Закутавшись в одеяло с головой и свернувшись калачиком на краю постели, я ждала, что Мальбонте войдёт, но он не возвращался, хотя я видела его мощную тёмную фигуру на балконе сквозь окна. Он просто стоял и смотрел куда-то вдаль. О чём-то думал, что-то решал. Проклятое красное свечение под потолком резало глаза, пришлось закрыть их, хотя я поклялась себе не спать. Всё ещё дрожала от пережитого, но угасающий адреналин приносил с собой и колоссальное опустошение, невыносимую усталость, от которой хотелось провалиться в долгий глубокий сон без сновидений.
Я не заметила, как это произошло.
Бескрайнее небо, ясное и голубое. Я парила на невидимых, но сильных крыльях, не падая, но и не взлетая. Отдавалась потокам ласкового ветра, подставляла лицо тёплым солнечным лучам. Наш мир — такой родной и привычный… Чувство окрылённой свободы, независимости… вкус солёных брызг на языке. В груди скреблось что-то мрачное, тяжёлое и тревожное, грозящее разбить безмятежность, бьющее всё настойчивее, но мне удавалось игнорировать, забыть, не замечать… Я решила, что никто не способен отнять у меня покой… не сейчас, не в этом волшебном сне.
— Всё могло быть иначе… — голос, смутно знакомый и полный сожаления, прорывался откуда-то из недр. Окружал, обволакивал, усиливал напор поглощающей тоски, покрывая трещинами прекрасную иллюзию. — Я мог бы воспитать его, как собственного сына, но испугался его силы.
— Шепфа? — смутно слыша саму себя, спросила я, но мне ответила звенящая пустота и чёртово мерное неоновое сияние на фоне тёмных стен, пола и глянцевого потолка. Мне даже казалось, что оно жужжит, колеблется напряжением, подобно электрическому проводу.
Но меня разбудило не это, а уловимое движение позади. Ощутимое натяжение матраса, скрип кровати. Мальбонте вернулся и лёг рядом со мной. Не приближался, затих. Но я, глубоко вздохнув, перекатилась на другой бок, оказавшись к нему лицом, хоть и делая вид, что сплю. Так проще наблюдать, быть настороже.
Мальбонте не спал, просто смотрел в потолок, о чём-то размышляя. Напряжённый, злой. Меж бровей пролегла глубокая морщинка, скулы заострились. О чём он думал? Мне хотелось бы знать.
Словно почувствовав мой взгляд из-под опущенных ресниц, он повернул голову и в упор взглянул на меня. Пронзительно. Тяжело. Насмешливо.
— Если хочешь что-то спросить, спрашивай сейчас, пока за тобой не пришли.
Я невольно дёрнулась, растерявшись.
— Разве… я теперь не буду постоянно жить здесь, у тебя?
«В качестве чёртовой игрушки, рабыни, служанки?» — но произнести это не хватило духу. Фантазия уже рисовала жирный знак бесконечности моего кошмара, который закончится только тогда, когда «хозяину» надоест, наиграется, достигнет цели…
Мальбонте прищурился, но после отвернулся, едко усмехаясь.
— Не думаю, что владелец этого дома настолько великодушен.
— Но он понял, что я — рычаг влияния на тебя.
Я приподнялась и села, натянув одеяло до самого горла. Отодвинулась на самый край постели, но корпусом развернулась к нефилиму, недоверчиво сканируя его профиль.
— Что тебе от меня надо? Я имею право знать.
Бесполезно выпытывать: не сознается, но я не перестану пытаться. Мальбонте повёл бровью, будто бы говоря, что никаких прав у меня нет.
— А ты не ощущаешь в себе никаких перемен? — он хмыкнул, с интересом покосившись на меня. — Я был ребёнком, но прекрасно помню тот миг, когда сила отца наполнила меня…
Я ошарашенно уставилась на собственные руки, вспоминая те странные отметины на ладонях, когда я только очнулась… Осознание кольнуло иглой между рёбер, а истина всё время плавала на освещённой солнцем поверхности. Пустота ушла… Там, где столько лет гнездилась Тьма, теперь… Я ведь дралась с Войной у стен столицы Ада, но тогда не задумывалась, каким образом. Одержимая ненавистью, целью, желанием во что бы то ни стало одолеть врага.
