Шлюха Ёнбок

      Хёнджин слушал с закрытыми глазами чужое пение. Это было раннее утро, на редкость теплое для начала марта. Он лежал на кровати обнаженный, прикрыв тело мягким одеялом — большим и очень приятным на ощупь. Любимое одеяло Ёнбока, подарок его папы, с которым омега не расставался уже который год подряд. Каждый раз, оставаясь на ночь у своего любимого, Хван обязательно кутался в это одеяло, пропахшее телом Ёнбока.       Омега лежал рядом, вытянув стройные, до невозможности красивые ноги, и положив голову на плечо альфы. В их позе, в дуэте дыхания, тепле и звуке голоса Ёнбока был самый настоящий уют — домашний, неповторимый, бесценный. Хван наслаждался им.       Слова песни закончились. Омега выждал паузу, а потом посмотрел на Хёнджина. Тот улыбался.       — Обожаю твой голос.       Это была чистая правда. У Ёнбока был необычайно низкий для омеги голос, проникновенный. С восхитительной хрипотцой. Такой больше подошел бы альфе, но Хвану было все равно — он мог слушать его часами, забывая обо всем на свете.       — Я даже не умею петь.       Ли улыбнулся и отвел взгляд. Его щеки стремительно покрылись очаровательным румянцем.       — Врешь, котенок. Ты бы мог петь на сцене и влюблять в себя всех одним лишь этим голоском, — альфа чуть приподнялся и стремительно накрыл тело омеги своим. — Ты был бы прекрасен при свете софитов, словно ангел, сошедший с небес.       Ёнбок выдохнул, когда Хёнджин прошелся уже окрепшим членом по его впалому животу.       — Ох… — Ли давно привык к тому, что его возлюбленный заводится моментально, и, кажется, именно низкий голос омеги особенно сильно возбуждал Хвана. — А ты… хотел бы, чтобы я пел на сцене? Я-то этого не хочу, не мое совершенно, — Ёнбок прикусил губу, на сей раз головка члена уперлась ему в мошонку, заставляя шире развести ноги. — Но ты хотел бы, чтобы я, например, пел в твоей группе?       Хёнджин не спешил с ответом. Первым делом он заключил на губах омеги полный страсти поцелуй, а потом, скользя по подбородку ниже, добрался до шеи и уткнулся в запаховую железу, вдыхая любимый пряный аромат.       — Я бы хотел, чтобы ты пел только для меня, — признался он, наконец, вызывая на теле омеги табун мурашек. — Чтобы на тебя мог смотреть только я, чтобы ты весь был только для меня… только мой. Чтобы никто не смел больше тебя трогать, смотреть на тебя и слушать твой восхитительный голос. Чтобы всегда — только мой.       Ёнбок не смог сдержать стон. Он чуть прогнулся в спине, а потом раздвинул ноги шире. Они занимались сексом за минувшую ночь дважды, и им все было мало.       — Я ведь и так… только твой…       Хёнджин опустил руку вниз, чтобы обхватить член у основания. Они не пользовались презервативами, Хван и сам не понимал, почему пренебрегает контрацепцией, просто именно так все казалось правильным. Направив орган к откровенно влажному входу своего любимого омеги, альфа уверенно толкнулся вперед.       — Ты же всегда будешь только моим, да?       Он понятия не имел, что может быть таким собственником, но Ёнбоком хотелось владеть всецело. Хёнджин ревновал его ко всем на свете, постоянно боялся, что его омегу кто-то украдет или уведет, и порой эти страхи вызывали настоящую паранойю. Очень часто Ли честно злился на него, когда Хван пытался ограничивать его во встречах с друзьями или дополнительными сменами на работе, но все равно мирился с таким вот характером любимого.       — Буду… всегда…       Ёнбок уже стонал во весь голос, а Хёнджин входил в него, возможно, немного резковато, но не причиняя дискомфорта, ровно так, как нравилось его омеге. Хван успел изучить своего мальчика. Он был у Ли первым и единственным, он учил его всем премудростям постельных утех, он изучал его реакцию на ласки и запоминал, чтобы в дальнейшем сводить с ума Ёнбока, даря восторг и наслаждение.       — Мой… — шепнул альфа, уткнувшись в шею любимого. Запах омеги усилился, он был везде, он впитался в кожу Хёнджина, призывая его брать свое снова и снова, трахать, метить, держать всегда под боком, любить и ласкать каждый день, никогда и никому не отдавать.       — Твой, — снова подтвердил Ёнбок. — Только твой…       — Эй, ты уснул там?       Хёнджин вздрогнул и оглянулся. Чанбин стоял на пороге, сложив руки на груди и нахмурившись.       — Что?       Хван, очевидно, опять выпал из реальности, погрузившись в воспоминания. Проклятый Ёнбок все не выходил из головы. Он, казалось, был буквально везде, куда ни сунься. Возможно, приезд в Хвасон был не такой уж и хорошей идеей, но теперь уже поздно об этом думать. Они прибыли минувшим вечером, Чанбин и Сынмин поехали домой, к родным, а остальных Хенджин позвал пожить у себя. В его доме места с лихвой хватало всем, так что идея была хорошая. С утра нанятые люди установили музыкальное оборудование в заранее подготовленной комнате, так что теперь у них была небольшая студия звукозаписи и помещение для репетиций. А ближе к полудню Джисон и Чан ушли, не утруждаясь сообщить, куда и зачем направляются.       Откуда вообще в его доме взялся Чанбин, Хёнджин так и не понял. Возможно, кто-то забыл запереть двери, хотя это было не так уж и важно. Альфу это не беспокоило.       — Я тебя трижды окликал, — заметил Со. — Опять спишь на ходу?       Прежде у них были прекрасные отношения. Несмотря на то, что они с Чанбином совершенно разные люди, они поладили сразу же, всегда находили темы для разговора и не испытывали дискомфорта наедине друг с другом. А потом все поменялось. Стоило в их жизни появиться Ёнбоку, все пошло наперекосяк. Хёнджин не был дураком, он все понимал. Чанбин в свое время влюбился в Ли, и его чувства были серьезнее, чем у Чана, которому Ёнбок просто нравился. И пусть омега в итоге выбрал Хвана, эти чувства не прошли.       А с тех пор, как Хёнджин узнал об измене любимого, все стало только хуже. Не было и в помине никакой альфьей солидарности, Чанбин словно винил Хвана сразу во всем, в том числе и в измене Ёнбока. Он все чаще огрызался на него, вечно смотрел волком и вообще вел себя так, словно они враги. И Хван этого честно не понимал.       — Не твоего ума дело, — отмахнулся Хван. — Чего хоть звал-то?       Он поднялся с дивана, на котором сидел истуканом неопределенное время, и потянулся всем телом. Хёнджин устал. Просто устал и сразу от всего на свете. Альфа жалел о том, что отправился в свое время в первый гастрольный тур, пожалел о том, что исполнил свою мечту, в результате потеряв своего омегу.       В конце концов, не мог же Ёнбок просто оказаться гулящей тварью. Хван не хотел в это верить. Быть может, он задушил омегу своей ревностью, и Ли из-за этого страдал? Может, его так отчаянно переклинило от одиночества? Ведь сразу после свадьбы Хёнджин уехал от него, потом звонил и писал редко, вечно был занят, вечно в окружении текущих от восторга омег, которые то и дело норовили тереться о него и лезть в штаны. Может, Ёнбок вообще считал, что муж ему изменяет, и решил и сам изменять?       Мозг отчаянно искал хоть какое-то объяснение, не делающее Ёнбока полностью виноватым, и от этого Хвана просто разрывало на маленькие кусочки.       — Курьер передал.       Чанбин продемонстрировал папку в своих руках, которую Хван до этого и вовсе не заметил. Со прошел вперед, но вместо того, чтобы отдать папку руки Хёнджину, швырнул ее на круглый журнальный столик. Не ожидавший этого, Хван сперва растерялся, а потом недовольно рыкнул.       — Тебе обязательно быть мудаком?       Чанбин лишь недовольно фыркнул.       — Не тебе меня мудаком называть, Джинни. Ты бы понимал это, если бы хотя бы на один день перестал себя жалеть. Не альфа, а тряпка какая-то. Никак не пойму, что он вообще в тебе нашел.       На сей раз Хван усмехнулся, однако в его улыбке не было и намека на радость, скорее просквозивший холодом и обидой вязкий яд.       — А ты все завидуешь, что тебе предпочли меня, да? Зависть — это очень жалко, Бинни. А твои обиды делают тебя клоуном.       Несмотря на то, что Хван твердо решил разводиться, он внезапно опять испытал жгучую ревность. Как вообще Чанбин до сих пор смеет испытывать что-то к его мужу, к его омеге? На несколько секунд стало даже как-то плевать на то, что Ёнбок уже давно перестал быть только его ангелочком, но потом пришлось вспомнить об истинном положении дел.       