Исповедь Серебряного Волка

— Простите, святой отец, ибо я согрешил. Фукудзава тихо выдыхает, усевшись немного поудобнее. Старенький деревянный стул едва слышно скрипит, но этого достаточно, чтобы хмыкнуть, прервав воцарившуюся тишину в исповедальне. Взгляд серых глаз перемещается на витиеватый узор перед собой, мешающий нормально разглядеть фигуру человека по ту сторону. Лишь очертания. Изящные, аккуратные, ровные. Юкичи знает, что это за мужчина. Его личный Дьявол. Тот, кто с каждым разом заставляет переступать через собственные стальные принципы и расшатывает железные нервы. — Три недели назад я переспал с мужчиной. — продолжает он, поправив рукава зелёной юкаты. — И не перезвонил. — фыркает некто по ту сторону, саркастически улыбнувшись. За ширмой этого увидеть нельзя. Просто Фукудзава знает, что именно так и происходит. Мори выплывает наружу, показавшись во всей красе. Белое кимоно и того же цвета хакама скрывают под слоями ткани бледную кожу. Лёгкие тени от массивной светлой колонны падают на ухмыляющееся лицо. — Белый тебе не к лицу. — Фукудзава вздыхает, поднимаясь со своего места. — Это единственное, что ты хочешь сказать мне после трёхнедельной разлуки? — Огай деланно закатывает глаза и подходит ближе, скользнув кончиками тонких пальцев вдоль чужой крепкой груди, что чувствуется даже сквозь толщу верхней одежды. — Похоже, я один тут скучал? Юкичи бесшумно вдыхает воздух носом, следя за действиями Мори. Кто бы мог подумать, что в следующий раз судьба столкнёт их на общем задании под прикрытием в церкви. В такие редкие случаи Мафия и Детективное агентство могут позволить небольшое перемирие на время выполнения миссии. — Если белый мне не идёт... — тянет задумчиво Огай, разумеется, исключительно наигранно. Затем запускает ладонь в серебристые — а где-то и седые, учитывая возраст, — волосы собеседника, потянув за голову ближе. Некоторая разница в росте, не более. Фукудзава наклоняется, следуя за движением своего бесподобного греха. — То ты имеешь полное право незамедлительно избавить меня от него. Мори дразняще горячо выдыхает в ухо, в голосе слышатся смешки. Он уворачивается, не давая дотронуться раньше времени, и скрывается за углом, мазнув в воздухе напоследок широкой штаниной. Завлекает, чертяка. Заставляет последовать, поддаться искушению. И Фукудзава поддаётся, не в силах сопротивляться. В конце концов, как Юкичи, простой смертный, способен противиться воле собственного Дьявола, выбравшего его личной жертвой? Нонсенс. Мори не требуется душа обычных людей, эсперов, даже исполнителей Портовой Мафии. Тёмную сущность интересует только сердце директора Детективного агентства. Беспристрастное, чистое, бьющееся от безудержного потока жизни, принадлежащее. Огаю нравится думать, что только ему принадлежит тело и душа самого Серебряного Волка в прошлом. Пускай это напрямую никогда не обсуждалось, но оба полностью уверены, что ни у кого из них не имеются другие любовники. Сколько бы не длилась разлука. Хоть месяц, хоть два. Мори проникает в какую-то небольшую комнату, где находится несколько книжных стеллажей и письменный стол со стулом. Фукудзава надёжно закрывает дверь, бегло осматривая помещение. В церкви практически нет возможности встретить излишки современного ремонта. Старые стены, скрипящая мебель, кресты, массивные белоснежные колонны. — Вы так жестоки, Фукудзава-доно. — Огай издаёт тихий смешок, небрежно поправляя воротник чужого кимоно. Смотрит своими глубокими глазами, переливающимися красновато-фиолетовым цветом качественного вина. — Под стать вам, Мори-сама. — Юкичи непроизвольно втягивает воздух носом глубже, поддавшись ближе. Рецепторы улавливают знакомый восхитительный запах одеколона вперемешку с природным ароматом тела. Мори усмехается. Его высокий, долговязый, изящный и худощавый грех, очевидно, доволен текущим положением дел. — Ты не ответил на мой вопрос. — мурчит где-то у самого уха, проводя указательным пальцем вдоль шеи Юкичи с бьющейся точкой пульса. Последний звук глушится поцелуем. Фукудзава холоден снаружи, однако весьма заботлив и добр внутри, что ничуть не мешает ему прижать ближе к себе, обхватив сильными