Последний станет первым

Шея свободна. Не только моя. Никто из нас не пострадал. Но почему? Риддл не успел использовать магию? Или… — Вы видели это? — Он отразил «Голову с плеч» старосты! — восторженно шептали из толпы. Он и правда сделал это? Я знаю другое: Артур никогда не был силен в волшебстве и проиграл Риддлу за две минуты. Так что же сейчас произошло? Не верящим взглядом я смотрю на Артура, облаченного в праздничную форму общежития — значит, он уже был здесь? Затерялся среди студентов и наблюдал. «— Я не стану этого делать. Не имею на это права», — он сказал, что не будет вмешиваться, но сейчас он защищает нас… Мы соприкасаемся взглядами в желании сказать друг другу то, что зрело с последней встречи, но времени нет. Мир не остановится, ожидая пока мы выскажем все, что хотим. «Не поворачивайся спиной к противнику!», — уместно замечает внутренний голос. Пора обернуться и встретиться с разгневанным Риддлом. Тогда почему я все еще неподвижно стою, заглядывая в глаза Артура? Будто одного его появления было достаточно, чтобы выбить из меня весь бунтарский дух. Мне нельзя расслабляться. Нельзя. Пусть и хочется сильно, но дело нужно довести до конца. — Что ты задумал, Артур Хэйвен? — наше молчание прерывает сердящийся и удивленный староста. Названный сморгнул наше сцепление взглядов, как наваждение и положил потяжелевший взор на Риддла. — Прекратить беспорядок, что ты учинил, — огорченно, но решительно ответил Артур. — Беспорядок? Ты тоже решил пойти против меня? — губы, движимые с трудом, выдавливали слова растерянности и возмущения. — Решил встать на сторону нарушителей? Ха? — резко повеселев, он усмехнулся. — Впрочем, это неудивительно для такого, как ты, — но усмешка слишком быстро превратилась в свирепый оскал. — Оставь слова на потом, — Белый король медленно прошествовал к Риддлу, снимая белую кожаную перчатку с правой руки. — Я вызываю тебя на дуэль, — бросил словом о сознание, перчаткою — о стол. Подернутые серым туманом глаза Роузхартса устремились вниз. Глядя на него сейчас, трудно было понять: обескуражен, самоуверен или гневен он был. Скрежеща зубам, староста со злостью схватил перчатку, сжимая ту в кулаке. Удовлетворенно кивнув, Артур продолжил: — Завтра. В пол четвертого. На этом же месте, — и разворачиваясь к выходу из сада, потянул меня за собой, мягко подталкивая в спину. Через это касание мне передалось тепло, что успокоило раскаленный разум. Идя вот так — в чужих полу-объятиях — я могла не тревожится за безопасность. Риддл молчал, а верные слуги — Трей и Кейтер — стояли неподвижно. Все общежитие замерло, провожая нас мертвой тишиной. Минуя кусты алых роз, мы шли по одному из коридоров лабиринта. Где-то поблизости, наверняка, должен быть Чеширский Кот. Интересно было бы посмотреть, но тратить время на пустую болтовню не особо хочется — все, что он может сказать, мне не понадобится. Но, как ни странно, поворот за поворотом мы не встречали никого. Пролетел перед глазами выход, а потом и зеркало-телепорт, который вернул нас в холл Ночного Ворона. — И что, — подал голос Эйс, — ты собираешься сразиться с ним? — Как сказал уже — да, — отвечает Артур. — А ты справишься? — рыжий выгнул тонкую бровь. Он нарывается что-ли? — Эйс, это невежливо! — колит взглядом Дьюс. — Да плевать! Мне интересно, как он сможет победить старосту, проиграв ему в прошлый раз, — парень скрещивает руки на груди. — Мы сейчас ушли, так и не поставив его на место. Поэтому я и спрашиваю: сможешь, — устремляет требовательный взгляд на Артура, — отомстить за нас? — и рубины глаз начинают поблескивать неловкой надеждой, смешанной с не выпущенным на волю недовольством. Вместо ответа, Белый Король посмотрел на меня, изучая мою реакцию. Ждешь, что я скажу? Хорошо. — Сможет, — отвечаю за него. Он слабо улыбается, а я повторяю за ним. — Что это значит? — ничего не понимая, спрашивает Гримм. — А это значит, что у нас есть план, как «сломить» Риддла, — туманно говорю, обдавая взором кампанию. Мелькают разные оттенки удивления и растерянности, лишь одно лицо выражает немой укор и обиду — лицо Раи. *** Снова библиотека. Снова погожий день. Снова мы вдвоем. Снова обсуждаем тиранию Риддла. Однако на этот раз парень верит мне, потому что сам пришел ко мне. — Какой же у «нас» план? — стоит, облокотившись о стену, а я стою рядом. — Ты доверяешь мне? — все же спрашиваю, вперив взор в наши тени на полу. — А мне больше ничего не остается, — его тень поворачивает голову в мою сторону. — Вызов уже брошен… Но смысл же не в том, чтобы сразиться с Роузхартсом, ведь так? — легко угадывает мои мысли. — Да, смысл не в этом. Тебе, мне и моим товарищам лишь нужно разозлить Риддла. Для этого ты должен тянуть время столько, сколько сможешь. Прости, — я беззлобно усмехаюсь, — но я наслышана о твоих скромных способностях, — из-за вырывающегося из окна ветра пряди волос метаются по плавящемуся воздуху. Устав заправлять их на третий раз, я просто прикрываю глаза, ожидая пока ветер не угомонится. — Я бы возмутился, да только тут и спорить не с чем, — спокойно воспринимает сказанное Артур. Не пытается отрицать или опровергнуть. Принимает, как есть. «Как же с ним приятно», — подумалось мне. Нет лишних фраз, лишних действий, лишних эмоций. Будто он всегда знает, что сказать и зачем, не пытается казаться кем-то другим, честен с самим собой. Это восхищает и располагает. «Может, если я буду придерживаться его, то тоже смогу стать такой?», — кто знает. — Артур, мы должны довести Риддла до оверблота, — поднимаю взгляд и встречаюсь с его — небесно-голубым. И он не замутнен ни суетой, ни болью — открыт и наполнен жизнью. Сколько подобных людей я встречала? Мало, крайне мало. — Ты не удивлен? — спрашиваю я, не дождавшись ничего, кроме предельного внимания, которое парень учтиво вручает мне. — Я подозревал, что ты скажешь нечто подобное, — он приподнимает уголок губ. — К-как? Точнее, почему? — разве я успела обмолвиться о своих намерениях раньше? — Ты непохожа на человека, идущего напролом. Хотя, учитывая сегодняшнее представление, начинаю сомневаться, — он весело ухмыляется, не сводя с меня взгляда. — Мне пришлось пойти на это, так как ты отказался от моего предложения, — жалуюсь. — А, значит, если бы я согласился, то роль провокатора отошла бы ко мне? — ну вот, что ты смеешься надо мной? Ну да, хотела, чтобы ты сделал эту работу за меня. Подумаешь. Я ведь тоже в стороне не собираюсь оставаться. — Да, — кратко подтверждаю я. Нет смысла оправдываться. — Но ты же согласен помочь мне? — спешу удостовериться. Парень делает притворно-задумчивое лицо, потирая подбородок. — Даже не знаю… — Эй! Ты же сказал, что вызов уже брошен и тебе ничего другого не остается! Кончай притворяться! — так же играючи возмущаюсь я, но не могу сдержать смех и проваливаюсь в его омут. И все былое тонет в этой забаве. Прошлые проблемы и будущие трудности кажутся такими незначительными, когда можешь просто с кем-то непринужденно посмеяться. Солнце прогревает все естество заботливыми лучами, а я вновь вспоминаю те