Последний станет первым

Не так страшен черт, как его малюют. Моего «черта», правда, никто не «малевал», да вот только я все равно умудрилась обрисовать чудаковатый образ для того, кто именуется психологом в Ночном Вороне. Оказалось, как это часто бывает, все гораздо прозаичнее: из Крюка, уж простите, но для меня он остается Крюком, а не «мистером Берчем», вышел действительно сносный консультант и аналитик, слушатель, впрочем, тоже, но с одним «но». Иногда Джеймс не удерживался от того, чтобы вклиниться в мой монолог и рассказать несколько небольших историй из собственной жизни. С подачек Смита эти «срезы» обрастали деталями, чем подпитывалась моя палитра вкусовых ощущений. Картина миниатюрного кабинета сгущалась в тенях, из которых плелись легкой дымкой виды таежных лесов, среди которых бродил маленький мальчик. Играя в прятки с деревенской ребятней, он зашел в самую чащобу. Чрез игривый нрав проступали тревога и беспокойство — в чуть нахмуренных черных бровях и карих глазах, косящихся то и дело в сторону. Джеймс чувствовал подспудный страх, от которого скрывался в увлекательной игре, за которой он стал наблюдать все жаднее и жаднее. «Когда же они найдут меня?», — думал про себя. «Нет, мне, конечно, не страшно, но неуютно. Немного», — выглядывая из-за высокого и широкого дерева и смотря далеко вперед, он забыл о том, что сзади он остался беззащитен. «Голая» спина дрогнула, когда мальчишка осознал, что опасность может подкрасться исподтишка. Пред очами мелькнула собственная крошечная фигура, стоящая меж соснового частокола, чьи корни он, жалкая букашка, что и усмотреть непросто, облюбовал. «Однако «они» могут это», — сердце пропустило удар, стоило вспомнить о жителях ночи. «У них чуткое зрение, как у кошек — видят в сумраке. Слышат хорошо — за три версты, а в тиши — целых пять. Сила недюжинная есть даже в мелком эльфе, не говоря уж о взрослом», — как на зло всплывали в уме нашептывания бабушек. «Ха, да их уже как с десяток лет никто не видел», — успокаивал, убаюкивал разбушевавшееся воображение. Отнюдь не оно было худшим, нет, хуже того то, что пусть остроухих давно видели, но слухи о них живы до сих пор. Может не спроста это? Да, попугать Джеймса любили, но, возможно, за страшилками действительно стоит что-то реальное? Джеймсу становилось все труднее забываться в забаве. Разом все чувства стали острее: ему почудилось, как по коже, укрытой льняной рубашкой, провели рукой. Провели медленно, лениво, а затем резко и больно ткнули в одно место. Призрачное касание отдалось в нервном толчке, подкосившем ноги. Ногти заскрежетали по смолянистой коре, пачкая бледную кожу мутными рыже-коричневыми пятнами. Запрокинув черногривую главу назад, мальчик, разжав кольцо объятий, рывком перевернулся передом к лесу, прижимаясь к древесному стволу спиной. «Где?! Где они?», — глаза-каштаны, выглядывающие из-за выбившихся волнистых прядей, метались по поляне. К кусту до другого куста. От березы к березе. От сосны к сосне. От смутных темных пустот до иных. «Нет. Нет никого…», — да, его взор не углядел чуждых очертаний. Хватка когтистых лап разжалась, выпуская юное сердце, словно птицу из клетки, на свободу. Легкие набрали побольше воздуха, а глаза сладко закрылись в предвкушении облегченного вздоха. «Все это чушь…», — ухмыльнувшись, заключил Джеймс. — Хи-хи, — металлическое звяканье женского голоса опалило холодом щеку. В ужасе ребенок распахнул глаза. Левый висок прожгла боль — так быстр был взмах ресниц и неподвижно лицо. Губы оттопырились, издав кроткое кряхтенье. «Уши. Длинные уши», — весь мир сузился до крохотного туннеля, в конце которого светилось красивое, но неживое лицо эльфийки. Губы, изогнутые в тонкую нить улыбки, сбросили листвой насмешливое хихиканье. В нем и потонула робкая попытка вздохнуть, нелепая попытка смочить горло и закричать. Одни глаза щипало от слез, что бултыхались волнами, грозясь обрушиться через край век. От собственной трусости становилось еще горше. — Не волнуйся, малыш, — пропел звонкий голосок, чарующий спокойствием, покоем, в чьих немых снегах можно было потеряться и уснуть, закутавшись в белое покрывало. Изящная рука провела по макушке, ероша копну вихрастых волос, и спустилась к шее. В то мгновение Джеймс уже не ощущал ни боли, ни ужаса. Его поглотило глубокое безразличие. Тело тяжелело и холодело, легчало и теплело. В сознании кружилась зимняя метелица, что как мать, укрывала павших детей одеялом. Мальчик знал, что близится его смерть. Потому, когда он смог пробудиться от вязкого сновидения, то был удивлен, что темная богиня вьюг и снегов не унесла его на ту сторону. — Когда я пришел в себя, то понял, что меня украли фейри, — дымка, сотканная из древних легенд и приданий, рассеялась. Низкий хрипловатый голос разогнал остатки дремоты и высветлил контуры кресла напротив, где и сидел рассказчик. — С того времени я стал жить у них. Был рабом, слугой, домашней зверушкой и «энергетической батарейкой», — уходя в воспоминания, Крюк непроизвольно перебирал пальцами левой руки, будто катая невидимый шарик чрез них. Смит не преминул пояснить о том, почему из обычного человеческого детеныша сделали источник энергии. Оказалось, что те мифы о подменышах, что мне доводилось слушать в родном мире, в этом происходили взаправду. И на то была причина: фейри и люди являлись существами разной природы и происхождения, а потому первым требовалась сила вторых. Людская животворящая энергия укрепляла их магию и делала сильнее. Что касается самих людей, то была двоякая ситуация: с одной стороны, люди не нуждались в «мертвой» энергии, с другой — темные маги с радостью использовали ее, возвышаясь над своими собратьями. Потому темных магов с давних времен и не любили. Не во всех королевствах, но в подавляющем их числе. Где-то, например, в стране Горячих Песков, к колдунам относились с уважением и почетом. В некоторых регионах Шафтлендса имело место следование темным культам. Но можно было сказать точно одно: везде их боялись и остерегались. Все было не так однозначно, как мне виделось: фейри жили не только в Терновой Долине, она не считалась их родиной, точнее, она была домом только одному эльфийскому народу — соласару. Однако были и другие: жившие в Коралловом море, на севере и юге Шафтлендса, в Королевстве Роз и в землях Красных драконов… Ничто не вечно — потому и наш разговор подошел к концу, когда я начала собираться, чтобы покинуть кабинет. — Ничего