Криминальная Россия: ОПГ «Озеро»

Женя шел по темным улицам с конкретной целью и по известному ему адресу, только раз остановившись и замерев: на противоположной стороне дороги мелькнул какой-то полный мужчина,чей блеск очков в полутьме немного испугал блондина. Сплюнув от досады, он ускорил шаги и вскоре уже набирал код от домофона. – Евгений Максимович? Это я.. – неизвестно почему, Примаков всегда требовал называть его хоть и на "ты", но непременно по имени-отчеству. Послушался тихий мат, и вскоре дверь распахнулась, Мильковский вошел в подъезд и торопливо поднялся по ступенькам. – Пришел, мой сладкий.. – в глазах мужчины с маленьким, скошенным подбородком и чем-то азиатским в чертах лица, мелькнула похоть. Он взял Мильковского за подбородок и буквально втащил к себе в квартиру. – Унылый ты какой-то, а? Ну что, готов? – Примаков на ходу расстегивал свою рубашку и ощущал растущее где-то в паху возбуждение. Но Женя только отмахнулся, заставив мужчину нахмуриться – Нет, так дело не пойдет. Развеяться тебе надо... Пошли. Евгений повел блондина в свой кабинет, где из тяжелого, старомодного сейфа достал пакетик с белым порошком. – Погоди.. те... Это же... – Мильковский попятился. – Кокс, да. А что, ты никогда не хотел попробовать? – Примаков привлек блондина к себе одной рукой – Давай.. тебе понравится. И это совсем не так и вредно. – Правда? Ну.. – Женя неожиданно вспомнил все свои обиды на Юру и твердо кивнул – А, чёрт с вами. От одного раза ничего не случится! Мужчина довольно улыбнулся, прихватив Мильковского за бедро. Последующие часы Женя запомнил плохо, только чувство волнения, когда он готовился затянуть носом маленькую белую дорожку, которую ему любезно сообразил Примаков, похотливо глядя на юное тело. Потом наступило блаженство, сквозь которое пробивались тихие стоны, сжатые руки и изгибы тела. Мильковский наслаждался странными, плывущими видами, его мышцы были расслбленны и только на самом краю сознания тлело ощущение неправильности происходящего. Утром, точнее, перед обедом, Мильковский раскрыл глаза. Он лежал совершенно голый, тело ощущалось как-то странно. Рядом тихо посапывал Примаков, не обращая внимания на вставшего Женю, который, слегка пошатываясь, побрел в ванную и в задумчивости сел на бортик ванной. Его разрывали противоречия: с одной стороны, свое вчерашнее поведение повергло его в ужас – Мильковский никогда не думал, что докатится до наркотиков. Но, если подумать... Ничего не случилось, и, конечно же, он больше никогда не притронется к веществам. – О, проснулся, – оказывается, Женя не закрыл дверь в ванную, и сейчас Евгений деловито прошел к крану, начал умываться и приводить себя в порядок. – Да, я, наверное, пойду... – А мне вчера обещал, что останешься. Да и куда ты? Мильковский прикусил губу. Действительно, куда? Он не понимал почему, но не мог заставить себя прийти к Юре. Вместо этого он, хоть и скрепя сердце, согласился. Так же, как вечером решил, что попробовать ещё раз – не такая уж и проблема. Почти неделю Женя прожил у Примакова, успешно забивая своё чувство стыда наркотиками и сексом, не только с Евгением, но и с какими-то депутатами, которые пили с Примаковым а после недвусмысленных жестов и выражений Мильковский сам шел к ним, отсасывал или позволял иметь себя во все места. Кокаин плотно застилал глаза, а разум его витал в красивых, приторно-эйфорийных картинках и грёзах, после которых настигала страшная, мучительная трезвость с ломкой, болями по всему телу и несчастными глазами с синяками. Женя не хотел выходить из квартиры Примакова, который пользовался этим, всё чаще предалагая "занюхать", а несколько раз – и уколоться, потому локтнвые вены у Мильковского набухли, в местах нервных, неаккуратных проколов виднелись темные синяки. На них блондин смотрел отстраненно, с отвращением, как на неприятного жука или чего-то подобного, инородного. Одежда его тоже изменилась: в темной и душной квартире, пропитанной запахами сигарет и алкоголя, он ходил в каких-то костюмах для сексуальных игр. Стринги поначалу резали бедра, но он похудел и Примаков купил ему на размер меньше. Иногда старший, накурившись травы, заставлял Мильковского одевать