Север

Ему не больше, чем самому Цукишиме, скорее наравне с Алисой, правда выглядит он в разы крепче истощенного девичьего тела, открытые руки загорелы, и это вряд ли от работы, скорее по крови, а его походка как будто заранее знает, что он получит все, что ему нужно. Либо искусный торговец, либо не менее искусный воришка, другим в этих краях не промышляют, тем более так обаятельно. — Ты не местный, — первое, что сталкивается с чужой улыбкой так близко, но не может даже поддеть край уверенной маски, разбивается вдребезги, стоит ощутить теплый ветер, оплетающий вытянутую руку. — Предлагаешь платить? — Я же сказал услуга, а кроме денег у вас нет того, что мне может быть полезным. — Юг жадный, и это раздражает, — шипит на грани слышимости Тецуро, и приходится на секунду перевести на него серьезный взгляд. Они здесь лишь гости, пусть и с коронами и властью, здесь свои порядки, которые не под силу поменять одному их визиту- — Вашему Северу ни к чему деньги, когда есть камни. Это звучит как самое страшное проклятие, которое бросают в сердцах, ощущается холодом на затылке и еще одним десятком детских глаз, наблюдающих из окон, как за представлением. Уязвимо. Перед ними если не подосланный наемник, то точно не простой человек, даже торговцы не трудятся над языком. Ладонь Тецуро уверенно достает из небольшого мешочка все золотые, что только есть, и взглядом просит то ли прекратить навсегда, то ли до уединенного места. — Всегда приятно иметь с такими, как вы, дело, — и лицо Терушимы снова растягивается в яркой улыбке и тут же прячется за капюшоном. — Так уж и быть, укрою вас до пробуждения главы у себя. Поселение и правда небольшое, всего два ряда уверенно стоящих домишек, и кажется, что этому месту как будто больше и не нужно: взрослые неторопливо возвращаются с корзинами, полными фруктов, бросают их в руки детей, наконец выбравшихся из домов, и в шепоте вокруг ни слова о том, чтобы выразить чуть большее внимание и уважением, чем простым учтивым взглядом и едва заметным поклоном. Ни капли страха, даже при взгляде в сторону Тецуро, которого они наверняка встречали в эту войну, а Цукишиму как будто и не воспринимают всерьез вовсе. Должно быть, их жизнь здесь часто допускает иноземцев, все просто идет своим чередом. Правда путь завершается не у одного из домов, в фантазиях полупустого и отчего-то заставленного товарами и дорогой утварью, а у простой телеги на другом конце поселения. Дерево старое, отъездившее не одну тысячу дорог, ткань на крыше порядком потемнела, видимо, от частых песчаных бурь и дождей, но все еще держится натянутым ровным полотном, скрывающим от поднимающегося все больше солнца и наступающей жары. Удивляет еще больше, как вместе с открытой дверцей на руки мальчишке бросается совсем мелкая ящерица, что ловко взбирается на плечо Терушимы и устраивается привычно, вцепляясь черными глазками-бусинками в незнакомцев. — Нэл тоже хозяин дома, не пугайтесь, — и пальцем он мягко чешет по спинке чешую и даже не думает о том, что совсем маленькое чудо может свалиться либо на ступени телеги, либо сразу в песок и наверняка погрязнуть в нем так же, как Кей остался на дне в недавнем кошмаре… Мысли приходится удерживать в нужном русле, ни к чему возвращаться к тому безумию. Забираться внутрь приходится тяжело, одежды слишком длинные и цепляются за все, что только возможно, благо удается усесться на скрученный матрас у самой стенки. Места и правда хватит только на полтора человека, втроем тут даже сложно дышать. — Так как короли Севера оказались в столь маленьком поселении на Юге? — Мы собираем тела тех, кто остался здесь после войны, — голос Куроо стал крепче, а в глазах заново поселилась уверенность, наравне с неким превосходством над тем, кто так же сидит перед ними. — Если ты знаешь язык, то должен и знать про связь предков и племен. — Да, что-то про поколения, обряды и метки. Думаю, хорошее дело, если умершим и их семьям это важно. И звучит ведь, не иначе, ребенком, едва вступившим в прекрасную пору юности, беззаботный и глуповатый, когда дело касается деталей… Обычно таким, как он не нужно больше, чем жизнь здесь и сейчас. — А что ты сам думаешь? — вырывается глупо и бездумно, как будто это что-то может решить. — Мы делаем то, что нужно? — Уж точно не для мертвых, для них нет значения, где оставлять свое тело: в снегах или песках. Вы ведь делаете это для живых, верно? Значит стоит