страшного, — то был ответ на извинения, вернувшего ясность сознанию, Крюка. — Мне было очень интересно послушать Вашу историю, — теплая улыбка, искренняя и расслабленная, вырисовалась непроизвольно на моих устах. Будь я в другой ситуации, менее комфортной, и с другими людьми, менее располагающими, я бы поспешила умалить ее, спрятать в темный тайник своего внутреннего мирка, словно какой-нибудь дракон, утаскивающий драгоценности в пещеру. Но иногда можно позволить кому-то догадаться об истинной натуре? — Также было интересно узнать новое об эльфийских расах, — тут я перевела взгляд на Блеза, который не скупился на частые пояснения, а также порекомендовал мне книги для детального изучения вопроса — теперь они покоились в моих руках приятной тяжестью. — Спасибо. — У тебя очень красивая улыбка, Далия, — неожиданное откровение слетело с губ Смита. Он нисколько не смутился, ни одна черта лица не выдала неловкость. Я же, наоборот, стушевалась, замерев на месте. Улыбка, будто услышав, что ее хвалят, стала ярче отчего щеки заболели. — Тебе стоит улыбаться чаще, — я молча кивнула, не сумев выдавить благодарность. — Блез прав, — Джеймс оперся рукой о бедро, чуть склоняя голову вниз и заглядывая в мои глаза. — Не стоит стесняться. Стыд — это яд, что медленно разрушает изнутри. Нет ничего постыдного в том, чтобы проявлять радость или печаль. Как и нет ничего предосудительного в том, чтобы быть собой, — хоть расцветшая самодовольно-хитрая ухмылка могла спутать, но глаза не лгали: он был уверен в том, что говорит и желал, чтобы и я поверила в это. Поверила в то, что могу сама разрешить себе быть. Далекое смутное чувство кольнуло сердце, заставив ощутить, как подступают неловкие слезы. Они не грозились выплеснуться через край, смочив сухую кожу, вместо того они тихо притаилась на дне очей, делая их влажными. — Да, — выдохнула, будто спустила небосвод с плеч, — Вы правы, — пусть и приходилось поднимать голову высоко, отчего шея затекала и ныла, возмущения это не вызывало. Все ощущения тела тонули в заинтересованности и увлеченности. И я была тому только рада. — Я хотела уточнить кое-что: нужно ли мне приходить сюда вновь? — Нет, — чуть потеряв в бодрости, он сделался серьезней. — Произошедшее не оказало на Вас негативного влияния, никаких симптомов посттравматического синдрома или же других менее значительных последствий. Однако, я всегда приму Вас, если в том будет необходимость. Все же, непросто Ваша жизнь сложилась, — припомнил он мою чужеродность для этих краев. — Потому, если чувствуете, что не справляетесь с местным… бестиарием, — мужчина отвел взгляд в сторону, выразительно выгнув левую бровь. Блез на слова психолога хихикнул, отчего Джеймс поспешил прокашляться и с наигранной претензией метнуть в студента строгий взгляд, — или у Вас возникнут трудности с адаптацией к нашему миру, то вы всегда можете прийти сюда. — Хорошо, буду счастлива еще раз заглянуть к вам. К тому же, мне еще придется Блезу о прочитанном отчитывается, — коротко посмеявшись, я перевела веселый взгляд на третьекурсника. — Конечно, — поддержал он. — Буду ждать. После обмена теплыми фразами, мы наконец распрощались, и я зашагала по освещенным полуденным солнцем коридорам. Ступив за порог, я сразу почувствовала то, как изменилось пространство вокруг: воздух стал жестким и холодным. Юношеские голоса, пусть и не несущие вреда, раздражали, хоть я и пыталась не подпустить их к своему обмякшему нутру. Казалось, шум и суета, отягчающие эмоции и хаотичные мысли, что витали над студентами, подобно сгущающейся грозовой туче, могли выпустить молнии и метнуть их в меня, разбив мой покой, такой желанный и хрупкий. Я не испытывала зла к людям, но невольно воспринимала их, как назойливых мух, летавших без смысла и жужжащих без толку. Однако вдалеке показался знакомый силуэт: стройный юноша с обыкновенно взлохмаченными короткими волосами, из-под которых торчали оттопыренные уши. Зазвучали слова Феста, который красноречиво описал мне моего «эльфа». С Артуром мы не виделись давно: с извинительного торжества «День Нерождения». Вот только сколько дней прошло? Я давно перестала следить за временем, если быть точной, то с тех самых пор, когда впервые заснула в Искаженной Стране Чудес и, открыв глаза, проснулась там же. Возможно миновало уже три дня, может пять… или же все семь? В таком случае не стоит ли мне подойти поздороваться с парнем? Не хотелось бы терять связь. Пока я раздумывала и набиралась решимости, названный, будто почувствовав чужое присутствие, обернулся и поймал мой взгляд. Сощурившиеся глаза загорелись, оставляя опосля радостное предвкушение. Отвернувшись на долю секунд, чтобы что-то сказать собеседникам и попрощаться с ними, он последовал ко мне. Чем ближе подходил парень, тем сильнее очерчивался его изгиб губ, напоминающий набегающие волны, что колыхались белым гребнем у поднятых вверх кончиков. Наверное, в этот миг и я выглядела чересчур обрадованной. Но что было скрывать? Мне и правда было приятно его видеть. — Далия, рад встрече! — подошедший Артур протянул ко мне руку, но тут же плавно накрыл ее другой, убирая. Казалось, что за простым «добрый день» должно последовать что-то еще, что, убоявшись, скрылось. За этим было забавно наблюдать. — Куда ты направляешься? — Тоже рада тебе, — быстро вернув доброжелательность, я поспешила ответить на вопрос. — На самом деле, хотела пойти в лавку Сэма, но с этим грузом, — я слегка приподняла стопку книг, зажатую в крепких тисках рук, и показала парню, — думаю, что вряд ли дойду до туда, — брови вольно очертили полукруг, когда я склонила голову и скривила губы в насмешливой улыбке. — Да-а, — протягивает он, чуть наклоняясь, чтобы оценить мою внушительную «добычу». — И откуда же такие подарки? — взгляд его, бегущей горной реки, пробегается по названиям, выгравированным на корешках книг. — От Блеза. Смита, — спешу добавить. — Помощник мистера Берча. Знаешь? — и уточняю неловко и неумело. Отчего-то тороплюсь и излишне говорю. — Да, конечно знаю, — его рука, поддерживаемая другой за локоть, невесомо проскальзывает вдоль виска, скатываясь к точеной скуле. Подпирая ту пальцами, лениво разлегшимися на щеке, он внимательно смотрит вперед. — Как тебе они? То и дело отводя взгляд, я незаметно вздрогнула, когда мой и его встретились в едином касании. Расслабленное, оно своей обманчивой мягкостью проникало в глубину моих мыслей и чувств. И черты лица ощущались