Север

— Что с тобой? Это единственное, на что хватает сил, но даже эта мелочь выходит из груди шепотом, полным волнения. Если бы не едва заметное дыхание, Цукишима бы наверняка подумал, что будущий муж не дожил до торжества и расстался жизнью всего за пару десятков часов до церемонии, но, благо, пока что в чужих едва открытых глазах блестит жизнь. Расстояние сокращается в момент, а шуба валится на пол ненужным грузом. Она будет мешать рукам. Пальцы тут же касаются бледных совсем по-снежному щек, но не решаются подняться дальше, на спину, как будто боятся навредить еще больше, Тецуро наверняка заслужил отдых за то, что пережил. — Все пройдет, — будущий муж едва двигает губами, но старается сохранить уверенность в голосе, но Кей за последнее время научился многому, в том числе слышать, когда что-то идет не так. — Это то, что проходят все наследники королевской семьи перед браком. Справились до меня, значит и я выдержу. Врет. Старается показаться сильным настолько, чтобы не было даже мысли перечить. Не хочет волновать больше, чем может позволить южная душа, а Цукишима, наверное, впервые чувствует, как от этой лжи сводит холодом сердце. Гордый ведь! — Можешь нанести мазь? — Даже не спрашивай об этом. Незнакомая баночка стоит одиноко на столе рядом с северными книгами и домашними рисунками, деревом обработанным согревает руки, а стоит кончиком пальца взять немного, все покои тут же заполняются запахом трав. Это вряд ли приятный аромат, погружает в воспоминания о собственных болезнях и неаккуратных синяках, которые обязательно обрабатывали служанки, но должна помочь. Лекарства и не обязаны быть приятными. Темная густая масса разносится пальцами по широкой раненной спине, втирается под едва слышные сквозь зубы стоны боли, но вряд ли залечит все в момент, рана только успела покрыться корочкой, и от этого в груди разрастается новым сорняком вина. Он не разглядывал в подробностях выжженную метку, лишь зацепился взглядом за большие лунные кратеры и ползущие прямиком к плечам лучи, но даже так сожаление лишь о том, что будь Кей с Севера, она могла бы быть меньше и проще, душит сильнее кошмаров. И ведь эту боль не разделить, не забрать себе законную половину, чтобы облегчить ношу Тецуро. Он может только быть рядом и надеяться, что за закрытыми от усталости глазами прячется доверие. — Тебе не нужно притворяться, что ты всегда сильный, — срывается устало. За время нахождения здесь говорить о чувствах вошло в привычку. — Ты хочешь показаться сильным, защищать то, что тебе дорого, но у всего есть предел. Я рядом и могу тебе помочь. Ответом служит тишина, и вряд ли это все внезапный сон будущего мужа. Может простое нежелание обсуждать эту слабость, но теперь становится еще более совестно не только за метку, но и за слова. Хочется сбежать заново к Оленю, в детских мечтах и фантазиях спрятаться до последнего растаявшего ледника и больше не вспоминать обо всем, но это слишком просто. Путь слабого. Если хочется дать Куроо защиту, придется самому иметь смелость идти вперед. — Пока я был там, я думал о тебе. От этого становилось легче. Если эта боль подарит тебе новый дом, я готов ее стерпеть. Я хочу нести твое солнце на своих плечах до конца зим. Вряд ли Тецуро мог предполагать, как глубоко проберутся его слова и почему по рукам в момент пройдет дрожь, но в глазах на секунду встают слезы. Последние слова звучат клятвой, а чувствовать себя нужным оказывается… приятно. Вот она, любовь? Рубахой приходится заменить повязки, связать чужую спину бережно, пропуская все мысли о том, насколько все же сильное тело у будущего мужа и концентрируясь только на одном — «твое солнце на моих плечах». Все же это звучит волшебно, правда сейчас дело уже не в северной магии. Она уже маленькая, принадлежит только Куроо Тецуро. Хочется быть откровенным. Осталась всего ночь, а после они уже будут связаны большим, чем просто расчет на мир двух стран, вряд ли бы тогда Старые Боги пускали в метку южные символы, и желание снова быть ближе, как в ночи, проведенные под одной шкурой, толкает прямо под чужой бок. Встречают сразу два темных-темных глаза, умоляющих дать тепло и собачьим лапам тоже, поэтому Арна забирается на руки и устраивается между двумя телами, носом утыкаясь устало в живот Кея. Должно быть, устала лечить большого северянина, а теперь хочет отдохнуть под его запах. Эта малышка и правда самое великолепное создание Севера. — Она похожа на тебя, поэтому была со мной, пока ты оставался в поселении. — Думаешь, сравнивать меня с собакой прилично? Улыбка на чужих губах все такая же красивая, пусть в этот раз она значительно тускнее и пропитана насквозь страданием от огня на спине. Цукишима это чувствовал лишь момент, а Тецуро предстоит жить с этим. Ужасно несправедливо. И все же, вместе с болью в ней достаточно и нежности, касающейся ладонью щеки. — Завтра на церемонии будет нужен поцелуй, — бесстрашно выдает Куроо, но все же спешит смазать острые углы напряжения, — и я хотел знать, будет ли для тебя это неловким и нужно ли прорепетировать перед- Глупость учтивая, которая выливается с чужих губ, напитывает азартом и желанием, Тецуро делает не уверенным в себе почти королем, а мальчишкой, для которых каждая легенда — открытие, а любовь существует только от матери. Просто невыносимо слушать это, зная, какой бывает обычно церемония среди коренных северян, и опьяненное пониманием и доверием сердце не придумывает ничего лучше, кроме как вжать в губы напротив в жалком чмоке. Что ж, это значительно проще, чем принято было считать дома. — Теперь ты хранишь мой первый поцелуй.