***
— Ваша Честь, разрешите обратиться? Нёвиллет поднял замыленный взгляд от заполняемых бумаг. Работы навалилось столько, что ни одной машине Антуана Роже не поднять. Сейчас ему как никогда пригодилась истинно драконья выдержка, но он провёл без еды уже двое суток, а спать ложился лишь на несколько часов суммарно, и то на диванчике в своём кабинете. Сердобольные мелюзины-служащие накрывали его своими фирменными сотканными вручную одеялами в такие моменты. От них исходил знакомый аромат моря и спокойствия, кусочек элементальной энергии, роднящий бывшего морского змея и его маленьких юрких сородичей. Тогда он просыпался чуть менее вымотанным и готовым снова работать, при этом стараясь не обращать внимания на беспокойные подёргивания ушек-рожек маленьких сослуживиц. — Госпожа Фурина велела передать, что не сможет сегодня быть на вручении дипломов выпускникам полицейской академии. Она попросила вас сделать это. — Когда и где? — Через час с четвертью, на площади возле здания Водного вокзала. Разрешите идти? Нёвиллет взмахом руки отпустил посыльного Архонта и откинулся на спинку кресла, прижимая ладони к глазам. На что он надеялся, слыша фразу королевского посыльного: "Госпожа Фурина велела передать..." ? За этими словами, как всегда, следовало ещё больше работы. Измученная голова отозвалась на неприятную перспективу куда-то идти протестующей резью в висках: хочешь-не хочешь, а пришлось вызывать мелюзину с лекарством от головной боли и лёгким перекусом. Нёвиллет дождался, пока настойка сработает, оправил судейскую мантию и манжеты перед скрытым в дверце одного из шкафов зеркалом. Это немного. Он вручит дипломы и звания, закончит текущую бумагу и отправится к себе домой. Остальные документы заполнит одна доверенная мелюзина, умеющая писать не хуже человека, а все возможные формы знавшая едва ли не лучше самого верховного судьи. Перед зданием вокзала собралась небольшая толпа. Люди и мелюзины махали и улюлюкали, приветствуя десятерых молодых юношей и четырёх девушек в новых, с иголочки, формах настоящих жандармов, сменивших потрёпанные куртки с вышивкой академии. Солнце било в глаза Нёвиллету, он стоял как раз против него, ощущая, как змей внутри сворачивается в недовольный клубок и шипит, стараясь скрыться от яркого света. Он ненавидел жаркое, потное лето. Была б его воля, небо бы всегда было затянуто лёгкими белыми облачками, надёжно скрывающими противное светило. Нёвиллет уже обещал себе, что стоит ему вернуться в свой особняк, и он тут же забьется на дно импровизированного подземного грота с ледяной водой, надёжно скрытого под зданием при его строительстве. Он уже очень давно не принимал свою истинную форму, несущую в себе тотальное расслабление и покой. После такой рабочей недельки это всё, что он хотел – впасть в спячку на сутки, зарывшись носом в чешую на свёрнутом колечком хвосте. Он почти методично поздравил и вручил дипломы и права на управление меками большинству бывших курсантов. Остались трое: двое парней и девушка, насколько понял Нёвиллет, то были лучшие из лучших, им полагались офицерские звания. — Плохо выгляди... те, Ваша честь. Нёвиллет поднял взгляд от маленького именного жетона, разрешающего управление меками, и встретился глазами со смеющимся льдистым холодом смутно знакомых радужек. — Ризли? Это ты? — Да, Ваша честь. Я сдержал обещание. Нёвиллет смотрел в это возмужавшее лицо, вспоминая эмоции, связанные со встречей почти двенадцатилетней давности. Этот срок – ничто для дракона, все подробности их встречи отыскались в памяти довольно быстро. Ризли вырос и весь как-то погрубел. Те черты, которые