***
Хони чувствовал себя неуютно под взглядом отца. — Я думал, что ты будешь говорить со всеми нами одновременно. — Я тоже так думал, а затем понял, что, возможно, вам будет комфортно поговорить со мной, а потом друг с другом, — Бледный Король спокойно сидел в своем кресле. Они оба молчали. Идя сюда, в кабинет отца, у Хони были тысяча и одна мысль, которую он хотел сказать отцу. Об его гиперопеке, которая почти тут же сменяется безразличием, об его холодности, об его недоверии — обо всем, что терзало его все это время. Но сидя тут он чувствовал, что не может сказать ничего. Лотос был бы храбрее его, его брат ни раз кричал об их отце и ругался с ним, он всегда был самым храбрым из них. И все же, Хони же хотел доказать, что не ребенок, не так ли? А это значило, что он должен был сам все сказать. Он должен был… Руки продолжали лежать на его коленях. Бледный Король несколько секунд смотрел на Хони. Эта ночь была долгой для него, полная раздумий и сомнений, а этим утром, видя, как Гримм несет своего сына на руках в библиотеку, Бледному Королю неожиданно все стало предельно ясно. Он хотел так же. Он хотел носить своих детей так же, он хотел смеяться с ними и учить их, нежно гладя по голове. Но он не мог. Его дети выросли, пока он отчаянно отрицал собственные чувства. Его отношения с Белой Леди были совершенно другими, они не напоминали этого палящего чувства в его груди. Она была богиней жизни, а он богом разума. Бледный Король всегда знал, что такая любовь будет холодной, медленной, больше созидательной, чем какой-либо другой, и это было хорошо. Бледный Король не любил тепло. Но теперь этот огонь был в нем, и пытаться погасить его было пустой тратой времени, которое ему теперь не вернуть. — Мне жаль, — тихо сказал Бледный Король. Хони вздрогнул и посмотрел прямо на него, удивленный. — Я так сильно виноват перед вами. Я… не был вам отцом, не так ли? Хони поднял было руки в отчаянной попытке опровергнуть его слова, но замер. Его плечи опустились, а взгляд погрустнел. — Нет, — в конце концов показал он. — Не был. — Я не могу исправить прошлое, но… может быть ты сможешь подсказать мне как изменить будущее? У Хони не было губ, но если бы были, он бы улыбался. Его руки ожили, заплясали с целью передать все его мысли и идеи.***
— Что же, ты наконец решил это признать, — прожестикулировал Лотос, явно скрывая свои чувства за бравадой. — И что дальше? Мне заплакать и обнять тебя? Это было влияние Херры, Бледный Король был в этом уверен. Лотос ни за что не набрался бы подобного у Лурьена. — Нет, но я бы хотел выслушать твои мысли на этот счет, потому что, не смотря на то, что у меня четверо детей, я ничего в этом не смыслю. — Да, у Гримма сын лишь три дня, и он справляется лучше тебя. — А еще он чувствует любые страхи своего ребенка, так что ему априори легче. Но не в этом суть, — Бледный Король решил обрезать их зарождающийся спор в зародыше. — Я хотел узнать твое мнение. — О, ты пожалеешь об этих словах, — Лотос принялся разминать плечи и кисти. — Ты так сильно о них пожалеешь. Спустя час Лотос покинул кабинет… все же отца, зная, что тому потребуется перерыв после всего. Ему не было ни капельки жаль, он готовил эту речь всю свою жизнь, как только впервые увидел опечаленного Рыцаря. И все же, возможно у Бледного Короля был шанс. Не у Белой Леди. Не у нее.***
Честно? Бледный Король позвал Призрака лишь для галочки. Он превосходно понимал, что малыш не собирается ничего ему говорить, лишь продолжая таращиться своими бездонными глазами. И все же Белый Король дал ему разрешение прийти к кузнецу и улучшить его гвоздь, потому что после того, как утром обнаружился сломанный замок на пути боли, Бледный Король окончательно убедился, что нет двери, которая могла бы остановить Призрака. Самое сложное испытание ждало его впереди. Бледный Король порадовался своему решению отменить все встречи, что были запланированы на сегодня, потому что жесты Хони и Лотоса лишь подтвердили его опасения. Слова Гримма не были ложью. Бог Кошмаров был правдив, и Бледный Король не мог простить себе того, что это было правдой. Легкий стук в дверь подтвердил неизбежность того, с чем ему придется столкнуться. — Входи, Рыцарь. Его старший сын, его главная гордость, вошел в кабинет