***
Спальня Мальбонте встретила едва уловимым запахом свежести и еловых веток. В сравнении с провонявшей приторными духами и кровью комнат рабынь, здесь хотя бы можно дышать. Он не тащил меня, словно животное. Я шла сама, хоть поводок и находился в его руке. Меня нарядили, как красивую куклу, даже не сказав, для чего. Астарта истошно вопила, дергалась на кровати, мешая всем спать. В бреду чуть не разрушила спальню, и лысые громилы привязали её к кровати, напоив какой-то вонючей, пахнущей дегтем, жижей, и дьяволица погрузилась в тревожный, но глубокий сон. Ни я, ни Ости или Лилу с Лерайе никогда не видели её такой… поломанной… обреченной. Не хотелось знать, что этот урод с ней вытворял. Дьяволицу, повидавшую много искушений, непросто запугать похотью… Но после её возвращения атмосфера среди девушек стала ещё напряженнее. Их зависть могла причинить мне зло… Мальбонте закрыл за собой дверь и предложил мне сесть на идеально заправленную кровать. Я с опаской осмотрелась: ещё несколько часов назад думала, что проведу здесь худшую ночь в своей жизни, а теперь вынуждена признать, что это было моим спасением. Довериться одному врагу, чтобы защититься от более страшного… Но надежно ли? Война позволяет Мальбонте владеть мной, пока им обоим это выгодно. Нефилим ушел в прилегающую ванную, выложенную плиткой, напоминающей каменные островки в реке лавы. Я видела через открытую дверь, как он снял рубашку, швырнув ту на пол, наклонился над раковиной в виде чаши, умыл лицо, шею и затылок, затем сорвал с крючка полотенце и вытерся. Вернулся полуобнаженным, молча прошел к шкафу. Странно видеть его бескрылым, ещё непривычнее: полуголым. У него красивое тело, глупо отрицать. Хорошо сложенный, мускулистый, крепкий. Мальбонте обернулся именно в тот миг, когда я, погруженная в раздумья, пялилась на него…. Какой стыд! Я быстро моргнула, хоть и показалось, что щеки стали в тон освещения. Он никак не прокомментировал мою наглость, лишь спросил: — Ты помнишь, что должна играть роль той, кто принадлежит мне во всех смыслах? — спросил он серьезно и снова отвернулся после моего рассеянного кивка. Пристально смотрел в шкаф, выбирая рубашки. Я опустила взгляд на свои изодранные у основания ногтей пальцы. — А если Война передумает и возьмет меня, ты станешь защищать? Унизительно и мелочно спрашивать одного врага, станет ли он защищать от другого. Но мне было страшно. Действительно страшно, и без толку тут храбриться. Мальбонте замер, не оборачиваясь. Я видела, как напряжены его плечи и скулы. Он обдумывал ответ. — Если будешь послушной. Его тихий серьезный голос ударил хлыстом жестокой правды. Как всегда, честный даже во зле. Что скрывалось под короткой фразой, можно только гадать. «Если. Будешь. Послушной» Если буду подыгрывать, не идти наперекор, не вставлять палки в колеса, но ведь это означает: доверять. А как доверить свою жизнь тому, кто был, есть и будет твоим кошмаром? Мальбонте повернул голову в мою сторону, о чем-то усиленно размышляя. Схватил первую попавшуюся рубашку, надел на себя так, словно сам ещё не привык к отсутствию крыльев, небрежно застегнул пуговицы на животе и до середины груди, подошел, сел в кресло напротив, не сводя с меня тяжелого внимательного взгляда. — Тебе придётся мне верить, если хочешь выжить, но и не забывай, что это зависит от тебя самой. — Выбора всё равно нет, — я подняла голову, хмуро уставившись на него. — Куда мы собираемся? Мальбонте опустил подбородок и медленно застегнул оставшиеся пуговицы, слишком маленькие и неудобные для его пальцев, но он сделал задуманное с удивительным проворством. — В Чертоги Смерти, — ответил он, и я напрягалась ещё больше. Думала, что на прогулку в сад, город или типа того, но никак не во владения ещё одного Всадника. От страха кожа на спине и руках стала ледяной и липкой. — Зачем там я? — Этого я не знаю. В дверь настойчиво постучали, и за ней оказался евнух, равнодушно сообщивший, что Война вернулся. Меня охватила болезненная