Одиноко мне одиноко в голове печаль ебется с тревогой
27 февраля 2024 г. в 19:46
После нескольких мучительных дней состояние Жени только ухудшилось: он иногда проваливался в бред.
– О чем.. о чём он, Артемий? – холодея, пробормотал Юрий, который сильно сдал за последние дни. Мысль о том, что он может потерять Женю, своего родного и любимого Женю, жгла его душу.
Троицкий вздохнул. Пожалуй, теперь пришло время рассказать все – хуже не будет.
– Послушай, Юр, ты уверен, что хочешь знать..? – сказал мужчина, отводя друга в сторону от Мильковского, мечущегося по кровати.
– Какой вопрос, конечно! Что, что случилось? – Шевчук ещё больше забеспокоился, с тревогой глядя на Артемия. Тот вздохнул и начал свой рассказ.
– Бедный Женя... Как же.. как же я мог не знать... – Юрий выглядел шокированно. Не давая Артемию вставить слово, он вошел в палату Мильковского и крепко обнял его.
Несмотря на слабые протесты Жени, Юрий решил, что блондину будет лучше в больнице: парня мучили боли и общая слабость.
– Не волнуйся, Жень, это ненадолго, – Шевчук старался говорить как можно уверенней. Мильковский хмуро кивнул. Он хотел остаться один.
Но через несколько часов дверь в его палату тихо приоткрылась, Женя вздрогнул, приподнявшись на локтях.
– Борис? – удивленно пробормотал Мильковский, неизвестно почему стараясь не шуметь. Березовский осторожно присел на стул рядом с кроватью блондина, отчего тот торопливо присел, отгородившись от олигарха.
– Жень, я это.. погорячился тогда.. это же.. ну, бывает.. Может, тебе и правда рано рожать.. все ещё будет, а?
– И это все, что ты хотел мне сказать? После всей боли, которую я пережил по твоей вине? – страх перед Борисом окончательно отступил перед яростью – Я видеть тебя не могу!
– Извини, Жень, я думал.. – Березовский запоздало протянул ему букет цветов, но Мильковский отбросил его в строну.
– Уходи прочь! Уходи, или я позову врачей и все расскажу, и тебя будет очень много неприятностей с ментами... Я не желаю тебя больше видеть. Ни сейчас, ни вообще.
– Ну, знаешь ли.. – Березовский тоже начал злиться. Однако Мильковский начал повышать голос, это действительно могло привлечь внимание.
– Черт с тобой! Но мы ещё не закончили.
Борис выбежал, а Женя упал на кровать в изнеможении.
К вечеру у него поднялась температура. Операцию все же решили проводить – у Жени обнаружили внутриматочное воспаление из-за разрывов, которые нужно было зашить. В полубессознательном состоянии его вводили в наркоз, и Юрий с Троицким остались за закрытыми матовыми дверями операционной. Шевчук, который вес день пробыл на ногах, теперь молча сидел в коридоре прямо на полу, и даже уборщица не решилась на него кричать, видя подавленность музыканта. Артемий сначала старался утешить друга, но потом так же замолк. Спустя несколько томительных часов их, после санитарной обработки, допустили к Мильковскому. Он лежал, бледнее больничного белья, но живой и в сознании, карие глаза скользнули по лицу Юрия с немым вопросом - знает или нет? Но Шевчук, не говоря ни слова, все так же обнял Женю.
– Женечка.. родной мой... Пожалуйста, пусть это все закончится и мы будем жить, как раньше.. чтобы все стало, как было..– прижимаясь к тощей груди, пробормотал Шевчук. "Не бывает, чтобы всё стало, как было" - пронеслось в голове, но Женя только слабо кивнул, обхватывая шею мужчины.
Несколько дней после операции Женя провел в больнице, постепенно возвращаясь к нормально жизни. Он пробовал было взяться за учебники, но понял, что порядочно отстал, да и сосредоточиться на тескте не получалось, мыслями он блуждал где-то далеко. Мильковского выписали спустя неделю: боли ушли, обследования дали положительный результат, и блондина не стали мариновать в палате дальше. Однако дом не принес желанного облегчения, Женю накрывала не до конца понятная ему тоска. Он уходил из квартиры на весь день и бездумно бродил ао городу. Тянуло в клуб и он недолго сопротивлялся.