и тут же поклонился. Никто из его братьев не делал этого. Бледный Король никогда не просил об этом. И все же его старший сын всегда кланялся ему. Как же сильно он облажался? — Не надо, — тихо сказал он. Рыцарь тут же поднял голову с недоверием. — Не кланяйся мне. Это должны были делать слуги, его подчиненные, но не Рыцарь, не… не его семья. — Мой Король? — Сядь. Подойди и сядь. Рыцарь аккуратно прошелся по кабинету, стараясь не задеть ничего своими рогами, и аккуратно опустился на стул. В комнате повисло молчание. — Ты знаешь… ты знаешь, что ты дорог мне? — неуверенно начал Бледный Король. Рыцарь кивнул. — И… если бы с тобой что-то случилось, я бы не простил себе этого? Рыцарь не двинулся. Бледный Король медленно поднялся с места, обошел стол и аккуратно, давая возможность Рыцарю отстраниться, взял его маску в руки. — Ты знаешь, почему я никогда не провожаю тебя? Рыцарь легонько покачал головой. — Потому что я знаю, что если я увижу, как ты уходишь… я отменю приказ, отменю миссию из страха, что не буду рядом, чтобы помочь. Как сложно и легко было говорить это. Он будто ломал стену, что защищала его, его сердце, его душу — все, что он так бережно хранил… — но из-за которой он ничего не видел. Рыцарь учащенно задышал, отшатнулся прочь из рук Короля, стул с грохотом опрокинулся на пол, но никто не взглянул на него. Рыцарь смотрел на Бледного Короля, но и сквозь него одновременно. Что было в его голове? О чем он думал? Бледный Король не знал, и что делать он тоже не знал. — Рыцарь, — позвал он, не двигаясь. — Я прошу тебя, иди в свои комнаты, поговори с братьями, обдумай мои слова, какими бы невероятными они бы тебе не казались. И приходи, когда захочешь, — он слабо улыбнулся. — Мои комнаты открыты для тебя всегда.***
В бездне было все так же тихо, так же холодно. Гримм опустился уже на знакомую платформу и мягко провел ладонью по темной глади. — Здравствуй, дорогая моя, — он улыбнулся, когда тени заколыхались, поднялись, опутывая платформу и показалось два белых глаза. — Я снова вернулся. Взгляд глаз заскользил вокруг него, словно ища что-то… или кого-то. — Прости, я не взял Ороро, — пояснил Гримм. — Он весело проводит время со своим новым другом. После этих слов раздался странный звук, Гримму показалось, что Бездна вздохнула. А затем замелькали знаки, которые Гримм с трудом смог расшифровать. «В следующий раз обязательно приведи его». Ах. — Прости, — плечи Гримма опустились. — Я… не уверен, что будет следующий раз. Щупальца Бездны застыли. Она замерла в ожидании. — Я… ты должна понять, — он прикусил губу. — Я хочу вернуть Лучезарность, но это… этого можно достичь, лишь если… мне нужно, — он опустил глаза. — Я волью в нее свое пламя… все мое кошмарное «я». — @#$%^&*(*&^%$$#@!!! — Бездна загромыхала вокруг него, Гримм прижался к земле, закрывая уши, спасая себя от гнева одного из древнейших богов. Это всегда было так ужасно. Этот первозданный грохот и гнев небытия, вечной тьмы… он напугал бы любого. Наконец, спустя время, Бездна затихла. Гримм выпрямился, чуть поправляя плащ. — Я сделаю это, — тихо сказал он. — Я обязан сделать это, — Щупальце сжало его ногу. Появился символ, нет, силуэт. Такой знакомый ему силуэт. — Ороро? — спросил он. — Ох, он будет в порядке. Он сильный мальчик, и Призрак уже обожает его, а если все пойдет на перекосят, Бледный Король будет чувствовать себя обязанным, и на крайний случай, Лучезарность должна прийти в норму и- Ай! — казалось, что Бездна собиралась сломать ему ногу. — Что ты хочешь?! — он всплеснул руками. — Я тоже не хочу оставлять его! — его голос перешел на крик. — Но она набирает силу, она сходит с ума, и каждый день увеличивает шансы моего провала! Ты должна это понимать! Ему хотелось плакать. Конечно, он не хотел оставлять сына. Как он мог желать этого? Ороро был чудесным, но его сестра… его сестра тоже была добрейшей из богинь, а теперь она погрязла в безумии из-за его действий. Какое-то время все снова погрузилось в тишину. Бездна будто что-то обдумывала, и, в конечном счете, кажется, приняла решение. Снова замелькали символы, Гримм вчитывался в них, пытался понять, что удалось далеко не с первого раза, но когда он понял, ему показалось, что он забыл как дышать. — Ты… хочешь получить тело?