немногие хорошие дни в родном мире… Но ни к чему это сейчас. Ни к чему. — Скажи, ты в самом деле готов к тому, чтобы осознанно позволить человеку пройти через осквернение? Секунды размышлений, и окончательный твердый ответ: — Да. *** — «… и жизни наши Ставим под расчет, Если сломается крыло, Перо намокнет, воск сожгут — Мы разобьемся, но поверь, Наши мечты не подведут…», — напевая себе под нос созвучную настроение песню, я подходила к Ветхому общежитию. В руке колыхался из стороны в сторону пакет с закусками и выпечкой — все же, на ужин мы в столовую не ходим. Да и водой необходимо закупаться. Как говорится, дожили — закупаем воду. Хотя в этом нет ничего странного, ведь это ценнейший ресурс во многих уголках Земли. Ох, уж эта прельщенная благами цивилизации душа… Тихо оттягиваю ручку вниз, что не спасает от ее позвякивания. В этом была своя польза — и в шумной ручке, и в скрипящем полу и дверях — например, если кто-то захочет посетить наш дом, то будет легко обнаружен. Так и сейчас звук привлек Раю, сидевшую на диване возле спящего Гримма, растянувшегося на всю длину, в то время, как девушка сидела на самом краешке. — Добрый день, я тут зашла в столовую, закупилась едой на сегодня-завтра, — пройдя вглубь гостиной, я оставила пакет на столе, поворачиваясь к Рае. — Привет. Да, — сидит понуро склонив черную макушку, не поднимая взгляда на меня. Усаживаясь напротив нее, я достаю из пакета небольшую булочку с маком — на перекус пойдет. Раскрываю целлофановый пакетик, наполовину оголяя сочные и румяные края булочки, делаю все осторожно, чтобы не запачкаться. Замучаюсь еще потом отмываться с такими «удобствами», как в нашем общежитии. Влекомая шуршанием, девушка бросает на меня взгляд, что в то же мгновение сводится к Гримму и его умиротворенному спящему виду. Жую и думаю, вспоминая то выражение лица, которым одарила меня Рая при прощании у зала с порталами, чем же его заслужила? И почему сейчас она меня игнорирует? — Что-то случилось? — спрашиваю я, не надеясь на легкий исход. — Нет. Все хорошо, — такие же односложные ответы, что и раньше. Облизывая губы, обсыпанные маком и сахаром, я прочищаю горло, чтобы сказать: — Рая. Давай поговорим. — О чем? — блуждает дрожащими очами по ворсистому ковру. — О тебе. Тонкая фигура замирает, услышав желанное. Пусть она может не признать это, сказав, что это заботит больше меня, чем ее, но я же вижу смену в ее движениях и словах. Обычно, когда я захожу в комнату, она выходит встречать меня, пытаясь ободрить улыбкой, когда я обращаюсь к ней, она охотно отвечает, а когда говорю я, она также охотно слушает. Раиса была участливой и внимательной, легкой на подъем и жизнерадостной. Я могла бы списать ее поведение на впечатления от неудавшегося «Дня Нерождения», но, будь так, оказалась бы я под «горячей рукой»? Не думаю. — Ха-ха, — неловко смеется девушка. — Мне нечего о себе рассказать, — и снова убегает. Обижается, но не хочет говорить на что. Старается избегать зрительного контакта, отвечать коротко. Делает вид, что все прекрасно, но на самом деле желает, чтобы ее расспросили о том, что ее гложет. Отлично знакома с подобным. Раз уж я постепенно превращаюсь в психолога без смс и регистрации, то будет ошибкой оставить проблему Раи. — Тогда расскажи обо мне, — захожу с другой стороны. — Чем я вызвала твое недовольство? — складываю руки замком, переплетая пальцы. Сглатывая слюну, она приглушенно отвечает: — Ты не… — теперь хмурится. — Нет. Я все-таки скажу, — она обхватывает руками колено, закидывая ногу на ногу. — Я не понимаю того, что ты делаешь: сначала у тебя проявилась магическая способность, потом ты начала куда-то пропадать по «своим делам». Но, скажи, какие у тебя дела здесь? Мы обе застряли в неизвестном для нас мире, но почему тогда ты ведешь себя так, будто знаешь больше меня? — руки расправляются и впиваются в сиденье. Наклоняясь ко мне корпусом, она судорожно бросает слово за словом в меня. Глаза водянисты, а губы дрожат. — А потом я случайно узнаю, что еще и призраки не были изгнаны! Ты, — ее щеки краснеют, — ничего мне об этом не сказала. Неизвестно чем… занималась с фантомами, которые чуть не убили нас! А я-я, — заикается, — ничего не знала! Понимаешь? Спала спокойно, не подозревая, что вокруг шныряют призраки… — девушка оглядывается по сторонам, выискивая что-то. — А может быть они и сейчас тут? — горькая насмешка оседает сухим молчанием. Она высказалась, но глаза ее полны ожидания и не унявшейся тревоги. Подозревая с самого начала, что это может произойти, я обдумывала множество раз: стоит или не стоить говорить ей правду. И первые дни я склонялась к тому, чтобы рассказать, но затем, когда я все больше и больше убеждалась в том, что реальная Искаженная Страна Чудес отличается от придуманной, я изменила решение. Да и времени столько утекло… Рая потихоньку привыкала к колледжу, магии и новым товарищам. Все было хорошо. Так зачем мне было рушить ее спокойствие? И сейчас не буду. Я скажу полуправду, умолчав о главном. — Прости меня. Я поступила неправильно, не сказав тебе о призраках. Я лишь думала о твоем спокойствии, — вкрадчиво уговариваю ее, на что получаю лишь скривившееся лицо. — О моем спокойствии? — вскидывается она. — Ты смогла выдержать присутствие призраков, а я нет — и что теперь, я по-твоему буду каждый раз дрожать от страха? Да, — остановилась она, — мне действительно страшно, но я бы привыкла! Почему ты считаешь, что можешь решать за других, что им положено знать, а что нет? Прожигая во мне дыру карими, сделавшимися сейчас черными, глазами, она пыталась отыскать во мне стыд и вину. Но, к огорчению, их нет. «Почему ты считаешь, что можешь решать за других, что им положено знать, а что нет?», — я с легкостью могу ответить на этот вопрос. Я имею право это решать, потому что я владею этими знаниями. Все просто. Но вслух проговариваю сухое: — Больше такого не повторится, — надеюсь, что обещания ей будет достаточно, потому что искреннего раскаяния она не дождется. Я не хочу ей вредить, наоборот, хочу помочь, но делаю это по-своему. Имею право. — Что до остального… — кидаю взор в сторону. — Я и правда не знаю откуда у меня взялись эти способности. Когда вы с Гриммом лежали в медпункте, я беседовала с Кроули об этом. Он рассказал мне все то, что я знаю сейчас: про магию, про ручки, про оверблоты, — увидев недоумение девушки, я пояснила: — Оверблот — состояние, когда у мага происходит нервный срыв и он впадает в безумство. Тот монстр, — припоминаю ей, — что вы встретили в шахтах, как раз один из волшебников, падших под собственными ненавистными эмоциями, — прочистив горло, я продолжаю. — Так вот, узнав о расстановке сил в одном из общежитий, я решила спровоцировать бунт и оверблот старосты. Недоумение сменилось полным непониманием и шоком, но как ни в чем не бывало я перебираю слова вновь: — Пойми, это состояние можно остановить. В колледже много магов, те же учителя, которые не позволят произойти непоправимому, потому можно и нужно заставить Роузхартса пройти через это, чтобы у него