его заметно выделяли среди других детей, стали ещё более внушительными, взгляд – прямым и бескомпромиссным, тренированное тело лишилось юношеской грации, Ризли стал полноценным служебным псом, и сравнение это не казалось оскорбительным, а вызывало лишь чувство искреннего уважения. — Я не сомневался в тебе. Нёвиллет повесил ему на грудь знак отличия, вручил бумаги и жетон, пожал руку. Он проделал это с оставшимися отличниками и отошёл, позволяя директору полицейской академии произнести речь под радостный шум родственников и друзей выпускников. Остаток мероприятия прошёл как в тумане. Радость от встречи со старым знакомым едва пробивалась сквозь пелену усталости. Так всегда, стоит хоть немного отпустить себя и подумать об отдыхе, и весь рабочий настрой летит ко всем чертям каэнриахским. Он уже решил про себя, что не вернётся во дворец Мермония ни сегодня, ни завтра. Он не будет заканчивать даже тот, оставленный на столе документ. Мелюзины найдут и дозаполнят, свою печать он поставит позже. Если что, его секретарь знает, какие дела стоит принести и ему на дом за исключительной важностью. А сейчас только дойти и спать, спать, спать... Его особняк находился недалеко от городских стен, за холмом. Мощёная тропинка петляла между камней, вызывая лёгкую тошноту каждым своим резким поворотом. Сточенная светлая брусчатка начала мельтешить перед глазами, и тогда Нёвиллету пришлось остановиться и закрыть глаза ладонью. Он не мог отделаться от ощущения, что не дойдёт даже с тростью. Вдруг чья-то тёплая рука взяла его за локоть и поддерживающее приобняла руку, отстраняя ладонь от глаз. Нёвиллет слегка наклонил голову. Конечно, это было то нерадивое дитя. — Ты следил за мной? — Что с того, просто мне показалось, что ты совсем плох, Ваша честь. — Я рад, что тебя в академии хотя бы обучили обращаться к старшим согласно этикету. Хоть на твои манеры это всё равно никак не повлияло, — но на чужую руку Нёвиллет опёрся и благодарно сжал её в слабеющих пальцах. — Пошли, а то свалишься тут. Я-то сильный, донесу если что, но если кого встретим, меня упекут за похищение. Нёвиллет лишь усмехнулся. Так они дошли до невысокого изящного забора, поросшего виноградом. На удивление Ризли, особняк Верховного судьи выглядел весьма скромно по меркам высшей аристократии: просто двухэтажный дом белого камня с большим тенистым садом. Высокие плодовые деревья и поросшие всеми известными и неизвестными видами цветов клумбы являлись главным украшением этого жилища. Навстречу им уже спешили две мелюзины в милых голубых курточках, у одной, видимо исполняющей роль дворецкого, на шее было импровизированное жабо из нескольких рюшек, вторая же спешно вытирала о передник перемазанные в земле ручки. Завидев мрачную немного угрожающую фигуру Ризли, обе застыли как вкопанные. — Всё хорошо, Эльфелет, Меваль, это мой старый друг, — Нёвиллет приветственно кивнул, на что мелюзина в грязном садовническом фартуке поклонилась и скрылась в пышных зарослях, облачённая же в костюм дворецкого подала Ризли руку. — Я благодарю вас за помощь нашему господину, могу ли я узнать ваше имя? Я Эльфелет, дворецкий месье Нёвиллета. Скажите сразу, какие чай и вино вы больше любите, я заведу для вас специальную гостевую карту с вашими предпочтениями. Ризли остолбенел от такого словесного потока и отмер только когда Нёвиллет мягко высвободился из его ставшей в задумчивости железной хватки. — Завари нам чай с чабрецом, Эльфелет. Они сели на веранде друг напротив друга, как когда-то. Нёвиллет откинулся спиной на разогретую после жаркого дня отделанную пихтой стену и вдохнул резковатый хвойный