— Зов крови не обмануть. Впрочем, это и не важно, — он замолчал, но после нехотя продолжил. — Ты жива до сих пор только потому, что мне и Войне это выгодно.
— Идите оба к чёрту! — прошипела я, вскочив, но Мальбонте никак не отреагировал.
Дверь распахнулась так неожиданно, что я попятилась, едва не запнувшись о длинное покрывало. В спальню вошёл молчаливый евнух со страшным шрамом вдоль груди. Не тот, что мыл нас по прибытию.
«Сколько же слуг у ублюдка Войны? Да и разве уже утро? Чёрт его знает, в этом мире всегда царит полумрак».
— Время истекло, — механически пробубнил он, указывая мне на дверь. Я вылетела в коридор, даже не оглядываясь на Мальбонте.
И снова эти неоновые, жуткие, режущие глаза переходы, лабиринты и лестницы. Я плелась еле-еле, пытаясь обдумать услышанное. Да, я — потомок матери Мальбонте, а значит и самого Шепфа, и логично, что после его смерти, энергия чистого света могла не рассеяться по космосу, а найти себе новое пристанище. Но что-то я не ощущаю себя всемогущей и великой… Скорее, подавленной, разбитой, злой и полной ненависти. Сила Войны ведь не подействовала на Лилу из-за того, что та — ангел. Почему же тогда я так легко поддалась вихрю навязанных эмоций? Слишком слабая? Пустая?
Пальцы сами сжались в кулаки до судорожной тупой боли. Я и не заметила, как мы дошли, и громила распахнул передо мной двери.
В спальне царило тяжёлое мрачное уныние и пахло благовониями, кровью и слезами. Весь этот проклятый мир пропах кровью! Лилу рыдала, уткнувшись в подушку на одной из кроватей. Ости сидела, поджав под себя ноги, она подняла голову, буквально пронзив меня мрачным змеиным взглядом, полном презрения и… зависти? Лерайе тоже была здесь — бледная с перевязанным промокшими бурыми бинтами горлом. Из остальных мне знакома только Латри — миниатюрная и улыбчивая. Сейчас на её сердцевидном нежном личике отражалась тревога, огромные тёмные глаза казались фиолетовыми, как и большинство прядей волос.
— Слава Равновесию, ты жива, — она подскочила ко мне, обняла так крепко, как будто действительно очень переживала за мою судьбу. Другие девушки смотрели сочувственно и настороженно. Их было трое — видимо, те самые рабыни, что живут здесь гораздо дольше нас. Красивые и статные, но с потухшими глазами, словно обречённые.
— Это та самая, которую Война отдал? — скептично спросила высокая рыжеволосая девушка с вытянутым угловатым лицом, жёлтыми узкими глазами и страшным ожогом на груди. На всех одинаковые прозрачные сорочки, ничего не скроешь. — Считай, тебе крупно повезло.
— Верно. Любая из нас мечтала бы отправиться к гостю, — кивнула другая — с длинными волнистыми зеленоватыми волосами русалки, за которыми прятала половину лица. — Почему он не оставил тебя насовсем? Почему снова прислал сюда?
— Не смогла удовлетворить, — злобно прошипела Ости, и рыжеволосая громко рассмеялась. — Никакая она не «особенная».
Я пропустила колкость мимо ушей, слишком уставшая морально, чтобы противостоять ещё и этой дряни. По слухам Ости спала с Мальбонте во время его Восстания, пока пребывала в его плену. Её отец встал на сторону Бастарда и был казнён, её же простили и даже оставили при дворе нового Сатаны.
— С чего вы считаете меня «особенной»? — спросила прямо, обведя взглядом всех девушек, в груди колыхалась бездна, щекоча рёбра неприятным холодком.
— Война никогда не делился своими трофеями, — осторожно пояснила Латри, склонив голову. — Убивал любого, кто посмеет покуситься на одну из нас. Поэтому Тратесса и удивлена.
