Бычья кровь

      Адам считал себя практичным человеком, которому временами не хватает чувства прекрасного, но он готов с этим смириться. Он занимался недвижимостью, приходил в офис, сидел за компьютером и на телефоне. Умел оценить, во сколько обойдется эксплуатация или ремонт здания, сколько можно выручить за аренду. Мало смыслил в архитектуре, зато хорошо разбирался в менеджменте и неплохо в торговле.       Компания, в которой работал Адам, служила промежуточным звеном между подрядчиками и клиентами. Он умел общаться с людьми и находить компромиссы, которые устроят всех. Он пил черный кофе, разруливая рабочие вопросы, а в выходные встречался с друзьями, с которыми еще учился в университете. Они все скорее предпочли бы клуб или бар, максимум кино, но уж точно не картинную галерею.       Адам планировал почитать в номере до вечернего обряда, куда они с Яном решили пробраться. Но Ян настаивал на том, чтобы Адам пошел с ним «любоваться небом».       Что за бред. Пойти Адам согласился только из-за того, что в номере царила духота, а Ян еще опять во что-то вляпается — или обо что-то порежется.       Они устроились на той же лавочке около гостиницы, и компанию им составила пара пестрых куриц. Откинувшись спиной на стену, Адам вытянул ноги и смотрел на расстилавшиеся поля. Солнце еще не садилось, но клонилось к горизонту, так что жар пошел на убыль, и сидеть было почти… приятно.       Ян устроился рядом и что-то рисовал, но лениво, больше по привычке или чтобы занять руки. Он щурился и смотрел вдаль. Потом написал и показал Адаму.       «Акварельные цвета».       — Что? — не понял Адам. — Не забывай, это ты здесь творческая личность, не я.       Что-то начав писать, Ян внезапно прервался и ушел в дом. Вернулся спустя минут пять с другим блокнотом. В нем оказалось больше цветных картинок и никаких слов, Ян в нем только рисовал. Пролистнул и открыл на городской улице: четкие контуры поверх размытых красок.       «Это акварель», написал Ян во втором блокноте и снова ткнул пальцем в пейзаж.       Послушно посмотрев, Адам признал, что и вправду похоже. Размытые, плавно переходящие друг в друга оттенки, только четкого контура не хватало.       Невольно картина завораживала. Внутри Адама царило умиротворение, он смотрел, как трава колышется на ветру, слушал далекое мычание коров, и солнечные лучи ласкали его кожу. Весь вечер отпечатывался в памяти, сохранялся.       Невольно вспоминалось кладбище недалеко, но Адаму казалось, что и смерть матери он отпускает вместе с ветерком, и непонимание с братом. Если с Яном оказалось гораздо проще, чем представлялось, может, и с матерью они пытаются отыскать проблемы там, где их вовсе не было?       — Красиво, — пробормотал Адам.       Ян в ответ понимающе хмыкнул. Он отложил оба блокнота и задумчиво водил пальцами по бинту, скрывавшему руку. Потом все-таки взял блокнот для заметок.       «Жаль, не могу рассказать о художниках или стилях. Писать долго».       — Так попробуй. Часть пиши, часть показывай жестами. Я пока не настолько быстро понимаю, но мне просто нужна практика.       Ян долго хмурился, но потом неуверенно начал. Если проводить аналогию с разговором, то это походило на запинки: языком жестов Ян и сам владел не настолько бегло, Адаму тем более требовалось время, чтобы понять.       Они пытались.       И Ян говорил о стилях и художниках, о каких-то картинах, которые видел в галерее. Парочку даже попытался найти в телефоне, и пусть интернет почти не грузился, но осталось несколько сохраненных фото. Что-то Ян писал на бумаге, особенно имена и понятия.       Не всё, конечно, Адам понимал, но и сам невольно увлекся.       Когда Хана прошла мимо, помахав братьям рукой, они едва ее заметили (хотя Ян приветливо кивнул в ответ). Девочка направилась к сараю, а потом ходила и загоняла внутрь кур. Не особо стараясь, иногда с любопытством поглядывая на Яна и Адама.       — Фух! — выдохнул Адам.       В изнеможении Ян откинулся спиной о стену гостиницы. Одной рукой потирал пальцы другой, тоже явно устал. Но снова взял ручку для короткого: «спасибо».       — За что?       Теперь Ян писал куда дольше. Не потому что размышлял или формулировал, просто слов оказалось слишком много.       «Когда я пошел учиться, со мной никто не разговаривал. Студенческая жизнь бурлила рядом, но я не был ее частью».       — Они вряд ли понимали, как с тобой общаться.       Ян энергично кивнул и продолжил писать. Он не винил людей, но Адам догадывался, что это и стало последней причиной бросить учебу. Тогда Ян сам еще привыкал к тому, что не может говорить. Наблюдать со стороны за жизнью, в которую больше не вовлечен, точно было ужасно.       Студентов Адам понимал. Даже с языком жестов он не знал, как лучше общаться с Яном, а уж совсем неподготовленному юнцу, который впервые попал в учебное заведение, вообще не до подобных тонкостей. Проще не говорить.       «Поэтому спасибо. Здорово общаться».       — Надо чаще.       Смущенный Адам отвернулся. Неловко было думать, что сам он не слишком-то отличался от тех студентов.       Вдалеке среди травы мелькнула фигура, и Адам прищурился, чтобы присмотреться. Не разглядеть толком, но точно не Марика или Ванда. Что-то в этом человеке казалось странным, как будто… неправильным. Хотя Адам не мог сформулировать, что именно.       Поморгав от солнца, он поднялся на ноги и приложил руку козырьком, чтобы лучше рассмотреть. Вздрогнул, когда Ян тронул его за локоть с недоуменным выражением лица.       — Да там кто-то есть, смотри, в полях… не пойму, что с ним не так.       Ян был пониже ростом, поэтому привстал на цыпочки. Едва заметно кивнул, увидев силуэт. Смотря вдаль, Адам пытался понять, что же не так в человеке: темная фигурка очень далеко среди зелени стояла неподвижно, не приближаясь. По спине невольно пробежал холодок, когда Адам осознал, что совершенно точно неправильно.       Тишина.       Куриц Хана загнала, мычания быков тоже слышно не было, может, их увели к вечеру… но молчали даже кузнечики. Поэтому стояло неестественное беззвучие, в котором собственное сердце бухало слишком оглушительно.       Когда руки снова коснулся Ян, Адам чуть не подпрыгнул от неожиданности. Но Ян не привлекал внимание, но невольно придвинулся, тоже наверняка поняв, что не так, и чувствуя себя неуютно. Адам и сам с трудом сдерживался, чтобы не сорваться с места и не спрятаться в доме.       Махнув в сторону фигуры, Ян указал дальше. Там виднелся еще один силуэт. А рядом еще и еще. На некотором отдалении друг от друга они неподвижно застыли, не двигаясь, не подходя, но и не исчезая.       Ян сложил что-то знаками, но Адам не понял.       — Что? — хрипло переспросил он.       «Рост. Слишком высокие».       Тогда наконец-то Адам осознал. Фигуры и вправду были слишком высокими. Они будто застыли над землей, путаясь ступнями в траве.       Ухватив Яна за локоть, Адам сделал шаг назад. Нужно убираться отсюда. К черту все загадки! Фигуры не выглядели угрожающе, но кто знает, что это такое. Или какая галлюцинация, если оба ее видят.       — Эй, вы чего?       Вздрогнув, Ян отшатнулся от голоса, чуть не свалив Адама. Тот с трудом удержался на ногах, и братья посмотрели на Хану. Она стояла, скрестив руки на груди, в привычных желтых резиновых сапогах. Хмурилась.       — Там кто-то есть, — ответил Адам, прокашлявшись. — В полях.       Хана повернула голову, и ее лицо просветлело:       — Прошлые пастыри. Всё в порядке, они охраняют стада и нас.       Снова взглянув в сторону полей, Адам никого не увидел. Только обласканную солнцем траву, теряющуюся у горизонта. Никаких темных силуэтов. Непонятно, в какой момент вернулись звуки, но кузнечики снова стрекотали. Мимо лениво пролетела пчела. Мир двигался и звучал привычно, никаких неожиданностей.       — Что вы тут застыли? — проворчала Хана. — Пойдем внутрь. У взрослых сейчас вечерняя молитва, подождем их.       Адам переглянулся с Яном. В глазах обоих отражался страх от черных фигур в полях, будто червоточины спорыньи на зараженной пшенице. Они оба видели странных «пастырей».       — Мы тоже прогуляемся, — сказал Адам.       Потому что их ждет вечерняя молитва, на которую не приглашали чужаков.              Еще утром Адам приметил, что сарай для молитв сложен из плотно подогнанных бревен, но двери из досок, между которыми приличные зазоры. Если подойти к выходу с торца, точно напротив окажется то место, откуда вещает Томаш. Главное, потом вовремя убраться, чтобы выходящие не заметили.       Братьям повезло: никакой охраны или чего-то подобного перед молитвенным сараем не стояло, вокруг тоже никого не было, мрачно и беззвучно стояла громадина Скотобойни. Адам и Ян тихонько подошли к доскам двери, сквозь зазоры в которых можно было рассмотреть молитву.       Обзор, конечно же, оказался ограниченным, но фигура Томаша в другом конце сарая виднелась четко: пол там немного приподнимался.       Сначала Адам даже не понял, что за яркий свет внутри, а потом осознал, что у сидящих в руках свечи. Людей было поменьше, чем вечером, но всё равно очень много, почти все сиденья заняты. И каждый держал по зажженной свече.       Томаш стоял на том же месте, что и утром, в прежней рубашке, только на голове венок и трав, а на лбу темная метка. В руках он держал жестяную миску с бычьей кровью и рисовал знаки на лбу у тех, кто сидел в первом ряду. Насколько мог понять Адам, у всех присутствующих уже красовались кровавые благословения. Похоже, с этого и начиналась вечерняя молитва.       Томаш склонился и скрылся из поля зрения, наверняка ставил миску на столик. Что ж, по крайней мере, это не что-то специально для братьев, наоборот, здесь так благословляли своих. Хотя Адам не знал, радоваться этому или ужасаться.       — Быки видят нас, — громко провозгласил Томаш, снова застыв перед залом. — Так давайте помолимся о том, чтобы в будущем сезоне убоя они щедро одарили нас. Стада тучны, Белый буйвол родился, все знаки показывают, что сейчас хорошее время. Удачное время. Мы много трудились и теперь пожинаем плоды.       Томаш продолжал вещать в том же духе, и Адам переступил с ноги на ногу, чувствуя себя немного глупо. Он пришел подсматривать за кровавым ритуалом, а слышал ту же чушь, что и с утра. Море сравнений со скотом и урожаем, пожелания благополучия. Да, свечи и бычья кровь делали происходящее чуть мрачнее, но не более, чем у любой другой секты.       Поведя плечами, Адам уже думал предложить Яну вернуться в гостиницу, но тут ввели Белого буйвола.       Бычок протяжно замычал, не очень понимая и не желая идти. Мальчишка буквально тащил его на веревке. Сегодня на теленке не было ни венка, ни каких-то украшений, и в свете свечей на его шкуре метались тени.       Томаш погладил животное по лобастой голове, успокаивая. Кивнул кому-то, кого Адам не мог видеть, но похоже, помощник открыл окно. Потому что в зал скользнул алый свет от заходящего солнца, омывая Томаша и теленка. Выглядело очень торжественно и почти красиво.       Картина завораживала, так что Адам не сразу понял, когда мальчишка-помощник схватил теленка за голову и поднял морду, а Томаш четко полоснул животное по горлу. Мычание захлебнулось в крови, другой помощник тут же подставил ведро, куда хлестанула кровь.       Адам сдавленно вскрикнул, в последний момент спохватившись, что может выдать себя. Ему на рот тут же легла ладонь брата, призывая к молчанию. Ян мрачно посмотрел и приложил палец к губам, Адам кивнул, прекрасно понимая, что тот прав. Солнце садилось, окрашивая и их двоих, и другие постройки и, конечно, Скотобойню в те же кровавые цвета. В них Ян казался старше и серьезнее. Он убрал руку ото рта Адама, его руки заскользили, показывая.       «Они его убили и собирают кровь».       Любой бог рожден, чтобы умереть. Так говорил Томаш. Что ж, закономерный конец для бычка, хотя Адам не понимал, почему ему даже не дали подрасти. Теленок кажется этим людям более божественным? Или они поспешили с обрядом, потому что в городе незнакомцы, которые могут что-то разнюхать? Ну вот примерно как они сейчас и делали.       Снова поманив к двери, Ян прильнул, чтобы посмотреть, что будет происходить дальше. На всякий случай Адам огляделся, но среди построек никого не было видно, стояла тишина. Из Скотобойни донеслось одинокое мычание. Снова присев рядом с Яном, Адам вновь заглянул внутрь молитвенного сарая.       Тело бычка держало несколько людей, приподняв, его кровь с мелодичным журчанием собиралась в ведро. Томаш стоял рядом и держал в руках голову Белого буйвола. Оставалось удивляться, как ее отрезали так быстро… но Адам напомнил себе, что дело жизни этих людей — заниматься скотом. Уж кто как не они знали и понимали, как разделывать животных!       Голова в руках Томаша казалось маленькой, нижняя челюсть не держалась, и язык вываливался, а белую шерсть обильно окрашивала кровь.       Ничуть не смущаясь того, что он сам запачкан бычьей кровью, Томаш поднял отрезанную голову, купая ее в лучах заходящего солнца.       — Да примите благословение Белого буйвола, да снизойдет на нас его благодать! Ваш пастырь уже здесь.       Адам не мог оторвать взгляд от вывалившегося бычьего языка и думал, что его сейчас стошнит от первозданной дикости, пахнущей кровью. Он буквально заставил себя смотреть, как Томаш отложил голову. Подошел к ведру и окунул руки.       Когда он снова воздел их испачканными в крови, зал буквально взревел. Сжимая свечи, люди поднимались, то ли от восторга, то ли желая тоже причаститься божественной кровью.       Адам ощутил, как Ян тянет его за рукав, возможно, уже давно, призывая уйти. Если народ сейчас начнет выходить, их точно поймают, и кто знает, чем всё закончится.       Да и смотреть дальше Адам не желал. Он и без того думал, что не уснет этой ночью, а если начнет дремать, будет видеть голову теленка в кровавых лучах заката. Почти красиво, если бы не было настолько мерзко.       Они торопливо прошли через пустые улицы, не встретив даже чертовых куриц. Дороги отдавали дневной жар, солнце постепенно садилось, из чьего-то дома доносилась модная попсовая песенка — что-то настолько обыденное и понятное, что ритуалы с отрезанной головой оставались где-то в другой вселенной, запертые внутри молитвенного сарая, крепко запертые.       Только ничего не скрыть. Сейчас Томаш отрезает бычью голову и омывает руки в крови, а завтра пойдет засеивать траву для скота или устанавливать нормы зарплаты работников, которые придут на убой. Те люди, что сейчас радостно выли от вида вывалившего бычьего языка, завтра будут сидеть в кафе, убирать траву и кормить животных.       У гостиницы Ян наконец-то остановился, и Адам удивленно посмотрел на него, не понимая, что за задержка. Ему хотелось скорее вернуться в комнату, спрятаться от странной дикости, такой далекой от современных небоскребов и ноутбуков. Помыться, как будто запах крови был липким.       Сжав плечи брата, Ян внимательно посмотрел на него, буквально заставляя Адама оставить все странные фантазии и тоже посмотреть тому в глаза. Только тогда Ян отпустил его и показал.       «Ты в порядке?»       Его маленький брат, за которым он вообще-то должен был приглядывать, ради чего и поехал, спрашивал, в порядке ли он. Его маленький немой брат, который страдал от одиночества, потому что никто не знал, как с ним разговаривать.       