. Джисон до меня докопался, начал вопить о ценности жизни, потом заставил чесать его пса, потом вообще за руку повел к себе домой и всю ночь заставлял меня слушать его дурацкие истории. Мы так и подружились. Поджал губы, после цокая. — Теперь я сомневаюсь в том, дружим ли мы до сих пор. Ким не ожидал таких откровений. Ему казалось, что, чтобы дотронуться чужого быстро бьющегося сердца, ему понадобится гораздо больше времени и гораздо больше алкоголя. — Я уверен, что дружите, — постарался поддержать он с легкими скрипами в ребрах. Чонин посмотрел на него блестящим взглядом, в котором теплилась искренняя надежда. И Сынмин приревновал. Совсем чуть-чуть позволил этому гадкому чувству заполнить сознание, лишая внутреннего баланса. — У тебя есть задание? Ибо мне ничего еще не приходило, и я нервничаю. Вопрос был подобен падению камня с души, потому что от расслабленного пивом Чонина ничего не осталось. Теперь был «его» Чонин, помешанный на запутанной пиксельной игре. То, как темы скользили в голове Яна, мешаясь между собой и вытекая в несуразицу, восхищало Сынмина, ведь его мышление было несколько отличительным. — Давай спустимся к реке, — Ким решил хотя бы попробовать подумать так, как извечно думал Чонин. И последний не воспротивился чужому желанию, стараясь как можно быстрее покинуть мост безопасным для жизни способом. Его внимание шаталось, цеплялось за столбы, за фары, за звезды. Он не мог так быстро концентрироваться на деталях как раньше, ведь алкоголь все же делал свое дело. Ровно до того момента, пока Чонину не взбрело в голову отрезвить себя полуночным плесканием в водоеме. Ровно до того момента, пока Сынмин вынужденно не бросил пакеты, чтобы направиться следом к берегу. — Ты чего удумал? Тебя сейчас течением смоет, — возмущался Ким, стараясь не упасть в воду. Он не предполагал, что ничтожная банка приведет их к такому безрассудному исходу событий. — Вылезай. И комедия случилась, потому что подошва школьных кроссовок разыграла сцену, вынуждая Сынмина поскользнуться и упасть следом в реку. Несмотря на жаркое лето, холодная вода все же бодрила, заставляя губы синеть. Однако все это потеряло всякий смысл, когда Ян Чонин, находящийся в воде по самые плечи, громко засмеялся, лицо ладонями закрывая, дыша сумбурно. Сынмин постарался не утонуть в этих звуках. Постарался вернуть себе самообладание. Ведь Чонин смеялся. Из-за него смеялся. Хотелось подплыть, взять бережно тощее тело в свои руки, не дать коснуться дна. Согреть хоть как-то, хотя бы теплом своего еще не остывшего тела, хотя бы горячим дыханием куда-нибудь в шею, но лишь бы согреть, не отдавая на растерзание холоду, что в голову Чонина проникнет и улыбку широкую с лица сотрет. Сынмин продолжал себя терять, поддаваясь шаткому состоянию, граничащему с теплыми детскими воспоминаниями. Чонин смеялся. Так искренне издавал милые частоты, заставляя весь мир в глазах Сынмина содрогаться с каждой новой нотой. Перекрученный из-за махинаций ошейник на шее манил не хуже прилипшей к телу футболке, но Ким боролся. Ведь боялся своей прихотью разрушить такой славный момент. Боролся. — Ты тупой, Ким Сынмин, — он и сам не понимал, почему ему было так весело. Неужели так ощущалась дружба? Та дружба, с которой он не был знаком до той злосчастной банки пива? Неужели именно она провоцировала Чонина счастливо хохотать из-за такой нелепой абсурдности, как купание в речке под мостом, по трассе которого пространство рассекали сотни машин? Неужели она сдавливала грудь, пускала покой по венам, мешала что-то забытое детское с кровью, отдавая блестками в голову? Неужели именно она тоской отзывалась в сердце, заставляя остановить весь мир именно сейчас, забывая про дом, школу и игру? — Почему я тупой? — смущенно спросил Сынмин, ведь боялся, что все-таки растерял хватку и позволил своим холодным щекам окраситься в неприличные тона. — Не спрашивай, ты тупой, — со смешком ответил Ян, наконец-то руки от лица убирая, чтобы в свете уличных фонарей, что персиковыми бликами отражались на глади, рассмотреть немного гранатового Ким Сынмина. Он руки расставил в разные стороны, будто готовился вот-вот схватить Чонина на случай, если тот примет отважное решение погрузиться под воду. — Хорошо, — согласился, после с кашлем криво улыбаясь, будто до этого с таким феноменом лично не встречался. По-настоящему улыбаться он не умел. Не умел улыбаться из-за таких чувств. Нормальных чувств. Сынмин перевелся в эту школу с полным пониманием — он все контролирует, он больше не даст себя в обиду, не погрузится в чувства, свойственные переживаниям здоровых людей. Сынмин просчитался, потому что Ян Чонин оказался тем человеком, которого невозможно контролировать. Ким был уверен — даже игра не сможет с точностью угадать