***
Мими отвела меня в покои в одной из башен. Из арочного панорамного окна открывался вид на провалы — темные бездны, опоясывающие берега ледяного озера, населенные гигантами, призванными восстать и защитить сердце Ада от любого врага. «Шепфамалуму они не помогли скрыться от ярости Шепфа, так почему же мы верим, что помогут сейчас?» Очень хотелось думать, что Шепфамалум не прятался в замке, а сам вышел сражаться с братом и его легионами. Но у нас дела обстояли хуже. Если Войну и получится одолеть или пленить, то есть ещё Чума и Мальбонте, которые рано или поздно придут вслед за ним. Завороженно глядя на шипящий бордовый поток Флегетона, срывающийся в ледяную пропасть, я обняла себя руками, внезапно покрывшись мурашками. — Если мы сдадимся, то шансов выжить больше. Неутешительная мысль. Копошащаяся за моей спиной Мими, обсуждающая что-то с прислужником, у которого была голова мула и раскидистый хвост павлина, неодобрительно фыркнула. Адрамалех — так звали канцлера Ада, лично занимающегося гардеробом Люцифера — издал испуганный звук, похожий на ржание, но тут же сделал вид, что выбор для меня подходящего платья занимает его больше, чем общая неминуемая гибель. — Я предпочитаю умереть свободной, чем чьей-то рабыней. Закатила глаза Минерва, а я успела пожалеть, что рассказала ей суть переговоров Семерки. Люцифер не собирался сдаваться без боя, потому одобрил инициативу Сатаны отправиться вместе с подчиняющейся ему лично армией встретить врага. Пятый круг — наказание за Гнев — как раз принадлежал зоне его ответственности. Вельзевул, чьи владения располагались ещё выше, Левиафан и Бельфегор замыкали процессию, расположив свои легионы духов на подходе к самому Силентиуму. Асмодей и Мамон остались защищать владыку, чтобы Гоэт не остался без войска. — Это наша земля. Наша территория. Чужак не знает, чего ожидать. Собравшийся Гоэт молился о том, чтобы Всадник не добрался до столицы Нижнего Мира, а значит и до них. Слухи расползлись по замку, как тараканы. Советники покинули тронный зал с громогласными призывами к бою. Но в перерывах между молитвами, на которые априори никто не мог ответить, остальные утопали в светской жизни. Вели пересуды, сплетничали, смотрели представления шутов и танцоров, распутничали, предаваясь пьянству и оргиям. Демоны Братства присоединились к основным силам Вельзевула и Левиафана, в то время как Сатана шел в авангарде и должен был встретить Всадника в раскаленной пустыне за Лесом Самоубийц. Асмодей и Вельзевул сетовали на то, что не сумели защитить свои земли, но, судя по карте Шепфа, Война не тронул никого на втором и третьем круге. Я наскоро вымылась в приготовленной купальне. Благо, горячей воды в Аду в избытке, и надела платье в красных и черных тонах. По заверениям Адрамалеха выгодно подчеркивающее мои природные прелести. Канцлер постоянно цокал языком и намекал на то, что для ангела я, может, и хороша, но до стандартов красоты многих дьяволиц не дотягиваю. Оно и неудивительно: ни рогов, ни хвоста, ни чересчур необычных пропорций тела я не имела, потому по их меркам считалась внешне весьма посредственной. Когда мы закончили с переодеваниями, Мими усадила меня за трюмо и принялась сама расчесывать волосы. Её пальцы мелко дрожали, путаясь в моих прядях. — Я даже представить не могу, что тебе довелось пережить, — робко и виновато проговорила она. — Даже если мы все сегодня умрем, я была рада знать тебя. Прощание. Слова, веющие безысходностью и тоской. Мы обе знали, что никакой оптимизм не поможет, но Мими гораздо больше старалась делать вид, что её это не пугает, сумела надеть маску беззаботности. Я накрыла её руку своей и сжала тонкие пальцы, ответив совершенно искренне: — Я тоже, Мими. Мы встретились после моей смерти. Я была разбита и подавлена, а Мими являлась одной из тех, кто помогал мне обжиться в новом мире, привыкнуть к крыльям, принять бессмертие. Ведь я, можно сказать, была уникальным случаем. Не грешная душа, предназначенная для Ада, но и ворота в Рай оказались для меня закрыты. Переродилась в бессмертную, благодаря крови Анабель, а пока ангелы и демоны выясняли, как со мной поступить, началось «Восстание Бастарда», и всё само встало на свои места. — А ведь когда-то все так боялись Мальбонте, — рассмеялась Мими, но смех этот выдавал истерику. — Иногда мне кажется, что всё для нас закончилось