женскую одежду и похотливо лапал щуплые бедра под мини юбкой. Вернулся Женя домой только спустя несколько месяцев. За это время он успел в компании Примакова, попробовать достаточно много наркотиков, постоянно трахался со всеми, кто только соглашался, а Примаков не возражал, ведь Женя послушно выполнял всего его просьбы с хотелками. За это время блондин сильно изменился не в лучшую сторону. На смену привлекательной внешности пришло бледное, осунувшееся лицо в прыщах, кое-где виднелись побои, кровоподтеки, иногда Евгений Максимович поднимал на Мильковского руку, а так же под глазами и возле локтей виднелись темные синяки, сами глаза раскраснелись от передоза, от постоянного недосыпа, по мимо прочего Женя сильно сбросил и перекрасился в брюнета, сделал каре, с которым его мало кто узнавал. Дома Женю ждал Юрий. Он с большой радостью принял племянника, про себя отметив огромное количество измнений в нем и к сожалению, все шло не в лучшую сторону. Поведение бывшего блондина оставляло, желать лучшего. Ссоры между ним и Юрием вновь возобновились, параллельно получал и от Немцова за то, что смел, повышать голос на Юрия, расстраивать его. Но Женю это не волновало. Он продолжал, бегать к своим любовникам, с кем-то в открытую трахался на улице, что один раз увидела его лучшая подруга Лусинэ Геворкян. Армянка шла мимо их дома, однако увидела, как Мильковского жестко драли возле позъезда у кирпичной стены, а в другой раз Артемию Кивовичу, когда приспичило, полакомиться соленьями, пришлось, сходить в погреб, тот находился в гараже, увидео своими глазами, как Женю трахал какой-то мужчина, нагнув раком на капоте машины за гаражами. И так продолжалось до одного момента. Это была суббота, когда в не большой промежуток трезвости Женя сидел в комнате, старательно дрочил, по словам Примакова, ему нужно было, развивать в себе способность, кончать от оральных ласк и от собственных пальчиков, как говорил Евгений, тем самым расширить вагину еще больше. Поэтому пока Юрий ходил по магазинам, Женя дрочил в собственной комнате. И в один момент ему захотелось, снова ощутить блаженство, то ощущение, когда примет очередную дозу. Вытащив пальцы из влагалища, не надевая стрингов, Милько подошел к тумбочке, достат из нее шприц и намеревался, поднести его к вене, как вдруг увидел перед собой возмущенного Юрия. Настолько задумавшись, Женя даже не сразу заметил, как вернулся дядя, зашел к нему в комнату. Руки вмиг затряслись, сердце забилось еще сильнее, а шприц Юра забрал себе и строго произнес: — Женя, это что такое?! Живо объясни! Ты что, в наркоманы подался?! — Папа, отдай мне его! Верни! Это мой шприц! И что, что наркоман! Я хочу дозу, принять! Отвали! — закричал в панике Женя, в попытках выхватить шприц. — Какая же ты сволочь неблагодарная! — вскипел от возмущения Шевчук, шприц спрятал себе в карман, — Я не ожидал от тебя! Женя, ты понимвешь какой это позор?! Ты что, совсем с головой не дружишь? Ты хоть понимаешь, какой вред себе причиняешь! — Отстань, отдай шприц! Я его еле заработал…ну верни мне! Верни!!! — Господи, дожил у меня сын - наркоман! Какое же ты позорище! Как ты посмел, Женя?! Ты…ты, не понимаешь, что ты делаешь?! Как ты можешь!? — не сдержавшись, Юрий влепил Жене сильную пощечину, от чего тот взялся за щеку, со слезами смотря на дядю, музыкант с досады сел на кровать Мильковского и заплакал от отчаяния, спрятав лицо в руках После этого случая Юрий более тщательно следил за Женей, запретил ему, выходить из дома, в школу отнес справку о том, что блондин серьезно болеет и не может, пока ходить на занятия. Женю раздражало, что не может, теперь встречаться со своими мужчинами, киска мальчика изнывала от нехватки члена в себе, вибратор мало спасал, а наркотики Шевчук выбросил, чем вызвал еще более крупную истерику. Женя буквально визжал полдня, выл, требуя, вернуть ему наркотики, однако Юра не стал, идти на поводу и сделал по своему. Он, как никак хотел лучшего для своего племянника, а потому даже не слушал эти пронзительные вопли. Немцову пришлось, пристегнуть Мильковского наручками к кровати, чтобы он никуда не сбегал, ибо бывший блондин спалился за попытками, сбежать через окно, что