бессильная ярость при одном его упоминании, и мысли о силе Шепфа во мне снова стиснули в крепком кулаке сердце и надавили на грудь. Мальбонте поднялся, подошел, взял меня за локоть и повел в гостиную. Чума сидела на том же П-образном диване, до жути довольная, словно пьяная. Война что-то ей рассказывал, чем смешил. Но оба замолчали, увидев нас. И Война тут же расплылся в многозначительной улыбке. Он был одет в дорогой приталенный костюм, без галстука и особых излишеств. — Рад, что вы оказались пунктуальны. Он хищно оглядел меня с ног до головы, откровенно наслаждаясь увиденным. Словно мы были с ним здесь одни… словно уже владел. — Какой же всё-таки ценный трофей… даже жалею, что отдал право первой ночи. Чума надменно фыркнула и отвернулась, сделав вид, что увлечена своими ногтями больше, чем поведением брата. Холодное омерзение пролилось по моей коже прокисшим молоком. Всадник широко расставил колени и властно похлопал по одному из них, приглашая. — Иди сюда. Я застыла, не зная, как быть. Сглотнув, посмотрела на Мальбонте, но его лицо нечитаемое, каменное. — Не бойся, я не кусаюсь, в отличии от моего дракона, — ухмыльнулся Война. Он дразнил Мальбонте, потому что переводил хитрый взгляд то на него, то на меня, ожидая повиновения или реакции. Мы молчали и не двигались. Улыбка на губах Всадника увяла, преображая его лик из доброжелательно игривого в суровый и жуткий. Он медленно встал, оправил полы своего пиджака и широкими шагами преодолел расстояние между нами. Одной рукой схватил за поводок, натянув так, что ошейник впился в кожу. Другую собственнически опустил на талию, прижав к себе. От него пахло железом и сандалом, а еще одеколоном. Я сжала зубы, чтобы меня не вырвало. — Ты ещё не выучила, что когда я отдаю приказ, его надо исполнять? — Довольно, — вмешался Мальбонте, буравя Всадника прямым, но равнодушным взглядом. Война приподнял брови, сделав вид, что не расслышал. Картинно сведя их к переносице, перевел вопросительный взгляд на гостя. В глазах его плясали яркие искорки ни то гнева, ни то азарта. — Она моя, — спокойно и твердо повторил Мальбонте, но при этом крепко сжав челюсти. — Ты сам отдал мне её. Заберёшь, когда я того пожелаю. — Не наигрался? — расхохотался Война довольно, тем не менее убрав от меня руки и подняв их перед собой в комично сдающемся жесте. Тактическое отступление ради ещё большей победы в будущем. У меня внутри всё сжалось от отвращения, норовя вырваться вместе со скудным завтраком, которым нас кормили евнухи. Мальбонте сделал шаг ко мне, и вот уже его рука легла на мою талию, вызвав неожиданные мурашки. Нервы звенели от напряжения, а ведь мы даже не покинули проклятый дом Войны. — Как пожелает гость. Я же всё-таки гостеприимный хозяин, — Всадник нарочито невинно заморгал, едва не смеясь, когда произносил это, но продолжил уже без тени насмешки или озорства: — Своему слову в том числе. — Тогда прекрати провокации, — Мальбонте перевел взгляд на Чуму, о чем-то раздумывая. Война махнул рукой. — Раз все готовы, идем. Брат не любит ждать, зато любит, когда гости эффектно появляются. Всадник закатил глаза, поморщившись. За стенами дома что-то тяжело приземлилось, хлопнули исполинские крылья, окна осыпало пылью и песком. Чума поднялась, вальяжно направилась к выходу, накручивая белокурый локон на палец. — Смерть расположился в верховьях нашего мира, порталы он на дух не переносит, они сбивают какие-то там его механизмы. Поэтому придётся лететь, — она обернулась к Мальбонте и протянула ему руку. — Нефилим, отдай на время игрушку брату, ты полетишь со мной. Мне снова стало тяжело дышать. От мысли о полете на драконе… наедине с Войной. Мой взгляд, обращенный к Мальбонте, чуть ли не молил что-нибудь сделать. — Не волнуйся, привезу в целости, — насмешливо заверил Война. Мальбонте, подумав мгновение, только кивнул, отпустил меня и направился вслед за Чумой. Я осталась одна, хотя чего ожидала? Что он с меня станет пылинки сдувать? Глупо надеяться на поддержку, мы