именно тогда, что он всё же победил и уничтожил нас, и теперь мы живём в прекрасной иллюзии, где просто не может произойти ничего плохого. Закончив смеяться, она расплакалась, закрыв руками лицо, и я, быстро подорвавшись с места, обняла её, прижала к себе, гладя по длинным вьющимся черным волосам. — Я никогда не говорила тебе… но у меня не было такой близкой подруги даже на земле. Был ли там кто-то вообще? Поначалу я тосковала, но со временем тоска притупилась, а все некогда знакомые люди: одноклассники, сокурсники, друзья, мой парень… Изменились, потеряли значимость и также быстро забыли обо мне. Меня влекли возвращаться к земной жизни мысленно только родители, но их людские годы взяли своё. Пустота. Наш род проклят самим Шепфа, а потому они сразу обрели покой, не познали ни вечное блаженство, ни вечные муки. Может, это и к лучшему. Но я часто задавалась вопросом, почему именно я обрела бессмертие и сумела вернуться в обитель Верхнего Мира? Сперва верила, что из-за молодости, потом из-за Мальбонте, из-за предназначения, связанного с ним. Но точного ответа так и не нашла. — Да что эти людишки смыслят в дружбе? — возмущенно покачала головой Мими, уткнувшись мне в плечо. — Знаю я цену их преданности и верности. У них всё продается и покупается, их так легко искушать, их душонки настолько мелкие… — Эй, — я шутливо пихнула её в бок, но дьяволица ловко увернулась, обхватила меня руками, резко подняла голову, и её мягкие солоноватые губы быстро нашли мои, а руки беспрепятственно легли на грудь. — Я могла бы… — хитро блеснув алыми глазами, прошептала она, но не успела я отказаться, как в спальню без стука вошел Люцифер, сжимая в ладони карту. Мы с Мими синхронно вздрогнули и расцепили объятия. — В чем дело, Люци? — осторожно спросила она, а я уже поняла по его бледному искаженному злостью лицу. Владыка Ада швырнул карту на постель, и та раскрылась, взлетела, демонстрируя пугающую картину. Красные точки плясали вокруг самой большой — оранжевой, которая как бы поглощала их, вбирала в себя. — Маракс и Элигос мертвы. Они пытались выступить у стен Дита, а потом их обозначения погасли. Там всё горит, а я сижу здесь и ничего не предпринимаю! Люцифер в бессильной ярости ударил кулаком в стену, и по древнему камню к потолку потянулись трещины. Я посмотрела на карту, где шестой круг почернел и обуглился, словно сам пергамент кто-то подпалил. И чернота эта ползла дальше, глубже, подбиралась к Силентиуму. Мими насмелилась подойти к Люциферу, протянула руку к его лицу в попытке успокоить, но тот отмахнулся, вырвался. Приказал тоном, не терпящим возражений. — Оставь нас с Вики наедине, Минерва. Я удивленно подняла брови, а Мими, бросив на меня короткий непонимающий взгляд, повиновалась. Как только за ней закрылась дверь, Люцифер бросился ко мне, пресекая все границы и нормы приличия, сжал плечи ладонями, грубо впиваясь пальцами, требовательно заглянул в глаза. — Скажи мне, что не ты это подстроила! — Что? — не успев даже отреагировать, я беспомощно захлопала глазами. — Скажи, Вики, что ты не виновата во всём этом! Что ты не заодно с ними! Скажи, глядя мне в глаза! — Конечно нет, Люцифер! — мой голос сорвался на хрип. Ещё никогда я не видела Люцифера так близко и таким одержимым. Он был способен на всё в таком состоянии, а я не имела представления, как его успокоить. — Почему ты прибежала именно сюда?! — не сдавался он, продолжая сыпать подозрениями. Да что ему наговорили советники после моего ухода?! Кем они все меня считают?! Сердце кольнуло тонкой острой иглой. Известно, кем… Но тут уже я не выдержала и прокричала в ответ. — А куда мне ещё бежать? Ты сам видел, во что превратился Дворец! Я хотела предупредить вас, защитить! Люцифер порывисто кивнул, сжав сильнее до тупой пронизывающей боли. Его часто вздымающаяся грудь, закованная в серебряный нагрудник, касалась моей. Мы стояли непозволительно близко. Так, что если бы нас увидел посторонний, счел за любовников. — В тебе же часть силы Мальбонте, в прошлый раз ты смогла его одолеть. Быть может, сможешь и этого урода? Голос Люцифера стал низким, заговорщическим, взгляд потяжелел, наполнившись слабой темной надеждой. Его теплое дыхание касалось моего лица. — Не думаю… — шепнула я в ответ, борясь со странной неловкостью. — Ты не пробовала! — снова вспыхнул он. Надежда разбилась на мелкие