запах. Тепло. Ветерок и севшее уже солнце несколько ломали его желание спуститься в грот и заснуть в ледяной воде, а не в уютной кровати. Просто тогда, днём, он умирал от жары и не допускал даже мысли о разогретой перине. Теперь же... возможно, нужно всё-таки отдать Эльфелет распоряжение расстелить его кровать. Ризли на другом конце скруглённого стола молчал и слегка приобнимал обжигающий фарфор пальцами в полуперчатках. Тихо. Только вечерние птицы пели где-то в соседнем перелеске. Нёвиллет прикрыл глаза и сплёл свои пальцы на руках. Он не мог более сопротивляться всепоглощающей усталости и полностью отпустил внутреннюю цепь, на которой сидел укрощенный морской змей. Пусть Ризли видит. Нёвиллету было уже всё равно. Ризли сдавленно втянул носом воздух, когда мягкие отростки на голове Верховного судьи засветились в вечернем сумраке. Сквозь белоснежные волосы прямо у него на глазах выросло ещё два, более плоских и широких, они опали на плечи, а сквозь расстёгнутый воротник он заметил бегущие к ещё более заострившимся и вытянувшимся ушам дорожки оживших чешуек. Они очертили узоры на скулах Нёвиллета, расцвели замысловатыми завитушками на висках и скрылись в густых прядях на голове. Ему впервые за долгие-долгие годы стало жаль, что он не может различать цвета. Ризли встал и подошёл к некогда казавшейся ему такой внушительной фигуре. Сейчас перед ним был просто очень уставший человек, пусть и в образе дракона. Присев на одно колено, Ризли мягко подхватил Нёвиллета на руки и поднялся, стараясь его не разбудить. Возникшая на выходе с веранды чуткая Эльфелет всё поняла без слов. Она развернулась и молчаливой тенью проводила Ризли в недра дома. Он плохо различил убранство чужой спальни в полумраке, а рассматривать подробнее и не хотел вовсе, потому как где-то в мозгу его засела мысль о крайней интимности такого сокровенного места. Это смущало, поэтому он, едва опустив свою ношу на кровать, развернулся и направился к выходу под прицелом светящихся во тьме глаз дворецкой. Отойдя от дома настолько, что его кирпичная труба скрылась за холмом, Ризли остановился и посмотрел на свои руки, пребывая в каком-то странном ватном ступоре. Только что он, возможно, стал первым и единственным человеком во всём Фонтейне, получившим достаточно ясный ответ на вопрос о том, кем на самом деле является господин Верховный судья. Сознание никак не хотело выкидывать прекрасный дикий образ морского змея, едва оказавшегося в кровати, инстинктивно свернувшегося клубочком, обнимающего человеческими руками вполне себе драконий хвост. Если подобные ему прекрасные рептилии и обладали какими-то древними чарами, то Ризли мог не сомневаться, что умудрился сходу угодить в одни из них с головой.***
Дни на новой службе летели быстро. Ризли довольно скоро вошёл во вкус, принялся за разбор старых бумаг и кипы ожидающих раскрытия преступлений. Благодаря офицерскому званию он успешно пропустил наискучнейший этап карьеры, когда ты вынужден ходить под каким-то зазнавшимся мелким командиром, у которого ещё молочные усики не выпали, и выполнять дурацкие поручения. Из-за природной настойчивости и внимательности он быстро заработал себе имя, раскрывая преступления почти играючи. По работе его стали часто отправлять в замок Мермония с донесениями и другими важными делами, но с Нёвиллетом он по каким-то причинам всё не сталкивался. Это легко объяснялось тем, что тот практически неотрывно пребывал в оперном театре "Эпиклез" последнее время и даже обустроил себе там небольшой кабинет. Чем дольше Ризли не виделся с верховным судьёй, тем казалось бы, меньше тот его должен