сделать так, как они того желают. — Уходишь от ответа. — Моя правда вам вряд ли понравится. Ящерица в это время сползает с плеч и неторопливо, почти боязно приближается к ладони Куроо, как будто хочет узнать получше, коснуться чего-то… чужого и непонятного. Нэл наверняка видел в разы меньше, чем его хозяин, потому и такую кожу вперемешку с ощущением меток в рукавах одежд наверняка манит сильно, дает сил даже неуверенно коснуться лапкой, а после не встречая сопротивления забраться выше по ткани. — Он не укусит меня? — и страх в голосе Тецуро слишком очевиден, это ведь не привычные племенные животные, которые не бывают меньше лисят, и это на секунду смешит. Наблюдать со стороны за этим действительно весело, особенно как глаза в глаза две стороны как будто пытаются узнать все тайны и получить гарант безопасности. Нэл все же ползет выше, муж старательно не двигается. — Нет, ему не по вкусу северное мясо, — этот настрой поддерживает и Юджи, вытягивая из-за пазухи трубку. Правда, с Востока. — Для меня вера не имеет значения. Я последние десять лет в дороге, и никогда никакие Боги, ни Старые, ни Новые, ни Святой отец, не спасали меня, не давали больше за молитвы и веру. Мне не нужна память предков, чтобы жить в удовольствие, не нужно больше телеги, Нэла и немного ягод, чтобы продолжить путь. — Но ты одинок, раз не держишь эту связь, род кровью передал тебе многое, а ты не пытаешься за это ухватиться, — Тецуро понимает с трудом, если для Цукишимы Старые Боги стали наградой, заменившей старую веру, то северяне даже не думают иначе. Кажется, весь Север стоит на легендах, связи всез жителей воедино и собственном языке, придуманном еще в далекие времена, когда снега только едва покрывали охладевшую вмиг землю. — Сколько ты не видишь, раз кочуешь. — Я вижу в разы больше, чем вы можете представить. Я бывал во всех странах, колесил туда-сюда от Востока до Запада, и если солнце светит ярко, значит будет хороший день. Мне не нужно большего, моя жизнь течет встречами и рассказами других торговцев, а веру оставьте себе. Кому-то она и правда нужна. Звучит откровенно, почти грубо, но честно, даже слишком, как будто вместе с огромными пройденными путями в телеге Терушима познал больше, чем сумели они вдвоем, слышал жизни целых городов, что никогда не встретятся им самим, видел все, а потому и потерял причину верить. Счастье для него наверняка срослось с обыденным, а если и наступит плохая пора, за ней точно станет лучше, как будто колесо южное, но с мыслями еще более далекими и непонятными, чем Север. — Не понимаю я вас, — выдыхает Тецуро устало, а ящерицу снимает с волос и устраивает на собственных ладонях, заново глядя в глаза. — Столько важного теряется, что с Новыми Богами, что без Богов вовсе. Ты живешь один в этой телеге, в столице люди не всегда могут позволить себе еду, дети здешние, как один, тихие, а вокруг ни знания, что предначертан именно этот путь, ни уверенности в том, что будет завтра. Разве это не разочаровывает? Кажется, южный разум пробрался куда глубже, чем залетел песок в пути или впиталась в волосы пыль. Цукишима знает, что был ничуть не лучше, когда только был отправлен в северный замок и мучался от того, что все прошлое перестало иметь значение, а новое не поддается привычному порядку. — Мир, кроме Севера, все еще будет существовать, и мы не имеем права менять его. Только принять, что Старые Боги общаются с нами, пока мы верим в это, — неуверенно и совсем тихо Кей говорит, как будто боится схватить давно забытую злость за глупость, почувствовать себя снова недостаточно правильным и хорошим, чтобы коснуться чужой души снова, но… Раз Старые Боги все еще существуют в легендах, раз каждый костер маленькие северяне затихают перед началом историй, раз все еще мерзнут на метели брачные цепи, раз королева все еще свободно превращается в похожую на сына лису, значит это им нужно. Это их большой выбор, дающий больше, чем просто знание, что за спиной огромная паутина воспоминаний и связей. — А если их не станет, жизнь продолжится, как каждый прилив уходят корабли в море. Ваше дело служить воле народа, а раз она сейчас требует обрядов, значит так тому и быть. Нэл перебегает к ногам Кея и неуклюже забирается на подол, чтобы умиротворенно свернуться и закрыть глаза. Не спит, скорее просто доверяет им двоим одинаково. И безбожникам, и наделенным божьей силой править, и надеящимся на божьи устои.