произошла психологическая разрядка. А потом… — принялась за разжевывание плана уже второй раз за день, но была прервана глухим: — Нет, — девушка покинутым взглядом глядела на меня, — я не это хочу узнать. Я могу понять, как ты разузнала нужную информацию и придумала план. Я не понимаю другого: почему ты вообще это делаешь? Я перевожу дыхание, что раздается в беззвучье старинного дома. Почему я этого делаю? Этот вопрос был не из тех, на которые я не могу дать ответа. Он не был как-либо связан с мобильной игрой. Но это был тот вопрос, который затрагивал мои личные переживания. Пожевав губы, я все же решаю, что нужно рассказать. «Если хочешь получить что-то, то придется пожертвовать чем-то», — ведь так? — Потому что хочу, — не зная с чего начать, я предаюсь воспоминаниям. — У меня… плохо получается заводить знакомства, близкую дружбу. Плохо лажу с людьми. Потому, пока есть возможность воспользоваться «сближающим» событием или случаем, то я делаю это. Именно для этого я сую свой нос туда, куда, возможно, не следует. Но, — подбирая мысли, я замедляюсь, — помимо этого… я просто хочу быть частью чего-то… чего-то большего, чем я. Я… просто устала от того, что играю всю жизнь второстепенную роль. Понимаешь? — открывшись ей, пусть и немного, я страстно желала получить одобрение. Хотя бы принятие... Только не осуждение и недоумение... Обдумывая мое признание, девушка не говорит мне «да», но черты ее смягчаются, обещая скорое прощение. Гримм нечленораздельно бормочет что-то о том, что мы мешаем ему спать, но по-прежнему остается в забытье. — Я поняла тебя, — выдыхает Рая. — И я больше не злюсь, — она протягивает мне раскрытую ладонь, покоящуюся на столе. — Поэтому давай заключим мир, — наконец, девушка улыбается и на левой щеке проступает ямочка. — И без нас этому месту хватает вражды и споров. — Да, — облегченно протягиваю я, вкладывая свою руку в ее. — И, чур, с сего момента, если нас что-то беспокоит в друг друге, не устраивает — что угодно — мы обязательно это обсуждаем. Договорились? — Хорошо, — заверила меня Рая, подарив долгожданное успокоение и вернув былую гармонию в наше скромное жилище. И все же… звезда падает вверх. *** Говорят, что эта битва — между Риддлом и Артуром — будет исторической. Знали бы они, насколько были правы… В условленное время наша кампания прибыла к импровизированной арене, что призывно пустовала, ожидая бойцов. Смотря на то, в какой близости мы стоим от места сражения, я начинаю сомневаться в здравомыслии Кроули, который одобрил подобное. Понимаю еще — устроить дуэль в колизее, но не в саду же! С другой точки зрения, это позволит избежать посторонних ушей и глаз. «Меньше знаешь — крепче спишь», «Из избы ссор не выноси», — все такое. Не нужно позволять лишней информации просачивается за пределы общежития. Осматривая собравшийся народ, пытаюсь отыскать кого-нибудь с разноцветной — не красной — повязкой на руке. Благо, никого нет. — Ох, вот и наши дуэлянты! — воскликнул в предвкушении директор, разводя руки в стороны, будто желая обнять и первого, и второго. Явившись с разных сторон, словно преднамеренно, староста и бывший староста вышли в центр круга, где стоит Дир. Без труда Артур находит меня, стоящей в первых рядах, и незаметно подмигивает мне, на что я качаю головой в знак приветствия. Легкая улыбка трогает уста, будто не нас вскоре ожидает битва. — Все как два года назад! Поверить не могу! — переговаривались позади меня. — А ты поверь, — отвечал ему собеседник. — Нечасто такое увидишь. Большинству учеников не везет и они все пять лет учатся под началом одного старосты, а тут при мне сразу две дуэли. Так еще какие! — восторженно заявил первый. — И не поспоришь. Прокашлявшись, Кроули призвал зрителей к тишине. — Сейчас состоится дуэль за пост старосты общежития Хартслабьюл. Участники: Риддл Роузхартс, — он повел рукой на право, — и Артур Хэйвен, — и налево. Роузхартс принимает вызов Хэйвена за право главенствовать. — Риддл, — слышится окрик Кейтера. Совершенно неуместный, попрошу заметить. — Во сколько сегодня ты будешь пить чай? Рядом раздаются тихие смешки. А мне вот смеяться не особо хочется. — Что за глупый вопрос? — бесстрастно вопрошает Риддл. — Согласно правилам, я пью чай каждый день ровно в четыре часа дня, — скрещивает руки на груди. — Но ведь остается всего полчаса… Неужели Кейтер не верит в то, что староста справится за пять минут? Мне казалось, что все убеждены в этом. Разница в силе не шуточная. Но, может, его заставило изменить мнение отражение атаки Риддла? — Думаешь, я опоздаю? — знаю. — Уже скоро все закончится, — говорит он, расправляя плечи и устремляя взор на Артура. — Эй, — пихает меня в бок Эйс. — Он точно справится? — шепотом спрашивает парень. — Должен. Но, самое главное, — я приподнимаюсь на цыпочках, чтобы приблизиться к его уху, — это разозлить Риддла. Когда он выйдет из себя, он ослабеет. Тогда и будет нанесен решающий «удар». Кивнув мне, он развернулся. Я же решила поддержать Раю, Гримма и Дьюса: — И вы тоже не беспокойтесь. Все пройдет так, как надо, — мне, конечно. Рая молча кивает мне, высказывая доверие одними глазами. Ох, все же хорошо, что мы вчера поговорили. Гримм удивительно задумчив и молчалив, а Дьюс сконцентрирован на участниках противостояния. Бросив короткий взгляд на багровый камень, что болтался подвеской на шее, я возвращаюсь к происходящему под громкое «к бою!» и звук разбивающегося зеркала. — Удачи, староста! — хором кричит толпа зевак. — Будьте с ним помягче! — а с вами нужно быть жестче. Можно их под «шумок» стукнуть разок-другой? Нет, не подумайте, так-то я гуманист… но сегодня можно сделать исключение. — Гх! Как отвратительно! — плюется, вышедший из раздумья, кот. Но ни один, ни второй дуэлянт не обращают внимания на суматоху вокруг. Оба стоят неподвижно, но находясь наготове. И Риддл не ждет разогрева, оглушая присутствующих, криком: — Голову с плеч! — слова, подобно птице, вылетают из его рта, невидимым полетом мчась к Артуру, безмятежно стоящему на месте. Вспышка света бьет в глаза, заставляя меня отвести взгляд. — А? Что это было? — раздается с других рядов. — Смотрите! — чья-то рука вырывается вперед, чудом не сталкиваясь с моей головой. Следуя подсказке, я смотрю туда. Белый Король вытянул руку, перед которой словно стеной выросло полновесное зеркало, закрывающее его от нападения Риддла. — Ого! — А это случаем не один из защитных артефактов Элизара? — спрашивает кто-то. — Похоже на то! Кто бы мог подумать, что его наработки окажутся полезными! — дополняет другой. На вид обычное зеркало метр на полтора, отличающееся только тем, что вокруг него, словно маленькие змейки, мельтешили белые всполохи магии. — Голову с плеч! — вновь использует свою способность Риддл, меняя направление. Зеркало — в сторону, туда, куда должен прилететь энергический удар. Напряженно вглядываясь в незримое, я пыталась «прощупать» траекторию атак Риддла, но все, что я видела — то, как крутилось в разные стороны защитное зеркало. — Не устал еще от своего коронного