Она кивнула в сторону рыжей, как бы представляя её. Им нужны сплетни, подробности, ответы. Всё, что их волнует в незавидном положении наложниц. Но мне тоже может быть на руку, хотя бы узнаю больше о белобрысом озабоченном уроде. Я прошла на свою постель, села, сложив руки на коленях. Меня изучали пристально, будто высматривая увечья, переломы и синяки. И их злила моя чистая кожа и целое тело. Сколько же раз Всадник издевался над этими женщинами? Ломал и унижал их, что они так искренне завидовали отсутствию повреждений.
— Кто может покуситься? — не поняла я. — Разве здесь часто бывают гости?
— Бывали, — отмахнулась зелёноволосая — бледная, неестественно худая с затравленным потерянным взором. Она даже не поднимала глаз. — Многие из них обладали властью и влиянием в своих мирах… а теперь… либо исчезли, либо прислуживают, — она кивнула в сторону двери, вся задёргавшись, словно в эпилептическом припадке. Невероятно красивая блондинка с заостренными ушами, похожими на эльфийские, крепко и успокаивающе обняла подругу, прижав её голову к своей груди.
— Тише, Рефона, не мучай себя.
Латри меж тем подошла и села рядом со мной, с жалостью глядя на девушек. Тратесса принялась демонстративно рассматривать свои длинные ногти, плохо скрывая раздражение, но вскоре не выдержала, бросилась к блондинке, схватила ту за руку и оттащила от Рефоны.
— Да хватит уже, Куттунг! Зачем ты её жалеешь? Пусть и дальше плачется о своём ненаглядном кастрированном супруге, раз отказывается понять, что это больше не тот, кого она любила. Он мёртв, сломан! Его личность уничтожена! И глупо надеяться, что он её спасет! Сам же столько раз отводил её в покои Войны и даже смотрел на то, что происходило дальше!
— Замолчи! — отчаянно завизжала Рефона, вцепившись пальцами в собственные волосы, открыв тем самым вторую половину лица. Кожа, словно облитая кислотой, вытекший глаз и зияющая пустая глазница. Лилу просто завыла, увидев это. Я тактично отвернулась, снова задрожав от ужаса. Тратесса только рассмеялась.
— А то что? Смирись, тебе не выжить. Ещё повезло, что Война притащил новеньких, чем продлил твоё жалкое существование.
— Прекрати, Тесс! — зашипела на неё остроухая блондинка. — Мы все в одинаковом положении! Если начнём жрать друг друга…
— Начнём! — сплюнула Тратесса, постукивая коготками по стене. Она уже воспринимала остальных, как соперниц, а не товарищей по несчастью. — Он заставит нас биться друг с другом за лишний глоток воздуха. Какими наивными идиотками надо быть, чтобы этого не осознавать? Куттунг ответила что-то, но я тронула Латри за руку.
— Ты знаешь, куда забирают остальных тёмных? Тех, кого Война не выбрал?
— В чертоги Смерти, — коротко шепнула она в ответ, мягко и доверчиво улыбаясь. — Но это всё, что мне известно.
Легче не стало. Знания — сила, но какой толк, если новая информация всё равно ведёт в тупик.
— Какой он? — в свою очередь также тихо спросила Латри. — Тот нефилим, который прибыл из вашего мира?
— Чудовище, — растерялась я, потому выдала первое, что пришло в голову.
Латри рассмеялась, да так, что её улыбка невольно передалась и мне, но всего на миг. Я вспомнила наставление Мальбонте. Мне стоит делать вид, что мы спали, хотя от одной мысли хотелось послать его куда подальше.
— Это не ответ. В глазах светлых все тёмные — монстры, — хихикнула она, склонив голову набок, и короткие воздушные чёрные пряди рассыпались по лбу и скулам. — Разве нет?
Она погладила меня по руке, выразительно выгнув бровь, и я поспешила отдёрнуть руку. Не из-за прикосновения, а от мыслей, снова осадивших голову. Сила Шепфа передалась мне… но почему же тогда я совсем её не чувствую, не понимаю? Я растерянно уставилась на свои руки, принялась напряжённо сжимать и разжимать пальцы, стараясь заглянуть внутрь себя… почувствовать хоть что-то. Без толку, слишком много отвлекающих факторов. И почему только в нашем мире никто не додумался написать инструкцию или практическое пособие с названием: «Что делать, если тебя наполнила сила бога?».