был волновать. Казалось бы. На деле, Ризли всерьёз начал считать, что Нёвиллет под шумок наложил на него какое-то страшное драконье проклятие. На сетчатке глаза отпечаталась картина слегка фосфоресцирующего тела, лежащего в объятиях мягких одеял. Не мог Ризли выкинуть из головы этот образ, и чем дальше шло время, тем больше понимал, что просто не хотел. Когда, наконец, они встретились в стенах дворца, Ризли почувствовал, как натягивается невидимая леска, стянувшая его сердце почти год назад. По счастливой случайности они остались в кабинете вдвоём, и пока Нёвиллет заполнял принесённые Ризли бумаги, тот стоял рядом, скрестив руки на груди и впиливаясь взглядом в тёмные полоски мягкой чешуи, ниспадающей с чужой белоснежной шевелюры. — Ты во мне дыру протрёшь. Ризли почувствовал улыбку в этой фразе, хотя и не видел чужого лица полностью. — А ты бы не хотел, чтобы я смотрел на тебя? Мне уйти? — Решай сам. Ризли не сдержался. Он обогнул стол и вытянул руку. Странное чувство, граничащие со страхом, что откуда-то выскочит огромное зубастое чудовище и откусит ему пальцы. Но ему было плевать. Он приподнял голову Нёвиллета и посмотрел в суженные зрачки. Ризли ожидал нахмуренных бровей и недовольного взгляда, но получил лишь нескрываемый интерес и практически невидимое движение в правом уголке рта. — J'ai décidé. Нёвиллет мягко коснулся его пальцев на своём подбородке и отвёл их, снова принимаясь за документы. Ризли ничуть не смутился этому движению, так как со своего ракурса мог совершенно спокойно рассмотреть заалевшие кончики суженных к верху чужих ушей. Спустя месяц их встреча повторилась и опять без свидетелей. Ризли мерил шагами архив Нёвиллета, искоса поглядывая на него. По просьбе начальника полиции им нужно было отыскать дело одного давно почившего заключённого. Некоторые подробности той истории могли помочь в раскрытии похожего дела. Нёвиллет сосредоточенно облокотился на полку с пыльными папками и переворачивал хрупкие желтоватые страницы, быстро бегая по строчкам глазами. Со вздохом он хлопнул старинными корешками, закрывая дело, и убрал обратно в полку. Ризли показалось, что с последней их встречи у Нёвиллета несколько углубились тени под глазами, а лицо снова осунулось и слегка потеряло в паре тонов яркости. — Боюсь, это было слишком давно, я не смогу помочь, — увидев пристальный взгляд Ризли, Нёвиллет нахмурился, — что-то не так? — Ты устал. Опять. Не успел верховный судья возразить, Ризли подошёл и положил руки тому на голову. Глаза дракона немного расширились, брови приподнялись, но парень действовал уверенно и не дал тому ни минуты на попытку разорвать между ними дистанцию. Несколько минут он очень осторожно массировал большими пальцами виски Нёвиллета, а оставшимися пальцами обхватил шею под мочками ушей и кончиками зарылся в волосы на стыке шеи и головы. — Что ты делаешь? — Нёвиллет смотрел ему в глаза всё же немного пораженный, и Ризли в который раз пожалел, что не может различить их цвет. — Когда я вошёл, ты сидел и потирал виски. У тебя болит голова, но ты не хочешь, чтобы тебя жалели. Я не жалею, я пытаюсь помочь. И выглядишь ты паршиво. Ну, паршивее прошлых раз, когда я тебя видел. У тебя видимо от постоянного напряжения начала развиваться мигрень. Я всё понимаю, но драконам тоже нужно отдыхать. Нёвиллет дёрнулся, но голову не убрал. Упоминание о его драконьих перевоплощениях заставили знатно напрячься. — Надеюсь, ты никому... — Клянусь, что никому не рассказал и не расскажу, — он замолчал. Была-не была, он и так уже нарушил все мыслимые и немыслимые правила этикета и рабочую субординацию, — тем