Север

Никто из них двоих не решается остановить или предложить помощь, остается наблюдать за тем, как маленькое тело аккуратно устраивается на промятом подобии матраса, и Алиса заботливо накрывает плечи покрывалом. В ней читается уже не сестринская любовь, скорее именно материнская, та самая, которая питала когда-то его, питает до сих пор Тецуро: она всеобъемлюща и до безумия жертвенна. В свете луны чужие ключицы, кажется, выпирают еще сильнее, а стопы, высунутые на пол, ощущаются хрупкими и тонкими. В сравнении с Львом она и правда слишком истощена, и это вызывает у мужа новый потом злости на обстоятельства, а Кей старательно прячет подальше где-то внутри настоящую ненависть. Если бы он не видел, что может быть иначе, то наверняка выпустил бы непримечательную бедность из виду, никогда бы не узнал, что простые дети даже в пределах столицы могут только выживать… Север и Юг и правда слишком разные. В частности, в чужой худобе и обреченном одиночестве виноват король, которому, видимо, все равно на последствия решений. — Пообещайте, что не будете жалеть, — чеканит серьезным шепотом Алиса, когда заново садится совсем рядом. Дышать становится тяжело, и дело даже не в несчастной ткани, закрывающей лицо. Сама атмосфера дома становится в разы тяжелее и с самого начала пахнет только огнем потерь. — Постараемся. — Когда-то все было хорошо. Наша семья никогда не была богатой, но сколько помню, мама старалась дать мне лучшее из того, что возможно, в пределах столицы, — наигранная собранность на в момент смолодевшем лице Алисы теряется, становится теплее внутри от едва заметной улыбки, как будто она снова стала девушкой, которой только настает пора взрослости. — Отец работал в пустыне, вел караваны торговцев до столицы, его я видела совсем редко. Кей уже предчувствует, что будет дальше, в усталом жесте склоняется к плечу Куроо и совсем незаметно трется щекой о плечо, как будто заранее упрашивая дать необходимый покой после. Не ему одному. — Мне было около десяти, когда родился Лева. В этот же день умерла мама, лекари не смогли спасти ее. Нас осталось трое. С приходом войны стало еще меньше, отца убили в первые дни, он шел неподалеку от северных границ и… Я не знаю, где он сейчас. Никто не знает. — Разве не должны были вернуть все тела по домам? — Тецуро звучит взволнованно, все еще не может принять этот мир, живущий, кажется, так близко, но успевший навредить и ему самому, и народу обеих стран. — Король говорил- — Я не верю ему, потому что тело моего отца все еще осталось там, — почти шипит Алиса и сжимает худые руки в кулаки. — Единственное, что осталось в напоминание о нем, — ткань его седла, которое вернули в столицу вместе со всеми «останками» остальных! Хочется верить, что по счастливой случайности завтра вместе с телами северян найдется и то, чего этой маленькой семье не хватает еще больше, чем еды. — Кто знает, может их все забрали с собой дикари, напавшие на него! А вот это было определенно лишним, широкая ладонь Тецуро под столом с силой сжимает его пальцы практически до хруста. Цукишима молится, чтобы они выдержали такой напор, а сила мысли и метки отчетливо передадут в чужую голову короткое и раздражающее «молчи». Если она сейчас узнает, кто перед ней, то случится катастрофа. Приходится потратить целую минуту на то, чтобы прийти в себя, сменить гнев на милость, правда обещание сдержать не удается, и мысли утопают в жалости, правда не к этой наверняка обычной в этом районе семье, а к себе, к собственной слабости, что привела к такому исходу. Может, будь он более смел и участлив, отец уже давно покинул бы престол, война не случилась так скоро, а в глазах совсем юных северян и южан не было столько боли… Единственное, что Кей может сейчас — говорить так, чтобы хотя бы внутри одного сердца стало легче. Пусть его корона и не та, которая положена по крови, но власть заключена как будто совсем не в ней. — Я понимаю твою злобу, — сейчас нет этого уже привычного «мы», это его личная тайна, — несколько лет назад я потерял брата, так же, как и ты, я был готов разорвать на части всех, кто это сделал, кто устроил заговор и отправил его так скоро на кладбище. Позже стал думать, что они же придут и за мной, стал опасаться каждого, кто находился рядом, закрылся наедине с собой и совсем не думал о том, что смогу отпустить это. И ведь все еще держит. Невидимо, где-то совсем на границе сознания, но впутывает сомнения в клубки мыслей, оставляет холодное «никто не сможет понять меня по-настоящему», благо уже не контролирует так сильно. Акитеру вряд ли хотел бы быть вечным напоминанием потери, особенно когда… — А потом появились люди, которые показали, что все может быть по-другому, и не придется больше переживать все это в одиночку. — И как вы их нашли? Хороший