осколки, и теперь он готов был высыпать их все мне на голову. Я оттолкнула его, уперевшись ладонями в плечи. — Пробовала! Я сражалась бок о бок с Шепфа, но проиграла. Мальбонте мы с ним одолели вместе, а тут попросту оказались бессильны! Хочешь свесить на меня всех собак?! Сделать виноватой? Не выйдет! Вы и так бесконечно вините меня в общих бедах, хватит! С меня хватит! Хочешь выставить за дверь, отдать врагу или обезглавить — пожалуйста! Делай, что угодно, мне уже всё равно! Люцифер ловил мои руки, пока я ими размахивала, колотя воздух, попадая по нему кулаками. Как будто обида, копившаяся столько лет, прорвалась наружу, как гной из на первый взгляд зажившей раны. Я всегда была одна против всех, против этого чертового мира бессмертных, где обе стороны пытались выместить на меня свои страхи и предрассудки. «Мальбонте был прав?» Прав. Прав. Прав. Кислотная грызущая вина. Ледяная корка апатии души треснула, и тут уже я позволила себе разрыдаться, бессильно повиснув на руках у повелителя Ада. Тот стоял, как изваяние, не обнимал, но и не отталкивал. Лишь прошипел сквозь зубы, но уже спокойнее, чем до этого: — Извини. Я не должен был наседать. Хотел лишь, чтобы ты разделила со мной эту ношу ответственности, ты ведь всё же королева, хоть и многие тебя не признавали. Но сейчас народу особенно нужен сильный лидер. Люцифер отстранился, сел на кровать, широко расставив ноги, сгорбился, уперся локтями в колени, провел ладонью по лицу, выдавая своё смятение. — Всю жизнь я хотел быть похожим на отца. Мне казалось, он всегда точно знал, как поступить. Принимал решения заранее, особо не спрашивая мнения советников. Он никогда бы не сдался. Люцифер Первый воевал против Мальбонте, но подлинных причин никто не знал. Быть может, он был благодарен Шепфа за милосердие, а, может, не хотел лишиться собственной власти, которую собирался оспорить кровный сын тёмного наместника. Но среди демонов, в том числе и Гоэта нашлось немало предателей. Они бросили вызов Силентиуму и увели свои легионы под знамёна Мальбонте. Были однако и те, кто и вовсе не занимал ни одну из сторон, а лишь наблюдал за развитием событий. Мамон заперся в своих владениях вместе с женой и дочерью. Левиафан по неподтвержденным слухам и вовсе готовил мятеж. Я не стала сыпать соль на раны Люцифера, потерявшего в той войне отца и мать. Он впервые открыл мне душу, обнажил её. Но не потому, что мы были близки. А из-за статуса. Он надеялся, что я смогу его понять, что со мной он может поделиться тем, чего не может высказать остальной Шестерке. Демоны понимают язык силы и презирают любую слабость. Люциферу было страшно, но он не имел права показать это им. — Здесь не существует правильных решений, — сказала я, с трудом подобрав слова. — Мы столкнулись с ситуацией, когда все пути ведут в бездну. — Мои советники предполагают, что ты специально вернула Мальбонте к жизни. И навлекла на нас беду. Я с трудом вразумил их. Меня передёрнуло. Зачем мне это? Но по их мнению, очевидно, причины имелись. Нужно же кого-то выставить виноватым. Но не успела я удивиться или возмутиться, как карта вновь зловеще вспыхнула, словно услышав мои слова. Люцифер вскочил, стал мерить шагами спальню, не находя себе места, бросился к пергаменту, с неистовым вниманием всмотрелся в голограмму. Плюнул на пол, сжав руку в кулак. — Я должен быть там лично. Эти гады, советники, вертят мной, как хотят. Думают, что я идиот, думают, что они умнее, хитрее и сильнее. Но я не забыл, как они прятались по норам, когда отец сражался против Мальбонте. Я выступлю сам, чтобы доказать им свою силу. Чтобы никто больше не смел оспорить моё право на трон. — Неужели тебя волнует только трон? — скептически выгнула бровь я. Люцифер развернулся ко мне, его глаза обнажали ярость и сомнения. — Волнует! Любая буря однажды стихает, так мне говорила мать. Одни говорят, что разумнее сидеть в замке, другие твердят, что надо бить. Но каждый из них при этом плетет собственную сеть ради единой цели. Весь Гоэт уже сейчас помышляет о том, что останется после. Они зовут это дальновидностью, а значит, и я должен быть дальновидным. Нам есть, чем ударить. Он умолк, тяжело и неистово дыша, как будто ждал одобрения или ответа. И ответ нашелся: — Если есть, чем бить, нужно попробовать. Сдаться мы всегда успеем.***
Горит огонь, горит огонь до самого утра.