приема? — ухмыляется Артур, вступая на тропу под названием «Выбеси Риддла». — Устал настолько, насколько ты от пряток за чужим артефактом, — отмахиваясь, бросает Роузхартс, переменяясь в позе. Видимо, все же собирается изменить тактику. Ладонь префекта начинает искриться оранжевым свечением, порождая круговорот огня, разгорающийся с каждой секундой все сильнее. — Бах, — он летит прямо в противника. Тот отпрыгивает, удачно избегая и последующего удара. Риддл создает бесчисленное множество горящих шаров, что градом стрел летят на Артура, танцующего меж смертоносно-алого дождя. Не давая продыха, Роузхартс наступает. Такими темпами, моя «ладья» падет, не подведя старосту к грани. «Давай же, Артур, начни провокацию, а мы за тобой». Будто услышав мои мысли, запыхавшимся, но нахальным голосом Артур посмеивается: — Только посмотри в кого ты превратился, — презрительно оглядывает Роузхартса. — Где тот юноша, что вызвал меня на дуэль, чтобы привести общежитие в порядок? — и разворачивается, избегая новой атаки. — Ты хотел сделать Хартслабьюл лучше, но что ты делаешь сейчас?! — срывается на крик от усталости. Вытирая пот со лба, попутно убирая назад алые волосы, Риддл перенимает насмешливый тон оппонента, выдавая: — Не тебе мне говорить это. Я делаю свою работу, и я делаю ее хорошо. В отличие от тебя, — делает выпад вперед, швыряясь обезглавливающим заклинанием, что неприятно врезается в зеркало, на этот раз не отлетая от него, а впитываясь внутрь. — Тц, — цокает Роузхартс, смотря на осточертевший артефакт. — Все, кто не следуют правилам — грешники. А значит их ждет наказание, которое им обеспечу я. Пока я префект этого общежития, я есть кара и я есть закон! — хлестко бьет словом по ушам, заставляя поморщиться. — Ты сам слышишь, что говоришь? — подавлено, но не сломлено отвечает Хэйвен. — Это ли не тирания, это ли не самодурство? Ты пересекаешь черту, заставляя следовать правилам не ради соблюдения порядка, а просто из прихоти! — выплевывает он. — Разве ты не видишь, что угнетаешь тех, кто за тобой следует? Как у тебя язык поворачивается такое говорить? — уже неподдельная злоба проступает на лице Белого Короля, радеющего за своих однокурсников, пусть те и не ценят его заботы и искренности. — Вы! — возвышается до вопля Риддл. — Вы все — эгоисты. Думаете только о своих желаниях. Хотите получать лишь удовольствие от жизни, но никто не хочет трудиться! Вам нужен тот, кто способен справиться с собственными желаниями — и это я! Чтобы стать сильнее, нужно чем-то пожертвовать. Потому никто не смеет жаловаться на наказания! Я исполняю всю тяжелую работу, с которой бы вы не справились! Это делаю я! — серые глаза мутнеют, напоминая два диска, яростно вращающихся, перемалывая все на своем пути. Конечности, распираемые внутренней злобой, напрягаются, двигаясь с изломами. Волшебная ручка раздирает пространство грубыми царапинам, порождая огненные смерчи. Толпа охает и жмется назад. Чувствуя жар, я тоже отступаю, не отнимая взгляда от битвы. Вихри пламени сжигают землю, оставляя черное пепелище опосля. Будто кормясь за счет сбора жатвы, они разрастаются волнами, огибая полукольцом Артура. Ему некуда бежать. И единственное, что он может сделать — перенаправить потоки. Раскинув руки в стороны, он сжимает напряженные пальцы, будто мотая на них клубки ниток. Одним резким движением, тянет их в противоположные стороны, перекрещивая. Огненные потоки схлестываются в огромный столб, настигающий артефакт. Омерзительный скрежет по стеклу раздирает слух. Зеркало разбивается вдребезги, отдаваясь в кружащейся пляске осколков. — Аргх! — я шиплю от раны, прорезавшейся на ноге, но продолжаю наблюдать. Артура, прикрывшегося защитным энергетическим куполом, отбрасывает на два метра. Руки ободраны и кровоточат. Живот и ноги усыпаны красными полосами. — Не можете понять простых вещей, — шепчет сквозь сжатые зубы Риддл. — Это не моя прихоть. Я выполняю свои обязанности. А вы все мне мешаете. Неужели, — он повышает голос, набрав больше воздуха в легкие, — никто из вас не получил должного воспитания? Родители плохо воспитывали? — зло осклабляясь, парень пробует на вкус чужое унижение. — А что, нужно быть маменькиным сынком, как ты? — кричу, что есть мочи я, наплевав на изумленные лица вокруг. Найдя меня среди толпы, парень наливается кровью, грозясь скоро лопнуть от возмущения. — Снова ты, — цедит он. — Прекрасный пример бескультурья и отсутствия воспитания, — поддевает меня Роузхартс, нацепляя на физиономию маску омерзительного снисхождения. — Мне тебя жаль — тебе не то, что хорошего воспитания не дали, тобой вовсе не занимались! О. О-о, бля-я-ять! Ты ахуеть, как прав, парень! Вот только не стоило мне это говорить! — Закрой свой блядский рот! — срываюсь, словно с цепи я, невероятным усилием воли, сдерживая себя от того, чтобы не выбежать на арену. — Мне надоело выслушивать, как ты оскорбляешь всех и вся, кичась знатным происхождением. Раз ты так зациклен на нем, давай поболтаем о твоих родителях и том, как им удалось вырастить подобного гада, как ты? — кажется забыв и о сражении, и о всем прочем, он не моргающими широко распахнутыми глазами, смотрит на меня в ожидании. — Кто же на тебя так сильно повлиял больше всего? Отец? — я расплавляюсь в едкой улыбке, видя как его брови ползут к переносице, а губы стягиваются в тонкую линию. — А может матушка? Ох, думаю, попала в точку. Наверняка она очень любила своего ребенка, взращивая день за днем в нем послушную марионетку? А? Интересно, что она говорила тебе, когда ты, как верный песик беспрекословно исполнял ее волю? Гладила тебя по головке и одаривала покровительственной любовью? Но, — я выдерживаю паузу, — чаще всего было наоборот. Такой прилежный, вышколенный мальчик, как ты, должен был настрадаться перед тем, как полностью срастись с амплуа личной игрушки семьи. Дай угадаю, когда ты оступался, вся любовь мамочки пропадала и сменялась гневом и презрением к твоему несовершенству? — я так неистово кричала, что горло начало хрипеть, а воздуха не хватать. Но каждый раз, давясь пустотой в легких, я все больше набирала в громкости, отдавая на это все свои силы. Злость росла, крепла. Грубо она отвоевывала одну за другой части моей души. И она бы одержала победу, захватив ее полностью, если бы не оглушительный вопль, разорвавший тягостную топь сознания: — … Голову с плеч! — приговор был вынесен без раздумий. Риддла уже перестало волновать и сражение, и Артур. Он — каратель, а я — грешник, которого нужно покарать. Лишь это имеет для него значение. Только, когда меня ударило током, я осознала, что происходит. Не сумев устоять на ногах, я упала на колени, согнувшись над землей. Взгляд остановился на шее, не закольцованной в ошейник, но раскромсанной в кровавое месиво багровым магическим камнем, чьи кусочки больно впились в кожу. Артуров подарок не подвел — отбил атаку Риддла. Правда, какой ценой… — Что?! Как ты это сделала? — вскричал староста, чье лицо слилось цветом с алой розой, что крепилась к костюму. Резко вскинув голову вверх, я впечатываю взгляд в Роузхартса. — Я еще расквитаюсь с тобой за это, обещаю, — еле слышный скрежет зубов вырывается изнутри. — Д-далия, с тобой все в порядке?!