Но был ли Шепфа богом в самом обширном смысле этого слова? Для нашего мира — точно да.
— Не все тёмные — чудовища, — покачала я головой, вынырнув из омутов собственных мыслей. — Большинство моих друзей демоны, и они куда приятнее и благороднее некоторых ангелов.
Латри на это удивлённо моргнула, и в глубине зрачков заплясали озорные искорки. Похоже, она отвлекала меня от мрачных раздумий непринуждённой болтовнёй, пыталась перевести тему, и ей удавалось.
— Редкие миры близки к балансу, хорошо, что у вас получается не враждовать.
— Вражды у нас и без того хватало, — вздохнула я. — К тому же до недавнего времени меня саму считали монстром.
— Тебя? — недоверчиво хохотнула Латри, смерив меня взглядом с головы до ног. — Я чувствую в тебе такой свет, что глаза слепнут.
Она придвинулась ближе, с опаской оглянувшись на до сих пор спорящих девушек, и заговорила тише, доверительнее. — Такую энергетику я встречала только у Наместников.
Я отпрянула от неё, крепко сжав зубы.
«Ты жива только потому, что мне и Войне это выгодно».
Всадники убили Шепфа, не раздумывая, не оставив и шанса. Это же сделали бы и со мной. Глупо надеяться, что не поняли бы, раз уж простая пленённая девчонка способна легко меня раскусить.
— Я — не Наместница, — попыталась оправдаться я. — У нас всё сложно… по большей части из-за Мальбонте…
Латри медленно кивнула, видимо, решив больше не развивать тему, раз та мне неприятна. Только задумчиво протянула:
— Похоже, этот ваш Мальбонте особенно важен Всаднику. В противном же случае… его ждёт незавидная судьба.
Она кивком указала на обезумившую от горя Рефону. Лилу сползла с кровати и короткими перебежками добралась до моей, упала в ноги, обняв мои колени.
— Вики, мне так страшно! Мне страшно!
Я погладила её по голове, не представляя, как утешить.
— Мне тоже, Лилу.
— Нам всем страшно, — пожала плечами Латри, опустив голову. — Но мы хотя бы ещё живы.
— Слава Шепфа, что ты вернулась целой! После того, что случилось с Лерайе и Астартой…
Только сейчас я заметила, что Астарты в спальне не было. И как я сразу не заметила её отсутствия? Поэтому Ости так мало говорит и вся пылает ненавистью? Они ведь лучшие подруги…
— Он… выбрал её?
***
Война обернул багряную, заляпанную хаотичными бурыми пятнами простыню вокруг бёдер, едва отстав от измождённой, еле живой рабыни. Сел на край кровати, плеснул себе ещё вина. Как ни крути, а Голод знал толк в слабостях. Умело играл на струнах душ, чем неимоверно бесил Войну, но зато в способах расслабиться брату точно не было равных. А Войне нужно расслабиться. Иначе он просто сорвётся, подобно бешеному голодному псу с ненавистной ржавой цепи. Не время… Терпение, хотя умение ждать и противоречило его темпераменту, всей его сути. Но иногда битвы выигрываются умом и хитростью, а не силой… к сожалению.
Война не виделся с Голодом без особой надобности: вино ему доставляли пьёны. Быть может, проклятый брат что-то подмешивал туда, лишь бы выведать секреты — плевать. Война давно смирился, что некоторые его слабости — не тайна для равных и превосходящих. Братья сильнее лишь сферами влияния: в бою, похоти и пирах Войне не было равных.
Он любил убивать и трахаться, трахаться и убивать, а иногда, заполони Тьма все миры разом, всё одновременно!
Но сейчас он не смог окончательно забыться, и это раздражало до скребущего железными когтями под кожей ощущения прокола, проигрыша. А для Всадника любая незначительная неудача равна поражению.