руками талию, и впиться в губы, целуя настолько глубоко, что голова идёт кругом. Мори поддерживает выстроенный темп, скользит языком в приоткрытый рот и ощущает буквально на физическом уровне внезапный жар, обжигающий всё осквернённое существо. Этого безумно не хватало им обоим. Юкичи подхватывает под бёдра, держа очень надёжно, — кажется, ужасно безопасно — и делает несколько шагов ближе к столу, позволяя острым зубам захватить его нижнюю губу. Опускает также бережно, словно обращается с чем-то баснословно дорогим, и, несмотря на всю самостоятельность и независимость, Мори это даже нравится. Он не отстаёт, обвивая ногами таз, закидывая руки за шею. Фукудзава даёт полноценно насладиться поцелуем, припадая к губам плотнее, делая физический контакт ещё более ярким. Вслух никто не озвучивает, однако в поцелуе можно выразить все накопленные эмоции. Рассказать без слов, как им не хватало друг друга. Белые хакама скользят вдоль длинных ног, падая на пол. Юкичи безбожно соврал, когда сказал, что Мори не идёт белый. На самом деле, ему идёт абсолютно всё. Любая вещь в руках этого существа становится чем-то особенным. Огай не божество, и тем более не ангел, он — настоящее олицетворение Дьявола, такого же ослепительно привлекательного и завораживающего. На его тонких губах распадается лукавая улыбка. Фукудзава принимает это за приглашение и не ошибается, целуя молочную кожу горла, на которой выводит след от укуса. Пальцы подцепляют кимоно, немного спуская и убирая, по мере продвижения ласк. Одного вида обнажённой кожи костлявых плеч становится достаточно, чтобы сойти с ума куда внушительнее. Юкичи с нескрываемым наслаждением вдыхает запах тела, водя ладонями по стройным бёдрам, и посасывает прямо на изгибе шеи и плеча, вырывая с уст сверху мягкий вздох. Боги, он действительно скучал по этим звукам. Мори хрипло посмеивается, выгибаясь ближе. Прекрасно ведь замечает, как Фукудзава откровенно упивается им, но никак не сопротивляется, потому что это в некоторой степени льстит. Верхняя одежда открывается полностью. Этого категорически недостаточно, так что следующим этапом снимается нижнее бельё. — Хочешь оставить меня совсем беззащитным и нагим? — Огай насмешливо фыркает, сверкнув винными глазами. — Я слишком долго тебя не видел во всей красе. — коротко отзывается Юкичи, гудит где-то у грудной клетки, покусывая острый росчерк ключиц. — То есть, ты признаёшь, что я красавчик? Мори поворачивает голову на бок, чуть сжимая пальцами пепельные пряди, как только россыпь горящих поцелуев приходится на выпирающие рёбра. Фукудзава обводит косточки, обтянутые кожей, языком и оставляет алеть метки прямо на тех местах, спускаясь губами к животу. Подушечки больших пальцев медленно водят по внутренней стороне бёдер, растирая мягкую плоть. Огай судорожно выдыхает. Дыхание заметно тяжелеет. Лучше быть потише, ибо звукоизоляция, и эхо заодно, в церкви отнюдь не на руку. — Да, — наконец-то отзывается Юкичи, закидывая одну ногу себе на плечо. Теперь прижимается пылкими, жаждущими поцелуями к бедру, беспощадно покусывая. Не чтобы больно, а чтобы приятно и без претензий. — Ты чертовски красив. Настолько, что делаешь мне больно. И что-то в этих словах заставляет даже желудок босса Мафии свернуться в тугой узел, пуская неповторимое тепло разливаться по венам, прямиком в прогнившее сердце. Мори приоткрывает уста, и вместо внятного предложения вырывается лишь дрожащий стон, ибо Фукудзава, отлично осведомлённый о всех слабых точках, всасывает кожу под коленом. Серые глаза чуть сужаются, отслеживая излюбленное выражение лица, движимое внезапным потоком удовольствия. — Хватит тянуть. — Огай тихо ругается себе под нос, впиваясь кончиками пальцев в деревянную поверхность стола. Юкичи неосознанно улыбается краешками уст, неспешно избавляя себя от мешающих одежд, оставляя висеть развёрнутое кимоно на плечах. Ему нравятся прелюдии и возможность изучить прекрасного партнёра получше, а Мори любит, когда берут без отлагательств. Профессиональная привычка не тратить время почём зря. Но Фукудзава не ведётся сразу на уговоры Дьявола, только прижимает ближе к себе, целует до умопомрачения и выстраивает