более, что ты был слишком красив, чтобы кому-то об этом рассказывать. Я всё ещё хочу оставаться единственным, кто видел такое чудо. Нёвиллет не верил своим ушам. Нет, он вообще не верил в происходящее. Кто бы мог подумать, что к чему-то в этом мире не может в должной мере подготовить даже вся многовековая драконья жизнь. Люди всегда боятся того, что не понимают. Они не могут понять природу рождённого бездонными морскими глубинами элементального существа, поэтому это существо вынуждено забиться, спрятаться и только изредка шипеть, ощерившись, когда кто-то осмеливался тыкать в него палочкой. Нёвиллет не нашёлся, что ответить. И почему каждый раз последнее слово остаётся за Ризли? Когда Ризли торжественно даровали титул герцога Меропид, верховный судья не хотел быть на этом мероприятии. Нёвиллет с каким-то щемяще-беспокойным чувством наблюдал, как Фурина кладёт лезвие своей вычурной рапиры на плечо стоящего на колене новоиспеченного Первого тюремщика, торжественно повелевает встать и принять во владение замок и все сопутствующие обязанности. Когда церемония окончилась, Нёвиллет не остался поздравлять Ризли с повышением. Уже в кабинете он понял, с чем было связано то чувство: первое, такая должность рано или поздно ожесточит сердце того, кого он помнил искренним и смелым мальчиком, второе – крепость Меропид была на дне морском, далеко, а начальник тюрьмы вряд ли будет иметь возможность часто её покидать. Нёвиллет невидяще смотрел сквозь витражные окна на тонущее в мирной глади воды солнце, и чем глубже он опускался в свои рассуждения, тем резче дул ветер, вздымая барашки на волнах, тем быстрее скрывались бриллиантовые россыпи звёзд на небосводе под тяжелыми кучевыми облаками. Очнулся Нёвиллет от того, что в стекло перед ним ударили тяжелые дождевые капли, и где-то в вышине раздался далёкий громовой раскат. Нёвиллет вышел из кабинета через чёрный ход и покинул дворец, спускаясь к кромке беспокойной воды. Нужно было держать себя в руках, но получалось плохо. Никто не узнает, что это на его эмоции погода Фонтейна реагирует так бурно. Никто, помимо одного взлохмаченного упрямого мальчишки. Вода под каблуками высоких сапог поддерживала каждый его шаг, была твёрже и надежнее развезённого грязевого месива на побережье. Дракон стоял рядом с опорой моста, по которому ходили аквабусы, и смотрел на штормящие воды, спокойные вокруг него, но такие бурные всего в десяти сантиметрах от латунного наконечника его трости. Дождь хлестал в лицо. Не в силах более отводить от себя капли, Нёвиллет закрыл глаза и слился со стихией, ощущая, как тыльную сторону кистей под перчатками пожирают врастающие со скоростью мысли чешуйки. Его отсюда всё равно никто не увидит. Хвост безжизненно лёг на поверхность воды, выражая тоску хозяина, а под одеждой защекотались откуда ни возьмись выросшие плавники. Это не надолго. Всего лишь нужно выплеснуть эмоции и идти работать дальше. У всех так бывает время от времени, а Нёвиллет прекрасно знал, что он далеко не машина. — И долго ты собираешься здесь мокнуть? Нёвиллет открыл глаза и обернулся. Под коваными сапогами Ризли вода замерзала мгновенно, он шёл вперёд, прямо к нему, отмахиваясь от капель, умудряясь при этом улыбаться во все тридцать два. Дурак. Он очень быстро оказался рядом, рука его легла верховному судье на плечо и тихонько сжала. Нёвиллет опустил глаза на свои бледные ладони без перчаток, почти отчаянно сжимающие трость. Он не знал, что сказать. — Mon beau Soleil, regarde-moi. Такое сложно было проигнорировать. Нёвиллет поднял взгляд, стараясь сохранить остатки хладнокровия. Этот тон, эти слова, это