***
Мы пришли в небольшое, но уютное помещение, изолированное от чужих глаз. Всё те же серые стены, мраморные полы, высокие потолки и готические окна с витражами, но посредине под куполообразным потолком бассейн с мыльной белой водой или молоком. От бассейна шел пар, а вокруг располагались широкие диваны с откидными спинками, меж которыми стояли приготовленные столики с экзотическими фруктами, бутылями и бокалами на тонких изящных ножках. Смерть не появился, но позаботился о том, чтобы его гости ни в чём себе не отказывали. Меня бросало в дрожь от одного вида существа, идущего под руку с Чумой, как будто они давние подруги. За этой тварью тянулось с десяток прихвостней, чуть ли не лижущих ей пятки на каждом шагу. Всадница по пути скинула туфли на высоченных каблуках и несла их в руке. На её плече сидела верная крыса и умывалась маленькими розовыми лапками. Мальбонте смотрел на всё с как всегда непроницаемым лицом, что непонятно, чего ожидать. Меня сковал жуткий страх, я постоянно спотыкалась и едва не упала, когда через противоположную дверь вошли ещё два чудища, которые прежде появлялись на помосте рядом с Всадниками. Один из них напоминал антропоморфного ледяного дракона с вытянутой зубастой мордой и огромными злыми глазами, похожими больше на стекляшки. Второй — высушенная мумия, скелет, обтянутый тряпьём, клыкастый и лупоглазый, ну истинный мертвец. За ними тоже тянулись прислужники — изуродованные, обожжённые, лишённые конечностей, половых органов и языков. «И эти уроды ведь чьи-то боги…» Тёмные Наместники поклонились Чуме и Войне и сели только после их одобрения. Мальбонте тоже опустился на край одного из диванов, неожиданно дёрнув меня за руку так, что я буквально рухнула ему на колени. Хотела встать, но он не позволил, удерживая одной рукой за талию, а вторую фривольно опустив на бедро. — Что ты… — возмутилась я, но тут же присмирела, поймав на себе пристальное внимание остальных. — Вступаешь в соития со своей сестрой? — проскрежетал Мертвец, сверкнув жёлтыми, загноившимися глазёнками и расплывшись в гнилой ухмылке. — Ты просто завидуешь, Лорфус, — расхохотался Ледышка. — Сам бы небось с радостью занялся тем же, будь твой брат девкой. Он повернулся к Мирэниелис и почтительно добавил: — Не хотел оскорбить прекрасную владычицу Крестомонариолиса. Соседи всё же… — Всё же… — со сталью в голосе согласилась Наместница. — Вики — не сестра Мальбонте, — закатила глаза Чума, шевельнув пальцем и подозвав пьёнов, чтобы те наполнили для неё бокал. — Просто его рабыня. — Но она светится, как Наместница, — недоумевал Лорфус. — И воняет также. «Ты себя давно нюхал?» — я напряглась, не зная, как себя вести. Хотелось спрятаться от них, выбежать и скрыться. А не сидеть выставленной на показ, да ещё и на коленях у своего врага, чьё тёплое ровное дыхание щекотало шею. — Правильно! Всех их давно пора превратить в рабов! Тьма должна восторжествовать, — замогильно прогоготал Ледышка. Его слуги наполнили ему бокал, и тот осушил одним глотком, даже не поморщившись. Стеклянные глаза по-прежнему ничего не выражали. — Думаю, Властелин, не согласился бы с тобой, Сприд, — ухмыльнулась Чума, принявшись кормить свою крысу спелой клубникой. Война расстегнул три верхние пуговицы на рубашке и сел рядом с сестрой, широко расставив длинные ноги и обняв руками спинку дивана. Ледышка скрежетнул зубами, выразив почтительное недоумение. — При всём благоговении пред ним, но зачем тогда вас послали истреблять наших светлых братьев? Не за тем ли, чтобы возвеличить нас? — Чтобы нас спасти, тупица! — рявкнула Наместница, расплескав вино на