Север

Короткая усталая дрема не дает пропустить многого: вот белые равнины, что уходят в горизонт, вот берега застывшего моря, вот растущие по границам горы, пиков которых хочется коснуться и намеренно уколоться, пропитывая кровью холодный камень… И все под одним народом, все принадлежит не королю, а жителям, Старыми Богами оставленное наследство, что спустя сотни лет продолжает охранять и без того неприступный Север от чужаков. В собственной шубе уже давно привычно, холод едва заметно щипает за щеки, но не пробирается глубже, к сердцу. Принял. Позволяет наблюдать за собственными богатствами и знать, что среди любого холода и безжизненности, найдется теплый угол, полный жаром человеческих сердец, и для него тоже. Не только для мужа. На границах вороны следят неотрывно, летят следом до тех пор, пока сундуки не перебросятся в карету, а шубы не сложатся на самое дно за ненадобностью. Южное солнце только встает, но к тому времени, как удастся добраться до столицы, наступит теплая ночь. — Тебе самому стоит поспать, — шепчет отчего-то вымученно Тецуро, но сейчас заснуть вряд ли выйдет, потому что вокруг… Дом. Далеко не дворец, не столица, даже не крупный город, но простые свободные или засеянные совсем недавно поля, тут и там фруктовые деревья, и так хочется по старой привычке коснуться ветвей и сорвать апельсин, раскрыть кожуру в пару ловких движений и насытиться с первой дольки чуть кислым соком. Весенние плоды всегда менее сладкие, но сейчас это кажется еще более манящим, чем раньше. Мечты о свежей клубнике отходят на второй план. Поселений в пути до столицы совсем немного, жители деревень с все той же злобой и выученной учтивостью провожают карету дальше по высушенным землям, детей, машущих вслед, одергивают быстро, как будто все еще опасаются, что остановятся, заметят и… А может они боятся Тецуро? Благо, муж этого не видит, едва сумевший найти покой, спрятавшись от яркого света за тканью южных одежд. Наверняка для него этот визит выдастся еще более сложным, чем для Кея, начиная от жара и заканчивая взглядами тех, кто остался в живых. Здесь нет Старых Богов, что учат прощению, скорее существует испокон веков закон «зуб за зуб», и лишь чудом на Юге сохраняется мир между народами. Все держится на силе короля — нерушимой силе, данной напрямую богами по факту рождения… Это кажется неправильным, всего лишь кошмаром, который вот-вот закончится и удастся проснуться, вдохнуть холодных воздух и найти в холодных полках библиотеки историю о том, как власть сменяет себя. Облегчения не происходит. Дома нет в песках, в нем остались лишь руины. К полудню становится невыносимо душно, не спасают и легкие одежды вместе с холодной водой, что осталась в сундуках. Чужое тело не может очнуться, мучается, тяжело дыша, но не просыпается. Останавливаться нет смысла, да и нет места, что сможет сделать мир вокруг чуточку холоднее и добавить влажности, но Кей с живущей отдельным пламенем внутри нежностью гладит мокрой от воды рукой по лицу Тецуро, шепчет по-северному о спокойствии, заключающемся в простом «я рядом». Смотреть в сторону пробегающих на горизонте домов не остается возможности, с непривычки не только тело лиса сходит с ума, теперь и его глаза до невозможности слепит, а кожа становится как будто в секунду суше. Придется вернуться к использованию оливкового крема, если мать все еще продолжает покупать его у ремесленников с собственными полями. Покупать у простых жителей столицы на рынке ниже ее достоинства. Сумасшествие жара длится целый день, только к вечеру, когда наконец становятся видны огни ламп столицы и сияющий дворец на фоне простых каменных домишек, удается вдохнуть полной грудью и увидеть расслабление, пусть и не полное, на чужом лице. Куроо точно стоит переодеть из плотной рубахи в шелк. — Как быстро ты вернулся домой, — с улыбкой встречает мать у самых ворот, худыми постаревшими руками обнимая крепче обычного. Лицо ее все так же бледно, не в сравнение с загорелыми жителями, веснушки примерно замазаны белилами и пудрой, а в уголках глаз все та же незабытая потеря. Наверняка все так же видит в нем не его настоящего. Брата. Разница лишь в том, что Акитеру всегда отвечал ей быстро, не раздумывая, руки привычно устраивая на чужих лопатках. У Кея же это вызывает дрожь. — Ни к чему лишние почести, мама, мы приехали с делом, — удобно, что именно в этот момент Куроо находит силы выбраться из кареты. Босые ноги тут же тонут в песке, и не различить простолюдина и короля Севера, что совсем недавно слышал голоса всех племен, вел за собой армию и, в конце концов, так открыто говорил слова любви. Тецуро и правда из другого мира. — Можешь познакомиться, мой муж. — Рад встрече с вами, — Кей буквально слышит, как тяжело скрипя натягиваются в улыбке щеки мужа, стоит подойти ближе. Он совсем не умеет врать, в глубине темных глаз легко заметить притворство и скрытое за нормами приличия если не чистую злость, но точно напряжение. Мать либо правда не обращает на это внимания, либо со свойственным ей артистизмом зеркалит учтивую улыбку и протягивает руку. Сухо. Даже для норм этикета слишком. — Должно быть, письмо с новостями о вашем путешествии затерялось по пути до нас. — Ваш сын очень хотел увидеть Юг, поэтому после свадьбы мы сразу отправились к вам. Нужно поскорее найти покои, иначе высок риск столкнуться с очередным кошмаром для усталого мужа. Без лишних слов Цукишима тянется к чужой руке и переплетает пальцы. Ладони мужа иссушены, а ведь они не больше суток на южных землях… — Подготовьте купальни, — отдает он приказ слугам и тянет наконец в сторону дворца, не обращая внимания на зацветающий сад, на знакомые и любимые с детства колонны, которые так нежно оплетает лоза, даже улыбчивых нянечек, что встречаются по пути до собственной комнаты, оставляет без внимания. Все оно сконцентрированно вокруг одной северной души, что держится так крепко, что, кажется, готова упасть в любую секунду. Силу Тецуро сломала простая жара. — Душа моя- — Не трать силы, тебе стоит отдохнуть. Я чувствую, что тебе сейчас нужно, — шепчет на грани слышимости, как будто опасаясь, что картины по сторонам коридоров услышат, запомнят и передадут королю все самое сокровенное. Ему будет только в радость видеть уязвимость незабытого противника. Нужно быть осторожным. — Скоро будет легче, обещаю. Ноги останавливаются рядом с дверью в давно покинутые покои Акитеру. До собственной комнаты всего два шага на другую сторону коридора, но сделать их в разы сложнее, чем отпереть тихую дверь. Его покои на солнечной стороне, утро для Куроо там будет соизмеримо со смертью, которая будет наступать слишком медленно, чтобы не ощущать агонии. Собственные страхи приходится задушить, уверенно входя в оставленную комнату, и уложить крепкое тело поверх заправленной постели. Уже сейчас на смуглом лбу видны капельки пота, и не понять, от жары это или от натуги борьбы внутри. — Господин, купальни готовы, — за спиной звучат голоса слуг, и они как один кажутся невероятно раздражающими. Кажется, что все рушится, никакой внутренней силы и стержня нет, совсем скоро его Солнце сожжет дотла чужое тело… — Вам понадобится чистая одежда? — Принесите чашу с холодной водой и полотенце. Сейчас же. Он просто в ярости.