ход своей пешки. Технологии не достигли того уровня, на котором можно было бы понять счастливого и пьяного парня, плескающегося в воде. И засматриваясь на ошейник, на довольного случившимся Чонина, Сынмин забыл самое главное. Забыл о том, почему этот вечер случился. Навостренные уши Яна без труда уловили донесшийся с берега писк. И он бы рассмеялся еще сильнее, если бы не спешное осознание — его телефон был в кармане, а значит звук принадлежал не его поздравлению. Сынмину стало страшно, благодаря чему Чонин разблокировал новую эмоцию. Он бы порадовался за себя в любой другой день, если бы выражение его лица не сменилось на то пугающее, на то самое, чего бы Ким всем сердцем не хотел увидеть в этот вечер. — Чонин. — Отойди. Тело не слушалось, оно с каждой секундой обращалось в вату. Сынмин не мог пошевелиться, в момент начиная ненавидеть себя за потерю контроля над собой. Он заигрался, он забылся. Чонин неуклюже вышел на берег, чтобы залезть в боковой карман чужой школьной сумки. — Погоди! Красивое, пестрое, кем-то даже желанное уведомление от уже известной игры: «Задание выполнено! Сумма вознаграждения: 500 тысяч вон. Игрок Минни, теперь ваш уровень в игре — второй. Поздравляем!». Он засмеялся, хрипло и немного болезненно, когда отрезвевшую после купания голову начало накрывать осознание. Чонин открылся ему и понадеялся на то, что не ошибся. Однако он снова ошибся. — Твоим заданием было погулять со мной, я ведь прав? — тихо спросил, крепче сжимая чужой телефон, борясь с желанием истерично разбить корпус устройства об землю. — За деньги со мной погулять? Хорошо, я понимаю, что поцеловал тебя за ту же сумму, но это совсем другое, Ким Сынмин. — Чонин. — Да, мне все еще жаль, что я насильно поцеловал тебя в том туалете, — он встал на ноги, кидая телефон обратно в сумку. Руки выставил вперед, поджимая губы, стараясь сдержать непрошенные чувства. Он не смог стать свободным в этот день. — Да, пиздец как жаль, что я это сделал. Но я хотя бы извинился за это, я был честным. Это было не так подло, как то, что ты... — Чонин запнулся, понимая, что если продолжит, то сломается окончательно и утонет в речке без всяких сожалений. — Спасибо, отлично погуляли. Поздравляю с новым уровнем, Ким Сынмин, хорошего вечера! И если несколькими часами ранее он выглядел весьма забавным с пакетами одежды на перевес, то теперь он выглядел ничтожным и жалким, ведь едва ли с ними не бежал. Эмоции сдавливали грудь, а слезы так и просились, но Чонин понимал явное — если заплачет, то себя больше не вернет. В отстойные жизненные моменты ему всегда хотелось, чтобы кто-то был рядом. Он прирученный пес, желавший скулить рядом со своим хозяином. Гордость мешала позвонить Джисону, расплакаться по-детски до нехватки воздуха. Чонин не хотел, чтобы Сынмин догонял его. Чонин больше ничего не хотел, и вновь стоя на том же самом месте на мосту, он в очередной раз задумался над всем и сразу. «Мир жесток, Нини». — Я и без тебя это понял, заткнись, отец, — привычно стукнул себя по виску, по-прежнему предпринимая попытки успокоиться. Состояние напоминало случившееся с ним в коридоре школы, когда игра потребовала найти ответ на загадку. В тот момент рядом был Хан Джисон. — Пупс. — Ненавижу, когда ты начинаешь со мной разговаривать, — застучал сильнее. — Пупс, мне штраф выпишут, если я буду здесь долго стоять. — Ты всегда обещал меня научить всему тому, что знаешь, но не сдержал своего обещания, так почему сейчас ты снова пришел в мою голову?! — громко заругался Чонин, пока ему в лицо не прилетел шлем. Ян испуганно замер, после поворачиваясь к недовольно сидящему за мотоциклом Хван Хенджину. — Пупс, шлем на голову и ко мне со своими дешманскими пакетами, иначе слоник доведет Минхо до нервного срыва, а мне ферзь еще нужен живым, — взгляд одноклассника был немного раздраженным, но голос все так же звучал слащаво. — Почему? — Джисон звонил тебе несколько раз, ты не взял трубку, поэтому он вспомнил, что мы торчим ему должок за одно задание, и съел мне весь мозг, чтобы я приехал сюда и забрал тебя, — шустро объяснял Хван, стараясь жестом хоть как-то поторопить заторможенного Чонина. — Я объездил весь твой жухлый район, пока слоник не сказал, что ты можешь быть на этом мосту. Поэтому быстрее запрыгивай и поехали, я тут стоять долго не буду. «Я уверен, что дружите». В одном единственном Сынмин все же был прав. И этим днем Чонин был благодарен ему лишь за эту правду. Этим днем он не ощутил себя свободным, но все же смог хотя бы на капельку почувствовать себя по-настоящему нужным. Сегодняшний день был особенным. Сегодняшним днем Чонин понял, что не жизнь обучит его борьбе, а игра. — Поехали, — твердо произнес он, натягивая шлем на голову.

И г р а п р о д о л ж а е т с я.