Департамент Романтики

Дверь в переговорную резко распахнулась, пропуская влетевшего туда спиной вперед Коннора и вошедшего следом за ним Хэнка. Инкуб врезался задницей в стол, что больше обидно, чем больно, и поднял на ангела взгляд, в котором застыл вызов. Хлопок двери, и они оказались отрезаны от остального мира. Коннор весь напрягся, как струна, собираясь защищаться, если придется. Угроза, исходящая от Хэнка, не предвещала ничего хорошего. И после того, что произошло, Коннора точно уволят, сомневаться в этом даже не приходилось. — Что это сейчас было? — Коннор вздрогнул от интонации, с которой прозвучал вопрос. Ему захотелось немедленно залезть под стол, сжаться в комочек и, прикрыв голову руками, ждать, когда все закончится. Но инкуб упрямо держал зрительный контакт, хоть его уже начинало потряхивать. — Будь ты моим сыном, я бы тебя выпорол так, чтобы ты месяц сесть не мог, — продолжал злиться Хэнк. — Но я не твой сын. — Ты — мой подопечный! — инкуб не помнил, чтобы Хэнк хоть раз так повышал на кого-то голос. — И я несу за тебя ответственность! Как я могу полагаться на тебя в критические моменты, когда ты не можешь держать себя в руках даже в повседневной жизни? Коннор напряженно сопел, не зная, что сказать. Хэнк был прав, он никудышный напарник и брат. Они никогда не ссорились с Ричардом надолго исключительно потому, что Ричи всегда был более рациональным и банально в силу своей физиологии не мог сильно разозлиться или обидеться. Что же с ним теперь будет после того, как Коннор в него выстрелил? — Я не хотел, — тихо сказал инкуб, сжимая край стола до побелевших пальцев. — Ты уже взрослый парень, — покачал головой чуть смягчившийся Хэнк. — А ведешь себя, как глупое дитя, которому родители не хотят покупать леденец. Коннор почувствовал, как к щекам приливает кровь. Он никогда не думал, как выглядит в глазах своего напарника, а вот как оно оказывается выходило. Ладно, перед Ричи он обязательно извинится. А вот Хэнку выскажет все, что о нем думает прямо сейчас. Все равно уже терять нечего. Даже если его не уволят, после этого разговора Коннор пойдет и уволится сам. — Раз я — дитя, то ты — самоуверенный болван, который не видит дальше своего носа, — глаза предательски жгло, но инкуб не собирался больше молчать. — Может, я и выгляжу глупо для тебя. Но это не значит, что мои чувства не настоящие и меня можно не воспринимать всерьез. Коннор сморгнул тут же покатившуюся по щекам влагу, изо всех сил стараясь не всхлипнуть в голос. Хэнк растерянно выдохнул, сделал шаг к нему и замер, когда инкуб дернулся в сторону, уходя от возможного прикосновения. — Не нужно, — сказал Коннор, отвернув голову. Ему было стыдно за себя, но и поделать со своей натурой он ничего не мог. Эмоции всегда давались непросто. Они переполняли его, заставляя задыхаться от ненависти или любить, полностью отдаваясь этому чувству. Ох, лучше бы он был таким, как Ричи. Это помогло бы избежать подобных разочарований в жизни. — Коннор, послушай, — Хэнк остановился на расстоянии шага от него. — Я никогда не пренебрегал твоими чувствами и не умалял их значимость. Прости, если мои попытки сохранить дистанцию между нами выглядели именно так. — Тогда почему… — Если бы я допустил, чтобы мы сблизились, и потом привязался к тебе, то не знаю, что бы со мной было, когда ты удовлетворил бы свои желания и сбежал от меня. Инкубы легко влюбляются и легко остывают, остальные существа не такие, Коннор. — Ты многое знаешь об инкубах, Хэнк. Ты не хотел подпускать меня ближе, потому что… — Когда-то мне уже разбили сердце, — спокойно кивнул ангел. — Прости, что сделал тебе больно, но я не мог снова облажаться. Ты мне нравишься, очень нравишься. Но я уже не так молод, чтобы сломя голову кидаться в любовную интрижку, и потом снова просыпаться в пустой постели. — Хэнк, я не… — потрясенно прошептал инкуб. Он такого даже предположить не мог. Попросту не видел Хэнка с той стороны, где он мог оказаться столь же уязвимым, как он, когда речь касалась чувств. Брат был прав, упрекая Коннора в эгоизме. — Я не знал. — Конечно, ты не знал, святые небеса, ты весь дрожишь. Иди сюда. Хэнк приглашающе развел руки, предоставляя инкубу самому сделать первый шаг. Но Коннор не мог понять, что означал этот жест, и не спешил подчиняться своим желаниям, пока не разберется во всем окончательно. — Что это