Брак с лисом уже перестал казаться возможным мучением.
— Какие у вас есть свадебные традиции? — вряд ли это предсказуемый вопрос, особенно после момента откровений и боли, но раз им суждено совсем скоро соединить души под Старыми Богами, стоит узнать больше об этом событии. Принадлежать мужу здесь, должно быть, не так просто, как в родных землях. — Что я могу сделать, чтобы Старые Боги приняли наш союз? — Думаю, все то же, что и остальные северяне, они знают о тебе достаточно, чтобы дать добро, — Куроо звучит уверенно, как будто правда понимает чуточку больше и видит если не всю правду, то большую ее часть. — Но каждый брак правителя Севера это большое события для любого жителя, все племена съезжаются к замку и проводят несколько дней в радости за рождение нового союза. Будущий муж, очевидно, затягивает рассказ, наполняя его мелочами, как будто старается уйти от неприятностей: как готовится замок к приезду гостей, как в клятве всегда остаются имена прошлого союза правителя и его партнера и почему праздничный наряд Кея особенный. Ходит рядом с чем-то напряженным и, возможно, опасным. — Тецуро, расскажи все как есть. И в момент шаги прекращаются, плечи, закрытые черным мехом слабеют, а в ладони сворачивается мглой страх. Не за себя, вряд ли так можно беспокоиться о собственной сохранности, скорее за южанина, которому впервые предстоит столкнуться с этим. — Ты уверен? — Желаешь, чтобы все осталось для меня тайной до самого праздника? Руки все еще сцеплены, Кей чувствует, как перебегает по чужой коже напряжение и сжимаются сами собой пальцы.Все настолько серьезно?
— С давних пор проходят испытания для связанных душ: король ставит клеймо на свою спину, связывающую со своим человеком на целую вечность и выковывает цепь, которую в день свадьбы вешают на Дерево Предков — то, что видно из окна твоих покоев, рядом с остальными цепями от прошлых правителей до самых Старых Богов, — голос Куроо тише, чем обычно, почти сливается со свистом ветра сквозь стволы деревьев, а с поселения доносятся голоса детей, идущих ко сну, их последние легенды, чтобы заснуть быстро и видеть под веками всю ночь белые картины давнего Севера. Могло бы быть романтично, если бы собственную руку не сжимали до онемения чужие пальцы, если бы в глазах, всегда горящих жизнью, не появилась застывшая корка льда. Цукишима впервые видит, как замерзает на глазах северянин. — Скажи, что предстоит мне, — почти чеканить приходится, чтобы выдавить правду из чужой груди, и Кей уверен, что это то еще испытание для будущего мужа. Если дома подобное было привычным, то здесь изменилось слишком много. Стало просто убийственным быть грубым к Северу, как будто от неправильного слова тот не будет церемониться и всадит в сердце пару ледяных стрел. В этот раз обходится. Стрела прилетает всего одна — правда. — В день свадьбы перед самой церемонией тебе придется пройти путь до меня от замка до Дерева Предков. — Это разве проблема? Шуба, сапоги- — Их не будет. Только ты, голые ноги и мороз. И это правда пугает сильнее, чем любая из мыслей, что успела пронестись в голове, он просто не успевает их ухватить, скованный уже сейчас быстрым ветром, пробирающимся под шубу. — Что это значит? — Это станет доказательством, что даже сквозь вьюгу, усталь и холод, ты будешь готов быть со мной до самого конца, — шепчет Тецуро, разжимая пальцы и снова возвращая привычный шаг, уходит быстро, словно его испытание начинается прямо сейчас, а стопы даже в сапогах онемели от холода. Такое вообще возможно? Может ли даже северная магия спасти от смерти от перемены температур? Как быть, если он не справится? Вопросов много, но ночь и затихшие шатры с детьми просят оставить все до утра. На Севере в ночи опаснее, чем в любое другое время. Нужно просто спрятаться, и Цукишима, едва способный переставлять ноги, следует за чужой спиной, снова оказываясь близко, но в этот раз руки остаются свободными. Слишком сильно откровение разделило их, вина Тецуро рубит едва наладившуюся связь, а у Кея просто нет сил и знаний, чтобы вернуть ее обратно. Он просто не может соврать, что все будет в порядке, третий закон уже успел засесть внутри и внедриться в связки, чтобы не выпустить неправды. Их одиночество длится до самого домика, где, видимо, живет Олень, остается в последние минуты под одеждой, но под шкурами на ночь приходится лечь вместе. Не как раньше, сейчас между ними не простая нужда. Может желание согреться и заново сблизиться, как в реке. Это повлияло на них обоих, поэтому, наверно, Цукишима сам поворачивается лицом к будущему мужу, в тени лица видит все то же волнение, но теперь уверенный, что не за собственную спину. За него. Тецуро тоже страшно. От этого немного легче. Рука сама собой заново находит щеку, поглаживает шрам снова и снова и совсем незаметно кончиками пальцев старается стереть все лишнее с чужого лица. Куроо идет улыбка, пусть она будет появляться чаще. — Мне страшно, — шепчет он, отчего-то краснея от собственных откровений, — но не думай, что я откажусь из-за этого. — Мы можем изменить обряд, дать тебе- — Не нужно, Тецуро. Все северяне, все мужья и жены правителей делали это, и если суждено будет оставить жизнь на полпути до места, где цепи соединяют души, да будет так. Но Кей точно не даст слабины. — Если я дойду, согрей меня. Этого будет достаточно. В ответ ощущается только поцелуй в самый лоб.