Серый на морях

Проснулся Серый с ощущением, будто проспал целую вечность. На руке отчетливо отпечаталась складка подушки, щека чуть занемела от долгого лежания на ней, тело было словно ватным. Родители мирно спали на соседней кровати, и Серый выдохнул. Во-первых, они ведь должны были помириться, раз теперь спят вместе? В первой приемной семье перед разводом папа все чаще и чаще уходил спать то на диван, а то и вовсе из дома, и Серый навсегда запомнил, что подобное — не к добру. Во-вторых — не так уж долго он и спал, раз проснулся еще до подъема на завтрак, и ничего важного не должен был пропустить. Как они приехали в отель и как шли до номера, Серый помнил слабо, будто урывками. Вот мама мягко трогает его за плечо в автобусе, видимо, стараясь разбудить, а вот он уже плюхается в кровать и слабо угукает на замечание, что стоило бы раздеться. Будто и не шел он вовсе, будто телепортировался как-то из одного места в другое. Будто его принесли. Эта мысль громом обрушилась Серому в голову, от одного только факта, что он посчитал это возможным, захотелось сгореть со стыда. Он же не маленький! Он тяжелый! Длинный, в конце концов! Да и вообще, с чего бы папе таскать его на руках? Ну да, они любят его, заботятся, но не настолько же! Или настолько? Второе открытие оказалось не менее шокирующим — ни шорт, ни футболки на Сером не оказалось. Значит, его не просто принесли, как маленького, но и раздели, уложили в кровать, укрыли… Третье открытие нахлынуло на Серого не стыдом и неловкостью, а страхом. С него сняли шорты, папа, наверное, полез за своими наушниками в карман, а там… Только бы одежда лежала кучей на кровати, только бы он сам раздевался вчера, а это все просто придумал! Серый резко сел в кровати, почти сразу уперся взглядом в стул, на который они бросали одежду, если планировали скоро надеть ее обратно. Привычного хаоса на нем не было, зато была аккуратная стопка. Футболка Серого и его же шорты. Телефон и наушники. Смятая, но все еще непростительно узнаваемая пачка сигарет. Серый закрыл лицо руками, не зная, рыдать ли теперь от собственной глупости, или смеяться. Собирался ведь выкинуть, думал об этом — и забыл, отвлекся! Значит, сам виноват. И так ему и надо, что папа снова выпорет — может, поумнеет наконец. Даже если ремнем… Особенно, если ремнем. Только обидно — столько раз в этом отпуске были настоящие поводы его отругать, столько раз он был кругом виноват — а получит теперь за то, чего не делал. Просто потому, что раньше курил, и теперь не имеет права на доверие. Желание плакать от этих мыслей стало сильнее. Решимости подставляться под порку и признавать себя виноватым поубавилось. Серый почти решился уже снова лечь в кровать, спрятаться под одеялом и максимально оттягивать неминуемое, почти убедил себя придержать всхлипы до момента, когда спрячет лицо в подушку, когда услышал: — О, проснулся? Доброе утро. Серый дернулся от неожиданности, с трудом заставил себя повернуть голову на папу, медленно сглотнул. Папа его, кажется, понял. Сонно потер глаза, кивнул в сторону стула, сказал: — Мы не хотели шариться, они выпали. Серый закусил губу и не ответил. — Дай мне пару минут, чтобы умыться, идет? — попросил папа. — И сам умойся. А потом все расскажешь.