каменным изваянием неумелого мастера. И кожа чувствовалась плотно обтянутыми кусками ткани, смоченными в смоле и гипсе. Все застыло, онемело, затаилось. Даже сердцебиение было тихим, скрытным, робко пробивающимся сквозь ребра, обдавая их звонкой вибрацией. Повисший в воздухе вопрос встал перед взором, загораживая чужие очертания. Глаза-предательницы упали на мраморную плитку, где, словно крупицы песка, стали перебирать все без разбору: каждую шероховатость, каждую черточку, каждую царапину. Прыгать от следа к следу в поисках спасения можно долго, но всегда натыкаешься на одно: его темно-коричные броги, элегантные, под стать этому месту, и мои черные кроссовки, грубые и громоздкие, но привычные. Обувка, что чудом прошла сквозь время и пространство, будто отрезвила, проявила, подчеркнула ярким кислотным лайнером надпись «Ты тоже здесь». Осознание овеяло естество летней прохладой, отчего прошлое чувство чужеродности и ирреальности, сменилось легкой странностью и радостью. Правда в том, что я всегда питала слабость к чудаковатости. — Как? — повторяю я, отвлекая собеседника от долгой заминки, а себя — от развенчанного волнения. — Мне понравилось с ними общаться. Очень милые и приятные люди, — и то было чистейшей правдой, что пусть и ненамного, но «привела в чувство». Чуть резко, с новым запалом сил и уверенности, я глянула на Артура. Тот стоял неподвижно, застывше, будто и сам задумался над чем-то. — Плохо знаком с мистером Берчем, — и он припоминал, смотря на коридор, из которого я пришла, — да и с Блезом не особо. Но судя по словам знакомых, они действительно хорошие люди. Со своими тараканами, конечно, но куда же без этого? — он мягко усмехается, возвращаясь ко мне. — Ха, — вторю ему, — что есть, то есть. — Получается у вас все знакомы с этой интригующей, — выделяю, — историей? — на что юноша хмыкает и пожимает плечами. — Если знает один в Ночном Вороне, то знают все. Общежития Хартслабьюл это касается вдвойне, — думаю, я понимаю о чем он. — Познакомилась с его нелегкой биографией? — согласный кивок. — Оказывается, он провел свое детство и юность в плену у фэйри… — встретившись с вызвавшей интерес мыслью, я увлекаюсь. — Честно, это поразительно… Я думала, что подобного не встретить в наше время. Ладно сто лет назад… двести, триста… Но двадцать-тридцать лет — это слишком. Особенно для развитой страны, коей, насколько я знаю, является Шафтлэндс. — Я бы не сказал, что это норма, — вдумчиво произнес Артур. — Можно сказать, что Джеймсу «повезло». Или не повезло, — что более верно. — Смотря с какой стороны посмотреть. С одной, ситуация, в которой он оказался незавидна. С другой, он смог повстречаться с остатками древности, — последние слова сгустились в интонации. — Те эльфы были из отколовшейся от основной ветви. Они не пошли тем же самым путем, а предались воспоминаниям и остались жить в прошлом. Мир неумолимо менялся, а они нет. Встреча с ними — как путешествие во времени. От этого захватывает дух, — еще недавно я сама представляла во всех красках встречу маленького Джеймса с эльфийкой, представляла те самые «остатки древности», тайно желая, пусть и опасаясь, прочувствовать нечто схожее. Теперь же и Артур говорит об этом так, будто разделяет мои чувства. — Понимаю, — коротко соглашаюсь я. Можно было бы предаться размышлениям, расписать, вбирая в рассказ все цвета и оттенки, что я вижу и что я чувствую — к чему тянет душу — но есть ли в этом смысл? «В словах нет смысла, есть лишь посыл», — помнится, когда-то я произнесла это. На тогда еще пыльную и невзрачную фразу я скептично усмехнулась, сейчас же смотрю, как она, прозрачная, сияет в бликах ослепительного света. И встав под этот свет, и прочувствовав его тепло, я учусь у самой себя. Пусть вместо слов говорят глаза. Пусть не озвученное слышится яснее, чем произнесенное. — Как ты смотришь на то, — начинает Хэйвен, — чтобы зайти в Хартслабьюл? Я одолжу тебе зачарованную сумку, что снизит вес книг. Тогда ты сможешь пойти к Сэму уже сегодня. Вопрос один: «А что, так можно было?». — Смотрю — прекрасно, — не скрывая довольной улыбки, я мысленно потираю руки. Кажется, сегодня Фортуна благоволит мне. — Тогда, — юноша осторожно кладет ладони на стопку книг, — позволь я понесу, — после невнятного «угу», он забирает ее себе. — Пойдем, — и шагает вперед. Что же… возможно мы сменили жанр игры на школьную романтику?.. *** Что-то из чудного, из недлинного списка чудес света, где седьмым числится предчувствие осени. Она, облаченная в искрящиеся золотом латы и восседающая верхом на коне, врывается в красно-белый розовый сад. Колючая низкая зелень продавливается под подкованными копытами жеребца, а извилистые лабиринты кустов колышутся от прохладного дыхания наездника. Заботами магов это место лишилось смены сезонов, но, видимо, закон природы непреклонен. Все что идеально несет в себе лик Смерти. Становилось ли оттого жутко? Скорее да, чем нет. Хотелось ли впустить Жизнь на эти земли? Безусловно. Вместе чернокрылых птиц, обыкновенных спутниц увядания и разрушения, возле общежития бродили студенты. Слишком мирно и слишком беззаботно они болтали о праздном для тех, кто ходит под искусственным небосводом. Мельком они бросали на меня взгляды. Я же делала это украдкой, отводя взор, когда он грозился столкнуться с чужим. Мне не хотелось лишнего внимания, пусть я и была рада новым знакомствам. Но как предсказать, что собеседник — тот, кто тебе нужен? Как понять, что не столкнешься с обманщиком или лицемером? Отнюдь, я не была проницательной настолько, чтобы распознать с первой встречи подлеца и оборвать всякую связь с ним. Сидя на небольшой горе книг, я вытянула ноги вперед, разглядывая черные брюки, похожие на форму колледжа, но ей не являющиеся. Рубашка, самая обычная, лишь с одной особенностью — размером на два больше моего — скрывала тело и сковывалась темно-пурпурным жилетом. Только обувь выделялась из «официально-делового», оставаясь где-то в «просторечном, разговорном». Но однажды и ей придется подобраться и приосаниться — когда с облаков сойдут снега, а воздух начнет резать холодом. До того времени, я, думаю, успею лично сходить в магазин и прикупить нужное. Не только обувь, но и одежду. Та, что была при мне сейчас, была куплена Раисой при посещении Королевства Роз. На территории кампуса же найти ничего не удалось, потому оставалось довольствоваться малым. Малое — мелочь, с нее и спроса нет. Хоть «Дьявол и кроется в