Шлюха Ёнбок

      Кабинет был просторным и светлым. Ни единой лишней детали, только стол, несколько стульев, графин с водой, одноразовые стаканы и папка с документами. Ёнбок и Минхо приехали чуть раньше назначенного времени, и судья, ведущий дела по семейному кодексу, разрешил им расположиться, чтобы беременный омега не стоял в коридоре. Пока не прозвучало ни одного вопроса, ведь вторая сторона еще не прибыла. Ёнбок сложил руки в замок. Ему казалось, что он перестал узнавать собственные ладони: всегда такие маленькие и светленькие, теперь и кожа на них была сухая, и ногти заросли кутикулой. У омеги не было ни сил, ни желания что-то с этим сделать. Раньше он делал маникюр в обязательном порядке, и каждый день пользовался кремом. Помнится, Хёнджин просто обожал трогать его руки. Он повторял, что ему безумно нравятся эти маленькие ладошки.       Омега сглотнул. Опять все вернулось к Хвану. О чем бы Ёнбок не думал, все всегда возвращалось к его мужу, который все никак не стает ему бывшим. Уже давно пора. Минувшие три дня не дали им ничего, абсолютно. Минхо лично общался с адвокатом Хёнджина и все пытался настаивать на правильности решения просто оформить развод. Ведь так всем было бы проще. Джисон в свою очередь пожимал плечами — Хван против развода. Он даже твердил, что альфа, вроде как, собрался взять на себя ответственность за беременного мужа и пока еще не родившихся детей. В это не верили ни Ёнбок, ни Минхо, ни даже сам Джисон, судя по тому, как неуверенно он это говорил. Так что в итоге они попали на предварительное слушание по бракоразводному процессу.       Как правило, такие дела рассматривали в два-три захода. Присутствовали кроме самих супругов их адвокаты и судья, который должен был выслушать все доводы сторон и принять финальное решение. Это была особая категория судей, которые должны были проявить чуткость и параллельно найти способ сохранить семью, если есть на то какие-то шансы. Ёнбок это понимал, Минхо уже предупреждал, что надо будет проявить твердость и выдержку. Разводы никому не нужны, тем более если в семье есть дети. В какой-то момент перед омегой появился стакан с водой. Ёнбок уставился на него, очнувшись от своих мыслей, а потом поднял взгляд.       — Вы побледнели. Вот, попейте.       Судья, альфа лет тридцати с приятной внешностью и очень добрыми, чуть уставшими глазами, улыбался ему, но выглядел обеспокоенно. Ёнбок сглотнул.       — Да… спасибо.       На его радость судья кивнул в ответ и отошел, чтобы занять свое место за столом. Сидевший рядом с Ёнбоком Минхо коснулся плеча брата — совсем невесомо.       — Все в порядке?       Ёнбок кивнул, понимая, что ничего у него не в порядке. Он совершенно не хотел ехать в Австралию, хоть и не говорил об этом никому. Да, омега любил родителей, но рассказывать им о причинах своего развода не хотел категорически. А придется, отец ведь не отстанет от него. Да и быть под опекой отца в свои годы тоже не хотелось. Это Феликсу можно, у него есть причины, но Ёнбок несколько лет жил один, без родителей, и возвращаться под их опеку так не хотелось.       У омеги просто не было никакого выхода, вот и все. Ему нравилось в Хвасоне, переехать бы он мог, например, в Сеул, но точно не в Брисбен — совершенно чужой для него город. Папа его там, разумеется, окутает своей заботой, в его любви сомневаться не стоило, там будет безопасно… Но никакие доводы разума так и не заставили Ёнбока искренне хотеть переехать. Просто необходимость. Скорее всего, обратно он больше не вернется. Только если выйдет замуж, но об этом думать не хотелось совершенно. Никакого больше брака, Ёнбоку хватило и одного.       — Ты хорошо себя чувствуешь?       Минхо беспокоился за него, вполне ожидаемо. Он прекрасно видел состояние младшего брата и не верил, когда тот заверял, что все хорошо.       — Да, все в порядке.       Ёнбок взялся за пластиковый стаканчик, словно это был спасательный круг, способный вытащить его из пучины собственного переживания. Вода внутри была прохладной, а самого омегу в последнее время часто мучила жажда. Он отпил больше половины и поставил стаканчик на стол, не выпуская из правой ладони. Минхо, кивнув каким-то своим мыслям, вернулся к документам, которые перебирал.       