Интересно, а как бы все сложилось, если бы Ёнбок сошелся с Чанбином? Ему он тоже стал бы изменять? А с Чаном? Был бы кто из них лучшим мужем для Ли? Или от них он бы загулял еще раньше?       «Джинни, прекращай. Даже если я нравлюсь твоему другу, это еще не значит, что он нравится мне. Я ведь с тобой, потому что люблю только тебя. Почему ты никак это не поймешь?»       — Мои обиды? — спросил Со. Его голос тоже изменился, стал более жестким и раздраженным. — А что насчет твоих обид? Ты уже который месяц боишься поговорить с собственным мужем, а мы из-за твоих душевных переживаний столько дней не могли поехать домой. Конечно, ведь метания нашего бедного несчастного Хёнджинии намного важнее, чем встреча с родней. А проблема-то в чем? В том, что ты — ссыкло!       Последнее Чанбин едва ли не прорычал, было видно, что давно он хотел об этом высказаться. Что ж, Хван это понимал. Члены группы всячески показывали, что они на его стороне, оказывали ему негласную поддержку, но даже они уже устали от того, что он постоянно убегает от своей проблемы и от этого же и страдает. Все его пьяные кутежи, беспорядочные связи с незнакомыми омегами и слезами в подушку по ночам — все уже осточертело как ему, так и остальным.       — Рот закрой, — с холодом в голосе отозвался Хёнджин, честно стараясь не заводиться, а то еще драки им не хватало. Да и было бы за что драться вообще. — Все по шлюхе этой страдаешь, да? Не переживай, я с ним скоро разведусь, можешь себе потом подобрать. Конечно, если тебе так хочется иметь под боком общественный туалет, в который все кончали. В конце концов, у каждого свои отклонения.       Он сказал это уверенным тоном, не забывая морщиться от презрения, но в душе опять все воспротивилось. Как он вообще может просто молча смотреть на то, как его Ёнбока забирает себе другой альфа? Ведь Чанбину как будто вообще не противно от того, что этот омега — та еще потаскушка. Что, если он и правда начнет подкатывать к Ёнбоку сразу после их с Хваном развода, а омега, к тому времени уже нагулявшись и напрыгавшись на чужих членах, захочет быть с ним? Как тогда жить Хёнджину? Как ему смотреть на это?       Альфа мог обманывать кого угодно, но только не себя. Он лучше убьет этого омегу, чем допустит подобное. Конечно, был вариант с тем, чтобы добиться исключения Чанбина из группы, а потом уговорить группу перебраться в Сеул навсегда, чтобы никогда не видеть перед собой этих двоих. Но даже так — где гарантия, что он не сорвется и в итоге не помчится в Хвасон, чтобы убить уже их обоих, а потом и себя?       Хёнджин поморщился. Пожалуй, стоит унять свою фантазию и взять уже себя в руки. Нет, никто не позарится на такого омегу, как Ёнбок, никто не захочет с ним серьезных отношений. Так что не стоит накручивать себя по тому поводу. В скором времени Хван разведется и начнет жизнь с чистого листа, окунется снова в работу, будет заниматься творчеством, и думать о каком-то там Ёнбоке времени вовсе не останется. Постепенно все пройдет, чувства окончательно утихнут и альфе просто станет все равно. А потом он, вполне возможно, кого-то еще встретит, влюбится. Может даже женится еще раз. И тогда будет совершенно плевать, с кем там Ёнбок, кто его трахает и кому он отсасывает.       Все пройдет со временем, все отболит. Ведь так?       Чанбин окинул его настолько презрительным взглядом, что Хёнджину стало не по себе.       — Если кого и можно назвать шлюхой, то в первую очередь тебя.       Хван по-настоящему удивился такому заявлению.       — С чего бы вдруг?       — А с того, что ты как кобель трахаешь каждую прохожую мимо дырку. Напомню, ты все еще состоишь в браке.       Хёнджин поджал губы. Со словно на самом деле ничего не понимал и не видел в произошедшем вины Ёнбока.       — А я напомню, что это именно мне изменили.       — И ты решил изменят в ответ?       — А есть другие идеи?       