близкий контакт кожи с кожей. Огай что-то бессвязно шипит, точно ядовитой змее, и притягивает за голову, впиваясь в губы. Тяжёлые, слегка мозолистые, ладони ощущаются на его теле слишком хорошо, чтобы возникали какие-то дополнительные возмущения. Юкичи плавно двигается ближе, вжимаясь своими бёдрами в бёдра, из-за чего испускает негромкий вздох. Напряжённая плоть трётся друг о друга, раздразнивая ещё больше. Мори шевелит тазом, делая соприкосновения эрекций более внушительными, и оттягивает за серебристые волоски назад, цепляясь зубами за шею прямо под челюстью. Фукудзава издаёт хриплый смешок, обводя подушечками пальцев выпирающий ряд позвонков на гладкой спине. У этого требовательного собственника всегда была привычка оставлять яркие следы на видных местах. И Фукудзава никогда ничего не говорил против. Рука проводит ниже, огибает изгибы талии и перемещается на два плотно прижатых члена, стискиваясь вокруг. Мори вытягивает одну ногу, второй обхватывая таз крепче, и прогибается от резких приятных ощущений. — Когда-нибудь я... Я тебя точно убью... — мычит он, когда ладонь медленно скользит вверх, размазывая по стволам вязкие капли полупрозрачной природной смазки. — Правда? — Юкичи улыбается, наклонившись к груди, дабы обвести языком затвердевший сосок. — Несомненно. — Мори прикрывает тёмные ресницы, подстраиваясь бёдрами навстречу, в попытках толкнуться в мучительно медлительную ладонь. Фукудзава позволяет себе совсем капельку насладиться зрелищем. Огай становится относительно покладистым и полностью открытым только в его руках. Одна мысль безусловно будоражит. Никто ни при каких обстоятельствах не сможет привлечь его больше, чем личный совершенный Дьявол, шепчущий проклятья и оскорбления бархатистым, заигрывающим тоном. Сущее богохульство. Господи, они действительно занимаются этим прямо в церкви? Если змей искуситель и существовал, то явно списал свой образ с характера босса Портовой Мафии, не иначе. — Фуку... Быстрее... — выдыхает приглушённо, стараясь не создавать лишнего шума. Не сказать, что это слишком волновало, однако было бы крайне печально прерываться по вине непрошеных гостей. Тем более, группы священников. И Фукудзава слушается. Опять же, разве способен обычный смертный противостоять порождению греха? Особенно, когда в совершении подобного безумства нет ни малейшего интереса. Мори любит с нотками грубости, чтобы взяли без запинок, подминая под себя. И в то же время он любит, когда Фукудзава изводит его первоначально неторопливым темпом, выбивает из уст стоны, развеивает последние оставшиеся пылинки самообладания. Возможно, у него достаточно специфичные вкусы в постели, однако Юкичи принимает всё без остатка, используя знания донельзя хорошо. Рука постепенно ускоряется, провоцируя контакт возбуждённых органов плотнее, поэтому те начинают пульсировать и едва заметно подрагивают. Параллельно периодически обводит покрасневшие головки, собирая определённое количество обильного предэякулята. Огай откидывает голову назад, предоставляя бледную шею под град поцелуев, разжигающих на бешено бьющемся сердце какое-то привычное чувство принадлежности одному конкретному человеку. — Ты, случаем, не...? — Фукудзава мажет напоследок дёрнувшийся кадык языком и демонстративно поднимает ладонь, испачканную в белёсых каплях спермы. — Посмотри в... Мх... Посмотри в моих штанах... — бросает Мори, тратя время на отдышку. Живот соответствующе вздымается от тяжёлого дыхания. Юкичи выгибает бровь, следуя за указанием. Нащупать небольшую пачку влажных салфеток свободной рукой в широких карманах становится несколько проблематично, ибо постоянно попадаются посторонние предметы. Например, презервативы и бутылёк смазки. — Ты серьёзно притащил это в такое место? — Фукудзава фыркает, бросив квадраты презервативов на стол. — Я знал, что ты не сможешь передо мной устоять, — Мори ухмыляется, переместившись в более сидячее положение, изящно закинув ногу на ногу. — Тем более, наша встреча в любом случае должна была закончиться вспыхнувшей страстью. — Просто признай, что ты изначально планировал сделать это в квартире, но не смог потерпеть. — Юкичи тихо