обращение, всё это отдалось резью в сердце, томно тянуло в каком-то смутном предвкушении. Ризли сместил руку, прижимая ладонь к щеке Нёвиллета. Мокрый металл кастетов и пряжек холодил лицо, но дракон не успел толком сосредоточиться на ощущениях, не успел задуматься и на что-то решиться, ему попросту не дали, заполонив всё сознание ощущением совершенно внезапного мягкого тепла на губах. Нёвиллет сначала не совсем понял, что произошло, но когда осознание ударило горячим молотом по мозгу, как по наковальне, он замер. Вместе с ним в радиусе метров десяти замерли в воздухе все до одной недолетавшие до поверхности воды дождевые капли. Нёвиллет ощущал каждую, ощущал движение чужих губ, сминающих, подчиняющих, умиротворяющих. Сердце трепыхнулось пару раз в горле, дракон закрыл глаза, обнял широкие плечи тюремщика и почувствовал, как по лицу струятся слёзы облегчения, как они попадают в рот, придавая их первому поцелую привкус моря. Кажется, он не плакал уже сотню лет. Он не изменит своим привычкам. Кроме этого раза. Ризли отстранился, слегка запыхавшись. Без лишних слов он заграбастал внезапно такое лёгкое и податливое тело в свои медвежьи объятия и зарылся носом в волосы на чужом светлом виске. — Почему ты плачешь, Солнышко? — улыбнулся он, прижимая к себе Нёвиллета за талию и касаясь кончиком носа чешуйчатой скулы. — От страха, что ты и дальше будешь давать мне глупые детские прозвища, — едва шевельнул губами дракон, со светлой нежностью глядя тому в глаза из-под слипшихся умопомрачительно длинных ресниц. Заворожённо наблюдая за ними, Ризли пообещал себе стереть в порошок любого, кто станет причиной печали этого неземного существа. — Пока будешь давать мне поводы, я готов нести любую чепуху, если она тебе по душе, конечно, — Ризли убрал упавшие на лицо Нёвиллета пропитанные влагой волосы, не переставая удивляться красоте укравшего его сердце морского змея. Сместив руку с его талии, он осторожно огладил блестящую драконью чешую на хвосте, который во время их объятий успел обвить ему талию. Натянутые кожистые перепонки на гребне довольно ярко светились в практически непроглядном мраке ночи, и свет этот пульсировал едва заметно в такт сердцебиению обладателя. — И выглядеть последним глупцом, если ты при этом будешь улыбаться. — Мальчишка, не знаешь, что говоришь, — Нёвиллет с лёгкой досадой наблюдал за выходками своего хвоста. Он бы и рад вести себя скромнее, но эта его часть тела явно была несколько другого мнения, — как ты нашёл меня? — Ну, я зашёл в твой кабинет, но тебя не обнаружил, решил искать. Потом вспомнил ту детскую кричалку и подумал, что тебе плохо: просто пошёл туда, где штормило сильнее всего. Ты предсказуемее, чем все эти важные шишки себе думают, — Ризли оставил на желанных губах ещё один поцелуй, совсем невесомый, почти кроткий. Нёвиллет улыбнулся, ощущая, как снова в уголках глаз скапливаются слёзы. — Прости, я... я скоро успокоюсь, я так давно... Ризли с утроенной энергией замотал головой, вытащил откуда-то из недр нагрудного кармана смятый платок и хотел было утереть Нёвеллету лицо, как вдруг обнаружил, что платок насквозь промок под дождём. Видя его замешательство, дракон фыркнул, а затем и вовсе мелодично рассмеялся, прикрывая рот пышной манжетой. Ризли улыбнулся следом, затем без малейшего предупреждения нагнулся и подхватил Нёвиллета на руки. Хвост сжался вокруг его тела ещё плотнее, выражая некоторую озадаченность хозяина, но вскоре дракон спрятал лицо на шее Ризли и оставил серию благодарных поцелуев за ухом. Он бы не дошёл на ослабевших от переполняющих его эмоций ногах до берега. Тюремщик