Прикрыв глаза, Адам глубоко вздохнул. Когда снова посмотрел на Яна, понадеялся, что его взгляд твердый:       — Да. Не ожидал, что они будут творить первобытную дичь.       Скептически вздернутая бровь Яна красноречиво вопрошала, а на что тогда рассчитывал Адам, когда ехал черт знает куда в затерянный среди полей городок с сектой.       — Ладно, ожидал, — вздохнул Адам. — Но не думал, что это произведет такое впечатление.       «Мы слишком городские».       — Ну, ты вот спокоен.       Пожав плечами, Ян снова показал жестами.       «Я ожидал подобного еще утром».       Что ж, Ян прав. Секта вокруг Скотобойни, что могло пойти без крови и мертвого быка? Тем более, Адам и сам видел алтарь с черепом в полях. Может, это предыдущий Белый буйвол. Хотя там точно кости взрослого животного, не теленка, это мог понять даже Адам.       Они вошли в гостиницу и тут же услышали Хану, которая напевала что-то на кухне. Меньше всего Адам хотел сейчас с кем-то говорить, поэтому Ян жестами показал ему, что сам займет Хану, может, она расскажет что-то интересное. Кивнув с благодарностью, Адам предпочел прогуляться.       Он долго сидел на лавке перед гостиницей, пока солнце медленно заваливалось за горизонт, а сумерки не пугали, а наоборот, будто вымывали страхи и опасения. Оставляли их в сарае омытыми солнцем.       Стояло летнее тепло, но жар уже исчез, растворился в камнях и бревнах, из которых сложены дома и сараи. Вдохнув полной грудью, Адам посмотрел на поле, но оставалось только посмеяться над собственной впечатлительностью. Потому что сейчас трава была всего лишь травой, никаких темных силуэтов или мрачных кровавых знаков.       Адам пошел по тропинке через поле. Он примерно помнил, на каком расстоянии находился полуразрушенный сарай с алтарем, и планировал вернуться той же дорогой гораздо раньше, чем будет возможно наткнуться на что-то подобное.       Адам хотел пройтись, разогнать туман в голове, но вовсе не искать следы культа в ночных полях.       Он быстро пожалел о принятом решении, потому что темнело стремительно. Но хотя бы луна и звезды светили ярко, так что не заблудиться — по крайней мере, если не сворачивать с тропинки. А это последнее, что планировал делать Адам.       Травинки по сторонам касались ладоней, шуршали ночные насекомые. Адам шел не торопясь, глубоко вдыхая посвежевший воздух. В какой-то момент он остановился и вскинул голову, поражаясь безумному количеству звезд. В городе такого не увидишь! Будто пыль на темном небе.       Стоило позвать с собой Яна. Ночью, правда, Адаму будет совсем сложно рассмотреть и понять жесты брата, зато можно пройтись и помолчать.       Адам собирался разворачиваться и возвращаться, когда услышал негромкое пение. Голос был женским и знакомым, так что Адам решил посмотреть. Тропинка шла дальше, уходила в траву и к сараю, но внезапно обрывалась с одной стороны дороги в короткую срезанную траву. Похоже, здесь быки уже паслись и всё объели. Среди этого жидкого поля и танцевала Марика.       Ее Адам узнал сразу. В коротком ситцевом платье, в котором он ее уже видел. Рыжие волосы распущены и спокойно струились по спине, взметались, когда девушка кружилась. Она напевала незнакомую мелодию, чем-то напоминающую ту самую попсовую песню с радио, очень известную в последнее время. Может, Марика ее слышала и сама придумала на ее основе собственную.       Танцевать она явно не училась, но выходило здорово и красиво. Хрупкая девичья фигурка в лунном свете. Никаких мрачных пастырей.       В следующий миг Адам подумал, что возможно, она танцует именно для них.       Потому что на руках у Марики были вовсе не перчатки, как показалось сначала. Ее руки по локоть были испачканы кровью. Видимо, она, как и Томаш, и многие следом за ним, опустили ладони в ведро еще теплой бычьей крови, чтобы получить благословение Белого буйвола.       Их мертвого бога.