посмеивается, зачёсывая пепельные пряди назад. В их возрасте между такими подходами не помешает маленькая передышка. — А твоё стальное терпение отошло в отпуск на сегодня? — Огай упирается руками в стол за своей спиной, соблазнительно выгнувшись. Хотя, казалось бы, в соблазнении на данном этапе нет особого смысла. Фукудзава и так обращает всё внимание лишь на него. А Мори решает побыть немного жадным. — Я всегда знал, что это самый действенный способ заткнуть твой рот. — шепчет Юкичи в губы, прижимаясь к ним очередным поцелуем, на что в ответ получает короткий издевательский смех. Пальцы в смазке проскальзывают между тощих ягодиц, проводя по ложбинке вниз. Затем принимаются аккуратно растирать колечко мышц круговыми движениями, подготавливая к будущему проникновению. Мори мычит нечто неразборчивое сквозь поцелуй, чуть зажмуриваясь. Даже подготовить себя не успел перед встречей, к сожалению. Хотя, не сказать, что ему не нравится, когда подобным занимается Фукудзава. Тому каждый раз удаётся безошибочно найти нужную точку в кратчайшие сроки, принося полный спектр удовольствия от одной растяжки. Один палец толкается глубже, минуя первую фалангу. Огай сжимает пальцы в седых волосах чуть крепче, прикусывая чужую нижнюю губу. По этой причине действия немного замедляются, очевидно, не желая приносить любовнику болезненных или дискомфортных ощущений. Подушечка пальца проводит по сжимающимся стенкам, направляясь всё глубже. В один момент, спустя буквально парочку изгибающихся движений, натыкается на самый эрогенный клубок нервов. Мори глухо стонет, хватаясь второй рукой за подставленные мускулистые плечи. Честно сказать, Фукудзаве абсолютно не импонирует заглушать звуки наслаждения Огая, но в их ситуации выбирать не приходится. В следующий раз придётся компенсировать, заставив стонать на весь голос. — Расслабься. Ты слишком напряжён. — Юкичи целует в уголки рта, предварительно заботливо сдувая со лба выступившую испарину. — У меня... не было секса несколько недель, и я хочу, чтобы ты... взял меня прямо сейчас, поэтому, думаю, на это есть... некие причины... — Мори вынужден говорить с запинками, что не совсем удобно, иначе тон непременно сорвётся в несдержанный стон, отбивающийся от стен грёбаной церкви. — У тебя всегда была привычка торопить события. — Фукудзава прячет лёгкую полуулыбку в изгибе шеи и плеча, мягко покусывая кожу на том месте, дабы позже зализать шершавым языком покрасневший след. В это время внутрь добавляется второй палец, тут же присоединяясь к первому. Те сгибаются согласно идеальному маршруту, попадая чётко в простату, дразняще массируя её по направлению к животу. Огай кусает собственные губы, поджимая пальцы ног, потому что всё это чувствуется так, словно имеется шанс кончить от самих пальцев, не перейдя даже к главному блюду. Остаётся решить, насколько это в теории будет унизительно. Однако все мысли тут же стираются и окончательно уходят в небытие, когда проталкивается третий палец, разрабатывая задний проход. У Фукудзавы размеры превышают средние показатели, поэтому им каждый раз приходится уделять немалое количество времени на растяжку. И конкретно в данный момент эта перспектива играет против Мори. — Чёрт... — выдыхает Огай, бурча что-то нечленораздельное. — Стой, Юкичи, погоди... Фукудзава отлично знает, что не сделал ничего плохого или неприятного, однако всё равно замирает, следуя озвученной просьбе. В частности, потому что Мори крайне редко зовёт его по имени. Пальцы внутри судорожно сжимают горячие стенки, то ли пытаясь вытолкнуть инородный объект, то ли наоборот принять глубже. — Я не хочу... — Мори щедро глотает воздух, вцепившись цепкими руками в крепкие мужские плечи, и шепчет продолжение фразы надломившимся голосом: — Кончать от этого... — Серьёзно? — Юкичи заинтересованно склоняет голову чуть на бок, единожды двинувшись пальцами внутри, на что получает негромкое шипение. Уголок рта дёргается в подобии улыбки. — Так ты уже готов столь быстро? — Исключительно по твоей вине. — Огай хрипло смеётся, находя в себе силы для насмешек даже в такой ситуации. Он же Дьявол. И Фукудзаве бессменно импонирует думать, что его