Что здесь происходит?
Ноги все никак не сдвинутся с места, линии льда ползут с пальцев выше, покрывают обложку и норовят забраться в вены, по ним сбежать сразу в сердце и остановить его, раз не получилось со страхом и простудой. Неведение — самая худшая смерть.Север ужасное место.
От сжавшего желания правды тело безвольно ворошит полки, просматривает пальцами каждую страницу в надежде найти хоть что-то, хотя бы след истории, который может дать подсказку к дальнейшим поискам. Оно не требует всей правды целиком. Хотя бы одну тонкую нить, ведущую сквозь время и место. Но ответа нет, нить слишком тонка, чтобы ее заметить южанину, оттого время летит неумолимо быстро, а количество книг в самой высоте не становится меньше, как будто становится только больше. Благо, уважение к чужому дому не дает скинуть все на пол. Хотя гнев собирается все больше и больше аккурат с тем, как леденеют руки. — Боги, это невыносимо! — Ты, видимо, искал что- то с рисунками для неграмотных, раз так высоко полез. Только его еще не хватало… Этот голос не спутать ни с кем, Цукишима уверен, что снизу его ждет все тот же горделивый ребенок, а не принц. — Может поможете? — С чего бы? — издевку наследника слышно и с высоты, как будто замок пару сотен раз повторил это, передавая по каждому кирпичику наверх. Вряд ли стоило рассчитывать на сочувствие. Королева просто посмеялась над ним.Север все еще ужасно невыносим!
Кей спускается на пол медленно, едва перебирая озябшими пальцами по ступенькам все такой же деревянной лестницы, а когда оказывается на уровне чужого роста все же не отказывает себе в удовольствии замахнуться по чужому лицу. Хотя бы кто-то должен понять его злость, верно? Правда ладонь останавливается, как ледяная, в самой близости с чужой кожей. Темной, смуглее, чем у самого Кея. Разве не должно быть наоборот с южным солнцем и вечным светом? Шрам на лице, ползущий от самой брови и вплетающийся в волосы все такой же ужасный, с отголосками недавних битв, янтарь чужих глаз манит ближе, ворожит без страха пойматься, а губы все так же рвутся в усмешке… — Красивый? — и Куроо было бы впору вывести его на откровения, унизить посильнее, утвердиться, стоптав остатки уверенности южанина в мире вокруг, но что-то определенно не так. Боги и правда слышат. Широкие руки опускают его собственную ладонь, греют, все еще не выпуская наружу, в холодную тишину библиотеки, как будто и правда заботятся. Что-то изменилось? — Где мне найти хотя бы одну книгу с текстом? — Здесь нет рукописной истории, а то, что есть могут прочитать только маги, — на внутренней стороне собственной ладони оказывается не просто лед. Узор, плетущий ветками целый лес, очерченный пальцем Тецуро.Магия?
— Какие маги? Это невозможно, глупо и- — Мать была неправа, даже глазами ты слеп. Это что, знакомое с Юга разочарование? Если дома заходы солнца сопровождались одним лишь «старайся лучше, Кей, смотри на брата», то теперь странным черным зверем, что рвал остатки живого на части.Север самое худшее место на земле!
— Но тебя принимают, иначе даже травы Оленя не смогли бы помочь. Что-то нравится в тебе Старым Богам, — Тецуро тянет загадочно, как будто в собственных сомнениях по-лисьи роется, вглядывается только в узоры на ладони и сам себе под нос бормочем неведомое. — Если тебя манят ответы, готовься слушать. Сегодня костер легенд в лесу, пойдешь со мной.«Большое значение северяне придают семье и истории, знания передают из уст в уста и живут многовековыми традициями»
— Я должен ответить согласием? — Поступай честно, южанин, здесь не любят ложь. Руки немного оттаивают, оставляя только рисунок льда мелкими красными линиями на коже. Магия. Все еще чертова магия. — Ждите меня, Тецуро. И вы хороши собой. Если правда — цена познания, он готов отдать все, что осталось.