не друзья и даже не союзники. А Война меня все равно не убьет, пока во мне есть необходимость. Переборов ненависть, я подняла глаза на Всадника, что разглядывал меня со снисходительной улыбкой и маревом порока в прищуренных глазах. Как кот сметану. Его взгляд физически ощущался противным покалыванием на коже. Война поднял руку, небрежно смахнул прядь моих волос с плеча на спину, от чего я дёрнулась, как от удара, а он только усмехнулся. — Интересное сочетание ненависти и чистого света… — протянул, хмыкнув. — Впрочем, чему я удивляюсь? Вы с ним весьма любопытная пара. Он кивнул в ту сторону, куда ушел Мальбонте. Я не знала, что отвечать, и надо ли оно, но не сдержалась и злобно бросила: — Рано или поздно ты ответишь за свои преступления, — дешевая бессмысленная угроза, но мне так хотелось верить в её осуществимость, что кончики пальцев сводило от предвкушения. Война расплылся в такой хитрой, отвратительной улыбке, что я резко отвернулась, пряча слёзы отчаяния, застывшие на ресницах. — За свои преступления я уже ответил сполна, — хладнокровно парировал он, и не успела я переварить сказанное, схватил меня за поводок и потащил на улицу. Огромный, чешуйчатый красный зверь дыхнул пеплом и жаром, завидев хозяина. Мальбонте и Чума уже скрылись в небесах, так, что даже силуэта не различить, но мне было и не до рассматривания окружающей обстановки. Дракон Войны очевидно принял меня за завтрак, судя по заинтересованному взгляду желтых неподвижных глаз. Ноги стали ватными от страха, я чуть не упала, не повисла на натянутом поводке, который Всадник раздраженно дернул так, что кандалы впились в шею. Он что-то сказал дракону на неизвестном языке, протянул руку, погладил треугольную морду с хищной пастью, каждый зуб в которой по длине превосходил кинжал. К спине чудовища, где закреплены седла-лавочки, вела лесенка, напоминающая трап самолета. Война без лишних фраз притянул меня к ней, а когда мы поднялись, взял за талию двумя руками и легко усадил впереди. Зверь был невероятно горячим, его чешуя источала дым и пар, мощные мускулы перекатывались под ногами, как морские волны, вибрировали. Дракон часто дышал, на его дыхании я и сосредоточилась, чтобы успокоить свое. Вцепилась в седло двумя руками, закрыла глаза, замерла, почувствовав, как рука Всадника обхватила мою талию, по хозяйски накрыв живот. Он сел сзади, второй рукой держа поводья. Огромный, нависающий, как скала, даже без своих доспехов. Ветер теребил длинные белые волосы. Я попыталась сбросить его руку, но пальцы приклеились намертво. — Не трогай меня, — прошипела, на что услышала едкий смешок и почувствовала горячее дыхание на затылке. Вся сжалась от омерзения, казалось, что по телу ползают жуки. — Если свалишься, тебя сожрут обитатели горы, а это очень омрачит ясность моих планов. Я присмирела. Зверь побежал вперед, оттолкнулся задними лапами от земли, оглушительно громко взмахнул крыльями и взмыл в темное небо. Война заметил мой испуг и ухмыльнулся. — Ту, кто совсем недавно имел собственные крылья, не должна пугать высота. — Меня пугает не высота, — огрызнулась я, не посчитав нужным уточнять. Небо, как матовая бурлящая вода, угрожающая, вселяющая ужас. Близость черной дыры… исполинский поглощающий темноту вихрь. А где-то на вершине горы разливается свет, такой яркий, но холодный. Какой высоты пик, если даже дракон не может воспарить над ним? Внизу простирались залитые кровью поля с цветущими маками, леса с красными листьями, поблескивали реки с бордовой водой. Владения всадника Войны. — Зачем тебе рабыни? Так нравится мучить женщин? — заговорила я, найдя в нашем неприятном времяпровождении плюсы: могла выспросить что-то у Всадника, хоть и не знала, с чего начать. Война в ответ крепче прижал меня к себе, что спиной ощутила тепло его тела, сморщилась, попыталась отодвинуться, но он только рассмеялся. — Все мужчины нуждаются в утехах, это природа, — он зубами подцепил мои волосы, моё отвращение его только раззадоривало. — Но