естественно не вышло и за это получил еще больше. Не зная, как привести Мильковского в чувства, вернуть к прежней жизни, Юрию пришлось, пойти на крайность, пойти к Березовскому, поговорить с ним, как быть, чем помочь Жене, его племянник больше не слушал. — Юрий Юлианович, здравствуйте. Вы ко мне какими судьбами? У вас в порядке? — не без интереса спрашивает олигарх, пропуская Шевчука в свой кабинет и отодвинул стул напротив своего стола, чтобы музыкант мог, сесть. — Здравствуйте, Борис. Только вы можете, мне помочь. Понимаете, Женя после вашего расставания совсем потерял разум. Он…он просто не живет, на наркотики подсел, от спермы не просыхает, со всем живым трахается. У меня нет на него никакой управы совсем от рук отбился, истерит, из дома убегает, выпивает. — Постойте, вы сейчас точно про моего Женю говорите? Он же не пил никогда. Вернее пил, но не до такой степени. Как на наркотики подсел? Насколько все плохо? — Все слишком далеко зашло, Борис. Он совершенно потерял разум, я не знаю, как ему здесь помочь, — едва сдерживая слезы, проговорил Юрий, — Пожалуйста, может ты, с ним поговоришь? Ни меня, ни Немцова он не слушает. Как нам быть? На секунду Борис задумался. Он никогда не хотел, чтобы Женя из-за него страдал, да, избивал Мильковского, довел до аборта, ведь все происходит сейчас с Женей только по его вине и Борис просто не мог, отказать, помочь бывшему. — Хорошо, я попробую, с ним поговорить. Только он станет, слушать меня? Женя ведь ненавидит меня и видеть, не желает, — задумчиво проговорил олигарх. — Меня Женя тоже не слушать, не хочет. У тебя больше влияния на него. Может и услышит? — с надеждой проговорил Шевчук. Вечером Березовский, как и обещал, заглянул домой к Жене и Юрию. Пока солист был на репетиции, олигарх зашел к ним. Разувшись, Березовский прошел в комнату к бывшему. Увидел он совсем жалкую картину, как совсем бледный Мильковский лежал на боку, его тощее запястье прикованно к спинке кровати, а сам выглядел очень растрепано, на лице виднелись прыщи во многих местах, побои, застывшие кровподтеки с синяками, темные волосы загрязнились, под глазами виднелись синяки и на руках мальчика. Борис не узнавал своего бывшего. Ведь он помнил, Мильковский всегда следил за собой, одевался очень сильно, выглядел привлекательно и не позволял себе, ходить хотя бы непричесанным, волосы бывшего блондина безумно нравились Березовскому, он любил, перебирать их, заплетать светлые прядки в косички. Теперь Женю буквально размазало, было очевидно, он не мог, быстро прийти в себя после тяжелого расставания и аборта. Присев рядом, Борис заботливо погладил спрятанное за пижамой плечо. Невидящий взгляд Жени был, устремлен в стену, где висела порванная их совместная фотка над письменным столом. Поглаживая дрожащее плечо, Борис тихо произнес: — Женечка, привет. Как ты? Мне твой отец о тебе рассказал, скажи, чем тебе можно помочь? Ну нельзя же так убиваться, попробуй, собрать волю в кулак. Ты же сильный и сможешь, все пережить. — Ты?! Как ты посмел, прийти ко мне? Уйди…видеть тебя, не хочу, отвали! Не трогай меня! Но Борис не оставил своих попыток, и уже через несколько дней Мильковский не швырял в олигарха стоявшей рядом с кроватью вазой, а плакал на его плече. Страшная ломка ещё была сильна, он постоянно, маниакально жаждал дозы, гл какое-то просветление понемногу наступало. – Женечка.. ну ведь нельзя же так..– протянул Березовский, с сожалением перебирая полинявшие и грязные темные волосы Мильковского. Тот боязливо поморщился, но не отодвинулся. Он и сам понимал, что в таком состоянии похож не на человека, а на животное. – Нельзя.. – А хочешь, я тебе организую рехаб? – Ага, конечно! Упрятать меня хочешь.. знаю я, как там людей бьют, – Женя хотел было сделать какой-то жест рукой, но наручник держал крепко и Мильковский поморщился, до боли сжав губы – Хотя.. что тут, что там – неволя. А чёрт с тобой, согласен, – немного подумав, кивнул Женя, развалившись на своих подушках. Такая фамильярность неприятно поразила Берёзовского, но он стерпел, неожиданно подумав, что ещё возьмётся за это дело, обязательно... Но пока он был рад, что обычно непокорный бывший блондин согласился.