Ёнбоку отчаянно хотелось домой, под защиту родных стен и подальше от чужих глаз. За минувшие месяцы он стал затворником. Несмотря на то, что шумиха с песней «Шлюха Ёнбок» уже заметно улеглась и у людей давно появились другие поводы для обсуждения и другие объекты для промывания косточек, омега все так же всех сторонился. Он даже в магазин не ходил, гулял в основном по маленькому дворику, и то когда стемнеет, выходил лишь для того, чтобы посетить врача на плановом осмотре. От прежней социально активной жизни не осталось и следа, все друзья, с которым он близко общался, исчезли из его жизни, на учебе он взял академически отпуск.       Это было добровольное затворничество, и братья не смели его ни в чем упрекать. Феликс сам совершал все покупки, а Минхо отвозил Ёнбока в клинику. Они берегли покой беременного брата, искренне надеясь на то, что радикальная смена обстановки вернет Ёнбоку вкус к жизни.       Когда дверь открылась, Ёнбок встрепенулся. Даже понимая, что они ждут Хёнджина, он все равно оказался морально не готов к его приходу. Уже через три секунды омега опустил взгляд, успев рассмотреть немного осунувшееся лицо все еще законного мужа. Тот был немного бледным и с черными кругами под глазами, не было привычной укладки, волосы были собраны в не самый аккуратный хвост на затылке. Черная одежда делала его еще белее, словно альфа вообще не здоров.       — Добрый день, — вежливо поздоровался Джисон.       Минхо в ответ лишь кивнул, поджав губы от вида Хвана, а вот судья улыбнулся.       — Здравствуйте. Полагаю, господин Хван и господин Хан, да? Мы как раз вас ждали.       Хёнджин так ничего и не сказал. Он выдвинул стул и присел как раз напротив Ёнбока, Джисон занял свое место перед Минхо. Ёнбок уловил взглядом ладони мужа — большие, с длинными пальцами и чуть выпирающими костяшками. Запахов не было — это одно из условий подобных судебных заседаний. Кто-то недобросовестный мог использовать свой феромон в корыстных целях, мог попытаться запугать оппонента или запутать. В судебном опыте бывало разное, поэтому использование блокаторов было правилом. С той лишь оговоркой, что у всех были медикаментозные блокаторы — несильные и безвредные, с временным эффектом, а у Ёнбока нательный, похожий на широкий чокер, который мягко прилегал к коже шеи и закрывал особые пахучие железы. Не самый надежный блокатор, но единственный, который можно использовать беременным без всякого риска для плода.       Когда все устроились, судья заговорил:       — Для начала я представлюсь. Меня зовут Со Ынкван, и именно я буду вести ваше дело. Моя задача — выслушать стороны, беспристрастно вникнуть в суть сложившейся ситуации и принять самое оптимальное решение. Здесь присутствуют супруги Хван и их адвокаты. Поскольку на развод подал супруг-омега, я даю слово его стороне.       — Благодарю, ваша честь, — своим профессиональным тоном отозвался Минхо. — Мой доверитель и ответчик состоят в браке на протяжении восьми месяцев, однако ни до, ни после бракосочетания они не жили вместе и не вели общего хозяйства. Несмотря на то, что близость между ними была, и она привела к беременности, как супруги они не жили ни одного дня. После свадьбы господин Хван уехал. Предполагалось, что на три месяца, но он не вернулся по истечению срока, не выходил на связь и вообще никак не интересовался жизнью моего доверителя. Как опекун, он должен был быть рядом в то время, когда мой доверитель лежал в больнице и особенно нуждался в поддержке, это характеризует господина Хвана как весьма неблагонадежного опекуна. За почти полгода он ни разу не вышел на связь, не знал о беременности своего супруга, не знал так же о том, что мой доверитель находился на стационарном лечении, когда едва не умер из-за передозировки лекарственными препаратами. Более того, есть свидетельства, доказывающие, что господин Хван изменял моему доверителю, и не раз. Поскольку он является публичной личностью, такие вещи совсем не просто утаить, — омега бросил на Хёнджина уничижительный взгляд, буквально на долю секунды позволил себе толику эмоций. — Не то, чтобы он вообще пытался что-то утаить. Исходя из вышесказанного, считаем необходимым признать этот брак недействительным. Зная уровень ответственности господина Хвана, стоит опасаться того, что он подведет моего доверителя в самый ответственный момент, поэтому брак нужно разорвать, чтобы мой доверитель вернулся под опеку отца и мог быть в безопасности в момент родов. Это так же соответствует пожелаю моего доверителя ограничить господина Хвана в правах на будущих детей, поскольку его морально-нравственный облик не соответствует никаким нормам…       — Это мои дети, — внезапно подал голос Хёнджин. — Я не позволю лишить меня родительских прав.       