личный. Аристократичный, роскошный, филигранный, гибкий и характерный. Одним словом, совершенно великолепный. И Юкичи, возможно, действительно полностью лишён здравого рассудка рядом с этим созданием, причём по своей собственной инициативе. — Мне придётся взять ответственность? — Воистину. — смех Мори заглушается очередным глубоким поцелуем, на который с охотой отвечают. Презервативы раскатываются по двум членам, дабы избежать большего количества следов. Позже им в любом случае после завершения миссии нужно отсюда незаметно смыться. Правда, получилось не совсем скоро и не совсем тихо, но это уже вторичное. Фукудзава аккуратен и обходителен, несмотря на возбуждение, бушующее в жилах обоих. Входит неспешно, сначала проталкивая влажную головку через колечко мышц, затем половину ствола и плавно проникает по самое основание, испустив облегчённый вздох. Жар мышц скапливается вокруг напряжённой плоти, сжимая в плотных оковах. Это чувство, от которого уже успели отвыкнуть, кружит голову, обрывая последнюю способность связывать мысли в какие-никакие предложения. Мори нравится пустота и сладкая эйфория, появляющаяся в голове во время их слияния. Обычно ему присуще думать и анализировать происходящее, но с Юкичи — и только с ним — потеря любых забот становится чем-то до горечи правильным. Фукудзава гордый, притягательный и сильный, точно вожак волчьей стаи. Лишь своим он позволяет увидеть эмоции и нежное, бьющееся в твёрдой груди, сердце, скрывающиеся за хладнокровным выражением лица. Огай шумно втягивает воздух носом, закусывая тыльную сторону ладони, покуда поддаётся бёдрами назад, навстречу проникновениям, тем самым давая сигнал к действиям несколько радикальнее. Юкичи зарывается в тонкую шею, вдыхает запах кожи, слизывает шершавым языком каплю пота и толкается глубже, предварительно выходя наполовину. Потом, спустя пару подобных толчков, уже оставляет внутри только головку, с каждым разом натыкаясь на простату. Мори царапает короткими ногтями обнажённые плечи детектива, выгибаясь в спине и безостановочно терзая и без того искусанные губы. Боги, ужасно сложно не издавать громких звуков, когда настолько хорошо. Фукудзава любит слышать, как сам босс Портовой Мафии и Дьявол из самой преисподнии в одном флаконе срывает голос из-за него и стонет, не в силах держать себя в руках. И ему на секунду даже становится жаль, что они находятся в храме с откровенно дурной шумоизоляцией, где банально нет возможности нормально воспроизводить звуки, не пойдя на непозволительный для их положения риск. Но Огай обвивает его таз ногами настолько крепко, хватается подрагивающими пальцами настолько судорожно и периодически выдаёт тихое мычание прямо в поцелуй настолько соблазнительно, что становится понятно одно — это всё абсолютно не важно. Наплевать. Сейчас для них существует конкретно этот момент, и он не имеет права о чём-то сожалеть. Во всяком случае, явно не тогда, когда Мори ведёт себя так откровенно. Юкичи сцепляет в плен ладоней худощавые бёдра, оставляя на тех местах лёгкие красноватые следы, и тянет навстречу, разрушительными ритмичными толчками выбивая все остатки кислорода из груди. Стол под ними шатается, из-за чего какой-то свиток падает на пол. На него мужчины решительно не обращают никакого внимания. — Фуку, я на пределе... — выдаёт Мори сдавленно, стараясь не задыхаться от стонов, застрявших глубоко в глотке, и сжимается изнутри, пуская по ногам слабую дрожь. Со стороны составляется впечатление, что тот на самом деле еле держится. Фукудзава практически рычит нечто бессвязное на ухо, почти подначивая всё-таки выдавить короткий стон. От его низкого из-за возбуждения голоса всё существо трепещет и заставляет прильнуть вплотную к чужому телу. Огай ползёт паучьими, чуть прохладными от природы, пальцами по разгорячённой коже шеи Юкичи, ведя вверх по загривку, и зарывается в серебристые локоны, впечатываясь в губы с нескрываемым рвением. Поцелуй получается яростным, жадным, ужасно голодным, граничащим с настоящей животной страстью. Мори оттягивает с каплей боли волосы Фукудзавы назад, ибо разрядка приходит слишком неожиданно и бурно. Огай растекается по столу, чувствуя себя