Проклятый нефилим попался на крючок, заглотил наживку, но он всё же не так прост, как другие. Девка ему нужна, но не настолько сильно, как рассчитывал Война. Ну и хрен с ним. Не месть или желание, так жалость вынудила Мальбонте забрать её, а уж что станет с ней делать дальше — Войну не заботило.
Он позвал новых евнухов, приказал убраться в гостиной, но один из трофеев всё же прихватил. Самая бойкая, свирепая, словно кровожадная гидра. И такая же гибкая.
Как там её имя? Не всё ли равно?
Война взглянул через плечо на распластанную в постели девушку, чьи прикованные кандалами к изголовью кровати запястья выглядели белыми и потерявшими чувствительность. Её роскошное тело оказалось выносливым: свежие раны, порезы и рваные укусы успевали затянуться. Всё же какое-никакое бессмертие — явный плюс игрушек. Не так часто приходится менять.
Всадник лёгким касанием большого пальца убрал прядь каштановых слипшихся от крови волос с её лба, и рабыня тут же распахнула глаза, полные злобы, живой агрессии, напополам с отчаянием. Как побитая, угодившая в капкан львица. Война ухмыльнулся, жестом предложив ей вина, но девчонка сморщилась, задёргалась, завопила, ей было противно лежать на покрывале, сшитом из кожи ей подобных. Закатив глаза, Всадник поставил кубок обратно на ювелирно выкованную тумбу. И резко схватил рабыню за горло, перекрывая звериный вопль, давя его в глотке.
— Если хочешь продлить своё существование, замолкни, — серьёзно и раздражённо сказал он, наблюдая, как ярость в глазах девки сменяется страхом. Хмыкнул, пожал плечами. — Впрочем, если нет, я окажу тебе последнюю милость.
Страх игольчатыми наползающими щупальцами перерос в ужас. Она замерла, покорно притихла, стараясь даже не скулить.
— Умница, — удовлетворённый её решением Война медленно убрал ладонь. — Как, ты сказала, тебя зовут?
Губы рабыни неторопливо раскрылись. Голос звучал хрипло и сорвано.
— Астарта, господин.
Война прищурился, лукаво глянув на неё.
«Господин».
А она быстро смекнула и начала умасливать. Что-то новенькое. Обычно они либо плачут, либо пытаются сражаться до последней капли крови. Эта же изначально избрала иную тактику. Была нежной, откровенной, кокетничала… Войну это интриговало, но он быстро раскусил подлинные мотивы, и игра пошла по его правилам после неудачной попытки девчонки перерезать ему горло. Тут-то её уверенность сразу испарилась, обнажая звериную злобу.
Неплохо. Война сполна насытился. Даже рад, что выжила. Планировал позабавиться с ней ещё.
— В своём мире ты была богиней?
— Для некоторых смертных… — неуверенно ответила она, не спуская с него настороженного затравленного взгляда.
— И что же ты для них представляла? — Война снова потянулся к кубку, осушил его до дна, промочив горло.
— Любовь и власть…
На это он презрительно хохотнул, едва не подавившись. Хотя кто бы сомневался, что низшие существа во всех мирах одинаковы и возносят редкостную тварь в богоподобный культ.
«Любовь спасет мир».
«Любовь преодолеет все преграды».
И прочая наивная хрень. Сколько прошло после её казни? В мире Властелина времени не существует вовсе. А по ощущениям… миллионы оборотов планеты вокруг звезды, или же наоборот, несколько ничтожных мгновений.
— И что ты можешь знать о Любви? — едко спросил Война, позволив воспоминаниям пленить его, сковать цепями, обмотать верёвками в попытке удержать. — Что она для тебя?
Астарта захлопала ресницами в растерянности, гадая, какой ответ приведет к её спасению, а какой — к гибели. Война прервал муки её выбора:
— Я знал истинную Любовь. Она была той ещё сукой. И чуть меня не погубила. За это я отрубил ей голову.
Всадник встал, едва придерживая простыню, прошёл к столу, позвонил в колокольчик. Резкий высокий «дзыньк» пронёсся по пропахшей потом, кровью и сексом спальне. Евнухи явились незамедлительно, ожидая приказов хозяина. Война небрежно кивнул в сторону кровати.