Я облачен в чистейший лед.
Ладонь моя чиста.*
Поток безумной кары, каких ни видывал Ад, пал на Дит — город, омытый расплавленными недрами самой земли. У его стен в могилах в бесконечном круговороте судьбы терзались языками пламени грешные людские души. В чем их вина, в чем память, в чем искупление? Уже неважно. Ядовитый дождь. Огонь, что куда горячее, раскаленный меч ненависти, которому не противостоит ни один Спаситель. Война спускался ниже и ниже, летая на своем звере над пустошами, поливая желчью, раскрывая в телах их неистовую жажду убийства. Круг пятый карал гневливых. Болото, бескрайнее, хлюпающее и смердящее. Как оно неумолимо затягивало в свои трясины, так и гнев Войны заволакивал всё своим разъедающим кислотным маревом. Они кричали, тянули покрытые ожогами и пузырями руки к небу, ликовали, приветствовали Всадника, как освободителя от их вечных оков. Он пришел. И положил жестокий, но быстрый конец их вечным мукам, позволил обрести покой, слиться с незыблемой черной материей. Война уничтожал, выжигал, превращал в прах всё, что видел на своем пути. Долго не встречал сопротивления, а когда всё же встретил, то был готов к битве.Горят дела мои и дни
Горит вся жизнь моя
О, Адонай! О, Эллохим!
Не отвергай меня! *
Перед ним выстроились легионы нелицеприятных тварей. С рогами, копытами, обликами, головами и телами животных, с хвостами и огромными перепончатыми крыльями. Безумные от ярости морды, острые клыки, блестящие стеклянные глаза. Окружали, взяли в кольцо, выставив копья, мечи и хвосты. Половила не имела тел, сочилась зеленоватым светом. Энергия хаоса и огня, темная, разрушающая… Но не та, к которой он привык, не та, которую желал почувствовать. Испачканная, мутировавшая, как оскверненная посторонними генами порода. Война перекинул ногу, выпрыгнув из седла. Он упал в самое пекло, в гущу ещё не начавшегося боя прямо в ряды врагов, которые в ужасе и растерянности расступились, но подскочили, норовя броситься на него. — Я смотрю, вы уже разогрелись? — ухмыльнулся он. — Прелюдии окончены? Ему ответило громадное красное чудовище с большими витыми рогами. Оно возвышалось над своей армией, имело четыре когтистые конечности, и в каждой сжимало по мечу. — Не знаю, кто ты, но здесь ты встретишь свою смерть, — прорычало оно, и остальные взревели, подхватывая настрой своего предводителя. Они изнемогали жаждой крови и мести. Война впитывал коллективную энергию, приносящую ему силы, вдыхал носом её сладкие пары, чтобы вернуть всё в избытке, обрушить на головы, разорвать сердца. Сильная ненависть способна уничтожить даже свой источник, она глубоко пускает свои корни. — Ты ошибаешься, — почти ласково промурлыкал Война, пристально и надменно глядя на демона исподлобья. — Своего брата я точно здесь не встречу. Но как же вы любите называть свои несчастья нашими именами… — Твое имя — проклятый выродок, напавший на чужие владения! — расхохотался монстр. — Моё же — Сатана — Владыка первородного греха Гнева. Запомни хорошенько, потому что моё имя станет твоим последним воспоминанием. Легионы вновь подхватили. Война же только повел бровью, лениво вытягивая из ножен меч. — Надеюсь, сражаешься ты столь же красноречиво, как и болтаешь.Рассеки, всю мою природу окропи
Жертвенник у Входа
Извлеки сердце плотяное
И омой ноги мне водою! *
Сатана издал громогласный рев, потрясший адские пучины. Земля загрохотала, с дымного неба посыпались фаерболы, и сам вытоптанный песок под ногами раскалился добела. Властелин Гнева был уверен в своей победе. Против Всадника выступили четверо из Семерых, и ни одна сила трех миров не была способна сокрушить их, за исключением божественной. Они сражались с ангелами в восстаниях, сражались с Мальбонте, где потеряли своего владыку, могли бы сразиться с самим Шепфа, если бы новый мальчик-правитель повел их в бой. Сатана кинулся на чужака первым, размахивая исполинскими ручищами, вооруженными