головы своих рабов. Красная густая жижа полилась по их лбам, лицам и полуобнажённым телам, и было в этом что-то завораживающее. Я мельком взглянула на Мальбонте, боясь пошевелиться или как-то лишний раз привлечь к себе внимание. Он же внимательно слушал. Я ощущала, как напряжена каждая клеточка мужского тела, к которому невольно прижималась спиной. Он сильно сжимал моё колено пальцами, словно сам этого не замечая. — От чего ж нас спасать, благодатная Мирэниелис? — вопросил Мертвец, клацая зубами. — Когда мы на самой вершине своей силы и величия? Всадники не вмешивались в спор, занятые своими мыслями и делами, хотя все три Наместника изредка поглядывали на них, словно спрашивая разрешение или ища одобрение. — От гнева Царицы, разумею, — решившись, прямо предположила Мирэниелис, звякнув закованной в металл ладонью по ближайшему столику. — За что ж госпоже-прародительнице гневаться на нас? — захлопал лишёнными век глазами Лорфус. — Скорее, уж Властелин разгневался на творения рук своих, раз их изничтожает. Куда, кстати, подевались Крочув и этот… как его…? — Крочув и Эльканапс выполняют ответственное поручение Смерти, — лениво пояснила Чума, хотя за её улыбкой чувствовалось двойное дно. Ледышка облегчённо прорычал: — Великая честь! Великая честь! Надеюсь, что и я подобной удостоюсь. — Несомненно, — проворковала Всадница, на что Наместник чуть ли сам не засветился от гордости. Судя по словам Левиафана, «чести» там предполагалось не много, но эти остолопы, ослеплённые лестью и почестями, похоже, даже не подозревали, что являются свиньями на убой. Я повернула голову, изучая строгий профиль Мальбонте. Догадывается ли он обо всём этом? Мне показалось, или уголок его губ на миг приподнялся в полуулыбке? Дальше собрание начало походить на привычное застолье. Наместники пили, рассказывали басни о своих мирах, творениях, локальных войнах и несогласиях, вспыхивающих между светлыми и тёмными порождениями, философствованиями о неизбежности подобных противостояний. Восхищались красотой Чумы, силой Войны и мудростью Смерти, сочиняли присказки и даже пели песни. Пока жутковатая, сотворенная из металла женщина по имени Мирэниелис не хлопнула в ладоши так, что над водой молочного бассейна разнёсся резкий звон. Все взоры обратились к ней. — При всём уважении к хозяину замка и его законам, я бы всё же хотела преподнести вам в дар своих прекрасных кукол. Я отбирала каждого лично — гибкие, выносливые и красивые — лучшее, что есть в моём мире. Вы не против насладиться их красотой? Она с обольстительным оскалом указала на прислужников, и я кожей ощутила отвращение и подкатившую к горлу тошноту. Чума закинула ногу на ногу, её глаза засияли болезненной похотью. — Брат не терпит, когда приводим личных рабов в его обитель, но мы этого и не делали, верно? К тому же то негласное правило не распространяется на… почётных гостей. Война с улыбкой сытого кота оглядел предложенный «дар» и скривил губы, на мгновение посмотрев на меня, но и этой секунды хватило, чтобы прожечь душу липким омерзением, вызвав мурашки ненависти. Воспоминание о его холодных противных пальцах всплыло некстати, что я машинально сжалась, до дрожи свела колени, крепко зажмурившись, чтобы отогнать подступающую панику. А когда снова открыла глаза, поймала на себе пристальный, внимательный и тяжёлый взгляд Мальбонте — как будто потемневший, но в тусклом свете так могло просто казаться. — Показывай, — вальяжно протянул Всадник, сев поудобнее и даже потянувшись. Мальбонте, почувствовав, что меня трясет, убрал руки с моей талии, будто стараясь вообще меня не