меня ты выбрал, а потом отдал Мальбонте… Хотя раньше никогда так не делал. Почему? Стиснула зубы. Терпеть, терпеть. Иначе ничего не узнаю. — Отдал, — согласился Война. — Потому если в твоей светлой головке есть хоть капля мозгов, ты этим воспользуешься. Нефилим не хочет мстить тебе, значит, ты ему нужнее, чем я рассчитывал. Он наклонил голову, поцеловав меня в шею. Ему ничего не мешало, а мне некуда было деться. Осталось лишь стиснуть зубы. — Воспользуюсь? Как? — Как все вы пользуетесь благосклонностью мужчин, — хмыкнул он, и пальцы, сжимающие мой прилипший к позвоночнику живот нагло двинулись вниз. — Нет! Не смей! — я задергалась в истерике, упрямо держа колени сведенными, но движения были ограничены, а опасность упасть слишком высока. Война натянул поводок на моей шее так, что стальной обруч впился в горло, перекрыв дыхание. Его пальцы вероломно стиснули платье на колене, смяли ткань, пробрались под нее. Он вошел в меня ими резко, насухую, злобно зашептав на ухо. — Ублажай его, будь с ним, заставь ещё сильнее привязаться к тебе, а иначе… станешь бесполезной, и тогда… — Война вынул пальцы, сунул их мне в рот, чтобы облизала, несмотря на свирепые попытки отвернуться, размазал слюну и помаду по губам и впихнул так, что едва не сработал рвотный рефлекс. И пока я пыталась побороть его и вдохнуть воздух, снова вернул вниз, скользнув внутрь легче. Принялся двигать ими вперед-назад, быстро, грубо, больно, пока чувство унизительного бессилия окончательно не разбило мою стойкость, и я не расплакалась. — Прекрати… хватит, пожалуйста. И только тогда он убрал руку, ослабил цепь и продолжил: — Иначе я вырву твоё сердце, мертвой ты послужишь больше, как и ваш Шепфа. При упоминании, таком презрительном, словно речь шла о дерьме, что-то ёкнуло внутри меня, вспыхнуло маленьким солнцем, начало стремительно расти. Я не питала к Шепфа дочерних чувств, но он всё же был символом… Тем, кому в нашем мире все молились, на кого надеялись. Святыней, которую нельзя позволять осквернять, пусть он и пал на глазах у всех от рук этого безумного, кровожадного вандала. То, что росло во мне, питалось не ненавистью, но гордостью и светлой памятью. — Ты убил его… — выдохнула я, позволяя солнцу залить всё своим сиянием, пройти током по венам, озарить мрак чужого неба. Дракон Войны недовольно взревел, нас сильно качнуло влево, Всадник смачно выругался на незнакомом языке, но не испуганно… скорее, устало… Я не почувствовала ничего, мгновенно потеряв сознание.***
Мальбонте смотрел вниз, наверх, в стороны, вертел головой, оглядывался, чем заставлял сидящую перед ним Чуму посмеиваться. Ему было некомфортно без крыльев, некомфортно в такой близости от всадницы и вдвойне некомфортно в этом мире. Близость черной дыры давила, кружила голову, наседала мраком и безысходностью и словно бы шептала, говорила с ним… Мальбонте думал о нападении, но не собирался спрашивать об этом ни Чуму, ни Войну. Всадники ничего не заметили или только сделали вид. Но если так, какой смысл убивать его втихушку, подкараулив в одиночестве? Если только Война не ведёт со Смертью собственные игры, и их цели и планы кардинально не расходятся. Мальбонте пока не знал ни мотивов одного, ни тем более второго, но собирался выяснить. Присутствие Вики осложняло и прерывало логические цепочки. Зачем она им? Зачем летит к Смерти? И эти бесконечные «зачем» уже порядком раздражали. Мальбонте сидел каменной статуей, упираясь ногами в мощные бока дракона. Чума молчала, лишь изредка с обольстительной улыбкой оборачивалась к нему или пыталась случайно придвинуться ближе, коснуться… — Я думал, ты и Война ближе, чем просто брат и сестра, — отстраненно сказал Мальбонте, наблюдая, как под ними проплывают мертвые зловещие скалы, населенные неведомыми тварями. Чума раздраженно повела плечом, но обрадовалась, что он снизошел до разговора, ответив на призыв. — Чисто технически нас никто не рожал, мы не родственники. Это в ваших мирах связи крови часто порицаются, мы