Бычья кровь

      Поспать толком не удалось.       Проснулся Адам от того, что кто-то теребил его за плечо. Он отмахнулся, но будивший не отставал. С трудом разлепив глаза, Адам сонно уставился на Яна. Тот уже оделся и жестом указал на окно, где вставало солнце.       Выругавшись, Адам глянул на телефон, где десять минут назад выключил будильник, чтобы продолжить спать.       — Сейчас соберусь, — буркнул Адам и поплелся в душ.       Холодная вода немного привела в порядок, хотя Адам в сердцах проклинал обряды и молитвы, которые совершались ни свет ни заря. Лучше бы поспать дали.       Тем более, ему всю ночь снились бычьи глаза на тарелках. Адам просыпался, вздрагивал и снова проваливался в беспокойный поверхностный сон.       Накануне он вернулся из полей уже к обеду. Марика оказалась дома и с удовольствием рассказывала о городе. Потом пришла Хана и заявила, что Ян ушел гулять и рисовать.       К ужину он вернулся уставший, с изрисованными набросками страницами и обгоревшим носом. Смеясь, Хана сделала марлевый компресс из трав и прикладывала его к носу смущенного Яна. Ароматный мешочек постоянно грозил съехать.       Ванда приготовила вкусный ужин и еще немного рассказывала об их матери. Обычные мимолетные воспоминания, пропитанные теплом и солнечным светом. Оказывается, мать тоже обгорела, когда приехала, в первый же день. Ян унаследовал от нее бледную кожу.       Когда они поднялись в комнату, Адам спросил, почему Ян так спокойно отреагировал на новости, что мать местная.       — Ты знал об этом?       Ян покачал головой, но показал жестами.       «Подозревал».       — Почему?       «Сообщения. Она знала город раньше».       Адам с матерью разговаривал по телефону и не мог припомнить ничего такого… но попросту не обращал внимания. Яну она писала, так что у него была возможность перечитать позже.       «Это ничего не меняет». Ян помедлил, потом все-таки показал. «Она умерла здесь. Это главное. Я хочу знать детали».       — Зачем?       Адам не задавал этого вопроса раньше, но теперь, когда он знал, что мать тут родилась… раз Ян подозревал, то на кой черт ему понадобилось ворошить прошлое?       «Точно ли это несчастный случай». Он снова медлил. Скрестив руки, Адам смотрел на брата, тот поерзал, но продолжил. «Хочу знать, почему она решила вернуться».       — Надеюсь, этот проповедник ответит на твои вопросы, и мы отсюда наконец уберемся.       Они рано легли спать, чтобы встать с рассветом, когда стада выгоняли на пастбище. После этого люди собирались в сарае около Скотобойни на молитву. Туда-то и хотели отправиться Адам с Яном.       Выйдя из ванной, Адам увидел брата, задремавшего на кресле. Встрепенувшись, Ян потер глаза, прихватил бесформенный матерчатый рюкзак и первым двинулся вниз. Он хоть и встал вовремя, но явно тоже не выспался.       Они предупредили, что позавтракают, когда вернутся, так что их никто не ждал. Адам понял, почему в первый день кормили их, а сами Марика и Хана не ели: они-то вставали и завтракали сильно раньше.       Город умывался восходящим солнцем, со стороны полей слышалось протяжное мычание. Глянув туда, Адам увидел между домами темную массу стада, которое выгоняли пастись. Людей на улицах тоже оказалось на порядок больше, чем в первый день. Вставали тут рано.       Женщины одевались в простые хлопковые платья, мужчины шагали в футболках и клетчатых рубашках, почти как у Яна. Некоторые женщины вели с собой детей, нескольких подростков Адам тоже увидел. На братьев косились, посматривали, да и только. Глазели, конечно, но скорее исподтишка. Никто не пытался с ними заговорить.       Большая часть людей направлялась в ту же сторону, так что описанный Марикой сарай Адам отыскал без труда. Огромное строение, сложенное из бревен. Адам заметил, как Ян покосился на мрачную Скотобойню рядом: солнце окрашивало ее в алые тона, будто омывая кровью.       Внутри сарай представлял собой пустое вытянутое помещение, чем-то напомнившее церковь. Но вместо лавок обычные стулья, больше подходившие лекции в городе, нежели религиозному таинству.       Алтаря, к счастью, не было, и Адам облегченно вздохнул. До этого момента он и сам не понимал, насколько опасался, что здесь тоже будут бычьи глаза. Правда, череп имелся: висел на противоположной от входа стене. Его украсили полевыми цветами, так что выглядел он совсем не зловеще, всего лишь символ местного благосостояния. Город жил благодаря стадам.       