— обеспокоенно дребезжит тонкий голос Раи. С двух сторон меня подхватывают под руки Эйс и Дьюс, заметив мои безуспешные попытки подняться самостоятельно. — Ты перешел грань! Твой противник не она, а Хэйвен. Что, она оказалась права и ты вышел из себя? — украдкой Эйс смотрит на меня, ожидая моего кивка. — Ведешь себя как избалованный ребенок! — давай, парень, доведи дело до конца. — Прикрываешься законами и творишь все, что хочешь! Как такой как ты может быть лидером?! — Он прав! Это уже чересчур! — посыпался, как по команде, ропот от ведомой толпы. — Его нужно дисквалифицировать за причинение вреда зрителю! — Я уже сыт этим по горло! — пользуясь удобством шумихи, кто-то бросает в Риддла сырые яйца. Смачно влетев в адресат, белая скорлупа разрывается, выпуская растекающуюся вязкую жидкость. — Кто?! — орет осатанело староста. — Кто из вас бросил в меня яйцо?! — пробираясь взором через каждое лицо, он грубо расталкивал одно за другим, остервенело пытаясь найти виновника. Но, конечно, никто ему не ответит, потому что эти умеют бунтовать только спрятавшись меж таких же, как они, а когда оказываются один на один с врагом, то засовывают язык в жопу от страха. — Ха, — разливается рокочущий, поломанный смех. — Ха-ха-ха! Сыт по горло? — Риддл прикрывает глаза, погружаясь в зыбучее безумие. — Это я сыт всем этим по горло! Сколько бы я ни рубил вам головы, как бы строг не был, вы нарушаете правила! — прорывающимся рыком выдыхает. — Все! Все! Каждый из вас — эгоистичный дурак! Ладно, — обманчиво снижая тон, он делает ключевой выбор. — Если вы не признаетесь, то все за это ответите! Я всех обезглавлю! Голову с плеч! Щелчки тут и там раздаются, сплетаясь со стенаниями студентов. — Риддл, остановись! — кричит зам старосты, но его слова не долетают до перешедшего границу сознания. Устремляя взгляд к Артуру, я вижу то, как он перенаправляет поток, направленный на меня, в свою сторону. Секунда и на его шее, клацнув, появляется ошейник. Я замираю от неожиданности, чувствуя как сердце пропитывает кислая вина. Твои усилия не будут напрасны, Артур. Скоро мы все закончим. Скоро. Но для этого нужно, чтобы Дьюс и Эйс измотали Риддла. Мой выход в конце. Вспомнив о Рае с Гриммом, я устремляю взгляд на них. — Быстро! Уходите отсюда! — бросаю им, разворачиваясь к дуэту. — Парни, — тяжело произношу я, — ваша задача вымотать Риддла, чтобы он ослабел. — Что? — переспрашивает Дьюс, паникуя. — Как мы должны это сделать? — с опаской он смотрит на разъяренного префекта. — Трей вам поможет. Ждите. Я за ним, — крутой разворот, поиск цели и резкий старт на износе возможностей. Оббегая кричащих студентов, что пустились наутек, пытаясь спастись от магии Риддла, я расталкиваю их, пробираясь к Трею. Меня пихают локтями, откидывают назад, отбрасывают в сторону, но я продолжаю бежать. Лишь бы Риддл не заметил меня, лишь бы! Я не переживу еще одного удара! Останавливаюсь, чуть не упав на Трея с Кейтером, и быстро шепчу: — Вы должны остановить его! Ты же можешь изменять структуру магии! Сделай это, иначе это место превратится в руины! — я хватаю его за воротник, наклоняя к себе, так, чтобы он меня услышал. — Отку… — успев издать только нечленораздельный звук, он осекается, вцепляясь взглядом за Риддла, заходящегося в истерическом смехе. Фигуру парня поглощает черный дым, струящийся по всему телу, оставляя после себя темные пятна оскверненной плоти. Туман разрастается в смог, окутывающий все без остатка. — Риддл! — хрипло кричит в отчаянии Трей. Густая тьма рассеивается, являя уже не Риддла, а «Червонную Королеву». — В моем мире я закон! Я — сам правила этого мира! — правый глаз начинает испускать красное пламя, которым Роузхартс прожигает всех и каждого. — Любые ответы, кроме «Да, господин Риддл» — непростительны! Всех, кто меня ослушается — лишу головы. А-ха-ха, — безумно хохоча, Риддл выгибается спиной. — Ох, что же это! Подумать только, ученик почернел под моим надзором! — деланно охает Кроули, смотря меж своих пальцев. Конечно, он почернел! И ты мог этому помешать, но стоял и просто смотрел, как будто ты не директор, а мимо проходящий ученик! А сейчас разводишь эту драму! Свали уже! Меня начинает раздражать этот цирк - усталость подтачивает нервы. Вслед за Риддлом чернеют небеса. Поднимается ветер. — Почернел? — восклицает Гримм, который по какой-то причине все еще был здесь. — Да он же превратился в настоящее чудовище! — Почернение, — начинает объяснять Кроули, — это состояние, которое каждый волшебник… — Дир Кроули! — кричу ему, что есть сил, пресекая пустую болтовню. Ловя его изумленный взгляд, я твердо смотрю на него. — Сделайте уже что-нибудь наконец, а не болтайте! Хотя бы эвакуируйте людей! А вы, — я вновь поворачиваюсь к Трею и Кейтеру, — возьмите на себя старосту. Мы все знаем к чему приведет оверблот, если его не остановить. Вымотайте его, ослабьте! Молчание утопало в чужих воплях и визгах. Никто не спешил действовать, в то время, как Риддл оплетал очередных студентов буйными лозами. — Вы все поняли?! — рявкаю я. — Так действуйте! — Хорошо. Я отведу студентов, ваша задача продержаться до моего возвращения! Я приведу подмогу! — обещает Кроули и спешно начинает исполнять сказанное. Надеюсь, если Рая еще здесь, директор выведет ее отсюда. — Начнем, — обозначил Трей, следуя к остальной части нашей команды. Дьюс и Эйс спешат к нам, избегая атак старосты. Собравшись в кучку, мы обсуждаем план действий. Он остается прежним. — А что потом? Что ты будешь делать после того, как он выбьется из сил? — спрашивает меня Трей. — Я воспользуюсь своей уникальной магией и поглощу его энергию, — бесцветно отвечаю я под хлопанье чужих глаз. — Э-это опасно! Ты можешь сама заразиться скверной! — пытается отговорить меня Кейтер. — Знаю, но у нас иного выбора нет. Я должна это сделать! — Закончилось мое хорошее отношение к каждому из вас… Всех разом лишу головы! — манерность сквозит в движениях, делая Роузхартса похожим на истинную Королеву Червей. — Он теряет себя! — указывая на Риддла, твержу я. — Нужно остановить его, пока не стало слишком поздно, — соглашается со мной Трей. — Начинаем немедленно! Разбежавшись по разным углам, парни обступают Риддла. Заметив друга, лицо Роузхартса вновь искажается. — Опять ты, Трей! Снова пытаешься мне помешать? — на мгновенье через злость пробивается грусть и обида. — Как ты мог предать меня, встав на их сторону? Ничего не отвечая, Трей решительно смотрит на него. — Его магия переписана! Действуйте, как договорились! С разных сторон Дьюс и Эйс поочередно атаковали элементальными атаками, Даймонд был на подхвате, Трей же сводил на нет большинство заклинаний Риддла. Казалось, Риддл выдыхается все сильнее, уже медленнее отвечая на удары ребят. — Я всегда, всегда прав! — вскидывая голову вверх, Роузхартс разрывается горьким воплем. — А если нет, то ради чего же я до этого!.. — вопль столь