касаться. Предоставленная свобода позволила вдохнуть глубже, переключить внимание, на тихий властный шёпот: — Налей мне вина, Вики. Не глядя ему в лицо, я встала, медленно приблизилась к столику и осторожно наполнила один из бокалов, передав тот нефилиму. Он в упор глядел на Войну, враждебно и задумчиво. Всадник в ответ только беззаботно улыбнулся, и немой поединок прервали прошедшие между стоящими друг напротив друга диванчиками обнажённые существа. Мирэниелис звякнула ладонями, и от группы рабов отделилась худенькая и совсем молоденькая девушка со струнным инструментом, отдалённо напоминающим виолончель. Из-под смычка белой кости полилась чарующая мелодия, яркая и страстная, но в то же время волнующая и мечтательная. Танцоры пришли в движение. «Танец… она хотела всего лишь подарить танец?» — с облегчением подумала я, собираясь сесть рядом с Мальбонте, но он, поймав меня за запястье, снова усадил к себе на колени, демонстрируя собственничество. Рабы извивались, подобно змеям, переплетались между собой под пробирающие звуки музыки, а их тела — покрытые перламутровой чешуёй — блестели от масел, источали ароматы духов и секса. Целовали друг друга, облизывали длинными раздвоенными языками, лили на кожу расплавленный воск свечей, но делали это механически, словно роботы. Безжизненные сосуды с давно потухшим внутренним огнём. — Заставь их уже перейти к соитию! — скрежетнул Наместник, похожий на мертвеца, и Мирэниелис раздражённо отдала приказ. Я отвела взгляд, морщась от зрелища и характерных звуков. Чума смотрела представление с интересом, Война — со скукой на лице. Женщины стонали, извивались в танце кобр, выжимая из себя наслаждение. Сидя на коленях Мальбонте, я вдруг испугалась, что почувствую его возбуждение, вызванное зрелищем, но он оставался хладнокровен и спокоен. Пил вино маленькими глотками, а то и вовсе только смачивал губы. Но стоило мне подумать, как он… тихо кашлянул, будто подавившись. Повернулся ко мне, предложил бокал, и я порывисто схватила его, чтобы промочить пересохшее горло. Вместе с обжигающим приятным напитком закралась мысль: «А вдруг нефилим прочёл мои мысли?». И от этого щёки залило краской. Возвращая бокал, я невольно бросила взгляд на его сомкнутые пухлые и выразительные губы, которые однажды уже видела настолько же близко. О, Шепфа, я даже помнила их тепло и вкус, как будто наш единственный поцелуй случился вчера, а не много лет назад… Я отвернулась резче, чем того хотела, когда Мальбонте вновь взглянул мне в глаза. Спокойный, непроницаемый, сосредоточенный, будто готовый сейчас же кинуться в бой. Он тронул кончиком большого пальца уголок моего рта, смахнув застывшую там винную каплю, на что я отшатнулась, чуть не упав ему в ноги, но сильная мужская рука, обхватившая талию, удержала от конфуза. Меня снова затрясло, но уже по другой причине. Вспомнила, что задумывала на балу, и волнение накрыло неконтролируемой волной. Женский истошный крик. Коллективный скребущий, как пенопласт по стеклу, хохот Ледышки и Мертвеца вырвал из раздумий. Рабы-мужчины, постепенно увеличивая амплитуду движений, начали менять облик, перевоплощаться в монстров прямо в женщинах, от чего те завопили от боли. Темно-синяя кровь потекла по их бёдрам, у кого-то даже изо рта. — Эй, Мальбонте, кинь им свою девку, пусть порезвятся и с ней, — крикнул в запале Ледышка, залпом влив в зубастую крокодилью пасть двадцатый по счету бокал. Предыдущие девятнадцать валялись у его ног, отросток промеж которых торчал колом, от чего меня чуть не вырвало. Совсем забыв про такт, Наместник попытался подойти, протягивая лапу ко мне, но