мечами с лезвием из стали, выкованной в глубинах мглы, там где лавовые реки и кипящая кровь впадают в недра ледяного озера, навеки застывая, превращаясь в прочный бессмертный металл. Каждый удар был просчитан и точен. Несметная мощь, сила и вес. Только задев, он мог бы перерубить Войну надвое, искромсать на ошметки, но тот отпрыгивал, ловко уворачивался, гибкий и быстрый. Смеялся. Этот недоносок смеялся над ним! И Сатана от того вспыхивал, охваченный неконтролируемой злобой, отдавался битве целиком. Изматывал врага, который ещё и успевал отбиваться от атакующих его духов. Но Война не выглядел утомленным. Наоборот, казалось, что тот только набирается сил с каждой новой атакой. Рывок, и Всадник повернулся к нему грудью. Клинок рассек доспехи и плоть под ними. Вошел на половину лезвия, вышел из спины меж лопаток. Черная кровь хлынула из раны, из длинного рваного рубца. Война опустил голову, мимолетно взглянув на полученное повреждение, с его губ капнула струйка дымящейся чернильной крови, придавшая Сатане столько воодушевления. Тот другой рукой уже замахнулся для решающего удара, опьяненный скорой победой, предвкушающий славу, которой его осыплют, ведь ему удалось сразить убийцу Шепфа. — Тебя можно ранить, и кровь у тебя течет. Значит, можно и убить! Взревел он, занося меч, уверенный, что Война не сможет парировать или увернуться, лишенный реакции, пораженный болью. Но тот только растянул бледные тонкие губы в зверской улыбке, намекающей, что игры закончились. Всадник легко вырвался, позволив клинку Сатаны заново вспороть его плоть, и начал нападать. Выверенными, точными и свирепыми ударами. Сатана отступал, отбивался всеми конечностями, но проигрывал в скорости. Роковая ошибка. Всадник словно напитывал все это время его гневом, чтобы разом опустошить, выпить, как чашу, смять и выкинуть. Он пропустил один выпад, второй, третий. Взревел от боли и остатков безликой ярости. Упал на колени. Раны плавились, кожа плавилась и дымилась, вспоротая ядовитым клинком, что словно выпивал последние силы. Сатана упал на колени, обессилено шипя и рыча, а Война навис над ним. — Я позволяю ранить себя только достойным, — спокойно пояснил он, поднимая меч для рокового удара. — Но только один раз. Свист, тупая мимолетная боль в шее, хруст разрубленной кости. Голова Сатаны отлетела к его ногам, а Война раскинул руки в стороны, расхохотался, обрушив на штурмующие его легионы всю свою истинную мощь. Духи и бесы уже не помнили, с кем пришли сражаться. Стали бросаться друг на друга, началась кровавая бойня, беспощадная в своей бессмысленности. Всадник вытер лезвие клинка и пошел в тылы врага, больше не обращая ни на кого внимания. Как бестелесный призрак среди беснующегося океана, среди обезумевшей от ненависти толпы, где каждый сражался лишь за себя и имел цель — перебить других.Потряси грудь мою рыданьем
Вознеси плечи в знак избранья
Опалюсь пламенем небесным
Распадусь пеплом и воскресну! *
Война упивался, окунаясь с головой в свою стихию, в безумную, визжащую, пронзительную какофонию боя, перерастающего в побоище. Он наблюдал, как извивается в путах злобы огромное длинное тело с головой насекомого и тонкими мушиными крылышками. Как мириады мух обгладывают всё, что имеет плоть и кровь. Терзают мучеников и их мучителей. Как змеиные щупальца выбрасываются из черной воды под скалами, хватают оказавшихся поблизости и утаскивают в пучину. Царство Тьмы и порока восстало против самого себя, взбеленилось, окунулось в истинную страсть, познало оргию кровопролития. Марионетки, чьи конечности крепко пришиты к шершавым подушечкам пальцев Всадника. Создания тьмы, живущие чувствами, превращаются в идеальных кукол в умелых опытных руках. Начинают грызть друг друга, как свора бешеных псов. Ярость, направленная на него, обернулась против них самих. Война склонил набок голову, тонко улыбнувшись. Он уже успел отполировать до блеска свой