отчаянный, что собственное сердце не может не сжаться от сочувствия. Мир вокруг замирает, ожидая падения обессилевшего мага. Предчувствуя, что следующий миг решающий, я мягко ступаю по обугленной земле, подкрадываясь сзади. — А-а-а! — но резкий крик заставляет остановиться и вперить ошеломленный взор в корчащегося от боли Риддла. Молочная кожа размывается густыми чернилами, впитывая в себя всю бель. Перед нами — скованными страхом — стоит уже не человек, а его чудовищное подобие, сотканное из стальной ненависти. Больше не заглянуть в глаза, ведь они сделаны из камня. В них потерян огонь жизни. Собственное тело бьет крупная дрожь, схлестывающаяся с сердцебиением. Оглушительный набат сотрясает нутро, грозясь вырваться за его пределы. Ноги подрагивают, отказывая в помощи. — Ч-что это такое? — глухо выдавливает Кейтер, пятясь назад. — Он же выглядит точно так же, как и тот монстр в шахте! — вспоминает Дьюс, не смея оторвать взгляда от метаморфозы. — … мы опоздали, — хрипло выдыхает Трей. Я рвано оборачиваюсь на него — смотрящего невидящими глазами в пустоту. Как…? Почему? Прошло лишь немного времени… Нет. Нет, нет, нет, мы должны что-то сделать! Должны! Но согласно плану я должна завершить это… Вот это — нечеловеческое создание — я должна остановить? Я? Поглотить его энергию? Да как это вообще возможно?! Челюсть неприязненно сжимается, сдерживая подступающую истерику. — Вы… — эхом раздается голос почерневшего Роузхартса. Расставляя костлявые руки в разные стороны, он обезглавливает Дьюса и Эйса. Волшебство Трея больше не работает, Кейтер вымотан, остальные без сил. И я. А что я? Я ничего не могу противопоставить этому. Я не уверена, что могу использовать то, чему обучилась за последние дни. «Что если не получится?», «Я умру», «Где Кроули?», «Нас никто не придет спасти», — мысли обезумевши метались внутри разума, разъедая его стенки страхом. — Мелкие сошки, — выплевывает Риддл, в довесок к заклинанию, откидывая парней на десяток метров назад. Сдавленный хрип их обрывается, а фигуры скрываются в зарослях. — Давно надо было избавиться от вас, — потом поворачивается к следующему. — Н-нет, Риддл, это же я — Кэйтер! — заплетаясь, выпаливает Даймонд, пытаясь воззвать к разуму друга. — Ты должен остановиться! На что Риддл усмехается и повторяет атаку. — Аргх! — Кейтер со стоном падает на землю. — И ты, Трей. Ты тоже грешник, — не своим голосом говорит Роузхартс. Поднимает руку и направляет на заместителя. — Искупи грехи своей смертью, — вершит староста и стискивает пальцы. Трея оплетают кустарники роз, пережимая горло. Задыхаясь, он все так же смиренно и мягко смотрит на друга. «Нет уж, ты не умрешь здесь!», — обещаю, но остаюсь на месте. Конечности тяжелые, неподвижные. Слишком страшно сделать шаг, слишком страшно, что он окажется последним. Но если я не попытаюсь, Кловер точно умрет… Разве этого я ожидала? А ведь, зная будущее, я сама позволила этому случиться. Нет… я сама спровоцировала это. Все это — обезглавленные и раненые студенты, сошедший с ума Риддл и умирающий Трей — моя вина. Так будь вольна взять ответственность за свои действия! Гонимая злобой на саму себя, я скованно следую к тому, что осталось от Риддла. Стараясь идти настолько бесшумно и скрытно, насколько это возможно, я огибаю фигуру заместителя. Собираюсь сделать еще один шаг, но в ногу вцепляются острыми шипами розовые ветви. — И куда ты собралась? Устроила разруху и убегаешь, появись опасность? — Роузхартс подходил все ближе, оставляя мучения Трея, но принимаясь за мои. — В первый раз тебя спас Артур Хэйвен, во второй раз тоже он. Но, — лозы обхватывают туловище и руки, лишая возможности двигаться, — сейчас здесь никого нет, — он огляделся по сторонам, заставляя и меня посмотреть на деяния собственных рук. — Тебя никто не спасет в этот раз, — губы изгибаются полумесяцем. Не прекращая попыток сбросить с себя лозы, я пробую испить их энергию. Если у меня получится, то я освобожусь… Но! Что если я установлю энергетический канал между собой и Риддлом с помощью этих растений? Они пропитаны его магией, которая намного сильнее естественной энергии кустарников. А не получится… Все равно выбора нет. — Ты с самого начала была лишь ошибкой, — говорит Роузхартс. — Но я был готов закрыть на это глаза… если бы ты не принялась рушить порядок, который я построил столькими усилиями… Пожалуйста! Пожалуйста, пусть у меня получится! Чувствуя как по ладоням разливается жар, я нервно выдыхаю. Одна за другой ветви начинают опадать, но я, пряча руки за спиной, держу их, так, чтобы раньше времени Риддл не заметил моего освобождения. — Такого грешника, как ты я вижу впервые. Одно твое существование омерзительно, — последняя ветвь. — Потому мой долг — стереть тебя с лица земли, — он привычным движением наставил руку на меня. И разжимая хватку, я стряхиваю магию с плеч, возвращая себе контроль. Двумя стремительными прыжками я настигаю удивленного Риддла, одновременно врываясь в его энергетическую защиту. Всем своим существом я тянусь к существу Риддла, стремясь поглотить, но не ранить. Жадно вгрызаясь в черный омут глаз, я пытаюсь урвать себе кусочек его тлеющего сознания. Воспоминания, что судорожно прокручиваю в голове, о том дне, когда я первый раз попробовала чужую энергию, скручивают нутро в голодном предвкушении. — Да будет «Второе Дыхание»! — усмехаясь, из последних сил выдыхаю я… …и падаю во тьму. *** Никогда до сего дня я так остро не осознавала, как проваливаюсь в сон. Вокруг зияла чернота. Бескрайняя и необъятная, по какой-то причине имеющая пол… Стоя на нем сейчас, я вглядывалась в пустоту под своими ногами. — Так, — я осторожно выдохнула. — И где я оказалась? В мои планы не вписывался пункт «потеря сознания». Нет, все должно было быть иначе: поглотив достаточно энергии Риддла, я бы остановилась и поймала его обессиленное тело, под обеспокоенные голоса его друзей, что столпились бы вокруг. Все должно было быть так. Но судьба опять надо мной посмеивается. А как по-другому? Разве не смешон человек, строящий планы на будущее, не обладая полной властью над собственной жизнью? Будь я судьбой тоже расхохоталась над подобной самоуверенностью. Впрочем, какой смысл в том, чтобы разочаровываться нереализованными фантазиями? Лучше сосредоточиться на светлом пятне, что призывно маячит вдалеке. Следуя к нему, я натыкаюсь на другие пятна, которые вблизи оказываются «дверями» в воспоминания. Вытянутые прямоугольники-осколки стоят разбросанно, образуя лабиринт. Минуя их, я мчусь взором от сцены к сцене, каждая из которых полна боли, контроля и недолюбленности. Не желаю смотреть на чужое нутро… Тем более, когда меня сюда никто не звал. Я просто взяла и насильно ворвалась в сознание Риддла. Но, откажись я от этого, то валялась бы мертвой в саду. Сказке бы моей короткой пришел конец, а я ведь только начала «жить». Только почувствовала вкус свободы, как самолично поспешила броситься в бездну, думая, что меня-то, она не поглотит. Как глупо. На периферии мелькают образы давно ушедших дней. Материнский