деталях», все же терпения хватает не заострять внимание на них. «Хм? Что там?», — нежданная мысль пронеслась по сознанию. Вслед за ней я вскинула голову вверх, туда, где высились окна студенческих комнат. В одном — темный силуэт растения, может кактуса, в другом — занавесье «ловца света», в третьем — люди и резкость движений. Последнее и приковало к себе. Стекло плохо пропускало звук наружу, но даже сидя у низины общежития, я смутно ловила с третьего этажа обрывки интонаций. «Похоже на ссору», — подсказала интуиция. И она же прошептала: «Лучше уйти!» По сердцу заскрежетали коготки вредной самовольной кошки. Вытянувшись, она все царапала и царапала грудную клетку, пока створки окна с треском не распахнулась, отверзая путь к полёту чего-то, что беспощадно, с силою, было выброшено из окна. Упавшее нечто отпугнуло кошку, встрепенувшуюся и бросившуюся наутек. Подтянув ноги, я обхватила колени руками и подалась вперед, чтобы лучше разглядеть... рыжую куклу?.. Рыжик парик? «Это» зашевелилось и прокряхтело… С опаской я оглянулась на прохожих, которые были тут еще несколько минут назад, а сейчас скрылись из виду. «Уходи», — шестое чувство било тревогу, как бьет колокольный звон, предвещая опасность. Но уйти я не могла: разум поглотила представшая передо мной сцена. Передо мной были вовсе не парик или кукла… передо мной была человеческая голова… Проморгавшись, я жадно впилась глазами в чужое лицо, что открылось мне, стоило существу перекатится на другой «бок». Черты лица были подвижны, а взгляд осмысленным. Не было сомнений в том, что «это» — живое. Заметив меня, существо сверкнуло серо-зелеными глазами, и расплылось в кривой улыбке. — Белая Дама! — низкий хриплый голос был весел и игрив. — Неловко вас просить о таком, но не могли бы вы помочь мне? — и глядит так, как глядит случайный прохожий, просящий подсказать дорогу, но совсем не так, как неведомая хтонь, коей «оно» и являлось. Вытянутая шея обрывалась резко и точно, словно была срезана раскаленным лезвием. Сказать ничего не получалось, губы намертво слиплись меж собой, а язык онемел. Но в большом смятении пребывал мой разум, пытающийся понять, сошла ли я с ума или еще нет. — Ох, — вспомнило «лицо» и округлило глаза, — прошу не беспокойтесь о моем внешнем виде. Это всего лишь проявление уникальной способности, — пояснило «оно». Магия. Опять магия. Перестанет ли это меня когда-нибудь удивлять? — Так… — прочистив горло, осипшее от долгого молчания, я попробовала заговорить с парнем. Если это обычный студент-маг, то ведь ничего страшного в том нет? — Какая помощь те… вам требуется? — О, всего лишь помогите поставить «меня» на землю. Лежать в таком положении… не очень удобно, — прижатый щекой к траве, он бросил недовольный взор на нее. Вздохнув поглубже и встав с импровизированного стула, я неспешно подошла к нему. Опустившись на колени, я осторожно протянула руки к рыжей макушке, обхватывая ту с двух сторон. Голова оказалась тяжелее, чем мне думалось, потому пришлось перехватить ее поудобнее и поставить шеей на землю. Парень, размяв мышцы, скосил глаза в сторону общежития. — Извините, можно попросить вас еще об одном? — обратился на меня. — Поднимите в воздух, чтобы я смог увидеть окно, из которого выпал. Внутри бурлило противоречие: было странно и тревожно от прикосновений к чужой отрубленной голове, но с тем же было и интригующе. Пересилив волнение, я вновь взяла голову в руки, подняв над собой и показывая той желанное. — Так? — спрашиваю, удивляясь тому, что действительно делаю это. Под пальцами струятся волнистые пряди, спадающие вниз, ощущается тепло чужой кожи, чувствуется, как уши прижимаются к голове под моими касаниями. — Да, — отвечает он, выглядывая что-то внутри комнаты. Я тоже всматриваясь в ее глубины, ожидая чего-то. И это что-то приходит. Приходит с быстрым рваным ветром, распахивающим окна до выбивания стекол. Приходит с фигурой безголового человека, неловко выбрасывающегося из окна третьего этажа. Собственное тело вздрагивает, чудом не выпуская вниз чужую главу, когда человек падает с глухим звуком оземь. Невольно подсознание подкидывает воспоминания о падении с обрыва. С того самого, с которого началась вся эта история. Внутренности жжет огнем, стоит представить, какая боль парализовала спину упавшего. Такую же боль ощущала и я… — Тц, — цыкает парень, осматривая находку, — не очень грациозно. Ой, — неожиданно он осекается, вынуждая меня перевести взгляд на то самое окно. В нем виднеются два силуэта — два хмурых, злых и недовольных, сверлящих нас глазами, — это плохо. Нужно поспешить. Тело, одетое в форму Хартслабьюла, медленно, с изломами, поднимается и спешит в нашу сторону. — Р-раз, — голос дрожит, — я помогла, то я, наверное, пойду? — растеряно спрашиваю я, отступая назад. — Увы, — усмехается «спасенный», — лучше нам сейчас не разделятся. Не успеваю спросить «для кого лучше?», как подоспевшее тело хватает меня на руки и пускается в бег. — Куда?! — не выдерживая, я перехожу на крик. Взгляд мечется по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы остановить это сумасшествие. — Подальше отсюда, — произносит голова. Боясь ее выронить, я прижимаю ее к себе сильнее. Тело бежит неуклюже, то и дело спотыкаясь. И каждый раз сердце замирает в ожидании падения. — Дорогая, могли бы вы развернуть меня влево? Иначе далеко мы с вами не уйдем, — похолодевшими и дрожащими руками я переворачиваю голову, бросая взор через плечо — туда, где из того, блядь, злополучного окна спрыгивает один студент, а за ним второй. — Они бегут за нами! — после озвученного становится понятно абсолютно все, а именно то, что я в полной жопе. — Знаю, потому мы и убегаем, — да какого хера «мы»? Как так вышло, что я тоже ввязалась в эту погоню? Какого черта вообще происходит? Забегая в лабиринт, мы стремительно бежим вперед, петляя чрез препятствия. Мелькают повороты, на которых мы рискуем упасть из-за недостаточной маневренности. Розы-белые-красные-кустарники-студенты: все мельтешит перед глазами. Сливается в одно разномастное марево. Голоса слышатся отовсюду и смазывают восприятие. Удивленные — встречные. Кричащие — достающие нас сзади. Мой — проклинающий благим матом все на чем свет стоит. Когда тело, на котором я покоилась, сотрясается от боли от очередного магического удара и падает, выпуская меня в свободный полет, я еще какое-то время лечу по воздуху, после чего качусь по земле, вбирая в себя всю грязь, пыль