Бычья кровь

      Адам заклеивал промытый порез Яна.       На столе лежала раскрытая аптечка, которой поделилась Марика. Хана перепугалась и лезла под руку, поэтому Адам предложил заняться рукой Яна у них в комнате. Сюда они и поднялись только вдвоем.       На столе лежал и блокнот Яна, на свежих страницах красовались кровавые отпечатки с небрежными каракулями: «порезался в полях».       Глубокая царапина пересекала подушечку большого пальца и спускалась к запястью. Хорошо хоть, левой руки, а не рабочей правой. Выглядело зловеще, но оказалось, всё не настолько плохо. Рана неглубокая, сама заживет, хотя крови, конечно, много, еще и хлестала она, испачкав ладони, так что Адам испугался.       Правда, едва успел. Слишком быстро оказался в тесной ванной их комнаты, наблюдая, как Ян морщится и промывает рану.       Теперь Адам заматывал ладонь Яна бинтом, изредка бросая на брата косые взгляды. Хотелось выяснить, что произошло, но для Яна проблематично отвечать без свободной руки.       Он сам подвинул блокнот, извернувшись, нашел чистую страницу и начал писать. Торопливо, криво, так что когда он повернул, у Адама ушло некоторое время, чтобы разобрать каракули.       «Нашел заброшенный сарай, там странный алтарь. Случайно порезался».       — Я знаю это место, — сказал Адам. — Зловещее.       Зябко передернув плечами, Ян кивнул. Ему точно не понравилось то, что он видел. Наверное, Адаму стоило рассказать раньше, когда он сам отыскал сарай, но у него вылетело из головы.       — Там еще череп и… бычий глаз. В тарелке.       Торопливо закивав, Ян снова подвинул бумагу с ручкой, так извернувшись, что Адам едва не упустил бинт.       — Да подожди ты!       Ждать Ян не желал, у него найденный сарай вызвал больше эмоций, чем у Адама. На бумаге появились новые каракули.       «Что за черт? Там странно!».       Он помедлил, подбирая слова, и Адам изловчился наконец-то завязать бинт на раненой ладони Яна.       «Там ощущение, как будто нечем дышать. Я запаниковал, уронил ручку, начал искать в соломе, наткнулся на что-то острое».       В сарае мог остаться какой угодно старый инструмент. Серпы, косы, ножи. Ничего удивительного, если Ян напоролся. Пока вернулся в гостиницу, крови вытекло достаточно, чтобы испачкать ладони и напугать.       — Хана тоже там была?       «Нет. Недалеко от гостиницы наткнулся на нее. Она играла с косточками».       — В смысле?       Ян изобразил, как сжимает руку в кулак, встряхивает и то ли бросает, то ли раскладывает невидимое содержимое. Выглядело так, будто он кубики метнул.       — Это нормально, — ответил Адам. — У многих скотоводческих народов дети играют с косточками животных. Ничего странного.       Подняв брови, Ян написал.       «Так же нормально, как череп быка на алтаре?»       — Чертова секта, — пробормотал Адам. — Когда вернемся, врачу покажись, вдруг какую заразу подцепил.       Пренебрежительно фыркнув, Ян поднялся. Попробовал пошевелить пальцами левой руки, повязка вроде бы не мешала. Тогда показал языком жестов.       «Идем в кафе».       — Поесть захотел, что ли? — проворчал Адам. — Череп бычка навел на мысли о мясе?       В шутку стукнув брата по плечу, Ян уже направился к дверям. Конечно, оба понимали, что отправляются в кафе не столько пообедать, сколько попробовать что-то разузнать у местных.       Улицы обдали жаром. От земли поднимались нагретые волны, пока под кроссовками поскрипывал гравий. Народу было немного, заговаривать с чужаками никто не пытался. Адам сначала хотел сам попробовать, но лениво решил, что на жаре мозги немножко плавятся, лучше прийти в кафе и попробовать там.       Женщина в возрасте вывешивала на веревку белье. Покосившись на братьев, она сделала быстрый жест, согнув средний палец.       — Что за чертовщина, — пробормотал Адам.       