Мальбонте резко вскинул руку, и Ледышку снесло потоком тьмы, впечатав обратно в диван, что опрокинулся на спинку. Девушка с инструментом сбилась, но Мирэниелис, расхохотавшись, жестом приказала ей продолжать. Крики и стоны танцовщиц переросли в звериные вопли, когда их партнёры начали впиваться зубами в плоть, кусать, рвать, не прекращая безумных фрикций. Но на них уже никто не смотрел, всё внимание приковал к себе ледяной уёбок, вскочивший с рёвом раненого чудища. — Да как ты смеешь, мальчишка! Разорву! Мальбонте тем временем пересадил меня на диван и поднялся, загораживая собой, готовый к битве. Ледышка бросился на него, клацая зубами, но не достиг цели. Между ними молниеносно возник Война, одним сокрушительным ударом кулака в челюсть уложив разбушевавшегося Наместника на лопатки. Его рабы с визгами попрятались, кто-то упал в бассейн, забрызгав молоком ноги Чумы, на что та надменно фыркнула, закатив глаза. — Ты забываешься, Сприд! — сплюнул Война, прижав пытавшегося подняться гада сапогом к полу. Его кровь дымилась, хотя на вид казалась холодной и белой. Стеклянные глазки рептилии не отражали ужас, который отчетливо слышался в голосе. — П-п-простите, господин Война, я просто хотел развлечься. Война недобро прищурился, наклонившись к нему. — Меня ты точно развлёк, но впредь веди себя, как подобает в приличном обществе, а то посажу в клетку. Всадник обернулся к Мальбонте, который уже невозмутимо сидел на диване, потом, скрипнув зубами, бросил Мирэниелис: — Пускай уже кончают или дожирают друг друга, а потом собирай их и возвращайся в покои, — он обвёл глазами всех присутствующих, исключая Чуму. — Вас тоже касается. Мальбонте, тебя проводят пьёны. Как по команде от стены отделились безликие молчаливые фигуры, готовые услужить. Мальбонте, не благодаря, пошёл вслед за ними и повёл за локоть меня. При мысли, что нам снова придётся ночевать в одной спальне, я поёжилась. Когда мы отошли на значительное расстояние от остальных, я приблизилась к нему и шепнула: — Отпусти меня, я хочу снова увидеть друзей, вдруг мы с ними больше не встретимся?.. Молчание. Проигнорировал. — Пожалуйста, — протянула я, чувствуя подступающие слёзы, но Мальбонте остался непреклонен. Просторная серая комната с покрытыми инеем окнами, за которыми простирались заснеженные склоны, равнины и острые скалистые пики, содержала в себе минимум мебели. Одно только широкое ложе и сооружение, похожее на каменный саркофаг. Только по стоящему на нём графину всё с тем же вином можно было опознать стол. Было холодно, как на улице, я сразу обняла себя руками. Пьёны суетились, расстилая постель. Скрывались за маленькой неприметной дверью, ведущей в смежное помещение, и тут же возвращались. — Распорядиться, чтобы тебе приготовили ванну? — спросил Мальбонте, и по спине словно провели кубиком льда. Я надеялась, что он ничего не подразумевает под своим вопросом. Но в то же время внутренне боролась с собственными принципами в угоду планов. Выведать что-то любой ценой ради друзей, втереться в доверие. Не будет ведь сложно, он ко мне расположен… Я охотно кивнула, уповая, что горячая вода здесь имеется, и она приведёт меня в чувства. Ванная крохотная, выложенная грубым камнем, но помыться мне удалось. Старалась не думать о проклятых Всадниках, о чудищах, чёрных дырах и мужчине, с которым всё же придётся провести ночь. Он пугал своей скрытностью и жестокими воспоминаниями прошлого, но в то же время казался единственным скалистым островом в бушующем кругом океане. Хоть и зыбкая, но безопасность. Но одна лишь мысль о нём вызывала гремучую ядерную смесь страха, злобы