***
Едва зайдя в дом на Гриммо в обеденный перерыв, Гарри видит чемодан. Огромный, самый большой, какой у них есть, он стоит возле подставки для зонтов в виде ноги слона. Стоит, как насмешка. Какого чёрта? — Какого чёрта? Джинни? Джинни, ты здесь? — он снимает ботинки и ищет её по всему первому этажу их дома. Она красится, стоя у зеркала в ванной. В своём любимом облегающем белом платье с тонким кожаным ремешком на талии и коричневых босоножках на пробковой танкетке. Рыжие волнистые, уже уложенные волосы рассыпаются по плечам. — Как прошла пресс-конференция? — она кисточкой накладывает тени. — Неважно, — сухо отвечает он. — Что это? Он машет в сторону прихожей. — Я согласилась, — сообщает Джинни и пристально смотрит на своё отражение, приближаясь к зеркалу. — Румыния? — удивляется Гарри. Румынская сборная — единственная команда, куда её пригласили в качестве тренера в этом сезоне. — Испания. От них письмо пришло сегодня. Вероятно, тренерство испанцев, прошлогодних бронзовых призёров, отклонили Пельтье или Волчанов. Испанцы бы не написали Джинни за такой короткий срок перед чемпионатом, если бы она была их основным кандидатом. За пределами Англии она уже почти неизвестна, но дома Гарри и Джинни об этом не говорят. — Не посоветовавшись со мной? — спрашивает Гарри. На самом деле всё, что он начал говорить с момента, когда переступил порог дома и увидел чемодан, — часть игры. И она это понимает. Поэтому и поставила чемодан. Она уже начала игру. — Я спрашиваю, ты решила не советоваться со мной? — повторяет Гарри. Тишина кажется звенящей. Она продолжает молчать. Достаёт из косметички коричневый карандаш с щёточкой, словно его слова не имеют для неё ровно никакого значения. Это божественно. Гарри хватает её за руку, за левую, не за ту, которая держит карандаш для бровей. — Я спрашиваю, ты не подумала посоветоваться? — Пошёл ты, — она вырывает руку, он легко её отпускает, ведь ни в коем случае нельзя оставлять синяков, это против правил. — Как ты посмела? Что себе позволяешь? Он садится на край ванной, хватает её за тонкий ремешок на платье и с силой притягивает к себе, Джинни едва удерживается на ногах. Гарри задирает её платье до талии. Спускает трусы до колен. Его рука ложится на её вагину. Она уже мокрая — два его пальца легко проскальзывают внутрь. Он выпрямляется, они стоят друг напротив друга. Гарри нащупывает клитор и начинает ритмично двигать рукой. Джинни отрывисто вздыхает. Карандаш для бровей падает в раковину за ненадобностью. — Я не нуждаюсь… А, чёрт возьми! Я не нуждаюсь... Быстрее! Мне плевать, что ты думаешь. — Плевать, говоришь? — задаёт вопрос Гарри, усиливая нажим. Второй рукой он плотно держит её за ремешок на платье. Этот кусок кожи выдержал не одну такую сессию. — Отпусти! — Джинни пытается вырваться. Это её любимая часть игры. У неё почти получается, но он снова рывком притягивает её к себе. — Придурок, — рычит Джинни, смотря ему в глаза, потом запрокидывает голову и сладко стонет. — Сильнее! — Я тебя ненавижу, — бормочет Гарри, его движения ускоряются. — Знаешь это? Она слегка морщится от боли, смешанной с удовольствием. — Я бы с радостью придушил тебя, — с яростью в голосе продолжает Гарри. — Да? — спрашивает Джинни, сосредоточенная на своих ощущениях. — Взял бы за шею и придушил, ясно? — он чувствует, что сам очень возбуждён. — А… Черт. Черт. — Джинни опирается руками о край раковины, пока он очень быстро водит рукой. Она кончает с громким криком. Быстрее и качественнее, чем когда-либо во время их брака. Во время нормальной фазы их брака. В этом суть игры. Отдышавшись, Джинни поправляет платье с таким видом, как будто ничего и не было. Только испарина на лбу. А подол можно разгладить заклинанием. Гарри сползает на пол, кладёт голову на край ванной и наблюдает за ней. Она достаёт из косметички тушь для ресниц. — Так что там с