***

Тецуро нет смысла открывать рот и тратить остаток сил на слова, даже глаза покорно закрыты, пока лица раз за разом касается мокрая тряпка, и от этого становится ощутимо легче: мышцы расслабляются, брови перестают хмуриться, а кулаки наконец раскрываются, и большие ладони ложатся на шелковое покрывало. Прохладное. Не дарующее полного покоя, но определенно возвращающего силы еще больше. — «Ты спасаешь меня», — голос мужа несоизмеримо тихий, ухом Кей почти касается чужих губ. — «Я могу принимать только твое тепло, Душа моя». — Не говори глупостей, — вторит так же тихо, но в самом конце Куроо наверняка услышал улыбку. Тецуро безбожный романтик, начиная от любимых книг, что хранятся на чужом большом столе, и заканчивая словами, что раз за разом медом ложатся на слух и не оставляют шанса льдам внутри. — Я могу остаться тут, а ты вернешься домой. Мне больно видеть, как мучаешься ты. А не он сам. Теперь его очередь заботиться и окутывать броней, но так страшит возможность не справиться! — А я должен быть рядом с тобой и вернуть тех, кто остался за Юге. Наконец чужие глаза открываются, и два золота снова сталкиваются в неравной схватке. Кей все еще слаб перед ним, в его защите в разы больше дыр, чем у мужа, и тряпку из рук наконец забирают. Куроо встает неторопливо, как будто только учится ходить на манер совсем маленьких северян и сжимает тряпку в сухой руке до побеления костяшек. Держится. Нужно не сдавать позиции. — В любом случае, шерсть лис дольше остается влажной, я могу- — Если будет нужно, я каждый вечер буду садится рядом с тобой и проходиться тряпками по телу, — Цукишима уверенно встает рядом, освобождает чужие руки и снова сжимает их крепко, чтобы без сомнений поняли и приняли. Королева ведь говорила, что любовь это козырь? — Мне нужен рядом ты, Тецуро. В сторону купален наконец они идут крепко вдвоем, наслаждаясь холодом мраморного пола босыми ногами.