и… волнения. Закрыла глаза, погрузившись в воду с головой, попыталась успокоиться, остудить собственное воображение. Не сложно… всего лишь секс. Я давно не девственница, меня таким не напугать, но всё же речь шла не о ком-то другом, случайном, а о Мальбонте… Когда я, завернувшись в полотенце, собралась вернуться в спальню, услышала его шёпот, потом тихий хлопок закрывающейся двери, а когда вышла, застала нефилима за столом, читающим какую-то записку. — Что это? — поинтересовалась, но он не ответил, даже глаза не поднял. Пробежавшись зрачками по строчкам, сжал клочок в ладони, а когда та разомкнулась, от записки остался лишь пепел. — Нет, нужно иначе… — задумчиво проговорил Мальбонте, потёр глаза, уткнулся лбом в сложенные домиком пальцы. Я, осторожно ступая по ледяному полу босыми ногами, приблизилась к нему, в нерешительности остановилась за спиной. Он выглядел очень уставшим, вымотанным. — Что сказал тебе Смерть? Нефилим тихо рассмеялся моей беспечности, хотя я и не надеялась на откровенность. — Поведал, для чего меня воскресили. — И для чего же? — снова попыталась прощупать почву, на что Мальбонте обернулся, с хитрым прищуром оглядев меня с ног до головы, и кивнул на постель, где лежала приготовленная одежда. — Очень понадобился, потому и умасливают всеми способами. Тебя подсунули за тем же. И, как я и думал, не тронут, пока я послушен. Неловко придерживая полотенце на груди одной рукой, я, затаив дыхание, опустила вторую на плечо мужчины, ощутив под пальцами напрягшиеся мышцы, гладкость ткани и тепло кожи под ней. Мальбонте замер на мгновение, медленно повернул голову, взглянув на мои подрагивающие пальцы. Усмехнулся, выпрямился, но ничего не сказал. Я приняла молчание за одобрение и осторожно положила вторую ладонь на другое его плечо. Сердце застучало бешено, разгоняя кровь до ощутимого озноба по всему телу. Я стиснула пронзённые липким холодом пальцы, вцепилась в рубашку, принялась медленно массировать мощные широкие плечи Мальбонте. Он чуть наклонил голову, но не расслабился: тело вибрировало, бугры мышц натянули кожу на предплечьях. Казалось, выжидает и вот-вот атакует. — Неприятно? — шепнула я, наклонившись к уху, чуть задев его спину грудью. — Что ты задумала? — снова усмешка, едва не разогнавшая всю мою смелость и решимость. Проницательная, пронзительная. От которой хотелось отступить, сжаться в комок и сгореть со стыда. Но я сумела взять себя в руки: — Хочу поблагодарить, что защитил от того ледяного упыря. Мальбонте снова не ответил, лишь бросил: — Ложись спать, у меня ещё есть дела. — Какие? — мягко спросила я, не собираясь сдаваться, обошла его, оперлась бедром о неровную твёрдую столешницу, откровенно и прямо глядя на мужчину перед собой. В конце концов, он такой же, как все прочие... Мальбонте с интересом следил за мной, исподлобья и чуть заметно улыбаясь, словно видя насквозь мой нехитрый замысел и спрашивая, как далеко я готова зайти. — Которые сделают меня на шаг ближе к цели, — произнёс он, глядя мне в глаза. От его взгляда, обжигающего тьмой, стало не по себе. Баланс между бегством в смущении и порывистым шагом вперёд, прыжком в пропасть, а дальше... я была готова позволить ей поглотить себя. — И что это за цель? — спросила тише, голос охрип. Я сократила расстояние между нами, будто силой мысли с надсадным скрипом согнула лом. Провела пальцем по его щеке. На вдохе сделала ещё шаг и села на колени, заставляя себя не отступать и по-прежнему смотреть на него. Мальбонте прищурился, взгляд стал ещё тяжелее и влекомее. Он будто гадал, что за игру я затеяла, и как намерена