и камни, что встречаются на дороге. Впечатавшись лицом в землю, я ощущаю невероятную, кристальную, как горная, блядь, река, пустоту, посреди которой лишь одна-единственная мысль, что повторяю из раза в раз, пытаясь сохранить рассудок: «Я убью этих тварей». *** Маленькая очаровательная рыбка вплыла в уютный морской закуток, заботливо сотворенный хищниками. «Глупая рыбка», — подумали те, кто знают, что скрывается за прозрачной синевой тихого омута. Однако, к их недальновидности, она была вовсе не так наивна, как думали другие. Будучи с детства «девочкой для битья», Рая быстро усвоила урок «хорошего» и «правильного» поведения в обществе: говори меньше, улыбайся больше. Мудрые люди знали о чем говорили, памятуя, что молчание — это золото. Но быть тихим — не значит «быть богатым». «Богатство» можно преумножить лишь будучи мягкой и отзывчивой — светлым солнышком, к которому тянутся слепые мотыльки. Все, без исключения, страждут до понимания и принятия, потому и клыкастая моль, и пестротелая бабочка, и простая муха — все летят на разгорающийся огонь. Теплое объятие, ласковое сплетение звуков и сокрытие собственных мыслей — все, что нужно для того, чтобы расположить человека к себе. Есть те, кто ищет спасения в свете, есть те, кого он раздражает, но не важно какое лицо отверзет очередное «насекомое», когда и первые, и последние не в силах противостоять сладкому обаянию. Раиса была благоразумна. Она осознавала свою природную красоту и привлекательность. Одно ее существование — уже прекрасно. Ей никогда не требовалась ни косметика, ни дорогая модная одежда, чтобы получать комплименты. Слезы, гнев и веселье не портили ее точенных черт лица, аккуратных и хрупких, но живых — самое главное. Да, самым волнующим, пожалуй, была ее живость. Та живость, что изливается прохладным родником через тонкую смугловатую кожу, через непослушные темные волосы и подернутые расплавленным шоколадом глаза. Это — необъяснимое и вызывающее трепет — струилось сквозь тело девушки, всего лишь человеческой девушки! Но именно оттого она и вызывала неподдельный и не прекращающийся интерес. Зависть густой отравой оседала в нутро и пропитывала его тому, кто был подле этого чарующего «цветка». Подруги, пусть верные и чистосердечные, но все же чувствующие укол досады от упущенной загадки, какую не дано было им воплотить собой, «отравлялись». Стараясь скрыть нечестивое чувство, им приходилось отдаляться от Раи. Она это понимала и принимала — она ведь была благоразумна. Другое дело — те, кого одурманил яд, те, кто был настолько слаб духом, что не мог противиться ревности. От них девушка избавлялась жестоко и равнодушно. «Только и имеешь, что красивое личико!», «Здесь нечем гордиться. Это тебе дала природа!», — да-да, конечно, думалось Раисе, они бесспорно были правы в том, что от рождения ей дан ценный дар. Тем не менее, и дар не дается просто так. Его, как алмаза-зародыша, требовалось предать огранке, дабы насладиться его «филигранной» формой и переливчатым сиянием. Больше «хищников» Рая презирала тех, кто думал, что тем, кто стоит «выше» — легко и увлекательно. Каждый раз, слыша о том, что «Бог наградил ее талантом» или «генетика сослужила хорошую службу», она вспоминала зажатую полноватую девочку с душой нараспашку и мечтательно-романтичной натурой. Стоит ли говорить, что диковатые звереныши не поняли ни ее возвышенных порывов, ни ее «приземленную» фигуру, ни ее сиплый мямлящий голосок? «То-то же», — усмехается Раиса. О, а сколько же людей, не знающих ее прошлую, хвалили ее поставленную речь и сильный, но плавно-текучий голос! И опять то же самое: талант. Но нет! Как же можно не понимать того? Это годы, годы тренировок, годы самодисциплины и борьбы со своими слабостями! Это ее труд, ее творение, созданное ее кровью и потом! Внутри кричишь от возмущения, но сгусток теней, в котором стоишь, не дрогнет и не шелохнется, сквозь него не пробьется свет. Тот свет, что искрящейся лазурью пробивается через толщу воды, будто говоря «Там, на поверхности, выход». И кажется: простись с землей, сбрось ношу, схлестнись со стихией, оттолкнись от дна и плыви, плыви так высоко, как сможешь, плыви, чтобы узреть занимающийся рассвет, плыви, чтобы вдохнуть свежий воздух до жжения в груди, плыви, чтобы переступить грань «сегодня» и остаться в «завтра». Но вспомни: твои ноги по-прежнему вязнут в черноте лакированного пола. Но ощути: твое тело объяло вязкое теснение стен и окон, сдерживающих водный массив. Но посмотри: твои глаза все так же взирают из мрака на морское «солнце». Неприятная мысль взяла девушку за горло, нежно и осторожно, но надавливая так, чтобы прикосновения ощущались явственно. Чужеродная «рука» спустилась ниже, к сердцу, собираясь вторгнуться и в него. «Кто же здесь охотник, а кто жертва?», — шептал на ухо собственный голос, обдавая кожу горячим дыханием. Невольно мурашки встрепенулись вдоль позвоночника. «Ты знаешь — твоя защита небезупречна, а твоя сила ограничена. Встреть ты кого-то сильнее себя, смогла бы выстоять?», — застывшие скулы и челюсть скрывали онемевший язык и скопившуюся во рту слюну. Своей покойностью она сушила и раздирала горло, как заносило песчаной бурей протоптанные пути, ведущие к вожделенному оазису. Пришлось бы ей сейчас сказать слово, что хуже — фразу или больше, с девичьих губ слетело бы глухое и сиплое. Но бояться не стоит. Внутренний голос не дрожит, его речь ровна и спокойна. Стоит прислушаться к его советам. «Твое главное преимущество — невежество других. Покуда люди думают, что ты пушистый мелкий зверек, которого приволокли на потеху публики, ты в безопасности. В безопасности до тех пор, пока чьи-нибудь любопытные умы не захотят выковырнуть истинную сущность наружу. Тогда, кто знает, чего ожидать от тех, кто только и выжидал этого момента», — почти не дыша, вбирая в легкие воздуха «птичьими» глотками и задерживая его на долгую минуту, Рая взволнованно и завороженно ожидала, что ответит ее «я» на вопрос о том, что ей делать тогда — когда блеск чешуи померкнет, а нутром захотят полакомиться. «Ты ничего не можешь противопоставить», — отвечал тот, кого испрашивали. Возмущение прорезалось сквозь тревогу, позволяя избавиться от половины из тугих тенет, стягивающих ее запястья, прижимая их к бедрам, и связывающих лодыжки, приставляя их друг к другу. Движение вышло резким и неловким, как всякое движение, что совершает пленник, пытающийся, будучи связанным, сделать прыжок