Дернув его за рукав, Ян показал.       «Это знак быков. Хана говорила».       — И что, нас так проклинают или благословляют?       Хихкнув, Ян показал цифру два, имея в виду, что последнее. Ну, и на том спасибо.       Едва не наступив на курицу, пришлось подождать, пока в центре городка паренек проведет пару коз, похоже, в солнцепек животных уводили в укрытия. Интересно, а что для быков? Вряд ли их отгоняли обратно на Скотобойню, нынешние пастбища могли быть и подальше.       Возможно, в полях строят временные навесы, где стоят вода и бычьи черепа на палках. Пялятся пустыми глазницами на живых рогатых. Им-то плевать на любые алтари и молитвы в свою честь, лишь бы накормили вкусной травой или сеном.       Пусть пастырь заботится о том, когда гулять и когда есть, когда отдыхать и когда идти на убой.       Кафе располагалось в отдельном домике, непритязательном, но даже с вывеской. Насколько понял Адам, местные приходили сюда лениво побеседовать за чашкой кофе, но основная выручка шла за счет приезжих, когда они прибывали на заработки во время убоя.       Кондиционера в кафе, разумеется, не было. Взгляду открывалось просторное помещение, где расположилось штук шесть столиков. Покрытые льняными скатертями, с аккуратными вазочками со свежими цветами. На окнах занавески, сквозь которые проникал рассеянный солнечный свет. В его лучах лениво жужжала единственная муха. Адам почти приготовился к неаппетитному зрелищу липких лент с насекомыми, висящих под потолком, но ничего такого. Возможно, их спрятали во внутренних помещениях. Туда вела дверь, из которой сейчас и появилась невысокая, полная женщина на звук дверного колокольчика.       Помимо нее в кафе оказалось на удивление многолюдно. За дальним столиком у стены сидели две женщины среднего возраста в однотонных платьях и пили кофе. За другим мужчина в рабочей одежде уплетал суп. Еще мужчины и женщины сидели по несколько человек и беседовали.       Адам сел за один из свободных столов у окна, Ян пристроился напротив. На скатерти лежала вырванная из тетради бумага, на которой от руки было написано меню.       — Пока так, — виновато сказала женщина, вытаскивая из передника блокнот. — Новые меню будут к убою, а пока мы не ждали гостей.       — Всё в порядке. Подскажите, что стоит попробовать?       Женщину звали Зора, она оказалась не только официанткой, но и владелицей кафе, а готовили тут ее муж и дочка. Об этом Адам узнал очень быстро, как и о том, что говядина есть почти всегда, и гуляш сегодня просто великолепен. Адам его и решил попробовать, попросив еще и кофе, а Ян ткнул пальцем в суп из квашеной капусты и галушки с брынзой.       — Тебе побольше молока или поменьше?       Растерявшись, Ян поднял руку и неуверенно покачал ею, показывая традиционный жест «не очень». Адам хотел прийти на помощь, уже открыл рот, чтобы пояснить, что Ян немой, но этого не понадобилось.       — Точно, прости! — спохватилась Зора. — Ты же не говоришь. Тогда немного, правильно понимаю?       Ян кивнул, Адам невольно напрягся:       — Откуда вы про нас знаете?       — Так единственные чужаки, Томаш представил вас на молитве.       — Он же не упоминал, что один из вас не говорит.       — Ваша мать об этом все уши прожужжала.       Адам готовился, что придется долго напоминать о некоей Анне, рассказывать, что она была их матерью, но оказалось, все уже в курсе. Он немного опешил, но быстро взял себя в руки:       — Так вы помните ее? Она о нас рассказывала?       — Конечно. Мы ждали, когда сами приедете.       — А наша мать…       — Сначала я передам ваш заказ мужу! А вот когда заморите червячка, тогда и можно поговорить.       