будет значить? — спросил он недоверчиво. Дрожь все еще не отпускала, но голос окреп и звучал уверенно. — То, что я хочу позаботиться о тебе. Хочу, чтобы ты был в порядке, разобрался в себе и решил, наконец, чего ты от меня хочешь. Не получив желаемого с самого начала, Коннор потратил много времени на размышления. И он пришел к выводу, что ему нравится быть рядом с напарником, даже если тот не отвечает взаимностью на его чувства. Инкубу нравилась работа в Департаменте, даже несмотря на некоторые сложности. Нравилось, как Хэнк понемногу посвящал его во все нюансы работы с подопечными. Нравилось смотреть на Хэнка. На его сосредоточенное лицо, когда он занимается бумажной работой. На уверенность в каждом действии, когда они выходили в мир людей. С Хэнком было хорошо и спокойно. И именно поэтому хотелось стать еще ближе, хотелось принадлежать ему, и чтобы он тоже… — Хочу быть твоим, — признался наконец Коннор, умоляя щеки не краснеть еще больше. Ну почему говорить о всевозможных касающихся сексуальных утех вещах он мог сколько угодно, а когда дело касалось чувств, начинал краснеть и тупить, как не пойми кто? — Иди сюда, — позвал Хэнк, и они одновременно сделали шаг навстречу. Коннор счастливо выдохнул, когда его наконец-то сжали в объятиях. И это ощущалось намного, намного лучше, чем он себе представлял. Инкуб обнял в ответ, прижимаясь еще крепче, чувствуя, как теплые широкие ладони успокаивающе поглаживают спину. Как от этого унимается проклятая нервная дрожь и тело расслабляется. — Спасибо, — прошептал Коннор куда-то в ключицу ангела. Хэнк погладил его по волосам, бережно сжал пальцами подбородок, заставляя поднять голову, и прижался губами в легком поцелуе, от которого у инкуба закружилась голова, будто его никто никогда до этого не целовал. Хотя так осторожно и нежно — точно никогда. — Спасибо. Спасибо. Спасибо, — только и мог выдыхать Коннор между ласковыми поцелуями. Ему казалось, будто у него заново выросли крылья, таким легким и счастливым он себя ощущал. Оттащить Ричарда в сторону от любопытных глаз, наверное, было не самой лучшей идеей. Гэвину пришлось закусить губу, чтобы не стонать в голос. Ричард двигался не слишком быстро и довольно осторожно, но у Гэвина давно ни с кем не было близости, поэтому сейчас все ощущалось необыкновенно остро. Наверное, это было слишком эгоистично с обеих сторон. Зная, что Гэвин давно влюблен в него и не сможет отказать, Ричард поцеловал его первым. Зная, что все, что чувствует сейчас купидон — результат выстрела и не более, Гэвин не препятствовал происходящему, а, наоборот, охотно позволял Ричарду взять все, что он захочет. Демон подставлял шею под жаркие, болезненные поцелуи, представляя, что завтра весь Департамент увидит оставшиеся после них следы, и только больше от этого заводясь. Стол натужно скрипел под их общим весом. Гэвин снова еле сдержался, чтобы не застонать, когда ангел немного поменял угол и стало особенно хорошо. Он так давно этого хотел. Хотел, чтобы Ричи нуждался в нем так, как он сам нуждался в его внимании. Чтобы смотрел с жаждой и обожанием, целовал, словно губы демона — единственный источник влаги на свете. — Ричи, — прошептал Гэвин, обхватывая его ногами и прижимая теснее к себе. — Тебе хорошо? Вместо ответа ангел уткнулся лицом в шею любовника и глухо застонал. Это все было ужасно неправильно, ненормально, и так сладко, что попросить его остановиться Гэвин бы просто не смог. Да, когда все закончится, они оба пожалеют об этом. Возможно, не смогут больше работать вместе. Но сейчас ничего не имело значения, кроме ускорившегося темпа и слившегося в одно тяжелого дыхания. Гэвин чувствовал, как внизу становится невыносимо горячо, слышал, как Ричи не переставая тихо стонет, вцепившись в него мертвой хваткой. — Посмотри на меня, — срывающимся голосом попросил демон. — Рич, посмотри. Ангел поднял голову и встретился глазами с таким же подернутым дымкой удовольствия, обреченным взглядом. — Люблю тебя, — выдохнул Гэвин, вздрагивая от ставшего невыносимым, почти болезненным удовольствия. Гэвин тяжело, с хрипом дышал, но упрямо держал его лицо в ладонях, не прерывая зрительный контакт. Он был готов отдать что угодно, лишь бы это никогда не кончалось. Лишь бы Ричард любил, хотя бы вполовину так же сильно, как Гэвин любит его. Лишь бы он и правда обрел способность любить.