Судья посмотрел на альфу, на сей раз без улыбки.       — Господин Хван, прошу вас соблюдать регламент. Я обязательно дам вам слово, не нужно перебивать оппонента.       Хёнджин явно был зол. Джисон шикнул на него и несильно ткнул локтем в бок. Наконец, альфа поумерил свой пыл.       — Простите.       Ынкван кивнул и повернулся обратно к Минхо.       — Я понял вашу позицию. Что-то еще?       — Да, — кивнул адвокат. — Мы предлагаем обойтись без разбора материальной составляющей этого, с позволения сказать, союза. Мой доверитель не намерен никак посягать на имущество супруга, не запрашивает никакой материальной компенсации, хоть и имеет на это право, а так же не собирается подавать на алименты. Господин Хван может быть совершенно свободен от любых обязательств и продолжать жить, как и жил, ведя разгульный образ жизни. Это все.       Судья кивнул.       — Благодарю. Теперь слово стороне ответчика.       Хан Джисон, все это время кусавший губу, внимая словам Минхо, с готовностью кивнул.       — Ваша честь, мы полностью осознаем степень вины моего доверителя, однако не все так просто. Несмотря на то, что супруги Хван не жили вместе, их брак сложился благодаря сильному чувству. Да, мой доверитель уехал сразу после свадьбы, у него был гастрольный тур. Но он собирался вернуться, чтобы поселить своего мужа в собственном доме, сделать все как положено.       Ынкван задумчиво кивнул.       — Что же ему помешало?       — Мой доверитель был обманут, ваша честь. В этом есть и его вина тоже, так как он сразу поверил и не стал докапываться до правды, но господин Хван считал себя преданным любимым человеком, его сердце было разбито. Он был сломлен морально. Это не оправдание, он весьма эмоциональный и ранимый человек, и он долго не мог прийти в себя.       Ёнбок вновь решился поднять взгляд. Все же эти слова звучали именно как оправдание, причем не самое убедительное. Однако Джисон казался уверенным в свои словах.       — А что именно произошло? — терпеливо спросил судья.       — Он увидел видео весьма недвусмысленного содержания, которое было воспринято им как доказательство измены, потому как на нем был омега, очень похожий на супруга моего доверителя. Так уж сложилось, что никто из нас понятия не имел о том, что у Ёнбока есть брат-близнец, который не только имеет идентичную внешность, но еще и метку. Согласитесь, подобное кого угодно могло ввести в заблуждение.       Ынкван кивнул.       — Выходит, господин Хван не знал о том, что у него мужа есть брат-близнец?       Джисон кивнул.       — Он не был знаком с его родственниками, потому как никто из них не проживает в Хвасоне. А упомянутый близнец и вовсе является гражданином Австралии. Я не знаю, отчего Ёнбок не посчитал, что такая деталь заслуживает того, чтобы ее проговорить мужу.       — Порой, чтобы узнать какую-то информацию — достаточно задавать нужные вопросы, — вмешался Минхо. — Ваша честь, простите, что прерываю, но это разногласие могло быть решено одним телефонным звонком.       Судья вновь кивнул.       — Согласен с вами.       — Как я уже сказал, мой доверитель считал себя преданным и не смог найти в себе силы разобраться, — продолжить гнуть свою линию Хан. — Я не прошу никого из вас прощать ему такую слабость, лишь хочу внести ясность. Господин Хван любит своего мужа. Он продолжал его любить, когда считал, что ему изменили, пытался забыться от горя. И сейчас, когда вскрылась правда, мой доверитель намерен бороться за свою семью. Мы против развода, поскольку считаем, что брак можно и нужно спасать. Совсем скоро на свет появится двойня. Господин Хван — их отец. Он обеспеченный человек, он все так же любящий муж. И он готов взять на себя ответственность. В то время как Ёнбок намерен оставить своих детей без второго родителя.       От этих слов Ёнбоку стало дурно. Его ведь выставили чуть ли не виноватым во всем, хотя именно он — жертва. Разве нет?       — Давайте будем последовательны, — все таким же спокойным тоном сказал Ынкван. — Вы утверждаете, что господин Хван хочет сохранить семью и взять на себя ответственность, верно?       Он окинул внимательным взглядом Хёнджина, словно что-то прикидывая в уме. Хван сохранил спокойствие, понимая, что вопрос адресован ему самому.       — Все верно, — ответил альфа. — Я люблю Ёнбока. Я признаю свою вину и понимаю, что прощения мне не светит, но я собираюсь быть со своим мужем, потому что я нужен ему как опекун. А еще я собираюсь заботиться о наших детях. Я дам им все, что нужно, я сделаю их счастливыми. Возможно, Ёнбок сможет меня простить когда-нибудь. Не важно, сколько должно пройти времени — я готов ждать.       Ёнбок снова уставился на пустой стаканчик в своих руках. В глазах предательски защипало. Ну почему Хёнджин не пришел раньше? Почему он не сказал все это тогда, когда еще можно было что-то исправить? Омега снова ощутил себя до противного слабым и немощным. Воображение подкидывало красивые, но совсем нереалистичные картины невозможного будущего, где они с Хёнджином вместе возятся с детьми — двумя одинаковыми младенцами. Ведь это все могло бы быть, если бы Хван не стал изменять ему, спровоцировав то, что морально убило Ёнбока, раскололо ему душу на мелкие осколки.       — Звучит красиво, — кивнул Минхо, — но совершенно не убедительно. Ваша честь, господин Хван — певец, он состоит в рок-группе. Его турне могут длиться месяцами. О какой заботе и какой ответственности может идти речь, если он может через пару недель просто уехать давать концерты, снова оставив моего доверителя в полном одиночестве? Мы не в том положении, чтобы так рисковать и доверять жизни беременного омеги и двух младенцев такому альфе.       Он особенно подчеркнул «такому», вложив в это слово побольше негатива. Хёнджин бросил на омегу недовольный взгляд, но промолчал, словно признавая чужую правоту. Однако вместо него сказал Джисон:       — Ваша честь, господин Хван покинул группу. В качестве исполнения контрактных обязательств перед группой он отказался от авторских прав на написанные им песни и вернулся в Хвасон, чтобы постоянно находиться рядом со своим мужем.       — Да что вы говорите? — по полному сарказма тону Минхо легко можно было понять, что он в это не поверил. — На песню, посвященную мужу, тоже? Как она там называлась, напомните?       Джисон уставился на Ли, очевидно, загнанный в тупик, а Минхо сложил ладони в замок перед собой. Он был зол, Ёнбок хорошо чувствовал настроение старшего брата.       — Я так понимаю, речь о чем-то важном, да? — спросил судья. — Поясните, если это имеет отношение к нашему делу.       Хёнджин сохранил деланное спокойствие, и ему это тяжело далось. Стило ли вообще говорить, что он бесконечно жалеет о том, что вообще написал эту песню? Кто бы вообще мог подумать, что песня может практически сломать жизнь совершенно ни в чем неповинному человеку.       — Господин Хван написал прогремевшую на всю Корею песню, — ответил Минхо. — Песня называется «Шлюха Ёнбок». Текст переполнен нецензурными словами, отвратительными оскорблениями и ненавистью. Мой доверитель подвергся страшной травле, когда наш доблестный ответчик запел на всю страну свою мерзкую песню. Дошло до страшного — Ёнбок пытался покончить с собой из-за издевательств, и ему это практически удалось. Он не повторил попытку свести счеты с жизнью только потому, что узнал о своей беременности. Стоит ли мне говорить, как ему было страшно выходить из дома?       Ынкван приподнял брови вверх. Его это явно удивило.       — Хорошо, что я не слушаю современные песни, — словно между прочим заметил он. — Но должен отметить, что это внесло ясность. Теперь я понимаю, почему сторона истца хочет разорвать любые отношения между супругами.       Видя поддержку, Минхо продолжил:       — Было озвучено, что господин Хван — состоятельный человек. Это правда, у него хорошие активы, вот только помимо прочего там и деньги, что принесла эта песня. Мой доверитель не хочет, чтобы эти грязные деньги тратились на его детей. Он омега с хрупкой психикой, переживший настоящее предательство и травлю, он имеет право держаться на расстоянии от человека, испоганившего его жизнь.       Ёнбок зажмурился. Он не хотел плакать, но эмоции постепенно брали над ним верх.       — Ну, приветик, — сказал в тот Ёнсу, вальяжно переступив порог его дома. — Выглядишь паршиво.       Ёнбок в тот день даже в окно не выглядывал. Он исхудал, побледнел и осунулся, давно уже нормально не ел и перестал понимать, сколько прошло времени. Омега снова и снова писал сообщения Хёнджину, но каждое их них высвечивалось противным бледно-желтым цветом — отправка недоступна. Сообщения так и висели, никому не нужные и неинтересные, а Ёнбок все не мог смириться с тем, что любимый муж его заблокировал, ничего не объяснив.       — Что тебе нужно?       Голос был более хриплым, чем обычно. Ёнбок не только выглядел паршиво, он так же паршиво себя чувствовал. А вид сияющего улыбкой Ёнсу сбивал с толку.       — Да вот, хотел новостью поделиться, — все так же радостно сказал незваный гость. — Ну и гадюшник, как у тебя тут воняет затхлостью. А впрочем, не важно, я ненадолго. Представляешь, я вернулся только вчера, до этого почти целый месяц кутил по Штатам с группой твоего мужа. Хён такой красивый и страстный, я все еще под впечатлением.       До Ёнбока не сразу дошло, о чем вообще речь.       — Что?       — Я был группи, да-да! — Ёнсу засмеялся. — Делал мелкую работу, но зато бесплатно смотрел все концерты и иногда тусил с парнями из группы. Мне понравилось. А еще мне понравилось проводить время с Хёнджином. Он прям секс-машина, а я ведь у него был не единственным омегой. Но, как не кажется, со мной ему нравилось больше, он меня чаще звал к себе в гримерку и даже в номер гостиницы.       Радостный визг Ёнсу слышался словно через плотную вату в ушах. Ёнбоку стало дурно, он понимал смысл слов, но мозг отказывался улавливать общую суть сказанного. Это было самое обычное отрицание, которое уже начало переходить в принятие.       — Ты вообще о чем?       Ёнсу фыркнул.       — Ну ты и тормоз, конечно. Помещения надо проветривать, чтобы голова лучше соображала. Я о том, что Хёнджин в полной мере мстит тебе за то, что ты ему изменил. Еще вчера я был с ним в его номере. Что, не улавливаешь на мне его запах?       Ёнбок сглотнул. В том-то и дело, что запах он уловил практически сразу. В этом и был весь ужас ситуации. Грудь сдавило болью. Значит, Хёнджин развлекается с омегами, пока его законный муж, прячась от гнобящих его людей, сидит взаперти дома и все пытается докричаться до своего альфы?       — И что дальше?       Омеге честно хотелось, чтобы его голос звучал твердо, но вышло откровенно жалко и сломлено. За что Хёнджин ему так мстит? В чем Ёнбок так провинился? У Ли не было ответов на эти вопросы.       — Да ничего, — Ёнсу пожал плечами. — Думаю, когда у них начнется второй тур, я снова поеду. Хён наверняка снова будет звать меня к себе, а я, конечно, буду только рад, ведь он отлично трахается, — гость смерил Ёнбока насмешливым взглядом. — И чего тебе только не хватало? Такого альфу себе и отхватил, и с таким позором упустил. Я буду умнее тебя. Ну, ладно, пойду я, у меня еще много дел.       Не прощаясь, Ёнсу элегантно развернулся и ушел, не закрывая за собой дверь. От его мокрых ботинок остались следы на паркете, на улице было слякотно и холодно после дождя. Но Ёнбок не чувствовал холода, совершенно. Он вообще не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей обиды. Хёнджин его предал, променял на случайные связи. Должно быть, Ёнбок мог ему простить и безразличие, и эту ужасную песню, и даже сам факт того, что его гнобили по вине Хвана, но точно не предательство. Это было смерти подобно.       Дверь Ёнбок так и не закрыл, хотя и заимел в последнее время привычку запираться на все замки, боясь людей за пределами дома. Теперь ему стало совершенно безразлично все на свете. Пусть хоть все население города ворвется и будет обзывать его шлюхой, смеяться и улюлюкать — плевать. На все уже плевать.       Хёнджин его предал, растоптал их любовь, уничтожил его морально, даже не сказав толком ничего. Ёнбок, похоже, был недостоин объяснений. Хван решил, что заморачиваться не нужно? Что можно вот так просто бросить его и сразу найти несколько доступных замен?       Ничего уже не осознавая, Ёнбок направился в спальню. Он замер, уставившись на кровать, вновь живо вспомнив о том, как они с Хёнджином на ней иногда спали. Его любимый альфа, уставший, но всегда счастливый в его объятиях. Почему все это вдруг закончилось? Почему Хван так резко переменился в своем отношении к нему? За что он так с ним поступает…       Омега отвернулся от постели и наткнулся взглядом на аптечку, в которой он искал таблетку от головной боли до прихода Ёнсу. Некоторые лекарства лежали на столе, он сам их вытащил. В аптечке было много таблеток, вызывающих в большом количестве интоксикацию. Более Ёнбок ни о чем не думал. Это показалось решением всех проблем. Если он не нужен Хёнджину, если он для своего альфы не более чем грязь под ногами, то, наверное, не стоит дальше жить. Да и зачем?       