Хотелось этот разговор закончить, он перетек в слишком неприятное русло, но от Чанбина так просто не избавишься. Определенно, раньше его сдерживали в порывах высказать Хвану все, что наболело, а сейчас перестали, вот беднягу и прорвало.       — Да! — он повысил голос. Его сжатые в крепкие кулаки руки заставили Хёнджина напрячься. В конце концов, физически Со намного сильнее, сорвется — так лицо разукрасит, что папа родной не признал бы. А лицо Хвану нужно в отличном состоянии, ему еще на сцену выходить и интервью раздавать. — Очень много идей! Как вариант — мог позвонить своему мужу и спросить, что к чему! Первым же делом! Ты обязан был ему позвонить, придурок!       Чанбин кричал, а Хван, слушая его, прекрасно понимал, что коллега по группе прав, вот только признавать эту правоту не хотел совершенно.       — А ты на меня не ори. Я со своей личной жизнью сам разберусь. Тебя уже послали, смирись с этим.       Он не хотел больше слушать чужие крики. Достало, как же все достало. Да, он должен был позвонить, должен был сам лично спросить — почему, за что, как же так… У них с Ёнбоком было так много хорошего за такой маленький срок, омега имел право хотя бы объясниться перед ним. Мало ли, что его толкнуло на измену? Может, ему было одиноко? Может, Хван его обидел? Может, его вообще опоили? Может, этот дурной Уджин его заставил, принудил?       Надо было позвонить и спросить. А еще лучше — послать к черту турне, купить билет на самолет и помчаться в Хвасон самым коротким путем… Хотя нет, не стоило, тогда Хёнджин точно переступил бы черту и сотворил неотвратимое.       Схватив со столика переданную курьером папку, альфа ушел прочь из гостиной. К черту Чанбина и его до тошноты логичные рассуждения, пусть со стеной поболтает. Хван устал. Безумно устал. Устал ненавидеть Ёнбока и бороться со своими к нему чувствами. Устал жалеть себя и наматывать сопли на кулак. Устал трахать других омег, пытаясь выбить из себя все мысли о неверном муже. Устал понимать, что он проебался по полной программе везде, где только мог.       Оказавшись в своей спальне, Хван сел на кровать и положил папку на колени. Обычная папка для документов, никаких мыслей о том, что это и от кого. Но было какое-то тревожное предчувствие, так что открывать папку альфа не спешил. Ладонь с длинными пальцами чуть дрогнула, когда скрепленные листы предстали перед его взором. Хёнджин пробежался по ним взглядом, сглотнул, осознав, что это, а потом замер, увидев знакомую подпись.       Документы на развод.       Похоже, Ёнбок решил его опередить, что весьма неожиданно. Почему-то Хван и подумать не мог, что муж первым подаст на развод. Похоже, это и правда конец всему. Странно, ведь альфа сам хотел развода, а едва получив уже готовые документы — просто подпиши и дело сделано, — ощутил себя даже хуже, чем в момент, когда узнал об измене.       — Ненавижу тебя… — перед глазами начало мутнеть. Хёнджин не сразу понял, что это из-за пелены слез. Предательская влага хлынула потоком, выдавая все накопившееся напряжение, всю его обиду и боль от происходящего. — Зачем ты так со мной? За что ты так? — швырнув документы на пол, Хван спрятал лицо в ладонях. — За что, Ёнбок? Я же… я так тебя люблю… за что ты так…       Он уже и не пытался держаться, слишком долго мужался, а теперь его добило полное осознание. Теперь все кончено на самом деле, хотя он уже давно это должен был понять. Хёнджин плакал навзрыд. Лучше бы он не уезжал вообще, лучше бы послал к черту мечту об известности на весь мир. Лучше бы он забрал Ёнбока подальше от цивилизации, куда-нибудь на необитаемый остров, и просто был бы счастлив со своим омегой. Но ведь прошлое уже не исправить, все уже произошло.       Успокоился Хёнджин не так быстро, как хотелось бы, так что вернувшийся раньше всех Джисон, перекинувшись парой фраз с Чанбином, застал хозяина дома за его истерикой. К огромной радости альфы, он никак не стал комментировать его состояние или задавать совершенно ненужные вопросы касаемо произошедшего. Оценив ситуацию, он взял с пола документы и сам все понял, а потом принес стакан воды, закрыл дверь и стал ждать, пока Хван успокоится окончательно.       