совершенно сокрушённым. Фукудзава тяжело дышит, уткнувшись вспотевшим лбом в бледную грудь, окрашенную алыми метками. Бёдра мафиози расслабляются с помощью пронзающей сладкой истомы и свисают со стола вниз. Член неторопливо выходит наружу с до возмущения неприличным звуком. Использованные презервативы туго завязываются. Позже нужно будет выкинуть в ближайший мусорный бак на улице. Огай ещё несколько минут приходит в более-менее норму, если это состояние вообще так можно назвать, и слезает на пол, убирая чёрные взмокшие пряди на одно плечо. Взгляд бегло проносится по спине Фукудзавы ближе к лопаткам, подцепляя красноватые царапины. Словно когтистое животное вцепилось в часть тела, не желая отпускать до последнего. Он усмехается, будучи почему-то ободрённым данной мыслью, и небрежно натягивает одежду, возвращая разбросанные бумаги обратно на деревянную поверхность. — Хорошим людям негоже после себя оставлять такой бардак, правильно, Фукудзава-доно? — Мори лукаво улыбается, скептически выгнув бровь. Юкичи только смотрит неодобрительно, приглаживая растрёпанные волосы рукой. Удивительно, что на колени не встал и молиться перед Богом не начал, честное слово. — Непробиваемый, — Мори фыркает, потягиваясь в пояснице. Слышится знакомый хруст позвонков. — У меня одежда в другом месте спрятана. Не могу же я разгуливать по городу в форме священника. Подождёшь на улице? Фукудзава вздыхает и скрещивает руки на груди, проводя ускользающего вперёд Огая хмурым взглядом. — Я быстро. — целует обманчиво нежно в щёку напоследок, прежде чем скрыться за массивной дверью. Точно змей какой-нибудь. Юкичи старается незаметно выбраться через чёрный вход, не попавшись на глаза церковнослужителям. А то получится как минимум крайне неловко. Ни юката, ни хаори, в конце концов, не скрывают горло, запятнанное метками Дьявола. Мужчина вдыхает свежий вечерний воздух, опёршись спиной о стену. Та отдаётся слабым жжением от царапин. Но это до приятного привычное ощущение, поэтому губы растягиваются в призрачной улыбке на пару мгновений. Фукудзава понимает, что ему нельзя тут оставаться. Нужно уходить немедленно, подальше от этого места и властвующего в нём греха, который полностью завладел его душой и телом ещё много лет назад. Понимает, что присутствие здесь подтверждает, что, да, разлука в три недели действительно не прошла бесследно и для него. Понимает всем имеющимся рационализмом. Однако никуда не сдвигается, потому что Юкичи правда ничего не способен сделать, когда в качестве личной жертвы был выбран полностью великолепным и до верха осквернённым существом. Мори Огай не человек. Он — Дьявол, дёргающий за ниточки и решающий судьбы. Ему не страшен даже Бог, в чьих владениях, по верованиям смертных, недавно совершил очередной грех, далеко не первый и не последний на своём счету. Он — порождение Ада, его создатель и покровитель. Отсоединяет постепенно по кусочкам свою тёмную душу и вкладывает в личную преисподнюю, именуемой Мафией. И Фукудзава продолжает безоговорочно доверять и на дух не переносить одновременно, будто самый верный пёс. — Думал, ты уже ушёл. — Мори ухмыляется, вернувшись в уже обычной одежде. Куда делась форма священника, остаётся гадать. — Как раз собирался, если бы ты задержался на минуту. — Юкичи сдержанно кивает. — Ох, ты так и не научился убедительно врать, — тянет притворно сладким голосом Огай, подходя ближе. — Стоит ли поощрить моего дорогого волчонка? — На что ты намекаешь? — Фукудзава деланно лениво мажет взглядом по хитрому выражению лица рядом, пропустив мимо ушей раздражающее прозвище. — У меня в квартире есть дорогое вино. И куда больше свободного времени и пространства. Мори скользит кончиками холодных пальцев по щеке, обводя линию челюсти, хищно блеснув винными глазами в полумраке. — Мы только что... — Не ври, что тебе этого было достаточно. Мне вот тебя не хватало, Юкичи. — Мори проводит кончиком острого языка вдоль шеи и отстраняется, разворачиваясь спиной. Словно знает, что за ним непременно последуют. И Фукудзава идёт, прикидывая, сможет ли завтра прийти на работу немного позже. И нет, это определённо не потому, что он тоже скучал. Наверное.