выиграть. Мой вопрос так и растворился в воздухе, облаком пара повиснув над нашими головами. Он улыбнулся, как кот, поймавший мышку, с которой сперва намерен поиграть, а уж потом сомкнуть клыки на горле. Тёмные длинные ресницы дрогнули, взор горячей тягучей смолой потёк по моему лицу, подбородку, шее… ниже… — Не боишься?.. — низкий шёпот на тоненькой ниточке меж бездной и спасением. Хриплый, насмешливый, будоражащий. Я застыла в нерешительности, на грани паники и любопытства, за которым таилось желаемое. Маячило совсем близко: протяни руку и схватишь, но только протяни… Мальбонте ни разу так на меня не смотрел: голодная, опасная страсть, запертая в клетку контроля, закованная многовековым льдом. «Перед ним невозможно устоять…» — мысль внезапная, как нападение со спины. Острая тонкая спица пронзила сердце, и оно, сорвавшись, рухнуло тёплым влажным сгустком куда-то в низ живота. Я… возбудилась?.. «Чёрт, в какую игру ввязалась? Дура…». Мальбонте пошевелил рукой, до этого неподвижно лежащей на столе, коснулся моей спины раскрытой ладонью, убрал в сторону мокрые волосы, и я невольно задрожала от этого незначительного жеста. Его пальцы оставили тлеющий ожог на коже… глубже… на нервах. Я закрыла глаза, закусив губу и чувствуя себя идиоткой. А ещё боясь… но не зная, чего больше: что он примет предложение или отвергнет? Вырвавшись из оцепенения, наклонилась, прильнула, не дав ему опомниться. Нагло и напористо прильнула к губам. Дыхание Мальбонте с лёгким привкусом винограда опалило лицо, его губы мягкие, горячие, чуть шершавые из-за мороза. Сладкие на вкус… Промежность налилась жаром, стоило осознать, кого и как целую. Я словно опьянела от одного касания и не смогла сдержать стон, когда он ответил. Голодно, яростно, до приятной боли. Но мимолетно. Нестерпимо мало. Мальбонте отшатнулся, будто очнулся от морока, подхватил меня на руки и ссадил с себя, поднялся, оправив брюки. Я сквозь сгущающуюся пелену недоумения и досады всё же польстила себе, что смогла вызвать реакцию. Не каменный, у него тоже есть чувства… просто спрятаны слишком глубоко. — Ложись спать. Холодный, хлёсткий приказ. И за растерянностью последовал резкий и оглушительный удар по самолюбию. Опрокинувшийся на голову ледяной чан стыда. Меня никто ни разу не отвергал… Что он обо мне подумает? Насколько низко я упала в его глазах? «Чёрт, да почему меня вообще это волнует?!» Вынужденное молчание через трясущиеся сжатые губы. Хлопок двери прорвал плотину выдержки, и я упала на каменный пол, закрыв лицо руками и дав волю рвущемуся из горла бессильному крику.***
Мальбонте решительно шёл по тёмному лабиринту коридоров, пытаясь изо всех сил сосредоточиться. «Выжить любой ценой. Не позволить себя использовать. Жить, цепляться, найти способ, выход… жить». Он дышал медленно и глубоко, усилием воли остужая кровь, размышляя трезво. Но в голову, как по команде, лезли навязчивые мысли о Вики, заслоняли всё собой, мешали и маячили на фоне. Ей удавалось расшатать внутренние обелиски его души, растопить вечную мерзлоту, пусть она и не подозревала о том. Мальбонте злился, раздражался, отбивался от стервятников-сомнений, караулящих на каждом вираже. Главное душить их сразу, не позволить поймать в сети и перехватить власть. Либо ты сразу отвергаешь сомнения, либо они растерзают тебя. Мотивы Вики прозрачны, как чёртово стекло, но ему всё равно на ничтожный миг хотелось поверить в её искренность. Поддаться, оказаться глупцом, но Мальбонте — далеко не глуп. У него всё ещё связаны руки, но путы свободнее, чем были в доме Войны. И пришло время сполна воспользоваться ситуацией.