Руки сами потянулись к пластиковой баночке. Жёлтые таблетки в ней переливались на свету от ночника своей гладкой оболочкой. А все, что было потом, слилось в один бесконечный, такой реалистичный сон, в котором Ёнбок умирал снова и снова. Он не помнил, как наглотался таблеток, не помнил (или не видел), как в дом забежал Минхо, переполошившийся из-за распахнутой входной двери, как старший брат дрожащими руками набирал скорую, как его увезли в больницу и сделали промывание желудка. Ничего этого Ёнбок не помнил совершенно. Он хотел лишь умереть — по-настоящему и навсегда, чтобы больше не было боли и отчаяния, чтобы больше не плакать и не писать снова и снова сообщения Хёнджину в надежде на ответ.       — Вы в порядке?       Голос судьи вернул Ёнбока в реальность, в которой он все же не смог сдержать слез, предательски побежавших по щекам вниз. Плечи задрожали, из груди начали рваться все еще сдерживаемые рыдания. Омега сам себя ненавидел за свою слабость, но поделать ничего не мог. Он слаб, эмоции всегда берут над ним верх. А тот, кто однажды обещал защищать его от всего на свете, сам причинил ему страшную боль и стал чужим человеком.       — Бокки?       Минхо обеспокоено коснулся его плеча, но омега этого даже не почувствовал. Истерика, спровоцированная тщетными попытками держать эмоции под контролем, начала прорываться, уничтожая все хрупкие стены, которые Ёнбок так старательно выстраивал вокруг себя. Все было тщетно, он все такой же жалкий и немощный.       — Солнышко!       Ёнбок вздрогнул, потому что прикосновение мужа он ощутил более чем отчетливо. Не открывая глаз, омега понял, что Хван вскочил с места и, обойдя стол, приблизился к нему. Должно быть, присел перед ним на колени, а уже потом схватил за руки. Его ладони — большие и теплые, — показались такими родными. Любимый альфа, его единственный альфа… Жестокий, беспощадный предатель.       — Маленький, что такое? Болит что-то?       Почему так много искреннего волнения в голосе? Ёнбоку стало только хуже от этого. Ведь уже поздно, уже все самое плохое произошло. Омега отчаянно замотал головой. Все его нутро страстно желало быть ближе к своему альфе. Оказаться в его объятиях, в плену его природного аромата, под защитой его рук — таких теплых и таких любимых. Но разум истошно кричал, что надо гнать прочь предателя. Предавший однажды предаст снова — это нерушимая истина. Тот, кто с холодным сердцем отвернулся от своего омеги, поверив чужим людям и не дав любимому человеку хоть что-то объяснить, уже не любит и не будет любить никогда.       Эти внутренние противоречия разрывали Ёнбоку душу и терзали и без того покрытое шрамами сердце. Он распахнул глаза и сквозь пелену слез увидел лицо своего мужа. Его альфа — как же много омег познало утехи с ним? Скольким он дарил ласки, пока Ёнбок рыдал в подушку? Как сильно он растратил себя на случайные связи, пока его омега преданно ждал, считая дни и часы, чтобы вновь оказаться в объятиях любимого?       Такое любимое лицо. Но вместе с тем такое чужое и ненавистное.       — Убери от меня руки!       Он и сам не ожидал, что осмелиться перейти на крик. Оттолкнув Хёнджина, Ёнбок обнял свой большой живот, словно тем самым заявляя, что ни за что не отдаст свое сокровище такому вот мужу. Бывшему мужу, если быть точнее, ведь это вопрос времени.       — Котенок…       Хван был растерян, он определенно не знал, что ему вообще делать в такой вот сложной ситуации, но у Ёнбока не был ни сил, ни толики милосердия на то, чтобы как-то ему помогать искать пути решения. Нет смысла пытаться развязать Гордиев узел, его можно только решительно разрубить. Именно поэтому омега вложил в слова всю имевшуюся у него решимость.       — Не смей трогать меня руками, которыми касался их.       Он отвернулся от Хвана, не в силах больше видеть его лицо, и тут же оказался в действительно надежных объятиях старшего брата. Минхо прижал его к себе и погладил по голове, утешая без слов, прекрасно понимая, что у него на сердце.       Поскольку ситуация вышла из-под контроля, Ынкван поднялся на ноги.       — Вынужден закончить первое слушание раньше запланированного, — сказал он, ни в коем случае не смея заставлять беременного омегу успокоиться ради того, чтобы дальше обсуждать развод. — Господин Хван, господин Хан, вам лучше уйти. Я позднее сообщу о дате второго слушания.       Хёнджин его, кажется, вообще не услышал. Он все так же сидел на коленях, растерянный и потерянный, словно маленький ребенок, и смотрел в спину подрагивающего от рыданий Ёнбока, которого обнимал Минхо. В этот момент даже у Ынквана появилось немного сочувствия к альфе, однако судья решительно отмел это чувство. Он должен быть беспристрастным. Тем более, что в этой ситуации омеге все равно в разы хуже и тяжелее.       — Идем.       Джисон, спешно собравший вещи, потянул Хвана за собой, а тот опустил взгляд, не споря, понимая, что во всем виноват лишь он один. Как только они ушли, судья обратился к Минхо.       — Позаботьтесь о нем, не буду вам мешать. Можете оставаться в кабинете столько, сколько нужно.       — Благодарю, — тихим тоном отозвался Ли.       Он понимал, что просто не будет. Ёнбок — это тот тип омег, которые любят всецело, отдаваясь этому чувству полностью, и так же всецело страдают, когда их предают. Зная много подобных случаев, Минхо искал плюсы и находил их хотя бы в том, что его брат старается жить дальше ради детей, ведь были случаи, когда преданные омеги вообще теряли способность чувствовать хоть что-то даже к собственному потомству. Поэтому Минхо молчал, обнимал Ёнбока и гладил его по волосам. Ничего, они справятся, старший брат постарается быть сильным за них двоих.

***

      Феликс немного нервно курил, сидя на единственной скамье как раз перед большим зданием суда. Он не знал, чего ждать от первого слушания, а поэтому нервничал и переживал за брата-близнеца. Они оба были эмоциональными, но если Феликс, однажды сломленный настолько, что едва не умер, научился быть отстраненным, то у Ёнбока это никогда не получалось.       — И правда — просто копия Ёнбока.       Голос со стороны заставил омегу обернуться. Чуть в сторонке застыли двое. Судя по всему — альфы, оба хорошей комплекции, с мускулатурой, как всегда нравилось Феликсу. Он был удивительно падок на подкаченные сильные тела, несмотря на то, что инстинктивно все еще испытывал страх перед альфами — опять же, из-за травмы, которую ему причинили в детстве. Метка на шее болезненно заныла, но омега ее привычно проигнорировал. К этому шраму он тоже давно привык.       Тем временем один из альф, отчего-то сияющий белозубой улыбкой, подошел ближе. Второй последовал за ним. Он явно был сбит с толку и смотрел на Феликса как на седьмое чудо света. Приглядевшись, омега понял, что уже видел их лица прежде, но не лично.       — Ты ведь его брат, да? — немного беспардонно спросил альфа. — До сих пор не могу это осознать.       Феликс поджал губы. Да, точно, это были те самые парни из группы, в которой пел Хван Хёнджин.       — А вы друзья патлатой ошибки природы?       Альфа хихикнул.       — Вроде того. Прости, я даже не представился толком, — серьезно, этот альфа был просто очарователен в своей непосредственности, несмотря на то, что в нем легко угадывался доминантный альфа. А ведь доминантные вызывали у Феликса панику, потому как всегда давили своим феромоном, даже неосознанно, и это вызывало боль в теле омеги из-за метки, и панику из-за последствий травмы. — Я Кристофер Бан, можно просто Крис.       Только в этот момент до омеги дошло, что все это время альфа говорил на английском, причем с ярко выраженным австралийским акцентом. А еще второй альфа, который был чуть ниже ростом, но обладал более развитой мускулатурой, вообще не понимал, о чем они говорят.       — Ты нездешний?       Крис кивнул.       — Я из Австралии, как и ты, — он перешел на корейский. — А это Со Чанбин. И да, мы состоим в одной группе с Хёнджином и дружим.       — Херово дружите, если не можете сделать так, чтобы ваш патлатый дружок думал головой, а не головкой.       — Вижу, Хёнджин не в твоем вкусе.       И снова этот Крис улыбнулся. Феликс, признаться честно, растерялся от такого ответа. Он ожидал, что доминантный альфа разозлится из-за таких слов о его друге или хотя бы перестанет светить не в меру яркой улыбкой, но Бана, похоже, этим не проймешь.       — Омегаподобные тупые альфы точно не в моем вкусе.       — Мы пытались на него повлиять, — отозвался Чанбин, который сохранял серьезность, — но поди донеси до него адекватные мысли.       Феликс поджал губы.       — Не всем дано иметь рабочий мозг.       Крис кивнул, все так же нисколько ничем не задетый.       — Верно. Мы присядем?       Омега затянулся, уже докуривая сигарету.       — Ну, присядьте. Скамейка общественная, а не моя собственная.       Альфы были странными, причем каждый по-своему. Феликс понятия не имел, как на них вообще реагировать, особенно на слишком счастливого Криса.       — У тебя потрясающий голос, — продолжил Бан. — Я бы сказал, что как и у Ёнбока, но твой словно еще ниже и более хриплый. Наверное, от курения, да? — не дожидаясь ответа, он продолжил: — Ты когда-нибудь занимался вокалом?       