Она унеслась во внутренние помещения, Адам почувствовал себя неуютно и не сразу понял почему. А потом осознал: все в кафе затихли. Люди сидели молча и пялились на них, как будто увидели диковинных зверьков или у них отросло по второй голове.       Убрав руки со стола, Ян сложил их на коленях и смотрел на ладони. Неуютно поерзав, Адам грозно глянул на ближайшего мужчину, и это словно стало знаком. Вновь застучали ложки по тарелкам, поплыли приглушенные голоса, обсуждавшие отёл коров, непослушных детей и каких-то жуков в огороде.       Подняв голову, Ян почти украдкой оглядывался, и на его лице отражалось любопытство. Сам Адам энтузиазма не испытывал, он терпеть не мог такие маленькие заведения, застывшие в прошлом веке. А еще ненавидел духоту. Он плохо ее переносил, вот и сейчас в голове плыло, а на загривке скапливался пот.       Почувствовав взгляд Яна, Адам посмотрел на него и прочитал в жестах.       «Всё в порядке?»       — Душно, — буркнул Адам.       Он промаялся еще минут десять, но потом всё же решился пойти освежиться. Когда проходил мимо двух женщин у стены, обе замолчали и проводили долгими взглядами, так что Адам почувствовал себя неуютно и попытался подавить раздражение.       Туалет нашелся рядом со служебной дверью и вполне приличный. Включив воду, Адам умылся и сразу почувствовал себя лучше. Сунул ладони под холодную воду и всерьез раздумывал, не попробовать ли голову целиком, но раковина была не очень удобной. Поэтому просто провел несколько раз руками по волосам, смачивая их прохладной водой.       В городе Адам предпочитал офис с кондиционером, а гулять не особо любил. Но тут не скрыться ни от палящего зноя, ни от стрекота кузнечиков, ни от липкого ощущения неправильности. Как волос, который попал за шиворот. Вроде бы ничего страшного, но что-то не так и постоянно мешает.       Адам покосился на стену. В одном месте на бежевой краске проступила ровная трещина, скорее всего, на стыке плит или камней. Тонкая, четкая и с водой. Или Адам надеялся, это вода, потому что со стороны капли жидкости казались темными и вязкими.       Как будто из трещины сочилась кровь.       Протянув руку, Адам почти коснулся влаги, но в последний момент капля скатилась по стене, оставляя темный след, и Адам отдернул ладонь. Почти выскочил из туалета, не желая больше смотреть. Похоже, воображение играет с ним дурацкие шутки, а чувство неуютности готово подсказывать мрачные объяснения вместо логичных.       Стены не могут сочиться кровью. Скорее всего, там труба, которая подтекает. Не очень чистой водой.       Едва не столкнувшись с Зорой, Адам помог ей донести тарелки до стола. Ян уже вовсю уплетал суп, кивком поблагодарив за остальное. Стараясь отогнать воспоминания о воде из туалета, Адам придвинул к себе гуляш и посмотрел на Зору:       — Вы хотели рассказать о матери.       Она широко улыбнулась и уселась на свободный стул.       — Да я не то чтобы могу что-то рассказать. Когда Анна уехала, она же продала дом, так что жила в гостинице и первое время работала у нас.       — Правда? — удивился Адам. — Мать не говорила.       Зора отмахнулась:       — Да говорить не о чем! Всего пару недель. Убой был, рук не хватало, мы с радостью взяли Анну помогать. Но она быками грезила, хотела к ним. Поговорила с Томашем, и он позвал ее на Скотобойню.       — А что она ему сказала?       — Это их дело, я не спрашивала. Но как работники стали разъезжаться, я отпустила Анну, она ушла на Скотобойню. После часто к нам заходила, тоже кофе любила, как вы.       Адам с Яном взяли кофе, когда-то к нему приучила именно мать. Отец не понимал, предпочитая чай, а вот мать говорила, что раз в день нет ничего лучше чашки крепкого черного кофе. Сейчас он горчил на губах и бодрил — и протягивался невидимой нитью к матери.       Было странно вот так по кусочкам восстанавливать, как она приехала сюда, как работала в кафе и жила в гостинице, а потом… что ж, всё упиралось в Томаша и Скотобойню. В быков.       