строгий голос раздается отовсюду, зачитывая лекции, наказывая Риддлу вести себя хорошо, указывая на то, что ему делать, а что нет. Среди нотаций различимы и крики недовольства: — Да почему же ты никак не поймешь?! Третий час рассказываю основы. Разжевываю, как могу! А ты так ничего и не понял… Что же мне делать? Что я делаю не так? Мой сын не может быть неспособным! Значит, что-то не так делаю я… Слушая подобное уже в десятый раз, я стала закипать от раздражения и идти стремительнее. Зудящий невротизм, сыплющийся со всех сторон, отдается тяжестью в голову, удушьем — в горло. К голосам, не отличающимся разнообразием, я привыкла быстро, потому, когда услышала свой, я замерла, не в силах поверить в это. Оборачиваясь на «дверь», я наблюдаю, да, действительно, мою комнату с моими вещами. Маленькая «я» шепчет под нос проклятия и пожелания смерти обидчикам, давясь беззвучными слезами. Сидя, я помню, словно это было вчера, на диване, я вся сжималась в попытках унять дрожь и плач, ведь если бы я шумела и позволила издать себе хоть один звук, то снова привлекла бы внимание разгневанного отца. Мне нужно было только потерпеть, только подождать, пока он уйдет спать и тогда я смогла бы выйти из комнаты, не будучи замеченной. А до тех пор приходилось вариться в собственном ядовито-желчном соку ненависти, смешанной с обидой… — Ну и мерзость, — шепчу я, разгоняя морок, окутавший меня. Взаправду, что это за омерзительное место? Все, что тут есть — калейдоскоп всевозможных страданий и мучений. Нужно найти Риддла и выбраться отсюда, как можно скорее. Срываясь на бег, я высматривала меж воспоминаний Роузхартса, но все, что видела — прошлое, прошлое и, еще раз, прошлое. Симбиоз моего подсознания и подсознания Риддла вышел поистине отвратительным. И все было так: опустошенность, разбитость, сбитое дыхание и невозможность спастись от болезненных воспоминаний. Я бродила среди мрака и обманчиво искрящихся светом «дверей», пока не увидела мутную фигуру вдали. Преисполнившись энтузиазмом, я побежала быстрей. Но чем ближе я оказывалась, тем медленнее передвигала ноги. С Риддлом было все хорошо, если можно так сказать. Он сидел на полу, обняв себя за колени и вперев взгляд в одно из воспоминаний. Но пугало то, что из его глаз тянулись смольные вязкие нити, уходящие вглубь «двери». Подойдя вплотную, я потрогала парня за плечо, но он, как и прежде, недвижимо смотрел в прошлое. Сглотнув слюну, я спрашиваю, говоря прямо в ухо: — Ты меня слышишь? — ноль реакции. Все. Просто все. Я застряла в пространстве, смахивающим на пыточную, Риддл в отключке, а я не знаю, как выбраться отсюда. Это полное фиаско. Может попробовать очередную провокацию? Глядишь — пробудится от злости. Да, Далия Романовна, на все-то у вас одна тактика. Но а что я еще могу? Я не тот человек, который может излечить душевные раны другого и дать ему новый смысл жить. У меня-то — хмыкаю — и самой его нет. Существую, чисто за счет ненависти и упрямства. Все же, я никогда не прерву свою жизнь, как бы хреново мне не было. Иначе проиграю. Усаживаясь возле Риддла, я скрещиваю ноги по-турецки. Куковать мне придется, полагаю, еще долго, так что, хотя бы отдохну. Но делать все равно что-то надо. Пожалуй, оставлю свое излюбленное — все же и так поиздевалась над парнем сполна. Следует попробовать что-то другое. В чем там заключалась «Наруто-терапия»? Ну, или хотя бы «Нанами-терапия»? Вроде вся суть заключается в том, чтобы поговорить с человеком искренне, раскрываясь сам и раскрывая его. Опять капаться в грязи… М-да, вот тебе и работка. Придется выполнять, раз сама полезла в кузов. — Эм-м, — и с чего начать? — Не знаю слышишь ли ты меня сейчас, но я все равно расскажу тебе то, что должна. Думаю, стоит прояснить мое отношение к тебе. Мы с тобой виделись всего пару раз, едва знакомы, но все это время я только и делала, что бесила тебя. Прошу прощения за это. Впрочем, ты тоже не подарок бога, знаешь ли. Часть моих оскорблений ты все-таки заслужил! — ой, я должна его подбадривать, вместо этого опять поношу. Неладная моя гордость! — Кхм, — прокашливаюсь я, — я прекрасно понимаю все твои чувства. Знаю, что ты просто исполнял свою работу. Знаю, что ты не мог по-другому, потому что таким тебя воспитали родители. Я все это знаю. Ох, и сколько же я твоих воспоминаний повидала… потому, прошу тебя, слышишь, очнись. Я тебя не виню и внешний мир не так враждебен, как тебе кажется. То есть, да, он враждебен, но если знать откуда ожидать опасность, то можно подготовиться. Справившись с собственными травмами, ты сможешь стать сильнее и люди перестанут причинять тебе настолько серьезные раны… Если тебе будет трудно, — я тяжело выдыхаю, — то я помогу, хорошо? Только, Риддл, пожалуйста, очнись! — я тормошу его за плечи, отчего он, словно безвольная кукла, раскачивается в разные стороны. Черные нити удерживают его в подавленном состоянии… И уж больно сильно они похожи на энергетический канал… Раз это канал, связывающий Риддла с его воспоминаниями, то его нужно оборвать. Вопрос один: как? Артур рассказывал только о том, как его установить, но вот как разрушить… Это сложнее. Обычно его, канал, разрушает тот, кому это надо. В нашем случае это невозможно, потому что Роузхартс не осознает себя. Что остается? — Да не знаю я, что остается! — устало произношу я, заваливаясь на спину. На земле не холодно и не жарко. Одна лишь пустота внутри, а чернота снаружи. — Раз ты у нас такой упрямец, то будешь выслушивать мое нытье, — решаю скрасить давящую тишину. — Начнем с того, что моя жизнь тоже не особо-то и веселая. Хотя у кого она веселая? — усмехаюсь. — Знаешь, у меня была самая обычная жизнь в том, другом, мире. Да, отвратная на мой вкус, но все же не такая поганая, какой могла быть. Все-таки у меня был дом, в котором я могла жить, были родители, была возможность учиться и пользоваться благами цивилизации. В общем — жить можно. У многих проблемы посерьезнее: домашнее насилие, плен, рабство, голод, пытки и прочие гадости. И я понимаю, что мне еще повезло, но как же меня бесит то, что я должна сравнивать свои проблемы с чужими и обесценивать их только потому, что они мельче. Честно, мне наплевать на то, что детишки в Африке голодают. Мне наплевать на то, что в другой части планеты взрываются здания и люди. Мне больно и плохо. Мне, — выделяю это слово. — И я не могу выносить те чувства, что зреют внутри. Не могу. Я не знаю зачем мне жить, не знаю, к чему мне стремиться, что говорить, что думать. Ничего в конечном итоге я не знаю… Да, у других дела хуже, но как я могу обращать на это внимание, когда сама существую, а не живу? — ностальгия накрывает высокой волной, под силой которой я захлебываюсь. — И самое главное — то, что непонятно, что со мной не так. Вроде бы все хорошо. Вроде бы я стала старше: умнее, зрелее, сепарировалась от родителей — вот только легче не становится. Когда меня кто-то спрашивает «почему тебе так плохо?», я молчу в ответ. Потому что… а что я могу сказать? Все это слишком сложно: любовь, ненависть, радость, усталость, людские