Север

— Как давно ты тут? — Цукишима говорит тихо, как будто собирая остатки сил со всего тела. Все же сегодняшняя ночь, да и все предыдущие путешествия сделали свое дело — стоит только поймать время спокойствия, которое продлится достаточно долго, чтобы успеть расслабиться, тело тут же становится тяжелым, а мысли в голове замедляются до минимума. В маленьком окошке легко заметить все тех же детей, что играют босиком на песке, по-глупому падают, попадают ладошками невзначай друг по другу, и кажется, что вся их жизнь пройдет именно так: игра, поднимающееся к пику солнце и улыбки. Так много, что от этого легко сойти с ума. — Почему остаешься здесь? Не выглядит твой дом так, что ты останавливаешься надолго хоть где-то. — Как война закончилась, так и осел. Тут хорошо: нет лишнего внимания, торговцев встречаю достаточно, чтобы продавать им свои запасы, да и граница недалеко. Вороны по старой дружбе отсылают камни, а местные дают немного фруктов каждый день. — Савамура? Тецуро, практически задремавший в надежде спастись от все еще ощутимого жара, что легко пробирается лучами снаружи и нагревает воздух, тут же раскрывает глаза и цепляется взглядом за ехидство в уголках губ Юджи. Все же, не вор, но умение облапошить так, чтобы никто не догадался, должно быть у него в крови. — У меня договор не с Дайчи, за кого вы меня принимаете, — Терушима артистично закатывает глаза и пальцами выцепляет новую ягоду винограда. Наблюдать за ним равносильно представлению на главной площади, правда всего с одним артистом, не всегда умелым, но уверенным в собственной исключительности. — За Рю должок еще со времен юности, вот и присылает- — Так вот как выглядит тот, кому отходят каждый год топазы! Кажется, неловким словом судьба одного честного ворона ставится под угрозу. Стоит надеяться, что подобное Старые Боги, раз допустили, то могут и простить. — Да ладно вам, ни к чему вам эти эти камни, у вас вот, — взглядом стреляет в сторону Цукишимы и тут же возвращается к Куроо то ли с уверенностью, то ли с намеком, — свой топаз ничуть не хуже, а мне позвольте довольствоваться торговлей. Сначала Кей воспринимает это, как шутку, совсем несмешную и не связанную с ним лично, вот только стоит увидеть ладонь мужа с сжатым в пальцах осколком у собственного лица, а после и услышать усмешку совсем близко, ответ находится сам собой. — И правда, похож. — Тогда и мне придется отыскать камень, похожий на твои глаза, — слетает с губ легко и незаметно, но, кажется, для единственного наблюдателя это выглядит слишком приторно, раз Терушима, это слышно, отворачивается полностью в сторону винограда. Правда на Юге не найдется агата, что может передать глубину любимых глаз, а переливы опала покажутся детскими в сравнение с их Северным сиянием. Цукишима найдет другой подарок, такой же крепкий и ценный, каким является для него Куроо. А полдень приходит мучительно быстро, наполняя душу успевшим забыться излишним волнением, и пусть в приграничье погода чуть нежнее, чем в самом центре столицы, но кажется, что всему живому внутри тяжелее от полутонов: это и не иссушенный Юг, но и не морозный Север. Душа тянется сквозь окна наконец сбежать к границе, добровольно закутаться в шубу и утащить Тецуро с собой поскорее в замок, где их уже наверняка заждались, вот только цель их долгих путешествий все еще здесь, а ни Старые Боги, ни вожаки племен не простят такой вольности. Нужно продержаться еще немного. Правда, удивительно, как дети все так же играют в песке, даже когда тени становятся совсем незаметны, все, как один, светловолосые, но без панам или капюшонов… Даже одежда не способна защитить маленькие тельца от ожогов, но для них, видимо, жизнь здесь проста и привычна, а потому даже в солнцепек они бесстрашно бегут в сторону их телеги, как будто намереваясь тут же вломиться внутрь. — Они несут обед, — с легким предвкушением Юджи поднимается с насиженного места и, как настоящий акробат, минует всю телегу в пару ловких движений. Руки тянутся открыть тканевую завесу, да только детские ладони действуют быстрее, и уже спустя секунду на вытянутую ладонь смотрят несколько пар больших глаз. — Проказники, я ведь говорил, что самим открывать нельзя. — Пока тебя дождешься, солнце зайдет за горизонт, — чеканит, должно быть, главарь их небольшой вынужденной компании: мальчишка то ли старше, то ли просто по роду крепче окружающих его остальных детей, а потому тащит в своих ладонях целых три плода, и два тут же протягивает, минуя ноги Терушимы. Видимо, это для них. — Родители попросили накормить и гостей. Не смей есть все апельсины в