Выждав нужное количество времени, он спросил:       — Ты точно уверен, что хочешь развестись?       А Хёнджин уже и не был твердо уверен, сам не осознавая при этом, почему. Он же понимал, о чем говорит, когда сам лично решил подавать на развод. Так что сейчас, что вообще изменилось? Черт его знает, Хван уже перестал понимать сам себя.       Альфа так и не ответил, а Джисон не стал настаивать. Он присел рядом с ним и кивнул каким-то своим мыслям.       — Ты любишь его. Не то, чтобы у меня был веский повод в этом сомневаться, но все же… — омега посмотрел на Хёнджина. — Ты должен с ним поговорить, знаешь ведь? Предлагаю поехать к нему завтра. И раз уж я теперь твой адвокат, пойду с тобой. У Ёнбока тоже есть адвокат, в документах стоит его имя. Это он все составлял — весьма грамотно, кстати. Явно толковый специалист. Я потолкую с ним, а ты поговоришь с Ёнбоком. Пора уже что-то с этим делать.       Хван прикусил губу.       — Как скажешь.       — Хочешь совет?       Тон Джисона был все таким же ровным и серьезным, в кои-то веки он не издевался и не насмехался. Словно теперь они с Хёнджином стали друзьями, несмотря на то, что с момента знакомства то и делали, что цапались между собой.       — Не хочу, — честно ответил альфа, — но ты все равно озвучь. Что-то мне подсказывает, что может пригодиться.       Хан хихикнул.       — Ладно. В общем, советую тебе этим вечером и ночью подумать — точно ли ты хочешь развестись. Не подумай, я не оправдываю твоего мужа и точно не считаю, что ты должен его прощать, в данном случае меня беспокоит твое состояние.       Хёнджин задумчиво покосился на Джисона.       — Ты думаешь, что этот брак вообще можно сохранить?       — Я считаю, что его сохранять не нужно, но это лишь мое мнение. И я был в нем железно уверен до того момента, пока не застал тебя тут ревущим. Нет, не осуждаю, — тут же заверил Хан, по лицу собеседника поняв его мысли, — плевать, что ты альфа, ты в первую очередь живой человек и имеешь право на эмоции и переживания, как и все живые люди. Я о том, что ты начал убиваться из-за документов о разводе не просто так. Думаю, ты поэтому все это время и убегал от разговора с Ёнбоком — боялся его отпускать окончательно.       Хёнджин уже хотел было начать спорить с этим. Что за бред, в конце концов? Ведь Ёнбок его предал, такое нельзя прощать! Однако альфа вновь закрыл рот, так ничего и не сказав. Нет, не нужно храбриться и притворяться перед Джисоном, он уже все прекрасно понял, он в принципе видел больше, чем все остальные. С ним лучше быть искренним. Омега не только понимает его, но и по-своему поддерживает.       — Я и правда его люблю.       Признание далось внезапно легко. Хватит с него лжи. Да, он ненавидел своего омегу за жестокое предательство, но вместе с тем любил. Хотел причинить ему боль? Скорее хотел наказать за причиненную боль, проучить. Хотел ли он развода на самом деле? Наверное, нет. Просто хотел именно наказать, заставить страдать…       — Ты бы смог его простить?       Это был действительно сложный вопрос. На ум снова пришло то самое видео, которое им под нос совал Уджин. Лицо его любимого Ёнбока, его губы, обхватившие чужой член, его прикрытые глаза, побагровевшая метка на его шее. Поговаривали, что измены причиняют помеченным омегам вполне реальную боль. Вроде как метка обжигает, шрам распухает и становится уродским. Хван не знал точно, правда ли это, но слышал о том, что были такие случаи, когда меченные омеги шли на измену, причем вполне осмысленно. И это было в тех случаях, если их пометили против их воли, пометили те, кого они не то, что не любили — ненавидели. В этом случае метка не вызывала положительных чувств, сами омеги от нее больше страдали, чем получали положительные эмоции. И вполне возможно, они и боли не испытывали от измен.       