же исповедуем иную мораль. Что касается ревности, не смеши. Мы свободны в плане развлечений. Залитые кровью скалы сменились чем-то иным: огнями, множеством огней, словно они пролетали над огромным земным мегаполисом. Город располагался выше владений Войны, но гора поднималась и поднималась, вершины по-прежнему не было видно, только слепящий свет, похожий на купол, защищающий мир от катастрофы. — Что это там? — спросил Мальбонте, проигнорировав слова Всадницы. — Голод купается не только в чужих, но и в собственных слабостях, — беззаботно ответила она, и он снова погрузился в молчание, рассматривая небо, которое из совершенно черного, затем темно-синего, становилось светлее. Но этот свет не походил на естественный, который излучает звезда. Он бежал, словно река, много рек и ручьёв над головой, образующих целый бассейн, паутину, сеть… Разные оттенки: желтые, белые, голубые, холодные и тёплые, мерцающие и тусклые. Будто несметный рой светлячков, устремленных к огню. — А это что? — Мальбонте сглотнул, почувствовав внезапную сухость в горле. Внизу он видел целые леса, груды засохших стволов, но вместо листьев с деревьев свисали белые нити, длинные и короткие. Они тоже светились, скупо и призрачно. — Это… потоки энергий, — отмахнулась Чума, вопросы ей наскучили. — У Смерти очень много обязанностей, он контролирует жизнь всех миров и забирает оставшееся от погибших. Дракон махнул крылом, огибая скалистый выступ, за которым Мальбонте увидел прямо посреди неба исполинские часы с сотнями и тысячами стрелок и символов. Чума, заметив его удивление, снова пояснила: — Ах, да… время брат тоже контролирует.***
Часы вселенных бесшумны, и стрелки в них движутся на первый взгляд хаотично, неправильно, иррационально. Некоторые и вовсе замерли и смещаются лишь на миллиметр за множество отсчитанных оборотов прочих. Миров так много… Многообразие жизней, культур, традиций и судеб. Целые системы, сложные материи, цивилизации и миллионы лет эволюции. Смерть поправил высокий ворот пальто из мягкого черного кашемира, без особого интереса взглянув на себя в зеркало. Безупречно отглаженный белый строгий костюм-тройка с черной окантовкой на вороте, никаких лишних деталей или аксессуаров, только серебряный перстень с крупной руной на лунном камне. Его облик молод, даже красив в своей утонченности, лишь глаза выдают старческую мудрость, невосполнимую усталость и груз прожитых времён. Он видел, как рождались и гасли звёзды, как возникали миры и измерения, вышедшие из-под легкой руки Властелина. И как они же гибли, обращаясь пеплом, по воле Царицы. Созидание и Разрушение — баланс, благодаря которому миры и существуют. Смерть же родился в противовес жизни. Возник сам по себе, сотканный из песчинок скорби и хаоса. Серый, нейтральный, лишенный бушующих энергий чувств, отданный во власть покоя и холодного разума. Беспристрастный повелитель времени. В его мире то вовсе не течёт, и не существует такого механизма, способного определить часы и минуты в центре всех вселенных. Но Смерть всё равно бросил равнодушный мимолетный взгляд на часы с золотыми циферблатами, к которым по небу непрестанно тянулись прожилки света, собираясь выше его чертогов, на пике горы, сокрытой от взора. День больше не сменяет ночь, и света часто недостаточно, но всё же больше, чем в низовьях, во владениях его братьев и сестры. Серо-белый мир покоя, избавлений и всеобщего конца. Все дороги ведут к Смерти, все пути замыкаются здесь. Он не держал слуг, сами покои исполняли немногочисленные желания и волю. Выйдя на балкон своей башни, чтобы обозреть владения, Смерть увидел приближающихся драконов, удовлетворенно кивнул сам себе, вновь сверившись с часами, где стрелки максимально приближены к тем ощущениям течения бытия, на которые всегда внутренне ориентировался. Войну и Чуму он давно обучил пунктуальности, Голод же… никаким уговорам и угрозам не поддавался. Смерть вздохнул, повернув голову к неподвижно застывшей костяной горгулье, притаившейся