одиночку! — Представляешь, что я буду оставлять королей в голоде? — Так вы и правда с Севера? — взгляды девочки помладше с непривычно зелеными глазами бежит по вышивкам и замирает на лице Тецуро. Видимо, Цукишиму знаю достаточно, чтобы не вызывать особого интереса, — Настоящие короли? На лице слишком легко выбирается улыбка. Дети и вправду везде одинаковые: любопытные, не всегда умеющие быть тактичными, но оттого и сохраняющие особенность. Пусть их тут всего немного, около шести практически одинаковых голов, но ощущается их присутствие, как возвращение в племя Некоматы. Может поэтому муж прячет усталость и слабость подальше, а сам выбирается поближе к выходу, тут же спуская ноги в обжигающий песок. — А как иначе, самые-самые настоящие, — младшие легко находят место на чужих коленях, а Кею остается только устроиться позади, устраивая ладони на плечах. Когда Куроо говорит, кажется, равнодушным остаться невозможно. — Приехали совсем ненадолго, чтобы… решить одно дело. У вас есть кое-что, что- — Но ведь королем были не вы! Мы помним другого! Вот как. Похоже, они все еще помнят отца Тецуро, наверняка в самом начале войска он вел от границы до последнего поселения, а потому и не верят так просто. Рассказывать им, да и напоминать себе о прошедшем, найденном и спешно отправленном на Родину ни к чему, Цукишима и так слышит, как от одного упоминания едва закрывшаяся рана в чужой душе норовит раскрыться вновь. В голову не приходит ничего лучше, кроме как с легкими поглаживаниями крепких плеч и понизить голос до едва слышного. — Старый король решил отдохнуть и остаться на Севере. Сейчас настоящий король перед вами, правда короны мы совсем не носим. — Мне всегда было интересно, сколько стоят это бесценные артефакты Старых Богов, — тянет задумчиво Юджи, и апельсин, что остался в его руках, хочется на секунду бросить в его голову, чтобы выбить все лишние мысли. Воспитание этого не позволит сказать вслух, а вот прожечь взглядом чужую кожу выходит ничуть не хуже солнца. — Тебе лишь бы купить и продать! — зато хватает смелости второму мальчишке в компании, и его ладонь легко бьет по оголенной ступне, тут же присаживаясь на край телеги. Нэл доверчиво забегает на его руку, как будто самый знакомый и любимый из всех соседей. Здесь и правда совсем другой дух — чем ближе к Северу, тем легче дышать и чувствовать чужие сердца. — А какой этот ваш Север? Воинов, что мы встречали, легко испугаться: все в мехах, рисунках и с мечами. — Он преувеличивает, они были добры к нам. Самая младшая девочка ладошкой то и дело проводит по узорам дорогих одежд, как будто рассчитывая узнать все тайны, что скрывает весь этот затянувшийся спектакль на две страны. Ее отличает от них всех только закрытый полностью глаз, как будто спрятанный, чтобы не пугать никого из приезжих. Родилась такой, или во всем. виноваты песчаные бури, что бушуют каждый год? — Прошлый король показывал нам большого- — Он всегда показывал свою форму, чтобы развеселить младших, — голос Тецуро совсем неуверенный, с ощутимой грустью, но Цукишима чувствует, как расцветает приятным воспоминанием улыбка мужа и даже не пытается остановить, когда тот решает спрыгнуть с телеги. Кажется, его влечет необъяснимое желание сделать то же самое, что и отец, пояса постепенно спадают в пути до другого конца телеги, а спустя всего пару секунд совсем рядом оказывается черная лиса, что так же ловко забирается на колени Кея. Детские лица вмиг становятся не менее яркими, чем само солнце. — Мне всегда было интересно, даже Рю не смог ответить в письмах: раз северяне все волшебные и в связи с животными, то почему носят шкуры? Разве это не живодерство или смерть «своих»? — Легенды говорят, что шкуры отдают старики, когда доживают свой век, и это память и опыт, что они оставляют потомкам, — пальцы путаются в шерсти, гладят неторопливо, ощущая, как тяжело в таком теплом теле находиться пусть и в тени, но все еще в южный день, и Кей по-особенному ощущает собственную власть над чужим телом. Это не пошлость, которой полны романы в домашней библиотеке, скорее все то же доверие, которое медленно строится между ними. — Да и это позволяет не забывать о доме. Только в нем бывает тепло, а метель легко закроет пути для остального мира. Должно быть, со стороны он уже звучит ничуть не хуже, чем сами северяне. Отчего-то хочется, чтобы где-нибудь, хотя бы во сне, удалось тоже найти свое племя, обрасти шерстью, как подобает животной форме, и сплестись пушистыми хвостами с Тецуро… Тому идея похоже нравится, раз в ладонь с доверием тычется все такой же прохладный мокрый нос.