пресс-конференцией? «Черт, только не это», — думает он. — Пожалуйста, Джинни, серьёзно, давай только не э… — А давай это, — перебивает Джинни, она отвлекается от своего макияжа и смотрит на него сверху вниз. — Опозорился, наверно? Как всегда? Гарри расстёгивает ширинку. Член, который уже давно упирается в брюки, радостно выскакивает наружу. — Что ты делаешь? — интересуется та. Чёрт побери, она великолепна. — Что, будешь дрочить здесь? — продолжает Джинни. — Не можешь сдержаться? Гарри обхватывает член и водит рукой вверх-вниз. Предэякулят уже сочится из головки. — Извращенец, — с чувством говорит Джинни, поджимая верхнюю губу, словно видит что-то отвратительное. Боже, если она продолжит просто вот так смотреть на него сверху вниз, как сейчас, он кончит через секунду. Угадывая его мысли, она поворачивается к зеркалу и, открывая рот, красит тушью ресницы. Пауза затягивается. Длинная, наполненная его отчаянием. — Джинни, пожалуйста, — сдавленно произносит Гарри. — Прошу. Она оглядывает его — накрашены только ресницы левого глаза, — а потом подходит и наступает каблуком своей босоножки на его босую ступню на холодном кафеле ванной. — А-а-а-а, — Гарри не может сдержать полный наслаждения стон. — Разве кто-то будет голосовать за тебя? — Никто не будет, — сдавленно шепчет Гарри. — Вот именно. Никто не проголосует за такого мерзкого извращенца, как ты? Верно? Джинни давит сильнее. Он больше любит её голубые туфли на тонкой острой шпильке, но эти тоже сойдут. Она почти наступает на него. — Никто! — успевает взвыть он. Сперма попадает на рубашку, а несколько капель оказываются на полу. Она убирает ногу и наступает на эти капли, в прямом смысле втаптывая их в пол.***
После паузы в воздухе повисает пронзительное чувство, названия которому он не знает. Это опасное время, когда они говорят вещи, о которых позже жалеют. Гарри расслабленно взирает на то, как она докрашивает правый глаз, ещё раз расчёсывает волосы… Закончив макияж, она идёт в коридор и накидывает бежевый тренч. Гарри плетётся за ней и молча наблюдает, прислонившись к стене прихожей. — Послушай, — говорит он. — Это же ещё не… Ну, не… Он не может сказать это слово. Чёрт побери, игра потому и началась, что никто из них уже несколько лет не может сказать это слово. Просто однажды всё случилось слишком одновременно. Он неожиданно выиграл выборы, Джинни закончила спортивную карьеру, Лили уехала из дома стажироваться в Токио, а мальчики уже давно жили по отдельности… Им обоим — и Гарри, и Джинни — было слишком страшно. Слишком страшно встретиться с этим новым миром по отдельности, одинокими, потому что брак в последние годы разваливался. Они стали неистово искать новые способы сблизиться и нашли — ненависть и отчаяние. Джинни, которая в этот момент ищет что-то в сумочке, поднимает на него глаза. — Нет, — произносит она обеспокоенно и даже ласково. — Нет-нет, конечно, нет. Потом она подходит ближе и нежно обнимает его, рукой лаская затылок. Гарри вдыхает её запах, закрывает глаза. Мир вокруг пульсирует болью. Время, отведённое на настоящую близость, которую иногда дарит им игра, подходит к концу. Они оба слишком хорошо знают, что бывает, если затянуть с этим, если снова попробовать жить как нормальные люди. Скандалы, слёзы, неудачные попытки семейной терапии и настоящие оскорбления — даже мысль о повторении этого всего слишком невыносима. Она играет с огнём, потому что кладёт руку ему на лицо и большим пальцем гладит по щеке. — Я вернусь. Она кивает несколько раз, как будто пытаясь убедить в этом саму себя. А на запястье у неё тот самый браслет с бриллиантами. Подарок Дина. Когда она с чемоданом выходит за дверь и аппарирует, Гарри вспоминает, что забыл сказать ей про фотосессию. Он ещё долго смотрит на то место, где она стояла секунду назад. Хорошо, что маглы, проходящие по улице, не могут увидеть его растерянного лица.