Точная копия

      Чиппева-Фоулз       — Мам, нам не нужны яблоки. Ты хотела купить творог.       Громче говорить было нельзя, но Джеку иногда казалось, что мать просто плохо слышит. Полминуты приходилось ждать, прежде чем она моргнет, понимая, что ей что-то сказали, потом повернет голову и уставит долгий, жутко бессмысленный взгляд.       — А... Да...       И ничего, кроме этого, она в последние два месяца не говорила. А раньше, бывало, покуда готовит, или оттирает пол, или стирает — ух, сколько стихов читала, сколько пела! И лицо светилось, такое молодое, тонкое, красивое. Как будто она говорила с человеком, которого наконец дождалась. Она так не радовалась ни Джеку, ни отцу. Как будто тускнела, когда вспоминала про них. Нет, порой и ласкова была, но так... Точно с котами приблудными. И все-таки сейчас ее было жалко. Тяжело ей давалось продолжать жить, как раньше, но отец считал, что так лучше.       — Безделье, Джек, это чума. Оно и здоровых с ума свести может. Как и одиночество. Пусть Мэгги занимает себя, пусть с людьми бывает побольше.       Как будто мать сейчас замечала людей. А нет, вот заметила кого-то, уставилась на чей-то русый затылок. Вот обернулся — высокий такой, худой человек, ровесник отца вроде. Лицо показалось знакомым, а ведь Джек точно его раньше не встречал — странно! Глаза смеются — ледяные глаза.       Как полоснул взглядом — хорошо хоть отвернулся! Джек обнял мать за плечи и поскорее повел прочь. Она шла, опустив голову, но он заметил, что выражение у нее как-то изменилось. Теперь ей точно было очень больно, но Джек уже знал: у нее просто душа болит в такие минуты. Раньше она с таким лицом жаловалась отцу, что у нее точно кто-то "сердце выпивает", и всё делается черным.       ...Хоть и хотелось смотаться на прогулку, но отец велел не оставлять мать одну. Так что, покуда она возилась на кухне — странно, как она еще помнила, что делать — Джек пристроился в углу с альбомом и углем. Ему хотелось вспомнить и поточнее нарисовать чужака, которого они сегодня встретили на рынке. Может, поймет, почему тот кажется знакомым.       Но понять это Джек не успел. Он почти закончил рисунок, зазвенел колокольчик у двери. Отец вернулся, огромный и спокойный, с седыми висками, пахнущий древесиной.       — Мать хлопочет, а ты снова в потолок плюешь? — с добродушным упреком спросил отец, вешая куртку на крючок. Джек только руками развел, напустив на себя сокрушенный вид.       Отец вразвалочку прошел на кухню. Мать стояла там над альбомом Джека, держа в руках какой-то лист. Наверное, верхний.       — Ну, что там наш парень намалевал? — отец глянул ей через плечо. И вдруг как-то подобрался, даже спина у него напряглась.       — Это кого ты нарисовал? — спросил он Джека так холодно, как не спрашивал еще о самых рискованных или гадких проделках. Невольно засосало под ложечкой, хотя на сей раз никакой вины за Джеком не было.       — Да на рынке с мамой когда были, увидел, и вот... Просто... Ну... Интересный тип, да?       Мать, кажется, стала догадываться, что отец сердится. Отвлекшись от рисунка, она явно силилась понять, в чем дело. Отец выдернул рисунок из ее пальцев, скомкал и кинул в огонь. Мать слабо-слабо вскрикнула.       — Пап, ты чего? — пробормотал Джек ошарашенно. Никогда еще отец не позволял себе так поступать с его рисунками, вообще с его вещами. А тут только зыркнул так, что пришлось сразу замолчать.       ...Если только Джек не отправлялся ночью гулять, то спал всегда как убитый. Так что сильно удивился, когда в сладкий сон, где он интересно проводил время с красоткой Дейзи Перкинс, ворвалось пение ночной птицы, хотя вроде они с Дейзи любезничали белым днем. "Это же сон", — с досадой сообразил Джек, застонал и повернулся на другой бок. Захотелось почесаться. Потом что-то стукнуло довольно близко, точно упало. Потом нос учуял какой-то запах... знакомый и противный... Гарь?       Джек распахнул глаза и сел на постели. Воздух в освещенной луной комнате был мутно-дымный и такой вонючий, что щипало глаза. Джек закашлялся и распахнул окно. Быстро натянул штаны, сунул ноги в башмаки и вышел в коридор.       — Пап, мам, мы горим, кажется! Эй! О черт!       Дым, застилавший коридор, был совсем густым у двери в спальню родителей. Джек рванул обратно к себе, схватил кувшин и кинулся к родителям в комнату.       — Нет-нет-нет...       Он распахнул дверь — и едва успел отпрянуть. Она горела, горел пол.       — Пап! Мам! — снова крикнул Джек, холодея от понимания, что они вряд ли его слышат. Потому что разве они допустили бы пожар в спальне, если бы...       Джек выплеснул в пламя всю воду. Увы, в кувшине было мало — а ведь говорил ему отец всегда держать полный! — а до кухни, где была еще вода, Джек не рискнул бы добираться: ее отделяла как раз распахнутая им горящая дверь, деревянный пол быстро занимался все дальше. Всхлипнув, Джек побежал к себе; схватил куртку, альбом с пеналом и сиганул в окно. Вещи тут же бросил подальше и обогнул дом, спеша к окну спальни родителей. Попутно голосил изо всех сил:       — Пожар! На помощь! Горим!       По пути сообразил схватить какой-то камень. С размаху бросил его в стекло — уж на сей раз отец за это не выдерет! Стекло рассыпалось на кусочки, Джек живо влез внутрь.       От притока воздуха пламя вспыхнуло ярче. Оно уже охватило почти весь пол, лизало ножки кровати, взбиралось по одеялу, свесившемуся низко, и только шипело по краям растекавшейся темной лужи. Отец лежал на краю кровати, на боку; глаза его выкатились из орбит, рука застыла, точно пытаясь что-то схватить. Другая сжимала горло; потемневшие пальцы блестели в отсветах огня. Постель была вся в брызгах и пятнах крови; белье горело и воняло.       Джек взял отца за руку, погладил по щеке. Тот не шевельнулся — не осталось жизни, ушла! "А где мама?" Джек оглянулся, уже понимая: его ждет еще что-то страшное.       Он уже плохо видел, так застилал глаза дым, но все же в отсветах пламени различил в дальнем углу фигуру в белой рубашке. Вроде бы... забрызганной кровью. Она будто бы парила над полом, над огнем. Волосы закрывали склоненное лицо. Она висела там, где был крючок, когда-то слишком высоко прибитый. Висела чуть ниже.       Голова закружилась так, что Джек едва не рухнул в пламя. Сам не понимая, что делает, вылез на улицу. Соседи уже собрались под окном, кто-то притащил ведра, кто-то спрашивал его... Что им сказать? Как смотреть им в глаза после того, что он увидел? И зачем смотреть, что им за дело?       Мотая головой, едва держась на ногах, Джек продрался сквозь толпу. Он шел еще какое-то время — покуда ноги несли — а после лег и уткнулся лицом в холодную землю. Вот так было лучше всего.