Точно не мог сказать никто, уж больно это была табуированная тема. Да и сам Хёнджин не хотел много о ней думать. Что, если Ёнбок и не хотел никогда его метку и именно поэтому начал ему изменять? Это была бы худшая из причин его предательства. Даже узнать, что Ёнбок просто хотел трахаться на стороне, что он просто шлюха по жизни и то было не так страшно. Ведь в этом случае его можно просто посадить под замок, чтобы не ходил по хуям, хотя бы зная, что ответные чувства есть. А если их нет и никогда не было?       Да, Хван — трус. Он боялся правды, боялся, что Ёнбок объяснит, что в их отношениях пошло не так, и это объяснение окончательно разобьет ему сердце. Ведь именно потому документы о разводе заставили Хёнджина рыдать в голос, ведь Ёнбок сам начал бракоразводный процесс. Значит ли это, что чувств с его стороны и правда нет?       — Я не знаю, — честно сказал альфа. — С одно стороны я хочу его убить, сперва убив у него на глазах каждого ублюдка, с которым он трахался. А с другой стороны… Хочу забрать его куда-нибудь подальше, на какой-нибудь остров, где не будет никого, кроме нас, запереть его в подвале и каждый день хлестать ремнем по заднице, чтобы подумал над своим поведением. Я идиот, да?       Хан мотнул головой.       — Нет, ты просто любишь его, несмотря ни на что. Признаться, не ожидал, но раз все так, может ты все же… ну, заберешь его на этот свой остров? Может, еще есть шанс все изменить?       — Ты на его стороне, что ли?       Джисон несильно пихнул его в плечо.       — Просто подумай об этом. Пока вы еще женаты, ты можешь заявлять какие-то права. А вот когда разведетесь — все изменится. Кстати об этом, — омега помахал перед ним немного потертыми документами. — У Ёнбока нет никаких притязаний на твое имущество. Будь я его адвокатом — постарался бы отжать у тебя квартиру. Как знать, может Ёнбок не такой уебок, как мы о нем думаем?       — Я уже и не знаю, что думать.       Подпись на документах Хван и не думал ставить. Джисон совершенно прав по всем пунктам, начиная с того, что первым делом надо поговорить. Голова должна быть холодной, эмоций — минимум. Как бы еще Ёнбок не подумал, что по нему сильно страдали. Да, страдали, но ему не за чем об этом знать.       — Скажи, а ты сам бы смог простить измену? — решился спросить Хёнджин — Если представить, что ты встречался бы с Ёнбоком, и он тебе изменил, пока ты в турне.       Хан положил ногу на ногу и повел плечом. Он так обычно делал, когда смущался.       — Начнем с того, что если бы я встречался с Ёнбоком, я бы в принципе не стал от него никуда уезжать. Просто не смог бы. Либо уговорил его поехать со мной, бросив все, либо сам бросил все и остался с ним.       Хёнджин кивнул. Да, именно так должен был сделать он сам. Отношения на расстоянии — это хрень собачья.       — И все же?       — Да не знаю я, — отмахнулся Джисон. — Наверное, простил бы, если бы он раскаялся, но потом доверять бы уже не смог в полной мере, начал бы подозревать его всегда, как параноик конченный. Ведь все зависит от причины, по которой он изменил. Если он полюбил кого — надо отпускать. Если случилось по пьяни — это не оправдание, но все еще можно сохранить отношения. А если просто трахаться ему захотелось — вот тут не знаю даже. В общем, спроси у меня об этом снова, когда узнаешь причину измен своего муженька, и я дам более четкий ответ.       Похлопав Хвана по плечу, Джисон поднялся с кровати и неспешно покинул комнату. Альфа проводил его взглядом, а когда дверь закрылась, улегся на кровать и уставился в потолок. Завтра он, наконец, увидит Ёнбока, впервые за столь долгое время. И надо будет с ним разговаривать, надо будет задать самые главные вопросы и принять ответы. Уже завтра… Никогда еще Хвану не было так нервно и страшно от предстоящего, никакой мандраж перед выступлением на широкую публику и сравниться не мог с этим. Надо взять себя в руки и действовать по обстоятельствам, ведь чертов Хан так чертовски прав, чтоб его: не готов Хёнджин отпускать своего омегу, каким бы мерзким и противным он ни казался после измен. Это его Ёнбок. Но и просто мириться с предательством Хван не может — это так же очевидно.       Все решится на следующий день, а пока у альфы было время для самокопаний. Надо морально подготовиться к неизбежному.