шагал по мостику из промёрзшей под действием его крио глаза бога воде, сердце его стучало часто, ощущая всеобъемлющее, чистое счастье. Во дворце уже не было ни души. Ризли не растянулся по дороге только из-за очень кстати светившихся чешуи и плавников Нёвиллета, но довольно быстро нашёл подставку для свечей, чиркнул зажигалкой и поджёг вощёные фитили, заливая архив Верховного судьи тёплым светом. Устало опустившийся в кресло Нёвиллет уже лишился и яркого свечения, и чешуи, и плавников. Он плавным движением руки собрал с их одежды влагу и отправил её в форточку. Пока они шли, дождь перестал, и теперь высокое окно позволяло даже рассмотреть расступившиеся грозовые облака в вышине. Первоначальный шарм влюблённости несколько рассеялся. Ризли, начавший ощущать снова пробивающуюся скованность в поведении Нёвиллета, не мог допустить подобного. Он зашёл за письменный стол, уверенно взял того за руку и сплёл с ним пальцы. — Ты снова грустишь, Mon amour? Нёвиллет опустил глаза. Ризли едва сдержал скулёж очарования, но тут же присел на колени возле ног возлюбленного и ободряюще сжал его руку в своих. — Ты стал главным тюремщиком и герцогом Меропид. Я просто... подумал, что теперь буду очень редко видеть тебя, твоё сердце ожесточится и ты... — Нёвиллет отвернулся, закусив губу. Как же по-детски это звучало, недостойно для его статуса и, в конце концов, солидного возраста. Какая же любовь по сути своей глупость. — Что я забуду тебя? — закончил за него Ризли, нежно дотрагиваясь до его щеки и заставляя снова посмотреть в свои глаза. Нёвиллет нашёл в себе силы лишь коротко кивнуть, — ты маленькая глупая Рыбка, Нёви. Тот вспыхнул, но возмущаться не стал, лишь отвёл смущённо взгляд от смеющихся огоньков в чужих глазах. — Неужели тебя можно забыть? Я помнил о тебе двенадцать лет, а затем ждал, пока ты примешь себя и свои чувства ещё год. Я люблю тебя, я хочу тебя, я никогда в этой чёртовой жизни тебя не забуду. В этом сборище фальшивых идиотов, ты светишь ярче солнца. Ты искренен, честен и справедлив. А ещё ты дьявольски красив и совершенно не представляешь, насколько сильно себя недооцениваешь. Нёвиллета снесло этим словесным извержением. Он чувствовал, как всё больше наливаются краской его щёки и уши. — Tais-toi, imbécile, — сконфуженно буркнул он, найдя лишь один способ заткнуть это недоразумение в форме человека: также спуститься на колени и снова поцеловать, уже более смело, толкаясь внутрь чужого рта языком. Ризли обнял его и повалил прямо на ковёр, отвечая, перехватывая инициативу и напирая, не оставляя ни единой лазейки ни сомнениям, ни кислороду. Они улеглись в обнимку на узкой софе для приёма гостей. Приятную тяжесть чужого тела Ризли обвил руками и уткнулся в пахнущую морем макушку. Нёвиллет же, избавленный, наконец, от тяжелой судейской мантии и оставшийся только в белоснежной рубашке, положил голову ему на грудь и провалился в сон практически мгновенно, убаюканный размеренным стуком сердца под собой. Ризли ещё не спал, созерцая тихо сияющие плавники на голове дракона, когда входная дверь приоткрылась и в неё просунулась остренькая миниатюрная мордочка. Быстро оценив ситуацию, мелюзина тут же исчезла, и через несколько минут вернулась, неся свернутое в рулон домотканое одеяло. Когда оба они оказались укрыты, маленькая служащая скромно сложила беспалые ручки и, слегка улыбнувшись, произнесла еле слышно: — Прошу, приглядите за нашим отцом, Ваша светлость. Bonne nuit. До Ризли смысл её слов дошёл не сразу. Он подумает над этим завтра, а пока тихое дыхание на его груди приносило лишь спокойствие, неумолимо затягивая в сон.