Нацарапав слова в блокноте, Ян перевернул их к Зоре. За последние дни они привыкли к подобному общению с окружающими, а вот Зора не поняла. Пялилась на Яна, но не читала написанные слова. Он смутился, снова утыкаясь в стену своей немоты. Он не мог задать вопрос, не мог поддерживать разговор, как обычные люди. Неловко ткнув пальцем в блокнот, Ян подвинул его и еще больше смутился, когда Зора и так не поняла.       Аккуратно повернув бумагу к себе, Адам прочитал и сказал:       — Ян не может говорить, поэтому пишет. Он спрашивает, почему мать хотела к быкам?       — А, я не знаю, она не говорила. Только с Томашем.       Отвечая, Зора смотрела на Адама. Люди часто так делали, не знали, как вести себя с немым, поэтому невольно сосредотачивались на том, кого точно могли понять. Кто действовал по принятым шаблонам.       — А о нас она, значит, тоже говорила, — сказал Адам.       Зора кивнула:       — Много раз! Особенно когда Томаш нагадал, что вы приедете.       — Нагадал на… бычьих внутренностях?       — Да, Анна хотела узнать будущее своих детей. Потом она много раз с восторгом говорила, что вы тоже будете здесь. Очень этого ждала.       Ведь они правда собирались приехать. Адам прикидывал даты, когда позвонил Томаш или кто-то еще отсюда и рассказал о смерти матери. Умерла и похоронена, так что даже на церемонию прощания не позвали. Адам не мог отделаться от мысли, что если бы он приехал чуть раньше, то смог бы каким-то образом спасти мать.       — Что ж, позовите, если еще что захотите, — сказала Зора, поднимаясь. — Здесь все рады вам.       Еда оказалась по-домашнему вкусной и очень сытной. В жару есть хотелось меньше, чем обычно, а вот кофе и кисловатый лимонад, похоже, традиционный у местных, пошли отлично. Ян не поднимал головы и ел, только иногда украдкой оглядывался по сторонам. Когда Адам в очередной раз это заметил, он уже хотел спросить, что такое, но и сам понял.       Сидевшие вокруг люди то и дело смотрели на Яна. Кто-то даже не постеснялся пальцем ткнуть. Они вряд ли часто видели немых, а уж когда понаблюдали разговор с Зорой, заинтересовались еще больше. Такое любопытство раздражало даже Адама, а Ян так вообще терпеть не мог быть в центре внимания. Особенно когда людей привлекала именно его неспособность говорить.       Он доедал галушки, торопясь и не поднимая головы, вжав ее в плечи. Адам постучал в служебную дверь и попросил у Зоры счет. Расплатился наличными, как раз пока Ян доедал. Тот сжался, хотел стать маленьким, и Адам заметил, что дыхание Яна сбивается, как будто он снова начинает задыхаться. Второй раз за пару дней уж слишком, но сейчас Адам мог его понять, он и сам чувствовал себя неуютно под внимательными взглядами.       — Пойдем.       Жара улицы окутывала и стискивала, но здесь хотя бы не было дурацких взглядов.       — Порядок? — спросил Адам у Яна.       Тот судорожно вздохнул, не поднимая взгляд от земли, и кивнул.       В гостиницу они вернулись быстро. От сарая с животными, про который говорила Марика, раздавались голоса, вроде бы ее и Ванды, может, и Ханы. В гостинице ожидаемо никого не оказалось, так что обошлось без встреч и расспросов, и вскоре братья оказались в комнате.       — Фух, — выдохнул Адам. — Мерзкое местечко. Пусть и вкусная еда. Но я так понимаю, нет смысла туда возвращаться. Всё сходится на Скотобойне, Томаше и секте.       Рассеянно кивнув, почти невпопад, Ян уселся на кровать, положив на колени блокнот. Голову он так и не поднял, когда написал вопрос и повернул к Адаму.       «Почему ты поехал со мной?»       Сбившись с мысли, Адам замолчал, не очень понимая, с чего Ян решил спросить именно сейчас. Неловко пожав плечами, Адам уселся на свою постель напротив Яна. Тот упрямо сжал губы и снова что-то писал.       «Я думал, ты не хочешь иметь со мной ничего общего».       — С чего ты решил? — опешил Адам.       С раздражением Ян показал на себя, провел рукой, охватывая всю фигуру, но Адам снова пожал плечами, на этот раз растерянно. Он не понимал, что хотел сказать Ян. Тот уже быстро писал в блокноте и повернул страницу, в упор смотря на Адама.       «Ты меня видел? Я теперь многое не могу сам. И с другими людьми. Я обременяю».       В глазах Яна сверкала почти что ярость, но Адам помнил, что обычно спокойный Ян становился таким, когда хотел скрыть отчаянье — или пытался переплавить его во что-то энергичное, злость, силу. Но на самом деле за ними скрывался страх.       — Ты слишком строг к себе.       «Знаешь, почему я бросил учебу? Ты никогда не спрашивал».       — Думал…       Адам запнулся. Он не был уверен, о чем именно думал. Казалось нормальным, что Ян не стал учиться, но истинные причины или поводы он не выяснял. Может, попросту не хотел знать.       «Не смог учиться. Постоянно голова болела. За спиной шептались и тыкали в меня пальцем. Сдавать предметы, как все, я тоже не мог».       Да, вряд ли преподаватели понимали, как общаться со студентом, который не говорил. А уж внимание со стороны однокурсников тоже было обеспечено — то самое внимание, которое раз за разом напоминало о том, что Ян считал неполноценностью. Воспринимал очень остро.       Он ведь любил болтать в детстве. Много смеялся, рассказывал обо всем, что видел, так что Адам раздражался и даже просил помолчать хоть немного. Это теперь он хотел бы ровно обратного — услышать Яна.       Как таковой голос он не потерял. Но если складывал слова, то путал звуки, фразы. Сначала еще пытался, но дальше становилось хуже, Ян стеснялся своих коротких слов или невнятных звуков и совсем замолчал. А называть предметы, тыча в них пальцем, будто маленький ребенок, он не хотел. Ненавидел это.       — Мне жаль, что так вышло, — сказал Адам.       Звучало плоско и пресно. Хотел сказать, что вообще-то Яну еще повезло, он хотя бы понимал речь, мог писать и общаться языком жестов. Да и другие функции мозга не пострадали, настоящая удача!       Но это не меняло того, что Ян стал другим человеком. Он хорошо помнил, каково это, говорить. Но теперь уже никогда не сможет.       — Ты пошел своей дорогой, — сказал Адам. — Ну и пусть без учебы! Зато рисуешь, работаешь, твое искусство востребовано.       На последних словах Ян поморщился, он не любил, когда его рисунки называли «искусством». Но слабо улыбнулся.       — Тебе же нравится то, что сейчас делаешь?       Вздохнув, Ян твердо кивнул. На самом деле, Адам даже гордился братом, что тот не стал сидеть дома и страдать. Даже лишившись голоса, уйдя с учебы, он продолжил заниматься тем, что любил, и добился в этом успеха. А ведь ему всего двадцать два!       Возможно, Адаму стоило чаще говорить о таком вслух, а не только думать. В конце концов, это Ян не мог говорить, а не он.       Ян крутил в руках блокнот, не решаясь еще что-то написать. Наконец, сжал губы и начеркал один вопрос. Еще немного покрутил в руках, а потом повернул к Адаму.       «Ты по-прежнему любишь меня?»       — Конечно.       «Даже если я не могу говорить?»       — Ян, мне плевать на это. Без голоса ты не стал меньше собой. Да, есть неудобства, но это не страшно. Конечно, я люблю тебя. Думал, это ты не хотел со мной общаться. Ты даже здесь редко ко мне обращаешься!       «Не хочу быть навязчивым. Я же не говорю, как все. Неудобно».       — Да плевать мне на это! Я думал, это я тебе не нужен.       Больше Ян не стал писать. Он широко и открыто улыбнулся, а потом подскочил и обнял Адама. И рассмеялся — тихонько, хрипловато, но это был его голос, которого Адам так давно не слышал.