Север

Звезды сквозь шапки деревьев провожают юных северян по домам, освещая путь самым маленьким и даруя покой старшим, Некомата следует за ними след в след, по-оленьи грациозно, несмотря на прожитые зимы, а у почти потухшего костра все равно гудят голоса. Ненастоящие, всего лишь мысли Цукишимы, норовящие выбраться наружу словами, действиями, чтобы удостовериться, словить ту самую правду за лисий хвост и потребовать честности. Это правда не так просто, как кажется, говорить об этом совсем неловко, тем более с будущим мужем, но надежды на познание хватает, чтобы пересесть ближе к Тецуро, упираясь плечами и смешивая меха шуб.

Черное и белое. День и Ночь. Отец и Мать. Может образами из легенды могли бы быть они? И все равно слова стынут в горле, не выберутся наружу, непривычно страшатся ответа и вряд ли могут найти смелость. Остается только смотреть на последние минуты жизни огня костра и надеяться, что ладони хотя бы немного удастся согреть. Здесь все еще слишком холодно, чтобы привыкнуть. — Ты все понял, — шепотом звучит ни разу не вопрос. Простая истина, которая читается на их щеках. Вряд ли Цукишима был бы смущен, если бы не догадался обо всем сам, в секунду давясь от осознания и пугая мальчишку на собственных коленях. Стоит узнать о нем больше, бельчонок кажется похожим на него самого, способным безусловно понять его собственные глупости. — Я не говорил этого никому раньше, потерял надежду, что могу чувствовать что-то особенное, но ты- — Скажете, что это послание Старых Богов? Длинная пауза говорит сама за себя, и впору бы привычно, как на Юге, разозлиться на чужую глупость, сказать, что человек, как вершина мира, способен контролировать себя, вот только почему-то совсем не хочется. Оказывается, иногда просто сослаться на то, что это нужно самим небесам и принять это, как данность. — Говорят, у каждого из северян есть свое Северное Сияние. Оно зовется так, потому что от каждого касания, от каждого взгляда за веками играет цвет, смешиваясь, как снежные бури, снова и снова. — Почему оно не зовется просто любовью, как на общем языке? — костер на прощание пускает последний язык к небесам, а после затихает, теперь точно оставляя из наедине. — Недостаточно поэтично? — Скорее слишком просто. Северное Сияние бывает всего одно за все земли. Однажды Кей читал о предназначенных, но счел это такой же сказкой, как и остальные легенды Севера. Сейчас же, когда магия находится так близко, а мороз целует щеки каждый день, нетрудно догадаться, почему все жители, которых он видел вместе, так дорожат друг другом, а стоит остаться в одиночестве, иссыхают подобно цветам в засушливое лето. Всего один человек, посланный небесами, чтобы сделать счастливым обоих… Звучит слишком честно, чтобы не быть правдой. «Думаете, мы одни из них?» «Почему нас разбросало по разным сторонам с самого начала?» «Смогу ли я сделать вас счастливым, даже если мы созданы друг для друга?» — Ваш отец… Он был Северным Сиянием королевы? — Ты бы увидел это сам, если бы не случилось войны, — и несмотря на боль, Цукишима чувствует, как расцветает на чужих губах улыбка, вряд ли слишком яркая, но точно теплая, согревающая не хуже камина в собственных покоях. — Он всегда говорил, что для него она не просто человек, а подарок Старых Богов, и сиял каждую минуту проведенную с ней. Он чувствует эту безусловную любовь в чужой груди, слышит, как внутри сердца спрятана отцовская часть, более собранная, чем королевы, но в то же время мягкая с теми, кто оказался важен больше жизни. Куроо настоящий плод священного союза, полного любви, израненный внутри и снаружи, но все еше не теряющий веры в людей. Они оба ошибались в самом начале. Между ними не так много различий. — Я не знаю, станешь ли ты любить меня со всеми шрамами, что урод- — Не смейте, — шипение просто обрывает на полуслове, а тонкие южные ладони ползут к неровной щеке, оглаживая и ровную смуглую кожу, и грубый шрам, что режет на части, несомненно, красивое лицо. — Не говорите о том, что правдой не является, вы сами учили не лгать. — Но они- — Никаких протестов, Старые Боги свидетели, что если скажете лишнее, то я… А что он может сделать северному принцу в пределах его же будущих владений перед костром рядом с деревушкой сирот? Накричать? Дать пощечину? Обругать на северном языке? Последнее было бы слишком. Спасает только чужой тихий смех и большие руки на собственных щеках, не поглаживающие, но греющие до самых костей своим жаром. Даже шрамы на ладонях не делают будущего мужа ужасным, Скорее настоящим, прошедшим большой путь, чтобы найтись самому. Все еще красивым, вопреки следам от южного оружия. — Прости меня за то, что был груб. Ты этого не заслуживал на и без того холодном Севере. — Вам не за что извиняться, это вина тех, кто затеял войну. Я не держу на вас зла, — и отчего-то в груди становится легче, большой камень предрассудков наконец упал с шеи. — Но я все еще не могу понять вас полностью, как и поверить всему, что здесь происходит. — Но ты стараешься. — Да… Стараюсь. Трудно придумать, при каких обстоятельствах он смог бы быстро привыкнуть к новой стране, это не один лишь шипящий язык и вечное присутствие с небес наблюдающих Старых Богов. Это все вокруг до сих пор кажется странным и немного опасным. Ему бы соврать, что все в порядке, отвлечь чужое внимание на милую луну, пускающую свет через темные пряди, но клятва правды не дает сказать ни словв. Ни хорошего, ни плохого. — Пойдем, — Тецуро встает и совсем мягко, как прирожденный герой сказок, подает руку, едва не роняя голову в поклоне. — У воды есть то, что может тебе помочь. Цукишима вкладывает руку. Собственная река внутри вновь пришла в забытое движение, разбивая лед на части.

«Куроо больше похож на Солнце»