Приятно пахло сеном, суховатый аромат нагретой солнцем травы.       Ян посмотрел вопросительно, уточняя, куда они сядут. Слишком близко не хотелось, да и вдруг у местных своя система, еще нарушат ее или обидят кого. Но и прятаться вдали Адам не желал: все-таки они явились на молитву не за этим. Да и слиться с толпой не выйдет, тут все друг друга знают, они чужаки.       С пятого ряда кто-то помахал, и Ян потянул брата в ту сторону. Тогда и Адам обратил внимание, что это Хана.       — Мы заняли вам место! — радостно заявила она.       Марика и Ванда сидели рядом с ней и приветственно кивнули братьям. Ян устроился с Ханой, сунув рюкзак под ноги, но достав из него блокнот. Писать он явно не собирался, но тут же начал что-то зарисовывать. Хана болтала, Ян кивал, а большего Хане и не требовалось.       Стул оказался жестким, но Адам постарался устроиться поудобнее. Народ вокруг толпился, разговаривал, но до молитвы еще оставалось время. Откинув голову на спинку стула, Адам рассматривал потолок: массивные балки и доски, к которым привязаны высохшие пучки трав. Людской гомон катился вокруг волнами, убаюкивал, и глаза Адама начали закрываться.       Он понял, что задремал, когда Ян бесцеремонно толкнул его локтем. Вздрогнув, Адам посмотрел сердито, и Ян вывел жестами: «Не спи».       Потрясающе. Брат редко к нему обращался, а в этом городке, кажется, только чтобы разбудить или напомнить не проспать то, за чем они сюда приехали.       — Где мой кофе, — проворчал Адам.       В офисе у них стоял потрясающий аппарат, который варил ароматный, крепкий кофе, от одного воспоминания о котором рот Адама начал наполняться слюной. Может, и в гостинице найдется? Он умеет его варить.       Потирая глаза, Адам решил, что скорее попробует поспать, когда вернется в гостиницу.       — Доброе утро.       На этот раз Яну не пришлось целиться локтем меж ребер Адама, он сам выпрямился. Голоса вокруг стихли, будто волны без ветра, и все глаза уставились на проповедника.       Томаш оказался крепким высоким человеком с мягкой улыбкой. Средних лет, но волосы светлые, так что не заметить, есть ли в них седина. Кожа явно была бледной, но загорела, огрубела на солнце, хотя морщины на лице казались не глубокими, а тонкими, будто нарисованными. Одет Томаш был в красную рубашку и джинсы. То есть мало отличался от остальных мужчин.       — Рад видеть вас в этот день. И тех, кто постоянно с нами, и тех, кто пришел впервые. Давайте сделаем так, чтобы у наших гостей остались только приятные воспоминания.       В упор посмотрев на братьев, Томаш тепло улыбнулся, и на них тут же обратилось множество пар глаз. Как будто Томаш дал отмашку, разрешил полюбопытствовать. Невольно мелькнула мысль, а если бы он сказал быть негостеприимными, эта толпа тут же послушала бы его и закидала приезжих камнями?       Абсурдная мысль.       Стиснув карандаш, Ян сжался, он не любил чужое внимание, но к счастью, люди уже отвернулись от них, снова уставившись на Томаша, который начал краткую… Адам даже не мог описать, что это. На проповедь не походило. На молитву, впрочем, тоже.       Шло перечисление новостей в стаде: какая корова отелилась за последние сутки, какой бык прилично набрал в весе. Люди слушали с интересом, и Адам не мог не поразиться. Здесь работали телефоны, телевиденье, а этим людям всерьез интересны новости о быках?       Ванда говорила, что скот для местных больше, чем животные. Это работа, ежедневные заботы, сама жизнь. От того, насколько тучны стада, зависит, сколько денег выручит город после забоя.       В блокноте Яна появлялись наброски людей и сам Томаш, но рисунки оставались небрежными, зафиксировать момент, но не вырисовывать его.       Потом дошла очередь и до молитвы. По команде Томаша присутствующие в едином порыве сложили руки и склонили головы. Растерявшись, Адам не знал, стоит ли ему последовать примеру остальных или именно это и станет проявлением неуважения. Но никто не обращал на них внимания, Ян продолжал набрасывать лица в блокноте, и Адам тоже остался сидеть как сидел.       — Пусть белый буйвол ведет наши стада от поля к полю, а мы проследим, чтобы их сопровождало солнце. И тогда оно будет освещать и наши жизни, пока земля орошается бычьей кровью.       