— Забирайте, с неё достаточно. И приготовьте мне ванну.
Девчонка не могла идти сама, её пришлось тащить на себе. Постель перестелили, открыли окно, впуская свежий воздух.
Войне не было дела до всей этой суеты. Он думал о делах и своих планах. Чтобы отвлечься, взял меч, вынул его из ножен, сел в кресло, прихватив точильный брусок.
Злился на себя. И зачем только опять позволил памяти овладеть разумом. Непродуктивно, бессмысленно. Болезненно.
Залитый светом зал, и звёзды в небесах сияют так ярко, но Войне куда больше нравится сине-чёрное пространство меж ними — бесконечное, матовое, тёмное… вовсе не пропускающее свет. Таинственное, интригующее и незаметное. Непредсказуемое, как и вся суть Царицы, что сидела об руку с Властелином и смеялась над представлениями шутов. Её смех звенел хрустальным колокольчиком, а Любовь сидела у ног, вкушая плоды спелого винограда.
Тогда ещё никто не замечал хмурую серую тучу, собирающуюся над горизонтом безмятежного существования Семерых. Но буря зрела в душе Войны, дула ледяным ветром, искрила первыми молниями, бьющими в сухую траву. Он не мог вынести предначертанной судьбы, не хотел покоряться, жаждал бороться, отдать свою жизнь…
Лёгкая, но твёрдая рука Смерти, бледная, слишком нежная для мужской, унизанная серебряными перстнями на каждом пальце, легла на плечо. Он не слышал, как брат приблизился, потому в отвращении стиснул зубы, дёрнувшись, избавившись от холодного учтивого касания.
— Ты слишком долго и пристально смотришь на неё, — произнёс Смерть тихо. — Если Властелин заметит… даже я не смогу спасти тебя.
— Думай о своём спасении, брат. Не обо мне.
Огрызнулся Война, хоть и знал, что Смерть воспринимает его не больше, чем импульсивного горячего мальчишку, которого необходимо воспитывать. Огненный взгляд Войны метнулся к рыжеволосой игривой Любви, что-то шепчущей на ухо Царице, пронзил её насквозь, и вены обдало жаром.
Её прекрасное лицо он исполосовал кинжалом и сжёг. Но это не помогло. Шрам вдоль сердца всё ещё ныл.
Брусок любовно и бережно скользил по чёрной матовой стали, натачивая лезвие до идеальной остроты. В дверь постучали, и Война поднял голову, сухо бросив позволение войти. Его не смущала ни нагота, ни разрушенная и не до конца убранная спальня.
Пьён вплыл чуть ли не по воздуху, держа в костлявой конечности пергамент с печатью из чёрного воска. Передал Всаднику лично в руки и также бесшумно уплыл.
Война отставил меч, убрал его в ножны, повертел в пальцах свиток и, поморщившись при виде герба брата — коса и вороний череп — взломал печать.
Письмо писано рукой Смерти — его ровным, витиеватым, красивым почерком. Война хмыкнул, пробежавшись взглядом по строчкам.
— Быстро же ты вернулся, растерял всё терпение? — пробурчал он себе под нос, отложив пергамент. Встал и подозвал евнуха. Имён у слуг не было, даже кличек. Потому что с мужскими органами Война отнимал и их личности. Отныне они просто ничтожные тени, черви, рабы. А у червей не может быть ни имён, ни судеб, ни желаний.
— Я покину дом сегодня же. Передай Нефилиму, что к моему возвращению он должен быть готов отправиться в чертоги Смерти. И ту девку, что провела с ним ночь, тоже подготовьте. Если сестра прибудет до того, как я вернусь, выделите ей спальню и обеспечьте всем необходимым. Дайте всё, что попросит. И накормите моего дракона перед полётом.
Отдав приказ, Всадник отправился в ванную.
***
Мальбонте вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Осмотрелся, направился по коридору в ту сторону, где ещё не бывал. Слуга передал послание: ничего конкретного, по-прежнему загадки, что порядком раздражало. Мальбонте не знал, к чему готовиться и как в случае чего планировать отступление. Но пока дом пуст, можно прогуляться. Не запрещено.
