Север

      В этой книге нет истории, нет ни единого слова, как и структуры. Есть только рисунки животных с узорными символами рядом. Метки. Целых одиннадцать вариантов работы, Кей уверен, Старых Богов: в оленьей мелких деталей не счесть, каждая линия будто вырезана по дереву искусным мастером, медвежья наоборот больше похожа на кляксу, большую лужу на пожелтевших листах, у белок слишком много ветвей, а лисицына по-особенному манит — в ней есть солнце, такое родное, пусть и собранное лишь в паре линий. Как будто все еще по-южному горячее и ожидающее только его возвращения. На боку у будущего мужа такая же, едва проглядывает сквозь шубку, и пальцы сами собой вплетаются, поглаживая чужой живот. Уже совсем не страшно, Тецуро в таком обличье больше похож на домашнюю кошку — не поранит, укусит несильно, любит ласку.       — Это все магия? — шепчет Цукишима едва слышно, прекрасно зная ответ. Вряд ли это выжигается на коже каждого северянина, слишком больно и бессмысленно… хотя может так лишь для чужеземцев. Здешним важна связь с прошлым, кажется, любыми способами.       Нос Куроо фыркает согласием.       Что ж, все же в этом коте осталась часть своенравного наследника, и Кей только давит усмешку, заново окунаясь в рисунки. Страницы летят одна за другой, ему больше не нужны слова, чтобы понять мелкие тайны Севера, но все ответы заканчиваются на последней странице. На ней нет ничего, кроме костра.       Будущий муж, словно почувствовав, что книга больше ничего не может показать, отпрыгивает в сторону и возвращается в человеческое обличье, сразу разминая плечи.       — Метки и племя получает каждый северный ребенок, когда ему наступает десять зим.       Тецуро выхватывает из сумки чистый лист и уголь, тут же вырисовывая заново страницу с книги. Без особой точности, видно, что эти руки приучены совсем к другому, но все еще доходчиво, устраиваясь рядом с Цукишимой.       — Это праздник для всех жителей, каждый в свое время прошел через этот костер, — и, видимо, прошел в прямом смысле, потому что детская фигурка рисуется прямо в пламени огня. Такого же, как на костре легенд. — Это негорячо, скорее щекотно, но оставляет родимое пятно племени.       Страшно. Как еще совсем дети могут бесстрашно довериться обряду и пройти сквозь огонь? Согласился бы он сам на такое? Смогли бы сделать такое южные ребята?       — И это конец?       — Если бы, — горькая усмешка звучит от будущего мужа слишком жутко. — С первыми лучами солнца начинается первое превращение. Взрослые лишь наблюдают со стороны, помощь тут невозможна, — к телу еще одного ребенка летят рисованные стрелы, иглы протыкают руки и ноги… — Я чувствовал эту боль, как острые лезвия, хотя лисам немного повезло. Чем меньше племенное животное, тем проще пережить становление, и если мне это сыграло на руку, то Акааши… Он олень.       Повисает неловкое молчание. И за это «благословение Богов» так держатся северяне и с удовольствием обменивают счастье детей на муки? Тому портному, чтобы примкнуть к своему племени, пришлось пережить большую боль, чем Куроо?       Немыслимая жестокость к своему народу. Старые Боги полные глупцы, раз создали такое.       — А к полудню обращенные возвращаются к своим племенам, а праздник после длится целую неделю.       Праздник за долгие часы насилия над собственной душой? Бесчеловечно. Ужасно. Просто безумно.       — Разве оно стоит того?       — Связь племен крепче, чем кровные узы, южанин, наш подарок — быть частью магии Севера.       Все еще неравноценный обмен, хотя Цукишима вряд ли может судить чужую жизнь своими устоями. Тецуро заслуживает уважения, как и его новый… Дом.       Да, медленно, но верно отторжение снегов, вечного холода и перемен ослабевает. Будущий муж медленно поворачивается, открывая свету пламени изрисованную метками спину, но самое ценное, должно быть, скрыто под бинтом на плече. Чужие руки разворачивают его, открывая наконец полную печать Лис.       — Ее нельзя показывать никому, кроме самых близких, — чужой шепот рвет сознание на части. Ему доверили что-то настолько важное для северного народа, лично для Тецуро. Признали, как равного, чего не было даже на Юге. Рука сама тянется коснуться, провести по каждой линии и утонуть в переплетениях и жаре кожи, но останавливается в сантиметре от цели.       Все же слишком. Между ними все еще есть непроницаемая грань, которую не преодолеть в один лишь вечер.       — Спасибо, — только срывается с губ. Когда-нибудь Кей сможет сказать это на языке будущего мужа.       Им пора возвращаться.