отношения и мировое устройство. Тебе никогда не становилось противно от всего этого? — я смотрю на лицо Риддла, так и не дрогнувшего ни одним мускулом. Глупый смех вырывается из легких, но я продолжаю: — До такой степени, что ходить по земле становится невыносимо, — снова гляжу и снова бесцветное лицо. — Аргх! — рычу я. — Да сколько можно! Я тут тебе душу изливаю, а ты дрыхнешь! — боги, какая я дура! Но может именно дурость способна разбудить спящего? — Просыпайся! Подъем, подъем, подъем! Этот poker face уже раздражает. Переменившись в позе, я пробую прикоснуться к черным нитям. К счастью, мои ожидания не оправдались и руки остались чистыми. — Дико извиняюсь, — и тяну со всей силы эту мерзопакость на себя. Поднимаясь с колен, отхожу все дальше, и дальше, и дальше, пока веревка не рвется, отбрасывая меня и Риддла в разные стороны. — Бах! — не грациозно и не ловко я приземляюсь на попу, а затем ползу до Роузхартса. — Просыпайся, хлопчик, — я мягко шлепаю его по щекам. — Иначе засуну в одно из своих воспоминаний, будешь там страдать по второму кругу, — так себе угроза, но что еще остается? В словах нет смысла, есть посыл, но подумаю над этим позднее. Стирая с лица Риддла чернильную грязь, я наконец вижу обычного паренька, а не ту страшную жуть, которая чуть не убила меня. Не успеваю убрать руки, как серые глаза распахиваются и упираются в меня. — С добрым утром? — неловко вопрошаю я. Уже без разницы, что говорить, просто хочется услышать голос живого человека. С минуту он моргает, смотря в пустоту, а затем встает, как ни в чем не бывало, и выдает: — Я не спал. Только очнулся, а сразу язвит. Не стоило надеяться на приязнь ко мне после его спасения. — Знаю. — Ну хоть что-то ты знаешь, — скрещивая руки на груди, заявляет он. Что он сказал? Мне не послышалось? — Ты все слышал? — нет, я, конечно, пыталась пробудить его с помощью этой болтовни, но, чтобы он запомнил это, не хотела. — Не знаю, что ты подразумеваешь под словом «все», но я осознал себя тогда, когда ты начала меня упрекать, — он с немым укором посмотрел на меня. Ну вот что сейчас происходит? Где тот Риддл-булка-с-корицей из игры? Это подстава! Злостная подстава! Верните мне того милашку! — А ты не должен сейчас быть… немного мягче? Плакать там, вспоминая, как тебе не давали играть с Теней и Треем в детстве? — возмущено спрашиваю я, не веря в то, что Риддла теперь буду называть Риддл-помпушка. А что? Ему нынешнему очень даже подходит. — С тобой я не собираюсь откровенничать, — надулся, как малое дитя. Почему же? Из-за того, что я его оскорбляла? Или просто потому что я абсолютно незнакомый ему человек? Полагаю, сразу оба варианта. — Кажется теперь плакать буду я, — бубню про себя. Нет, эта игра с этими персонажами меня доконает! Сначала одно изменение, потом другое. Почему мне не отсыпали великой удачи и любви спасенных мною героев? А? Кровь, пот и слезы были пролиты зря что-ли? Где мой прекрасный оригинал? Что за отсебятина? — Так ты справился со своим прошлым? — проявляю инициативу. Парень мнется и отводит взгляд, бормоча: — Нет, — и резко поворачивается ко мне, взрываясь. — Ты же оборвала связь! Почему тогда спрашиваешь? Габелла. Походу, я поломала скрипт. Что в таких случаях рекомендуется делать? Учитывая то, насколько Риддл сейчас взвинчен и колок, вероятно, он так и не достиг катарсиса. Потому что я влезла в естественный ход событий. Браво, Далия, браво. — Поняла, — выдыхаю я. — Признаю — моя ошибка, — а чего греха таить? — Значит, мне ее и исправлять, — заинтересовавшись, парень немного расслабляется. — И как же ты собираешься это сделать? — любопытствует он. Хороший вопрос. Полагаю, нужно воспользоваться одним из моих талантов. А это: потрясающая неудача, страсть к разрушению и вампиризм. Последнее как раз подходит. — Я просто заберу твою негативную энергию, — отвечаю. Красные брови стремительно взмывают вверх, когда челюсть стремительно летит вниз. — Что значит «просто»? Ты хоть представляешь, что произойдет после? Думаешь, сможешь вынести всю негативную энергию, что переросла в оверблот?! — кипит, как раскаленный на огне чайник, разбрасывая слова, как воду, бьющую из-под закрытой крышки. — Кто знает, — беспристрастно пожимаю плечами. — Ты же со мной не хочешь делиться переживаниями. Следовательно, мне остается только забрать твою боль физически. Губы его задрожали, а глаза дрогнули. Сжав руки в кулаки, он собрался, чтобы сказать: — Мы можем просто подождать, пока директор и преподаватели приведут нас в норму. Они не в первый раз сталкиваются с подобным — смогут решить проблему. Тебе, — он косится в сторону, — не стоит еще больше брать на себя. Ох, ну наконец-то! А то я думала, что милый Риддл совсем исчез. Но нет, не все потеряно! Не сумев сдержаться, я широко улыбаюсь. — Ч-что это ты ухмыляешься? — лицо покрывается легким румянцем. — Ничего смешного здесь нет! — Да просто радуюсь, что ты приходишь в норму, — я склоняю голову набок, любуясь на ожившего Риддла. Вот только боль на сердце так просто не исчезает. Я хорошо знаю это. — Однако, Риддл, — вздрагивает при упоминании своего имени, — мне все же придется это сделать. Поверь, тебе будет так лучше. — А тебе? — выпаливает он, прожигая взором. — Мне — нет, но что с того? — я очерчиваю круг глазами, склоняя голову в другую сторону. — Разве стоит беспокоиться за «грешницу»? — посмеиваюсь я, понимая, что ситуация нисколько не смешная. — Я столько раз тебя поддевала, что, думаю, тебе стоит мне отомстить. Я вот, признаюсь, хочу отомстить тебе за то, что мое окровавленное и раненое тело сейчас валяется на холодной земле, — с улыбкой продолжаю я. — Но, раз уж я такая великодушная, то, так уж и быть, позволю тебе сделать это первым. Я протягиваю руку вперед, поворачивая ее ладонью вверх. — Просто возьми меня за руку и я заберу твою боль, — он колеблется, переводя взгляд с моего лица на ладонь. — Звучит заманчиво, не правда ли? — уговариваю его я. — Хорошо, — сдается он. Тепло чужой руки согревает и смывает своим жаром усталость и недовольство, копившееся так долго. Сейчас мне просто хочется помочь Риддлу. Сделать что-то хорошее и самой почувствовать себя хорошо. Без лишних драм и истерик, без суеты и конфликтов, без надоевшей рефлексии. Попытаться стереть с себя весь негативный опыт и отдаться чему-то радостному, пусть это и приведет только к большему разочарованию в будущем. Добровольно открывшийся мне Риддл позволяет брать столько энергии, сколько захочу. Она беспрепятственно течет по венам и струится по коже, становясь все гуще и тяжелее. Тело перестает слушаться, цепенеет. Пульс замедляется. Замедляется и дыхание. Восприятие размазывается. — Давай остановимся! Ты не выдержишь! — чужой голос воспринимается, как звон колокола, внутри которого и нахожусь. Нет. Пути назад нет. Вяло мотаю головой. — Лучше… закати торжество… в мою честь… по возвращению, — хрипло выдавливаю по слогам. Хочу сказать «это будет хорошей компенсацией», но сил уже нет. Опускаются веки, а тело расслабляется. Я вновь падаю в небытие.