Он бродил по залам и этажам, вглядывался в окна, смотрел на горы, маковые поля под графитовыми небесами, город, светящийся вывесками, красными фонарями и окнами небоскрёбов. Кто его населяет? Тоже евнухи? Или те, к кому Война более благосклонен? Союзники… товарищи? Для чего Всадникам личная армия? Способ развлечься или избавиться от одиночества? Наверняка просто слуги, созданные для выполнения нужд, не больше, не меньше.
Но Мальбонте больше другое заботило: евнух проговорился о Вики, что и она отправится во владения Смерти. Мальбонте ещё мог догадаться насчёт себя, но она…?
Найти бы её, выманить под любым предлогом, наставить, но разве послушает? Упрямая девчонка. Проще уж втереться в доверие к Войне, но перед этим неплохо бы узнать его мотивы, и желательно до того, как Всадник раскроет их сам.
Мальбонте распахнул инкрустированные медью и рубинами врата с ручками в виде оскаленных драконьих пастей, и перед ним возник огромный величественный, но пыльный зал. Столы, кресла, колонны и люстры увешаны алыми покрывалами. На окнах-бойницах витражи с мозаикой, изображающей битвы человекоподобных существ и чешуйчатых пятиглавых чудищ, горгулий, церберов и змеев.
Сапоги оставляли следы на грязном полу, похожем на битое стеклянное полотно или залитый кровью лёд. Мальбонте даже насторожился, ступая аккуратнее, но нет, не лёд и не стекло — просто оптический обман. Война давно не принимал гостей — всё, что можно сказать об этом месте.
Мальбонте уже собирался уйти, как что-то вдруг привлекло его внимание: картина в витой серебряной раме, спрятанная между двух окон, и тоже завешанная покрывалом.
Нефилим приблизился и сдёрнул ткань, подняв ворох пыли.
Картина была обожжена и сильно искромсана, как будто её специально били ножом.
На ней изображены семеро. Мальбонте без труда узнал Чуму, сидящую у подножья округлой лестницы, ведущей к высокому трону. И Войну на три ступени выше с мечом на коленях. Их почти не тронули повреждения. Дальше следовал худощавый кудрявый блондин с располагающей улыбкой и бокалом вина. Рядом с ним рыжеволосая девушка с выжженной чернотой вместо лица.
Мальбонте уловил какое-то движение за спиной и отвлёкся от картины, прислушался, но ничье присутствие не почувствовал.
У самого трона на последней ступени стоял, опёршись на трость, невысокий и утончённый мужчина с чёрными ниспадающими на плечи волосами, чье лицо изрезано настолько, что черты не разобрать.
Вновь мимолетное покалывание на спине, вызванное чужим пристальным взглядом, заставило Мальбонте резко обернуться, но зал был по-прежнему пуст. Даже если бы кто-то прятался под тканью или за портьерами, он бы почуял. Но ничьей чужой энергии, даже евнухов, нет поблизости.
Стиснув зубы, он вновь посмотрел на картину. На троне сидел мужчина в золотом дублете и высоких сапогах, но его лик тоже обезображен, как и женщины в длинном синем платье, что стояла за троном, сложив руки на плечах сидящего. На её руке виднелся перстень с крупным гранатом насыщенного оттенка, по форме напоминающий амулет Шепфамалума.
Перед глазами поплыло, и Мальбонте часто заморгал, попятился назад, сделав два шага, взял себя в руки, огляделся, приготовившись отразить любую атаку. Его окружило облако давящей удушающей силы, словно высасывающей жизненные соки. Такой разрушительной и огромной, что трудно сопротивляться. Оно вибрировало, жужжало роем пчёл, и всё смыкалось. Мальбонте не упал на колени, остался стоять несметным усилием воли. Выставил перед собой руку, закрывая глаза, но резь в них унять никак не получалось. По щекам потекли густые кровавые слёзы, словно сила давила на его череп, стремясь раздавить. Он зарычал, выпуская навстречу тьму: ударила волна, выбила витражные окна, но он не заметил звона тысячи осколков, целиком сосредоточившись на обороне, собирая все свои силы.