меч, когда на возведенную им сцену под музыку сражения, вой и вопли, прибыл сам Владыка Ада. Зеленый мальчик, пахнущий отчаяньем. Война видел насквозь его обличье под маской огромного чудовища с красноватой кожей и пронизанными светящимися сосудами крыльями. Увидев, что происходит, Люцифер замер на мгновение, застыл в воздухе, позволяя вихрям искр и горячего ветра ударяться об себя, едва не сметая с пути. Он выискивал среди дерущейся толпы врага и яростно взревел, заметив Войну, скучающе сидящего на возвышении над месивом. Их взгляды встретились, и Всадник кожей ощутил выплеск неконтролируемого страха, исходящий от демона. «Если бы вы не были нужны мне живыми, я бы здорово повеселился», — подумал Война, выбросив оторванную от чьего-то плаща тряпку и невозмутимо поднявшись на ноги. Люцифер налетел на него, быстрый и свирепый, в обрамлении раскаленного хлыста, щелкающего, словно громовой раскат. Война обожал достойных противников, но прискорбно мало кто мог разжечь в нём истинный азарт. Он дрался, не вкладывая и половину своих сил, издевался, играл, подобно коту, забравшемуся в амбар с мышами. И исход этой игры знал заранее.***
Беспокойство на грани паники, липкие мурашки ползли по коже, под нею, холодя, будоража каждый волосок. На грудь давило, сердце замирало, но всё же где-то в груди теплилась крохотная надежда, что нам удастся. Нам? Им. Хотя разум неустанно твердил обратное: как бы ни было хуже. Я не хотела и на шаг отходить от карты, но Мими всё же удалось вытащить меня в зал «отвлечься». — Перед смертью не надышишься, — с деланной беззаботностью улыбалась она, протягивая мне кубок с какой-то красной жижей. — Надеюсь, это не кровь младенцев, — без особой веселости спросила я, на что Минерва захохотала. — Мы по-твоему дикари? — Вы по-моему демоны. А демоны не особо скрывали свои пристрастия к кровавым ритуалам и жертвоприношениям, к которым до сих пор охотно склоняли людей. Пока ангелы не видели, разумеется. Я всё же отпила глоток. Напиток на вкус оказался вязким и напоминающим гранатовый сок. В зале остались в основном только женщины. Дети среди демонов рождались редко, а если такое и случалось, то росли на отдельной территории, там, где время текло соразмерно земному, до совершеннолетия, после чего возвращались в родные чертоги. Дьяволицы разбрелись по небольшим группам, они беседовали, смеялись, пили вино. Их развлекали низшие демоны и обнаженные девушки. Играла заунывная музыка, напоминающая стоны скелетов прямиком из склепа или фильма ужасов, но в Аду подобные композиции считались хитами многие века. От одной из компаний отделилась Ости об руку с Астартой, чьи прелести почти никогда не были скрыты под одеждой. Обе меня недолюбливали и не упустили бы возможности съязвить. Я напряглась, готовясь словесно обороняться, Мими крепче обхватила мою руку. Но в этот самый миг замок содрогнулся. По полу и стенам пошли трещины, из которых повалил густой белый пар. Напитки расплескались, кубки разбились или раскатились по углам, музыканты попадали, мелодия оборвалась. Не все сразу поняли, что случилось, а те, кто осознал, ринулись к узким окошкам и балконам стремясь хоть что-то увидеть. Большинство кинулись в подземелья в надежде укрыться. Астарта подхватила своё копье. Лерайе — дьяволица гангрены и семейных разладов — натянула тетиву своего лука. Асмодей и Мамон со своими войсками уже были на улице. Мими потянула меня в покои, но я высвободилась и, указав ей прятаться, тоже побежала через глотку к выходу. Я не чувствовала в себе сил сражаться, тьмы Мальбонте больше не было, но не ощущала и пустоты… Быть может, могла бы на что-то сгодиться, хотя по правде сказать, просто не вынесла сидеть на месте. Картина, открывшаяся взорам, поразила и ужаснула даже самые закостенелые сердца. Пропасть гигантов горела. Пламя выплескивалось из самых недр, выплевывало вязкую магму. Там шла битва. Но из-за дыма было