Звучало зловеще и не очень понятно, но в этот момент Адам отвлекся, потому что раскрылась боковая дверь рядом с Томашем, и долговязый мальчишка ввел бычка. Еще совсем небольшой, нетвердо стоящий на ногах. Белая шкура, скорее всего, альбинос. Только глаза вовсе не красные, а голубые.       Когда Адам читал о скоте, ему попадались светлые породы быков, но тут явно другое. Вроде бы белые буйволы рождались, но очень редко. Здесь, видимо, их считали божественными животными. Что ж, довольно традиционно для многих культур: чистота, вот это всё.       На шее теленка красовался пышный венок из цветов, а над ним на стене висел большой череп, тоже весь в цветах. Выглядело вовсе не зловеще, скорее напоминало о непрекращающемся цикле жизни.       По залу пронесся восхищенный гул. Ян даже рисовать перестал, подался вперед, широко раскрытыми глазами наблюдая за теленком.       Томаш положил ладонь на лоб бычка и провозгласил:       — Не так давно дни Скотобойни были ознаменованы рождением нового Белого буйвола. Это хороший знак и доброе предзнаменование, особенно в конце лета. Так помолимся о стадах и о том, чтобы земля принимала наши жертвы и давала сочную траву!       В зале чувствовался благоговейный восторг. С такими эмоциями в прошлом собирали урожай или пересчитывали тучных животных перед зимним сезоном: всё это обещало сытость.       Люди в зале складывали руки и шептали молитвы. Томаш говорил что-то еще, но уже не для всех, а для отдельных людей: они подходили к нему, касались головы Белого буйвола. Хана вскочила, прощаясь, Ванда и Марика исчезли в тех самых дверях, откуда привели бычка, но перед этим обменялись парой слов с Томашем. Адам решил, что это о них, но если и так, Томаш ничем не выдал интереса. Спокойно кивнул, даже не посмотрел в их сторону.       Ян тронул брата за локоть и показал страницу блокнота, где торопливо написал: «Подойдем, когда все уйдут, и поговорим с Томашем».       Адам кивнул. Хотя его удивил такой энтузиазм Яна — и немного кольнула печалью формулировка. Ян не мог произносить слова уже лет пять, а всё равно выражался «поговорим» по старой привычке.       Когда сарай почти опустел, Адам еще раз увидел, насколько решителен Ян. Он первым поднялся со стула и подошел к Томашу, на ходу что-то записывая. Протянул блокнот Томашу, и тот взял его без лишних вопросов. Прочитал, поднял голову от бумаги, но не стал удивляться или спрашивать. Тепло улыбнулся:       — Так вы сыновья Анны. Она рассказывала о вас.       Он перевел взгляд на Адама, и тот совсем растерялся. Он был из тех, кто плохо соображал рано утром да еще без кофе. А тут сначала решительность Яна, который, видимо, считал, что ради этого и приехал. Теперь еще приветливость Томаша.       Бычок дернулся, ему надоело стоять, он наверняка хотел пощипать свежую травку. Томаш легонько коснулся головы животного, как будто успокаивая — или как мог бы потрепать ребенка.       — Он устал.       Мальчишка, который привел быка, уже хотел уйти и увести его, но Томаш остановил коротким жестом и повернулся к братьям:       — Хотите познакомиться?       Адам хотел спать, в крайнем случае — кофе. Меньше всего волновал теленок, которого местные возвели в ранг культового животного. А вот Ян опустился на колени, с любопытством коснувшись бычьей головы.       Тот фыркнул и уставился на Яна. Глаза действительно оказались глубокого голубого цвета, как небо в ясный полдень. Проблеск синевы среди белоснежных облаков. Его взгляд замер, уставившись на Яна, а тот почесывал белую шерсть, тоже замерший, неподвижный.       — Ты ему понравился, — сказал Томаш.       В голосе звучало то ли удивление, то ли удовлетворение, Адам не мог точно сказать. Подняв руку, Томаш как будто хотел коснуться головы Яна, потрепать его, как бычка, и Адам напрягся, но в итоге ладонь легла на лобастую голову теленка. Встрепенувшись, Ян поднялся, взял блокнот и что-то написал. Читая, Томаш улыбнулся:       — Да, он очень красивый.       Почувствовав себя третьим лишним, Адам невольно разозлился. Ян так запросто писал незнакомцу, а тот не удивлялся немоте и читал с непринужденностью, будто общался с Яном или подобными ему людьми каждый день.       Если Томаш вот так принимал каждого жителя городка, неудивительно, что его любили и уважали.       — Думал, у вас есть какие-то ритуалы, — бросил Адам, в основном, чтобы нарушить идиллию и напомнить о собственном существовании. К счастью, он сам понимал, что это не слишком рационально, и вовремя прикусил язык, чтобы не уточнить «кровавые ритуалы».       