вопрос. Цукишима вряд ли знает на него точный ответ. — Наверное, судьба. Если колесо движется вместе с солнцем, оно продолжает путь не только на Юге. Это стало моим спасением. Легко Кей бросает взгляд в сторону глаз мужа и коротко сжимает чужую руку в нежном жесте. Трудно представить нынешнюю жизнь без него, его запаха, неприкрытого желания справедливости и честности, его большого сердца, открытого для него каждый день, и дело наверняка не только в метках. — Это сказка для детей наравне с Левой, — правда Алиса этого не замечает, все так же устало, но с напряжением ведет подушечкой пальца по деревянному столу. — У меня нет на нее времени, потому что есть дела важнее: дом, деньги и брат. Думаете, у меня был выбор? — Это не дает тебе повод ненавидеть всю жизнь — А я хочу! Я хочу, чтобы те, кто забрал у меня все, получили по заслугам! Я хочу, чтобы каждый, кто ступил на песок из чужих земель, умирал мучительно так же, как и моя мать! Озлобленный шепот перерастает в тихий крик, разрывающий хрупкую тишину, девичье тело легко поднимается на ноги и дрожит от потока нескрываемых слез, что быстро бегут по щекам. Ее можно понять, Кей старательно оправдывает ее мысли и практически смахивает все на возраст, все еще детский, но полный взрослых проблем и ответственности. Правда, он пытается найти ту же боль в своих воспоминаниях, но не находит ничего подходящего, чтобы оказаться рядом, не может понять чужую ненависть, что копится и копится с каждым жарким днем… Может Куроо. Он поднимается тяжело, смотрит прямо в заплаканные глаза, кажущиеся в свете свечи еще больше на фоне худого лица, и впечатывает объятиями в собственное плечо. Алиса рушится еще больше, чужой плач сравним с совсем редким в этих краях ливнем: когда все небо затягивает серостью, а песок превращается в грязную вязкую кашу, что норовит забраться на светлые подолы одежд при каждом шаге, и кажется, что вся столица, если не весь Юг, тонет в свежести и грусти. Цукишима любит наблюдать за ним, но не находиться под холодными каплями, поэтому держится за ладони мужа, что еще крепче сжимают чужие плечи. Прямо сейчас она кажется совсем крохотной, потерянной и беззащитной, как Арна в первый день их встречи, правда у людей нет большой шерсти, чтобы спасаться от холодов, и преданных хозяев, что позаботятся до самой смерти. Лева только поворачивается на бок и пускает ниточку слюны на подушку. — Я тоже потерял отца в этой войне. Я видел, как его убили, видел и то, что от него осталось, — голос Тецуро надламывается, и Цукишима едва давит желание быстрее оказаться рядом, чтобы нежным поцелуем опуститься в висок. — И я не смогу изменить того, что в этом мире его больше нет, но и на мне лежит вина за смерти тех, кто был под моим мечом. В моих силах сейчас только… отпустить. Довериться самому и принять доверие от людей вокруг, сделать все, чтобы этого не повторилось. Ты не одна, Алиса, мы понимаем тебя. Может у Севера и Юга различий и не так много. Потери они несут одинаково. Медленно, но верно в доме снова становится тихо, чужие эмоции снова сменяются совсем тихим дыханием прямо в грубую ткань на плече мужа, и Кей все же решается подняться, встает рядом и кладет руку на худую спину, поглаживая так мягко, как только способен. На секунду кажется, что все они — одна маленькая семья, которая делит и горе, и радость вместе под тихий свист метели за окнами замка, и вместе с этим связанная крепче, чем простые узы крови. Всего секунда, но внутри все переворачивается от того, что это и правда может быть реальностью, а выход от бедного существования здесь, на краю столицы в родительском доме без еды и внимания, рисуется сам собой. Но предлагать его сейчас безумство, она все еще не знает, кто они, но уже сейчас жмется ближе, как будто пробуя близость заново. Неторопливо, с опаской, но с огромным потоком невысказанных чувств, что хранятся внутри ее сердца. Небо уже розовеет, им нужно возвращаться в путь, а Алисе стоит хотя бы немного поспать перед очередным днем. — Нам пора, — губы складываются нехотя, Кей остался бы здесь дольше, чем могут позволить обстоятельства, но одного взгляда Куроо достаточно, чтобы быть уверенным, что они еще вернутся. — Пей больше молока, в следующий раз мы принесем с собой еще. — Вы всегда приходите ночью, — Алиса говорит сломанно, давит всхлипы, но находит силы наконец оторваться от чужого тепла и отойти на целый шаг. Видимо, чтобы не поддаться искушению вернуться. — Почему? — Потому что я не люблю солнце, — и Тецуро ни капли не врет, разрывая одними лишь глазами на части эмблему южного королевства, что висит на стене. — Оно закрывает светом честность. Спустя всего пару минут дверь в уже знакомом доме запирается, а ноги снова тонут в песке в пути до дворца. Они обещают вернуться через два дня.