вперед, но не упасть. «Тогда мне стоит уйти!», — воскликнула она, оспаривая советчицу. «Нет», — та вскинулась в такт собеседнице. «Ты пришла сюда для того, чтобы получить то, что тебе необходимо. Уйти отсюда — означает проиграть, показать слабость. Ты же не желаешь того?», — укоризненно спросила та, не скрывая излюбленной манипуляции. И Раиса была хорошо осведомлена в какие игры играла сама с собой. Ее «голос» любил «брать ее на слабо» — со стороны это выглядело так. Однако взаправду все было иначе: та озвучивала лишь скрытые потребности самой Раисы. Девушка не чувствовала себя угнетенно, не чувствовала себя подавлено. Нет, слушая подобные провокации из родных «уст», она наполнялась решимостью и уверенностью. Там, где зарождается душа, разливался жар желтых и оранжевых лучей. Он растапливал лед конечностей, заставляя их тронуться и пуститься в стремительный шаг, вторивший раскручивающемуся внутри огненному коловороту. Пусть звонко стучат каблуки новоиспеченных туфель, оставляя опосля пар и дым. Пусть отбивающийся ритм летит далеко и долетает до ушей тех, кто слышит. Пусть фигура, вышедшая из тьмы на свет, ярко освещается чужим спасительным пламенем. Смотрите сюда! Слушайте! Внимайте! Ведь рыбак, что притворяется рыбкой, заприметил ваш невод и готовиться стянуть его. *** — Ха, — протяжный вздох, уже и не знаешь какой по счету. От него, надоевшего, никак не избавится, а потому никто уже и не обращал внимание на сие неприятие. Флойд уже давно перестал слушать разговор Азула и Джейда, которые и сейчас оживленно обсуждали что-то. Равнодушие и скука накатили нежданно и негаданно. Впрочем, ничего нового. «Вот именно», — подумал парень. «Ничего нового», — фраза осела на язык терпкой горечью. Многим не по душе были эти перемены — то тухлый, как выброшенная на берег рыба, что просушило солнце, то заводной, будто ужаленный морским ежом. Кому понравится это? Однако хуже всего было самому парню. Одна мелочь могла убить настроение, другая, в следующую минуту, воскресить его. Не признавался честно, даже самому себе, но порою Флойд чувствовал себя паршиво от того, какой он. А как иначе? Он, словно глупец, рвался вперед, рассекая водные потоки, стоило завидеть яркую наживку. И часто нарывался на неприятности или же сам их создавал из-за этого. В пылу страсти это так увлекательно — поддаться порыву. Но что остается после него? Ни-че-го. Одна тоска. Каждый раз, проваливаясь в чернеющие глубины, он думал, что вот, тот момент, когда он осознал все и отныне больше не завлечет его блеск очередной наживки. Как же это было глупо… Стоило только отвлечься, стоило только позабыть о прошлом на мгновение, как в другое он вновь оказывался в плену у страстей… «Опять это… А, да к морскому дьяволу!», — тем и закрывался, как запечатывался сургучом, внутренний монолог. И в этом не было ничего такого: кто мог сказать ему, что есть хорошо, а что есть плохо? Никто. Он сам определяет «добро» и «зло». А раз ты сам себе судья, то не лучше ли отбросить все правила и законы, лишь сковывающие проявление «я»? — Тук-тук, — раздался стук в дверь, прервавший беседующих. Все трое посмотрели на одно: на юношу, вошедшего после приглашения в vip-комнату. Его коротко стриженные красные волосы напомнили Флойду о «золотой рыбке», отчего внутри зажегся слабый огонек. — Пришла девушка, префект Ветхого общежития, — услужливо пояснил студент. — Ищет Вас, менеджер, — и бросил взволнованный взгляд на Азула. «Интересно, кто же из двух пришел к нам?», — парень не раз видел их издалека, однако ему так и не довелось шанса познакомиться с ними поближе — занят был: то Ашенгротто со своими поручениям, то Риддл, так кстати попадающийся ему на пути. В общем — дел много. «Это даже хорошо, что рыбка сама приплыла в невод», — и не пришлось выслеживать, и подступаться не надо. Красота! Не только Флойд оживился, но и сам Азул. Он взволновался сильнее прочих. Обрадовался, но и занервничал тоже. Вида смущения подавать не хотел, но разве от мурены, что так долго вилась подле, можно скрыть настоящие эмоции? — Проведи ее сюда. Сейчас, — отрывисто, не скрывая спешки, приказал староста. «А теперь становится забавнее», — смотря на то, как Азул предвкушает удачный улов, парень не мог не расплыться в довольной улыбке. Студент скрылся за дверьми, оставляя после себя взвинченность, летающую в воздухе. — Флойд, сядь прямо, — попросил Джейд. — Перед гостем нужно выглядеть достойно, — он выразительно окинул взглядом тушу, развалившуюся на диване и, кажется, уже слившуюся с ним. — Ладно-ладно, — с легкостью согласился Флойд, принимая приличную позу. Ему и самому было интересно, чем окончится предстоящая встреча, оттого и спорить не хотелось. Но было кое-что еще, что заинтересовало его — выражение лица брата. Для неискушенного зрителя было не столь очевидно то, что происходило сейчас, но для Флойда, уже привыкшего к маске любезности и учтивости, что тот почти никогда не снимал с себя, изменения в Джейде были очевидны. «Он точно присматривался к ним раньше», — вывел мысль Флойд, наблюдая за открывающейся дверью, за которой показалась стройная черноволосая фигура. «Или же к одной», — поправил себя, когда подметил тот самый блеск, что был знаком и ему, в разноцветных глазах напротив. День обещает быть интригующим. *** Фортуна, где я провинилась перед тобой, что ты меня так жестоко наказала? Все же так хорошо начиналось: приятная беседа с психологом за чашкой травяного чая, разговоры по душам, а затем долгожданная встреча с Артуром. Только я расслабилась, так сразу получила удар под дых. Теперь же на мне и живого места нет: все в ранах и ссадинах, нос кровоточит и болит… Сидя на диване в какой-то каморке на территории общежития, я смотрела на трех величайших сук в этом мире, ведь чтобы сотворить такое нужно быть либо полным кретином, либо полным психопатом. И пусть двое преследователей не были так виноваты передо мной, как зачинщик бедствия, мне было плевать, сейчас хотелось лишь одного: убивать. … но прежде стоит заняться ранениями. Что мне и предложил сделать один из парней. Отказываться из-за праведного гнева и задетой гордости было бы может и не глупо, но лишь в той ситуации, когда есть возможность получить своевременную помощь в другом месте. У меня же этой возможности не было. Потому я просто кивнула в знак согласия и эльф принялся за дезинфекцию моих ран. В то же время на соседнем диване расположился связанный рыжеволосый