Томаш кивнул:       — Ритуалы есть, но это отдельные праздники. По утрам мы делимся успехами.       Некстати вспомнилось о вечерней молитве, куда незнакомцев, по словам Марики, уже не звали. Конечно, Адам надеялся, что сейчас всё разрешится, Ян успокоится, и они отправятся домой.       Но не мог не признать, что в глубине души тлело любопытство. Что же здесь проходит вечерами? Имеет ли к этому отношение тот маленький алтарь в сгнившем амбаре среди полей?       Кивнув мальчику, который держал быка, Томаш сделал приглашающий жест к первым рядам стульев. Они отошли, хотя никто садиться не стал. Белого буйвола уводили, последние люди толкались перед дверью в дальней части сарая, покидая его.       Бычий череп в цветах висел на стене и пялился пустыми глазницами.       — Белый буйвол — это воплощение полей и солнца, — негромко пояснил Томаш. — Мы чтим его как наше местное божество. Это хороший знак.       — Вы его убьете.       Ни единый мускул не дрогнул на лице Томаша. Он не удивился, что Адаму известен этот факт. Но его как будто вообще ничего не могло удивить. Массивный добрый Томаш как давно потерянный дядюшка, от которого всегда можно ждать сладостей. Располагающий к себе образ, но Адам оставался начеку. Может, он накручивает себя, и Томаш вправду такой. А может, это маска, благодаря которой удобно управлять людьми.       — Он умрет, — согласился Томаш.       Звучало зловеще, так что Адам не сразу понял, что речь по-прежнему о Белом буйволе. Выждав паузу, Томаш развел руками:       — Быки умирают, чтобы жили мы, люди. Это естественный порядок вещей. Но мы не считаем их всего лишь скотом. Они наши друзья и соратники.       — Друзьям не пускают кровь.       — А как же ритуалы побратимства? Смешать кровь, чтобы считаться братьями. Так и мы уважаем быков, они наши духовные братья.       — Но вы их убиваете.       — Они отдают себя ради общего блага.       Удобная отговорка. Адам вовремя прикусил язык, потому что вовсе не собирался вступать в теологические споры, особенно когда дело касалось религии секты, о которой он мало знал. Они здесь вовсе не за этим — напоминание пришло вместе с сердитым взглядом Яна.       Он написал в блокноте и поднял, показывая одновременно и Томашу, и Адаму:       «Мы хотим узнать о матери».       Вздохнув, Томаш кивнул:       — Анна приехала сюда года… два с половиной назад? Три? В детстве я знал ее, но мы не дружили, она для меня была ребенком. А тут вернулась в город, захотела работать на Скотобойне.       «Чего она хотела?»       — Ее интересовали быки. Она уверяла, что должен появиться Белый буйвол, но тогда стояли не очень удачные годы. Засушливая погода сжигала траву, телят рождалось мало, и белых среди них не было.       Это не очень объясняло, зачем матери понадобилось возвращаться в городок, поэтому Адам подавил зевок и спросил:       — То есть она сама приехала? Никто не звал?       — Насколько я знаю, нет. Анна хотела работать с быками.       — Она говорила зачем?       — Нет.       Ян быстро показал жестами «он врет», и Адам подумал, что ответ и правда прозвучал слишком коротко, хлестко и торопливо. Томаш походил на доброго дядюшку, но уж точно не на глупца. Да иначе и не стал бы тут проповедником. Он не мог не спрашивать у матери, зачем она вернулась. Не успел придумать правдоподобного объяснения, но совершенно точно врал.       Или это они становятся параноиками.       Глянув на Яна, Томаш вопросительно приподнял бровь. Он не понимал жестов, но видел их, и Адам поторопился придумать объяснение:       — Ян напоминает, что мать уехала внезапно, вот мы и пытаемся понять, почему именно в тот момент.       — Увы, она не рассказывала об этом.       Или Томаш не хотел сейчас поднимать тему. Возможно, он и правда не знал. Написав в блокноте, Ян поднял страницу.       «Как она умерла?»       И Томаш пустился в долгое описание, которое изобиловало деталями в таком количестве, что даже Ян растерялся и ничего не спрашивал. Суть состояла в том, что в сарае был второй этаж и шаткая лестница, с которой мать неудачно упала. Ничего нового, но даже без жестов брата Адам подозревал, что слишком уж ладный и четкий рассказ, отрепетированный. Наверняка, когда Томаш позвонил отцу и рассказал о произошедшем, он произносил те же самые вещи, слово в слово.       