на шпиле башни. Та глядела в пустоту зияющими дырами глазниц, но, повинуясь безмолвному приказу господина, со скрежетом размяла тяжелые призрачный крылья, оттолкнулась когтистыми лапами и рванула вниз, чтобы поприветствовать долгожданных гостей. Он спустился на главный двор, неторопливо шагая по лестницам, созерцая по пути залы и колоннады, покинутые галереи и каменные пустующие сады. Башня Смерти безжизненна и пронизана одиночеством в отличии от прочих зданий, где властвовала суета. Он писал Войне, чтобы тот представил нефилима ему лично и неофициально. Перед основным приёмом. Драконы — воплощение хаоса и огня — рычали и фыркали на костяного собрата, побаивались, стремились поскорее улететь. Чума резво спрыгнула с седла, осмотревшись со скептицизмом, за которым прятала страх. — Жутковато тут, конечно, но не пугайся, — кокетливо заверила она спустившегося следом за ней высокого черноволосого мужчину. Война стащил со спины животного хрупкую лишенную сознания девушку, закованную в цепи, и Смерть на миг прикрыл веки, решив, что неугомонный брат задумал осквернить его чертоги присутствием рабыни. Но решил отложить выяснения с Войной до лучшего момента. Не удивился, что тот не упустил возможности напомнить о своей независимости и непокорности. Глупый дерзкий мальчишка. Ни годы, ни лишения не меняли его крутого нрава. Увидев девушку, нефилим решительно зашагал к Войне, и Смерть остановился у одной из колонн, желая понаблюдать за развернувшейся сценой. Его сложно чем-то удивить, чужого страха он не почувствовал, к тому же впервые за долгое время застал Войну за попытками оправдаться. Младший брат хлопал глазами, разводил руками, не уступал ни на долю, и в нём разгорался азарт. Он впихнул девицу в руки гостя и, ругаясь, подошёл к Чуме, которая следила за происходящем с ревностью и раздражением. «Дети» — подумал Смерть. Они родились позже: им неведомо, что до них не существовало ничего. Ни любви, ни ненависти, ни слабостей, ни желаний. Смерть тосковал по тем временам. Услышав его тихие шаги, все присмирели, обернулись кто с почтением, кто с настороженностью, кто с плохо скрываемой неприязнью. — Добро пожаловать, — поприветствовал он тихо. Чума склонила голову. Война дежурно преклонил колено, но тут же поднялся, едва не подпрыгнул. Нефилим изучал Смерть, пронзая тяжелым пристальным взглядом черных, как сама суть Царицы, глаз. Её дитя. Сильнейший из живых тёмных наместников, да ещё и рожденный от света. Любопытный экземпляр. Гордый, наглый, по-мальчишески горячий, но вместе с тем дикий, мстительный и одинокий. Он рассматривал Смерть в первую очередь не как высшее существо, а как врага, которого рано или поздно предстоит победить. Это позабавило Всадника, Рожденного Первым. — Мальбонте, я полагаю? Надеюсь, путь не слишком Вас утомил, — вежливо произнес Смерть, в свою очередь тоже изучая нефилима, о котором так много слышал. — Рад, что ритуал твоего возвращения из мёртвых прошёл успешно. Твой случай предоставил мне уникальный опыт. Гость поджал губы, обдумывая ответ. Поднял голову, рассматривая льющиеся, словно вода по трубам, потоки света и собирающиеся в едином, неподвластном глазу резервуаре. Догадался ли он, что они значат и как образуются? — Я пришёл получить ответы, — холодно ответил он. Не позволял себе высокомерия, был осторожен, но в то же время не раболепствовал, не ронял достоинства. Война хмыкнул, закатив глаза. — Больше уважения, Мальбонте. Не забывай, кто перед тобой. Но Смерть не отреагировал ни на дерзость нефилима, ни на возмущение брата. Он мягко развел до этого сцепленными на уровне живота в замок руки, приглашая войти. — Разумеется, Вы их получите. Но сперва приглашаю присоединиться к ужину. Я редко даю приёмы, но в последнее время у меня очень много гостей. Думаю, некоторых из них Вы уже знаете. Он учтиво кивнул на повисшую в руках гостя девушку. — Тем более, красавица ещё не пришла в себя. Невежливо вот так сразу бросать её в гущу событий, не дав отдохнуть.