шельмец. Слава Богам, голова была приделана обратно к шее. Позади парня стоял второй преследователь: худощавый и сухой парень с вытянутым смуглым лицом. Казалось, он был раздражен не меньше моего и, если бы ему дали повод, тотчас отправил «безголового» на тот свет. Фейри, сидящий подле меня, был более спокоен и дружелюбен. Его кожа отливала лунным серебром и выглядела слишком неестественно для такой мрачной комнаты, в которой даже не было окон, кроме тех, что были небольшими прямоугольниками у самого потолка. Но кроме того светились его глаза: красные, как закатное небо. Этот резкий контраст между тонкой фарфоровой кожей, холодными темно-русыми волосами и алыми глазами, вобравшими в себе столько жара, что вполне мог заставить льды таять, ощущался странно: с одной стороны, хотелось исправить негармоничную деталь, заменив другой, а с другой стороны, эта неуместность была очень привлекательна и очаровательна. Не увидеть мой интерес было сложно, поэтому ожидаемо его заметил этот «врачеватель». Улыбнувшись и сощурившись, он решил заговорить: — Нам очень жаль, что такое произошло с тобой, — я скривилась: не то от слов, не то от пощипывания ран. — Мы не собирались втягивать тебя в наши разборки. В отличие от некоторых… — он метнул острый взгляд-клинок в рыжего. — Меня зовут Лир Кудри, — подумав, он все-таки решил представиться. — Мой напарник — Двэйн Блэк. Двэйн в ответ лишь кивнул. Я сделала тоже самое. — Далия, — наверное, можно было и не представляться, учитывая ситуацию, в которую я попала, но от пресловутой воспитанности я отказаться не смогла. К сожалению — что я поняла в ту же секунду, как «безголовый» открыл рот. — Меня попрошу звать Анрей Сил, — и беззаботный, он улыбнулся, стреляя глазами. — Дорогая, мне невероятно жаль, что все так сложилось, — оторвать бы голову снова этому лицемеру. — Должен признать, что это полностью моя вина. Сердце застучало сильнее, а дыхание стало громче. Если бы не разбитый нос, я уверенна, что сейчас бы из него лились не струйки багровой крови, а валили клубы пара, как из сицилийского быка, в котором, я была бы не прочь, зажарить этого красавца. — Одними извинениями не отделаешься, — озвучил мои мысли эльф. — Ох, — наигранно охнул Анрей, — я и не собирался. Белая Дама, — позвал он меня, — как я могу загладить перед вами вину? Действительно хороший вопрос, потому что помимо банального желания избить его, можно придумать другие способы сделать парня более полезным для меня. Тупую злость стоит свести на нет, ради практичного разума, ищущего выгоду и всегда находящего ее. — … я решу это позже. Но сейчас, — памятуя Азула с его предприимчивостью, я подстраховалась, сделав выпад, — мне будет достаточно того, что ты одолжишь свою энергию. Пока он связан и находиться под слежкой этих двоих, можно быть уверенной в том, что я получу свое. Если он откажется исполнять мое желание позже, то я поимею сейчас хоть немного. Серо-зеленые глаза не изумились, но наполнились пониманием. — Да, — протянул парень, — точно — твоя уникальная способность… Хорошо, пусть будет по-твоему. Я хотела было подняться и направиться к «жертве» — ух, самой смешно от сего названия — но была остановлена мягким, но настойчивым касанием Лира. — Постой, — произнес он, не разжимая ладонь, — давай сначала поработаем с твоими ранами, а уж потом ты пойдешь «собирать дань» с мальца, — на последних словах он хмыкнул, почти беззлобно. — Ладно, — сдавшись, я плюхнулась обратно на сиденье. — Так из-за чего вы его преследовали? — нос заложило глубоко и бесповоротно. Голос становился все более гнусавым. Время не шло мне на пользу. — Он сделал компромат, — процедил Двэйн, — на нас и слил его морским «крысам», — тело его натянулось струной, грозящей в любой момент разорваться и больно хлестануть любого, кто попадет под «горячую руку». — Ха-ха, — зашелся в смехе Анрей, чье лицо заслонили рыжие кудри. — «Крысы»? — переспросил он едко и насмешливо. — А вы кто? Разве не такие же? — и вскинул голову, смотря через плечо на парня. Одной провокации хватило для того, чтобы струна издала последний свист, перед тем, как разорваться. Поддавшись вперед, стоявший позади дивана, Двэйн одной рукой сжал изголовье, а другой вцепился в горло пересмешника. Пальцы рук, начиная от точенных ногтей, почернели. — Еще слово — ты труп, — зло прошипел Блэк, еле сдерживая ярость. Два ядовитых взгляда скрестились друг с другом, прожигая насквозь. И хоть Анрей не подавал виду, скалясь в усмешке, брови его нахмурились, а губы дрогнули, стоило черному кольцу сжаться вокруг шеи. — Хватит, Двэйн. Он сейчас не в форме «всадника», — видимо, эльф имеет ввиду уникальную способность «язвы». — Лишние проблемы ни к чему, — и методично продолжил оказывать мне помощь, направив взор на руки. — Да-да, — елейно пропел Анрей, — послушай своего приятеля. Все итак знают про твою ядовитую кожу. Побойся раскрытия своей личности, — хватка усилилась, пальцы стали еще темнее. Сжав шею до такой степени, что и дышать было трудно, Двэйн, наконец, увидел, как с чужого лица сошла спесь. Он убрал руку, оставившую после себя темные пятна. За долю секунды пальцы Блэка приобрели природный окрас, а сам он выпрямился и тяжело вздохнул. — Под… — стоило все-таки задать интересующий меня вопрос. — Под «морскими крысами» вы подразумевали Ашегротто и братьев Лич? — я переводила взор с одного лица на другое. — Да, — ответил мне Лир. — Анрей проследил за нами и сделал компрометирующие нас фото, с которыми он и отправился в Мостро Лаундж. Пока что понятно только одно: ничего. Что за «компромат»? Причем здесь Мостро Лаундж? И главное: что они теперь будут делать с Анреем? — Теперь нам придется идти на сделку с ними, — добавил Двэйн. «Сделка», — то слово, что не предвещает ничего хорошего. Особенно, если она заключается с «наследником» Морской Ведьмы. — Нет ли способа… избежать этого? — уточнила я. — Нет, — сказал Лир, заглядывая в мои глаза своими — серьезными и смирившимися. — Если бы был, то мы бы определенно им воспользовались. Пока я, поникшая, сидела и бурила очами пол, фэйри достал бинты и принялся за перевязку. — И все из-за этой мерзы, — скривился смуглый юноша. — Ну-ну, — оправившись от удушья, Анрей снова продолжил нарываться, — не надо было соглашаться на продажу психотропов — тогда бы и не было причин сейчас так волноваться, — пожал скованными плечами парень. Невозможности для Двэйна втащить Анрею можно было посочувствовать, а спокойствием