Мир, в котором есть мы

- Холодно... - ворчит Порче, кутаясь в большое пушистое одеяло посреди огромной кровати и утыкаясь в него носом. Ким, стоявший и куривший возле огромного окна в рост, за которым Альпы, яркие огни и красивый снежный вечер, поворачивается и смотрит на него. Улыбается. - Прекрати так улыбаться, - снова бурчит Порче, мигая в полумраке номера своими темными большими глазами. Ким тушит сигарету в пепельнице на столике, складывает руки на груди и фыркает: - Ты второй день только и делаешь, что ворчишь. Вообще они тут уже три дня. Кхун благополучно затащил обе семьи на один из курортов Швейцарии, сняв чуть не пол гостиницы, чтобы как следует отметить Рождество, покататься на лыжах и отдохнуть. И Порче был рад впервые увидеть снег, потрогать его и даже лизнуть. Но радость прошла очень быстро, и теперь он все время мерз, несмотря на отопление, как в печке. Киму вообще было катастрофически жарко и он стащил с себя даже футболку, оставшись в одних тонких домашних штанах. И теперь разгуливал по номеру, раздражая Порче, который кутался в спортивные штаны с теплой кофтой, иногда натягивал на уши капюшон. И отказывался выходить из номера. Ни прогулки, ни вкусная еда, ни лыжи его больше не интересовали. Только тепло и одеяло. В котором он сейчас и возится, зыркая на Кима даже как-то обиженно. Он капризничает, ему правда не нравится холод. И возможно, Ким бы обиделся. Как любой, чья пара недовольна охренеть каким шикарным отдыхом. Но все, что Ким может, глядя на Че - это улыбаться как дурак. И облизываться на надутые губы. Вот последнее Порче тут же просекает. Видимо потому что сам все время пялится на чьи-то кубики пресса или поясницу. Упорно делает вид, что это совершенно точно не он. - Я не ворчу, - бубнит Порче, старательно глядя Киму в глаза. Так старательно, что это даже смешно. Ну, его можно понять. Ему восемнадцать, у него первый секс случился месяц назад. Гормоны, все дела. Ким только себя понять не может, у него-то с гормонами все должно быть хорошо. Но желания есть желания. Так что Ким ухмыляется, идет к кровати и, схватившись за уголок одеяла, тянет его на себя. Естественно, встречая сопротивление. - Ты чего задумал? - возникает Порче, пытаясь отобрать одеяло обратно. - Замерз, - пропуская ехидство в голос, отзывается Ким. - Так одень что-то кроме трусов и штанов! - А кто сказал, что на мне трусы? Порче заливается краской и ноет: - Ну Ким. Ну уйди! - Не-а, - не соглашается Ким. Тянет таки на себя одеяло сильнее, отбирает его у Че. И смотрит на нахохлившегося парня то ли с нежностью, то ли с желанием. Черт его знает, но ему жарко. - Ким... - Че теряется. И охает, когда Ким толкает его на подушки, забирается сверху. И накрывает их обоих с головой одеялом, погружая в темноту и духоту - Ким! Ким вжимается в него всем телом и утыкается носом в шею. Ведет языком по жилке пульса и удивленно замечает, чувствуя прохладную кожу: - Ты правда замерз... Че... - Конечно, я замерз! Я же не из интереса тут сижу и трясусь как...как... как перепуганный хомяк! - Это было в наш первый раз, - Киму бы язык себе прикусить, ну серьезно. Разумеется, он получает несильный шлепок по голому плечу. Который, правда, потом задабривают мягким поглаживанием. - Не дуйся. Сейчас согреем тебя, - обещает Ким, уже чувствуя, как оборона слабеет. А жилка под губами начинает биться чаще. Чуть приподнявшись, Ким медленно тянет язычок молнии у кофты на груди Порче вниз, слыша, как дыхание того учащается. И тихо смеется, когда Че тянет его за ухо к себе ближе и тихо просит: - Я очень замерз... ну правда... Ким знает. Оказывается, Порче искренне не выносит холод. А значит, он будет греть его всю поездку. И плевать, если они не выйдут из номера еще неделю. Подумаешь, Рождество в Швейцарии. Куда важнее, что это - их первое Рождество. И они вместе. - Обязательно согрею, - обещает Ким, прижимая Че к себе ближе за талию и мягко целуя - Чтобы всегда было только жарко...