Вот теперь ответ требовался. Омега пожал плечами.       — Ну, было дело. А что?       — Никогда не думал о том, чтобы петь профессионально? Например, в группе.       Феликс на мгновение замер.       — Как вы?       — Ну да. У тебя потрясающий голос, а вкупе с такой красивой внешностью эффект просто бомба. Так ты еще и омега, а для омег типичнее милые звонкие голоса. Ты прям находка для любого музыкального продюсера. Подумай об этом, ладно?       Феликсу и прежде говорили о его голосе, но в совершенно ином ключе. Да, все удивлялись, стоило ему только заговорить — слишком низкий бас для настолько миловидного омежки. Слишком ненормально, так не должно быть — вот что обычно говорили.       — Мне это не нужно, — отмахнулся омега. — Я вообще скоро возвращаюсь в Австралию.       — И все же подумай. Твой голос прекрасен, Феликс.       Это смущало, хоть омега и не подал виду. Никто прежде не говорил таких приятных слов касаемо его голоса.       — Ладно, подумаю.       Чертов Крис каким-то образом заставил Феликса забыть о своей дерзости. Он просто согласно кивнул вместо того, чтобы грубо послать нахуй, как делал это обычно. Может, это феромон доминантного так странно работает? Мало ли, может у Криса какой-то невероятный контроль над ароматом, что он смог практически приструнить омегу?       — Дашь мне свои контакты? Просто на случай, если вдруг тебе станет интересно поработать в музыкальной сфере.       И снова эта сражающая наповал улыбка. Молчаливый Чанбин то и дело косился в его сторону из-за плеча друга, но даже не пробовал как-то привлечь внимание к себе, и Феликс вдруг вспомнил, что Ёнбок рассказывал ему о друзьях своего горе-мужа. Изначально взаимности от него добивались сразу трое альф. Он выбрал патлатого и смазливого Хёнджина, ему в целом такие альфы всегда и нравились. А вот Феликс такой типаж на дух не переносил, предпочитая гору мышц и щетину на мужественном лице.       — Ладно.       И снова он согласился, уму непостижимо. Получив его номер и зафрендившись в социальных сетях, Крис спросил снова на английском.       — Хёнджин не в твоем вкусе, это понятно. А какие альфы в твоем?       Это было сродни вмешательству в личную жизнь, но едва Феликс собирался нагрубить, как его снова обезоружила чужая улыбка. Как вообще этот Крис это делает?       — Тебе-то это зачем?       — Просто интересно, какие альфы тебе нравятся?       Омега уставился на Бана, словно стараясь разглядеть в мягких чертах лица какие-то ответы на свои вопросы. Альфа не был похож на типичного корейца, его внешность была действительно интересной.       — Такие, как твой друг, — ответил Феликс, взглядом указав на Чанбина, который в самом деле был полностью в его вкусе. Пользуясь тем, что Со их не понимает, омега дополнил: — Люблю сильных и накачанный. И люблю бывать под ними или верхом на них.       Омега искренне надеялся на то, что это оттолкнет Криса, заставит его испытать отвращение. Ведь альфам никогда не нравятся опытные омеги, которые еще и беззастенчиво делятся подробностями. Однако оказалось, что Бана вообще ничем не пронять.       — О, понимаю. Я и сам от него в восторге. И был бы не против оказаться на нем, ну или под ним, без разницы.       Феликс не поверил собственным ушам. Что это вообще сейчас такое было? Он пытался шокировать Криса своей бесстыжестью, а в итоге сам оказался шокирован. И снова эта невинная милая улыбка. Разумеется, омега, едва отойдя от шока, хотел спросить, какого вообще черта этот наглец делится с ними своими пошлыми фантазиями, но их внимание привлекла открывшаяся массивная дверь. Перед ними показались сперва Хёнджин, а потом Джисон. Хван, не обращая внимания ни на кого вокруг, направился к машине, вид у него был неважный. Хан мотнул головой, смотря на друзей, говоря им следовать за ними, так что Крис и Чанбин поднялись на ноги.       — Увы, но нам уже пора. Было очень приятно познакомиться, Феликс, я напишу тебе, — Бан подмигнул, а у омеги не хватило сил послать его, как он всегда посылал наглых зарвавшихся альф.       — Пока, — немного смущенно попрощался Со, махнув рукой.       — Бывай.       Произошло что-то очень странное, и Феликс, не понимая вообще ничего, захотел снова закурить, но вместо этого бросил окурок в урну. Раз вышел Хван, значит, слушание закончено. Сильно рано, но все же. А значит, нужно перестать дымить и дождаться братьев. И желательно выкинуть из головы любые мысли о двух странных альфах.