и сдержанностью Лира можно было только восхититься. Ситуация складывалась очень и очень неоднозначной, но, невольно, я больше склонялась к стороне преследователей. Возможно, потому что они и не хотели причинять мне вреда, а сейчас и вовсе лечили, извиняясь. — Говорить с ним бесполезно, — сказал соратнику Лир. — Далия, можно ли тебя попросить об услуге? Все, что было здесь пусть остается тайной, — он бегло мазнул взглядом по «безголовому всаднику» — о да, я все же считала отсылку — и вернулся ко мне. — Взамен проси, что хочешь. А вот это было очень даже неплохим подарком богини удачи. Как говорится, везде нужно искать нечто хорошее, да? — Тогда, — задумавшись, я припомнила события будущего и уверилась в том, куда использовать отвоеванный у судьбы шанс, — я желаю… *** Дорогое убранство подталкивало к тому, чтобы поддаться впечатлению и довериться. Приглушенные голубо-лазуревые огни бра убаюкивали, обволакивали былой пыл и сводили его на нет. И даже книги — былые верные подруги — стоявшие на полках, сейчас лишь прельщали обманом. Но прожила ли бы девушка так долго, если бы была настолько падка на внешнюю красоту? Ответ очевиден. Следуя воспитанности, как истинные джентльмены, хозяева заведения после обмена приветствиями предложили Раисе присесть на диване. Где, впрочем, уже сидели двое братьев-близнецов, но это не смутило и не поставило в неловкость. Девушка, выбрав место подле более сдержанного юноши, обворожительно улыбнулась тому, поразившись необычному сочетанию цветов глаз — лаймовый и лимонный. Парень вернул улыбку немного в ином виде: таком же ярком, но очерченным холодной опасностью и ускользающим от взора интересом. «О-о», — мысленно протянула девушка. «Похож. Еще как», — сразу же заприметив того, кто схож с ней, она одновременно и обрадовалась, и напряглась. Прекрасно, когда знаешь врага настолько хорошо, будто смотришь на собственное отражение. Вот только отражение всегда одно, а тот, кто стоит по другую сторону зеркала, должен понимать, что оно — его. Потому что свое лицо можно умыть и накрасить, скрыть недостатки и подчеркнуть достоинства. А если в отражении чужой лик, то он правдив. Не это ли самое страшное? — Так по какому вопросу вы пожаловали в «Мостро Лаундж»? — спросил серебровласый молодой человек, сидящий за столом и сложивший на него скрещенные пальцы, плотно сжатые в одну-единую конструкцию. — Я бы хотела узнать, найдется ли у вас свободная вакансия? Официант, допустим, — положив руки на приставленные друг к другу колени, девушка чуть подалась вперед, чтобы лучше разглядеть юношу перед дней. Он был неплох. Держался уверено, знал свое место и, скорее всего, свободно указывал на чужое. Но излишняя вычурность движений лица и экспрессивность интонации выдавала в нем волнение, некую попытку «показать», нежели «быть». Вот и снова он, забывшись, усмехнулся и попробовав скрыть это, поправил очки. — Конечно, — плавно произнес Азул, — «рабочие руки» всегда нужны, — конечно же, нужны. Потому, не тратя время попусту, Раису сразу ознакомили с особенностями работы в ресторане. Девушка слушала увлеченно и внимательно, ведь память и знания были полезны в данном деле, как ни в одном другом. Казалось, встреча пройдет без сучка и без задоринки, однако стоило перейти к теме «рабочий график», как начались разногласия. — Прошу прощения, — притворно начал Ашенгротто, — но я не могу принять вас на неполную рабочую смену. Те траты, которые уйдут на вас, работающей в малый срок, не покроют расходов. Выгоднее взять работника, готового отработать полную смену. Так что, ничего не поделаешь, — он пожал плечами и окинул огорченным взглядом девушку. «Тц. А ведь он сам недоволен таким раскладом дел… Неужели считает, что мое пребывание здесь настолько обременительно?», — укол досады кольнул сердце. Рая думала, что не только она понимает, насколько «Мостро Лаунджу» повезло с такой работницей. Но оказалось все по-другому… Или нет? — Поэтому я спрошу у вас, что вы можете предложить, что покроет расходы и принесет выгоду? Почему я должен вас нанять? — и смотрит прожигающе, будто рыбак закинул удочку и ждет, когда рыба клюнет. «Так вот в чем дело…», — стало и смешно, и противно. «Он выставляет все так, будто я — никчемный, ни кому не нужный балласт, что придется тащить на себе. Подразумевает, что мне нужно доказать, что я «достойна». И в этой попытке доказать я бы наверняка отдала бы намного большее, чем могу. Хитро. Подменил мотивации. Стал «прощупывать» почву», — ухмылка вырисовывается на губах девушки, не скрываясь. «Вот только рай не тот, а змеи мелковаты» — Ха, — вздыхает она. — Мне кажется, мы друг друга не поняли, — мечет взглядом, как дротиком, прямо в цель. — Суть не в том, что я, — акцентирует последнее, — могу предложить, а то что вы, — выделяет, — можете получить, — три пары округлившихся глаз, не мигая, смотрят на девушку, еле сдерживающую подступающий смех. — То, что я являюсь девушкой в юношеском колледже, делает меня хорошей кандидатурой для того, чтоб стать «лицом заведения». Не думаете ли вы, что интерес к заведению увеличится, если официанткой будет не опостылевший парень-сокурсник, а девушка? Полагаю, выгода очевидна, — закидывая одну на другую, Рая самодовольно оглядывает «аквариум». — Потому, можно простить мою «слабость» и нанять меня на работу? — прикладывая ладонь к щеке, она наклоняет голову набок, исподлобья наблюдая за парнями, один из которых присвистывает от такой дерзости. «Если бы наглость была вином, то эта девушка давно бы захлебнулась им», — так думали все присутствующие, оценивая маленькую сценку, развернувшуюся так буднично и легко. Упорство гостьи не вызвало недовольства, наоборот, оно было оценено и одобрено. Мысль оформилась и укрепилась — она должна работать здесь. Глупцы, которых было легко обвести вокруг пальца с помощью заманчивых предложений или принижающих пассажей, могли годиться лишь на роль слуг. Те же, кто не был обделен долей ума, а также смелости и хитрости, всегда были желанными соратниками. — Ха-ха, — послышался смех, сорвавшийся с уст старосты Октавинелль. — Я понял вас, — выпрямившись и приободрившись, Азул уверенно посмотрел на девушку. — Тогда… не хотите ли подписать контракт? — Давайте посмотрим, — согласилась Раиса, окидывая взором не менее довольного и заинтересованного заместителя и его брата, с ухмылкой взиравшего на происходящее. «И помните… какой куш сорвали и того, кто позволил вам это сделать».