не ясно, кто дрался и с кем. Над провалами кружили полчища мух, черным живым торнадо обгладывая всё на своем пути. Асмодей и Мамон разделились. Один увел свою свиту на западный фланг, второй — на восточный. Все мы высматривали лишь одного противника, не подозревая, что творится на самом деле. Стена из кишащих грызущихся друг с другом тварей надвигалась на нас. Мы слишком поздно поняли, что кажущихся союзников поглотило безумие боя. Началась такая суматоха, где растерянность боролась со страхом у тех, чей разум ещё оставался незамутненным. Но не долго. «Война». Чем ближе находился всадник, тем больше становился радиус поражения его силы — несметной силы. Той, с какой мы ещё ни разу не сталкивались. Завязалась свара прямо у стен замка. И в этой битве не должно остаться победителей и проигравших. Все словно сорвались с цепи, утонули в цунами агонии и ненависти, стали драться, резать, рубить и грызть друг друга. Звенела сталь, рычали церберы, разрывая мощными челюстями и лапами всех оказавшихся рядом. Реки крови наполнили рвы, десятки тел украсили пики на их дне. Всё происходило слишком быстро, я с трудом смогла взлететь над этим кошмаром, ведомая лишь целью выследить Всадника. Всё высматривала в мутном мертвом небе его силуэт, понятия не имея, что стану делать, как только найду. Уворачивалась от свистящих стрел и копий, парировала случайные удары, продолжая остервенело искать врага. Ни о чем не думая, ничего уже не боясь. Искала… и нашла. Люцифер в своем привычном облике упал прямо на меня практически без сознания откуда-то сверху. Я сумела поймать его, но мы оба повалились в гущу переплетенных в схватке тел. Рухнули на вытоптанную покрытую расколами землю, я сразу постаралась встать, чтобы нас не затоптали, но кто-то, тяжело опустившийся с неба неподалеку, одним взмахом руки отбросил от нас других дерущихся. Вцепившись онемевшими пальцами в нагрудник Люцифера, я вскинула полный ненависти взгляд, словно стараясь пронзить им Всадника. Он стоял с окровавленным мечом в руке, широко расставив ноги. Его панцирь, плащ, аристократическое бледное лицо были в крови. Длинные пепельные волосы тоже слиплись от чужих внутренностей. Он улыбался, а глаза горели таким азартом, что меня передернуло. — Люци, Люци, очнись! — я ударила его по щеке, но Люцифер не отреагировал, лишь немного приоткрыл веки и снова впал в забытье. Кажется, у него было что-то сломано, возможно, позвоночник, и регенерация ещё не позволила целиком восстановиться. Я поднялась, уже не видя и не слыша ничего кругом. Всё побоище как будто отошло на второй план, стало массовкой, в то время, как на главной сцене остались лишь мы с Войной лицом к лицу. Я встала, крепко сжав кулаки, и собрав из души остатки сил, буквально вывернув её наизнанку. Ненависть и скорбь туманили рассудок. Все прочие чувства уснули, оставив лишь невыносимую жажду убийства, стремление к насилию. Война, узнав меня, удивленно вскинул белесые брови, но улыбка на тонких бледных губах стала ещё шире, расцвела ядовитым цветком. — Что ты тут делаешь, поверженная королева? Возможно, я поторопился с выводами, назвав тебя жалким созданием. Вряд ли таковое смогло бы сбежать из паутины моей сестры. — Никогда нельзя недооценивать противника! — крикнула в ответ я, направляя на него невесть откуда взявшуюся энергию. Чистый свет озарил вечный полумрак Ада, ослепив многих демонов, находящихся поблизости, заставив церберов заскулить и ринуться куда-то в темноту. Но вся моя ярость была направлена не на них, а на Всадника. Поражала его, сокрушала, угрожала попросту испепелить. Но он развел в стороны руки, принимая поток моей силы грудью, откинул голову назад, низко и хрипло рассмеялся. У меня померкло в глазах, дыхание участилось, закружилась голова, из носа потекла кровь, но я не сдавалась, одержимая местью, идеей убить его, уничтожить. Но где-то внутри дико билось слабое осознание: мои