Оставалось понять, насколько они далеки от реальности.       Быстро взяв инициативу на себя, Томаш пригласил их в городское кафе, которое открывалось чуть позже, на Скотобойню, еще куда-то… Адам даже не пытался запомнить. И думал только о том, что единственное, что им точно стоит увидеть — это вечерняя молитва. Так ли безобидна она как утренняя? Потому что бычий глаз на блюде не давал Адаму покоя.       Что-то не так в этом дышащем летнем зноем городишке. Мать умерла здесь, и с этой смертью тоже что-то не так.       — Я знал, что однажды вы приедете сюда, — неожиданно сказал Томаш с неизменной мягкой улыбкой. — Ваше наследие в этих местах.       Ян начал писать, но Адам опередил его с вопросом:       — Откуда знали?       — Быки рассказали. Мы слышим их голоса в ветре. А иногда ответы есть в их внутренностях.       — В их…       — Внутренностях. Мы предсказываем по ним будущее. Анна, конечно же, узнавала о вашем, и быки подсказали, что однажды ее сыновья приедут. Скотобойня призвала вас.       Во рту Адама зародился горьковатый привкус, как дурнота. Разговор, еще минуту назад такой спокойный и цивилизованный, резко свернул в сторону суеверий, напоминая, что они стоят не просто в сарае, а в помещении, где проводятся ежедневные молитвы во славу быков.       Ян опустил руки с блокнотом, и Адам увидел на нем фразу, которую он так и не показал Томашу: «какое наследие?».       В течение всего разговора Адама кололо чувство некоей неправильности, странного изъяна, и теперь он понял, как его сформулировать.       — Вы не удивлены, что Ян не говорит.       Брат посмотрел на него почти со злостью, он не любил напоминаний о своем… изъяне. Но Адам понял, что все без исключения люди теряются, чувствуют себя с Яном в первый момент скованно, привыкая к разговору через жесты или написанные слова. Но Томаш воспринял слишком спокойно.       — Анна рассказывала о вас, — кивнул Томаш. — Очень много. И о том, как Ян потерял голос. Поэтому мы ждали вас.       — Зачем?       — Об этом быки расскажут позже. Или поля. Или ваша кровь, она взовет к наследию.       Адам начинал злиться. Потому что некоторые слова звучали слишком зловеще, ничего не делали яснее, но навевали смутное чувство тревоги. Томаш мог и сам не знать, почему их ждали — ну, погадали по внутренностям быков и так решили!       Переведя взгляд на Яна, Томаш сказал:       — Белый буйвол принял тебя. Это добрый знак. Всё идет своим чередом.       Невольно отступив, Адам обхватил себя руками. Ему не нравился этот разговор. Как будто он взбудоражил омуты памяти, поднял с забытого дна мамины истории, о которых Адам не вспоминал десятилетиями. Он плохо помнил, но в его детских сказках точно были быки и поля — а еще кровь, неизменно кто-то умирал, и мать говорила об этом нараспев, произнося заклинанием, но вползали слова в Адама страхом. Маленьким он почти ничего не понимал и боялся еще больше. Под кроватью ему виделись не чудовища, а пастыри с зазубренными серпами.       «Спасибо за помощь, можем еще попозже зайти поговорить?»       — Разумеется, — кивнул Томаш.       Он рассказал Яну, как можно его найти, если понадобится, Адам слушал краем уха об офисе в Скотобойне. Он торопился выйти на воздух, сам не зная, почему слова Томаша всколыхнули детские воспоминания, мамины сказки, которые толком не сохранились в памяти, но ужасали, как неописуемые Древние боги из книг.       Деликатно закончив беседу, Ян кивнул Адаму, и они почти ушли, когда Томаш их внезапно окликнул. В темном углу стоял стол, пустой, но с обычной жестяной миской. Взяв ее, Томаш вернулся к братьям, но внутри не лежали ничьи глаза, только что-то темное и густое. Обмакнув пальцы, Томаш потянулся сначала к опешившему Яну, потом к Адаму и быстро нарисовал по линии у них на лбу.       — Как благословение бога. Он видит вас. Быки видят вас.       Наконец-то Адам понял по виду и запаху, что это сворачивающаяся кровь. Наверняка, конечно, бычья. Даже не удосужившись попрощаться, он выскочил через ту же дверь, через которую уводили белого бычка. На воздухе остановился, уперся руками в колени, переводя дыхание. Тихонько следом за ним вышел Ян, держа в руке блокнот. Солнце уже встало, так что освещало их яркими прямыми лучами, и кровавая метка-линия на бледном лбу Яна выделялась четко. Такая же у самого Адама.       Быки видят вас.