чувства неестественные, они только наполняют его мощью. Стоило лишь подумать, отвлечься, как я упустила момент, и Всадник воспользовался этим, ринулся ко мне со скоростью молнии. Резкий удар справа, и я упала в бурлящую от красной влаги грязь. Широкой сильной ладонью он схватил меня за волосы на макушке, потянул и ударил снова рукой в кольчужной перчатке. В ушах зашумело, я перестала ориентироваться в пространстве. — А ты полна сюрпризов, да? Это хорошо: с тобой не будет скучно, — прошептал Война где-то совсем рядом. Кажется, он до сих пор держал меня за волосы. А быть может, у меня уже не было скальпа… Я обнаружила себя лежащей на спине, когда сознание прояснилось. Всадник нависал надо мной, наступая сапогом на грудь, прижимая к земле, втаптывая в жижу. Но я его, казалось, не интересовала, смотрел он на кого-то поодаль. — Склони колени, мальчик. И больше никто сегодня не умрет. — Лучше убей меня! — раздался полный злости надломленный голос Люцифера. Война закатил глаза, картинно вздохнув, цокнул языком. — Гордыня… ммм… любимая забава. Скольких вождей она успела погубить… Но всегда интереснее, когда она ломается, а это случается, поверь. У всего есть предел. Так где же твой передел, Люцифер? Он провел руками по жестокой панораме и хмыкнул. — Посмотри, во что превращается твой мир. Совсем скоро здесь останется лишь пепелище, а я войду в твой дом и убью всех, кто прячется там, а тебя заставлю смотреть на их страдания. И, как ты понял, тебе умереть так просто я не позволю. Голос Всадника звучал убийственно спокойно, даже не угрожающе. Он был слишком уверен в себе, слишком обожал садизм, наслаждался чужой болью. Истинный монстр. Из моего горла вырвался хрип, когда Люцифер ответил после мучительно затянувшегося молчания. — Какого хера тебе нужно? Кто ты вообще такой? Война скучающе почесал пальцами переносицу, резко тряхнув головой. — Кажется, ты не понял сложившуюся ситуацию, мальчик. Сейчас не время для вопросов, время для… развлечений. И он направил своих одурманенных марионеток прямо к воротам замка. Удары, штурм, врата пали в считанные минуты. Люцифер не мог помешать, не мог защитить свой народ, бессилие делало его совсем юным с виду. Молодым проигравшим демоном. Война же внезапно подхватил меня с земли, схватив за ворот платья, как тряпичную куклу. Треск ткани резанул по барабанным перепонкам. И я тут же почувствовала, как его липкие ладони пробрались под неё, начали шарить по телу, сминать грудь. — Почему бы мне не начать развлекаться прямо сейчас? М? А потом сделать то же самое с прочими дорогими тебе самками? Что скажешь? — Нет! Нет! Только не это! — отвращение и страх окончательно пробудили задремавшие инстинкты, я начала кричать, пытаться оттолкнуть его, даже не понимая, что он делает. Но Всадник был сильнее, смеялся над моими попытками. А потом я ощутила, как лезвие его меча вошло куда-то в плечо, пригвоздив меня к земле. Люцифер кричал что-то, сыпал проклятьями, а Война только хохотал, продолжая меня лапать на его глазах. Как унизительно, ужасно. Помогите! Тонкие ручейки слез потекли по щекам, я продолжала отбиваться, понимая, что это бесполезно. Пробитая рана нестерпимо болела, кровь заливала горло, опаленное криками, и ключицы. Я не закончу так! Нет, только не так! Но Война вдруг остановился. Убрал руки и выдернул меч, от чего я взревела, а после, когда волна острой боли схлынула, бессильно свернулась в клубок и легла набок, дрожа всем телом и кое-как прикрывая голую изрезанную грудь. Сквозь пелену слез я увидела Люцифера, стоящего на коленях. Его лицо было перекошено от ужаса, щеки покраснели, губы мелко подрагивали, на ресницах поблескивали непролитые слезы отчаянья. — Прекрати. Прекрати всё это! Я сдаюсь! СДАЮСЬ! А глаза… больше не горели, как будто потухли. В них вообще не было жизни. Казалось, что в этот самый миг своего позорного поражения Люцифер всё же умер… Но только внутри.